олода и 
отсталости. Стоит в этой связи заметить, что Голландская Индия была практически 
лишена и тех пусть небольших, но все же существенных для развития страны 
промышленных нововведений, которые реализовывались в других колониальных 
странах, в частности в Британской Индии.
    
   Филиппины
    Географически Филиппины — это часть все того же островного мира 
Юго-Восточной Азии. Но, будучи восточной и исторически периферийной его частью, 
Филиппинский архипелаг развивался более замедленными темпами, что не преминуло 
сказаться на результатах: к моменту вторжения испанцев на Филиппины в XVI в. 
только небольшая часть населения островов начала переходить от первобытности к 
ранним государственным образованиям.
    Население Филиппин в принципе комплектовалось из тех же компонентов, что и 
остальной островной мир: на древний негро-австралоидный субстрат во II —1 
тысячелетиях до н.э. волнами наслаивались аустронезийцы южномонголоидного типа. 
Но набегали эти волны не сушей через Малайю, как то было на западе, а морем, 
порой через Тайвань, причем все из того же Южного Китая. С рубежа нашей эры, 
когда Малайя и Индонезия в ее западной части были уже индианизированы, 
индо-буддийская культура стала понемногу проникать и на восток, в том числе и 
на Филиппины. Культурные контакты, однако, шли крайне медленными темпами. Связи 
с буддийской Шривиджайей, а позже с индуистской культурой Маджапахита сыграли 
определенную роль в развитии местного населения, но больших результатов на дали.
 Быть может, большее значение в этом смысле имела исторически новая китайская 
миграция: в конце 1 тысячелетия на Филиппин стали прибывать китайцы, но уже не 
те южнокитайские племена юэ, которые тысячелетием-двумя ранее сыграли роль 
одного из компонентов местного населения, а жители высокоразвитой империи, 
несшие с собой многогранную и яркую культуру. Археологические данные, в 
частности, свидетельствуют о том, что в начале нашего тысячелетия материальная 
и духовная культура местного населения находилась под сильным влиянием как 
Индии, так и Китая. С XIV в. через южные острова на Филиппины стал проникать и 
ислам, причем именно проникновение ислама способствовало возникновению здесь 
первых очагов государственности.
    Зафиксированные испанцами в XVI в. данные позволяют, хотя и фрагментарно, 
проследить этот процесс. На островах существовали общины-балангаи, власть в 
которых принадлежала старейшинам. Средний размер общины 30 — 100 семей, но были 
и более крупные, до 1—2 тыс. Наиболее развитые из них вели войны с соседями, 
причем в случае удачи вчерашний общинный старейшина становился правителем 
надобщинного протогосударства. Вожди такого рода вначале именовались 
преимущественно индийскими терминами, чаще всего раджа, иногда — дато. 
Терминология в данном случае является индикатором влияний.
    В XV и начале XVI в., когда португальцы изгнали из Малакки султана и его 
родню, часть их мигрировала на восток и достигла Филиппин. На юге архипелага 
население стало быстро исламизироваться, а первые государственные образования 
принимали форму султанатов, что в это время было уже обычным для всего 
островного мира, включая Малайю и Индонезию. По характеру ранние султанаты были 
еще очень примитивными: вокруг вождя (султана), выборного либо уже 
наследственного, группировались социальные верхи, благородные, которые жили за 
счет редистрибуции дохода (ренты-налога) с общин и труда разных зависимых 
категорий, из числа как пленных и чужаков, так и разорившихся общинников. Вся 
эта форма социально-политической организации уже в 1433 г. была зафиксирована в 
судебнике, определявшем наказания за различные проступки в зависимости от 
социального статуса человека. Земля находилась в верховном владении правителя 
(султана, раджи, дато), выступавшего в функции субъекта власти-собственности и 
наделявшего землями тех, кому он считал нужным их дать. У некоторых народов под 
западным влиянием возникали и свои формы письменности на южноиндийской 
графической основе.
    Экспедиция Магеллана, бросившего якорь на острове Себу в 1521 г. на пути к 
Молуккским островам, привела к открытию и освоению архипелега испанцами. Хотя 
первая попытка подчинить местных правителей и прочно обосноваться здесь была 
неудачной для испанцев (сам Магеллан погиб на Себу, а его победитель Лапу-Лапу 
до наших дней почитается как первый герой в борьбе за независимость), она не 
пропала даром: уже в середине XVI в. испанцы достаточно твердо чувствовали себя 
на архипелаге, который в 1542 г. был назван ими в честь принца Филиппа, 
будущего короля Филиппа II. Успешные завоевания и освоение новых выгодных 
районов, в частности создание порта Манила в 1570 г., привели к тому, что в 
конце XVI в. испанцы не только были полными хозяевами на севере и в центре 
архипелага, но и успешно христианизировали население захваченных ими районов. 
Только мусульманский юг, «страна Моро» (мавров), как называли его испанцы, 
оставался мятежной периферией вплоть до XIX в., да и после этого, даже в наши 
дни, он заметно отличается от других частей Филиппин.
    Христианизированные и испанизированные части архипелага в принципе мало чем 
отличались от латинизированной теми же испанцами приблизительно в то же время 
Америки. Те же наместники короля и губернаторы провинций, опиравшиеся на 
аппарат чиновников и богатые слои испанских колонизаторов. Та же всесильная 
католическая церковь с ее неистовыми монахами-миссионерами различных орденов и 
в целом весьма послушная им паства. Правда, методы завоевания и поддержания 
порядка здесь были менее жестокими: на Филиппинах не было золота, столь 
разжигавшего страсти конкистадоров. А для освоения страны нужны были люди, 
которых следовало беречь (в XVII в. население архипелага составляло около 500 
тыс. человек, из них около 1% испанцев).
    Система управления на первых порах тоже формировалась по общем