|
нтрализованная редистрибуция, отсутствовали свободные по-европейски рынок и
частная собственность. Иными словами, в структурном плане Индия всецело
принадлежит к традиционному Востоку и не имеет ничего общего с античностью,
хотя индоарии генетически достаточно близки древним грекам (имеется в виду их
индоевропейская общность). Это еще раз свидетельствует о том, что уникальность
античной Греции — результат именно социальной мутации, но не, скажем, специфики
этногенеза. Однако структурная общность Индии с остальным Востоком, включая
Ближний, никак не означает, что между ближневосточным и индийским регионами нет
важной и весьма существенной разницы. Она есть, хотя и не в структуре
экономических и связанных с ними отношений.
Разница — в цивилизации, в культурных традициях, в исторически
обусловленных формах организации социума. В конечном счете во всем том, что
нашло свое выражение в виде варново-кастовой и общинной систем. Игнорирование
этой специфики образа жизни индийцев и стремление вписать древнеиндийское
общество в привычный ряд стран так называемой рабовладельческой формации
нередко приводило в отечественной историографии к тому, что на передний план
выходило не то, что характеризует реалии древнеиндийской истории, а нечто
искусственно привнесенное извне, от утопической теории. Поэтому весьма
существенно исправить перекосы и обратить внимание именно на индийские варны и
касты, на индийскую общину, на слабость традиционной индийской
государственности как на подлинную и заслуживающую осмысления и оценки
особенность Индии.
Глава II
Древний Китай;
формирование основ государства и общества
В отличие от Индии Китай — страна истории. Начиная с глубокой древности
умелые и старательные грамотеи-летописцы фиксировали на гадательных костях и
панцирях черепах, бамбуковых планках и шелке, а затем и на бумаге все то, что
они видели и слышали, что • происходило вокруг них и заслуживало упоминания.
Отсюда — гигантское, практически необозримое количество письменных источников,
которые, в сочетании с обильными данными археологии, дают богатый материал для
реконструкции политических событий, социальных процессов, мировоззренческих
идей. Не все источники и далеко не во всем заслуживают полного доверия: стоит
напомнить, что значительная часть текстов — прежде всего трактаты
религиозно-этического содержания, но частично также и исторические сочинения —
имеет явно дидактический характер. Одно несомненно: все древнекитайские тексты,
или почти все, сыграли огромную роль в последующей ориентации страны и народа,
китайской цивилизации. Канонизированные потомками такие тексты, и прежде всего
те из них, в которых излагались учение древнекитайского мудреца Конфуция и
связанный с этим учением взгляд на вещи, на мир, на человека, на общество и
государство, сыграли в истории и культуре Китая не меньшую роль, нежели
доктрины брахманизма, буддизма и индуизма в судьбах Индии. И хотя между
китайским и индийским взглядами на мир было нечто общее в самом глубинном
мировоззренческом аспекте — именно то, что отличало Индию и Китай в этом плане
от ближневосточно-средиземноморской системы мировоззренческих ценностей,—
китайская цивилизация всегда была уникальной и во многом расходилась со всеми
остальными, включая и индийскую. А по некоторым пунктам разница между Китаем и
Индией была огромной.
Начать с того, что если в Индии определенный кармой и пожизненно
фиксированный социальный статус индивида почти не предоставлял простора для
престижных устремлений и это сыграло существенную роль в устремлении людей в
сторону поиска мокши и нирваны, в направлении к впечатляющим, но практически
мало полезным упражнениям и ухищрениям аскезы и йоги, то в Китае, напротив,
каждый всегда считался кузнецом своего счастья в земной жизни.
Социально-политическая активность, едва заметная в Индии, здесь была — как,
впрочем, и на Ближнем Востоке и тем более в Европе — основой стремления к
улучшению жизни и личной доли каждого. При этом характерно, что если в
ближневосточно-средиземноморском регионе такого рода активность со временем
стала всерьез подавляться религией, призывавшей к царствию небесному либо
настаивавшей на божественном предопределении (именно такого рода идеи были
характеры для мировых монотеистических религий, христианства и ислама), то в
Китае активный акцент на поиски земного счастья, сделанный еще Конфуцием,
продолжал неизменно существовать всегда. И это далеко еще не достаточно
отмеченное специалистами обстоятельство сыграло существенную роль как в истории
страны, так и в жизни ее народа, социальную активность которого трудно
переоценить. Можно сказать, в частности, что именно с древности ведется отсчет
небывалой насыщенности китайской истории массовыми народными движениями. В этом
же корни столь заметной и типичной именно для Китая социальной мобильности.
Возникновение китайской цивилизации
Древнекитайский очаг земледельческого неолита возник примерно в VI—V
тысячелетиях до н.э. в бассейне Хуанхэ. Это хорошо известная специалистам
культура Яншао. Расписная керамика и навыки выращивания зерновых культур,
прежде всего чумизы, равно как и знакомство с одомашниванием скота (свинья),
позволяют, наряду с некоторыми другими аналогичными факторами, ставить вопрос о
ее генетической связи с аналогичными культурами расписной керамики более
западных регионов, в частности ближневосточного, где происходила неолитическая
революция и откуда шло массовое расселение неолитических земледельцев. И хотя
этот взгляд на генезис китайского неолита вызывает возражения, значимость
которых усилилась за последние годы в связи с открытием юго-восточного
азиатского центра незернового земледельческого неолита (таро, яме, батат,
бобовые), тем не менее многое, включая и некоторые новые археологические
раскопки в западных районах Китая, по-прежнему
|
|