олкованием религиозно-философские трактаты (брахманы, араньяки, упанишады), 
монументальные эпические сказания о героях и подвигах далекого прошлого 
(Махабхарата и Рамаяна), да еще легенды-пураны и составленные сравнительно 
поздно, на рубеже нашей эры, систематизированные политико-экономические 
трактаты вроде законов Ману или Артхашастры — вот, по существу, едва ли не все, 
чем может располагать историк при попытке реконструировать древние периоды 
истории Индии и очертить основные параметры ее общества и культуры. Ни 
летописных хроник, ни записей исторических событий, ни документов в 
распоряжении науки нет или почти нет.
    Естественно, характер источников определил как тот круг сведений, которыми 
мы можем оперировать, так и степень точности, с которой можно делать выводы о 
древнеиндийском обществе. Одно несомненно: скудный и односторонний комплекс 
данных — не случайность, не результат недостаточных поисков или гибели важных 
документов в невыясненных пока ситуациях, напротив, это вполне адекватное 
отражение структуры самого общества, его самоидентификации. В обществе с 
подчеркнутым вниманием к религиозно-духовным проблемам, с поисками очищения, 
спасения и избавления от тягот и страданий жизни в уходе от нее (стремление к 
аскезе, мокше, нирване), с идеей воздаяния (кармы) как закономерного 
вознаграждения каждому за его заслуги либо прегрешения в прошлой жизни, словом, 
с его явной устремленностью от бытия к небытию, от внешнего к внутреннему, от 
общественного к биологически-личностному,— в таком обществе, весьма значительно 
отличавшемся от окружавших его, практически нет места социально-исторической 
памяти в какой-либо иной форме, кроме религиозно-эпической, 
мифологически-культовой.
    Если ставить вопрос о причинах столь существенного отклонения от нормы, то 
едва ли не на передний план выйдет все тот же вопрос о мигрантах-индоариях, для 
которых задачи консолидации и выживания на новой родине и в чуждом окружении 
как раз и свелись к консервации памяти прошлого — того далекого прошлого, 
которое не имело социально-политических форм и не могло быть зафиксированным в 
виде исторических описаний и тем более деловых документов. Это прошлое было 
канонизировано в религиозно-мифологической форме и в этой форме сохранилось в 
памяти поколений. Последующий же акцент на религиозно-духовные проблемы лишь 
закрепил ранее начатое и в свою очередь определил приоритеты в складывавшейся 
системе ценностей индийской цивилизации. История и политические события в 
рамках этой системы были лишь бледным и малозначимым фоном, оттенявшим главное 
и самое существенное для индийцев — их санкционированный религиозными нормами и 
духовной культурой образ жизни, включая социальную структуру, 
социально-семейные связи и прежде всего твердо фиксированные и веками 
сохранявшиеся практически в неизменном или малоизменявшемся состоянии 
мировоззренческие ориентиры.
    
   Социальная структура индоариев
   периода вед (конец II — начало 1 тысячелетия до н.э.)
    Племена индоариев в ранних ведических текстах предстают в виде коллективов, 
выступающих как единое целое, но уже знакомых с социальными и имущественными 
различиями. Иными словами, это племена типа протогосударств во главе с вождями. 
Из среды рядовых общинников в них выделились две влиятельные прослойки — 
жрецы-брахманы, хранители ритуально-мифологической памяти, отправлявшие сложные 
культовые функции и пользовавшиеся огромным престижем и немалой реальной 
властью, и правители-военачальники, они же аристократы-кшатрии, которые 
возглавляли коллективы и управляли ими. Судя по некоторым данным Ригведы, 
правители протогосударств выступали в качестве верховных распорядителей 
общественного достояния, что проявлялось, в частности, в их праве выделять 
брахманам ту или иную часть общих земель. Выступая в обычной функции высших 
субъектов власти-собственности и верховных редистрибуторов, эти правители 
(раджи) собирали с общинников ренту-налог (обычно это была шестая доля урожая), 
которая постепенно превращалась из добровольного взноса в обязательную подать. 
Правители возглавляли аппарат администрации, существовавший за счет 
редистрибуции избыточного продукта (ренты-налога), причем значительная доля 
этого аппарата комплектовалась из близких родичей правителя, составлявших его 
опору. В функции администрации во главе с правителем входили охрана коллектива, 
управление им, судопроизводство и т.п.
    Данные текстов свидетельствуют о том, что власть правителей была еще не 
очень прочной. Во многих протогосударствах она была выборной, причем именно там 
большим влиянием пользовались советы старших, собрания знатных — обстоятельство,
 которое побуждает некоторых исследователей говорить о «республиках». В других 
уже был заметен акцент на наследование власти правителя — и тогда собрание 
старших превращалось в паришад, совет знати при монархе с ограниченными 
консультативными функциями. Но в любом случае власть правителя не была 
абсолютной. Царь вынужден был считаться с мнением членов совета, не говоря уже 
о привычных нормах и традициях коллектива в целом; бывали случаи, когда не 
поладившие с подданными правители изгонялись. ' Роль советов и собраний старших 
и знатных бывала особенно заметной в нередких случаях ожесточенной борьбы за 
власть враждующих знатных кланов или наследников умершего раджи. В принципе 
такого рода отношения типичны для ранних протогосударств. Но для древней Индии 
спецификой было постепенное обособление в привилегированной группе 
социально-политических верхов упомянутых уже двух важнейших слоев — 
жрецов-брахманов и аристократов-кшатриев. Противостояние их друг другу с острым 
взаимным соперничеством (как упоминалось, основа высочайшего престижа и немалой 
власти слоя жрецов-брахманов заключалась в их монополии на 
ритуально-мифологическую