ие арабских гулямов-мамлюков, из числа иноплеменных мальчиков-рабов 
(девширме), воспитывавшихся при султанском дворе в специальных школах-казармах, 
которые находились под опекой дервишей из влиятельного суфийского ордена 
Бекташи.
    Военно-ленная система условно-наследственного землевладения оказалась 
весьма удачной основой для османской Турции. Земель и обрабатывавших ее 
крестьян было достаточно, доходы казны все время возрастали за счет завоеваний 
и присоединения новых земель, не говоря уже о военной добыче, развивавшейся 
торговле и процветавших городах. За счет только что описанной и в целом неплохо 
продуманной системы централизованной редистрибуции всех доходов существовал 
эффективный военный аппарат, обеспечивавший могущество империи. Легитимизация 
власти султана в начале XVI в. в связи с ликвидацией халифата как института 
тоже сделала свое дело: турецкий султан для правоверных оказался практически 
высшим духовным авторитетом, наместником Аллаха на земле.
    По мере роста империи ее внутренняя структура усложнялась, особенно 
вследствие присоединения к османской Турции областей с иными структурными 
основами (Балканы). Менялась и внутренняя система управления. Так, по мере 
усложнения администрации в империи появилась немалая прослойка гражданских 
чиновников, которые были приравнены к воинам-аскери (люди меча и люди пера — 
два разряда аскери) и получили право на служебные наделы типа все тех же 
тимаров. Кроме того, в стране появился влиятельный слой высших должностных лиц 
из числа сановников и султанской родни. Эти люди наделялись крупными земельными 
владениями — хаосами и арпалыками.
    Хассы и арпалыки представляли собой территории, обладавшие налоговым 
иммунитетом: вся сумма налогов, взимавшихся с земледельцев этих районов, 
целиком шла их владельцам. Это давало возможность для большей, чем в тимарах со 
строго фиксированной суммой дохода, эксплуатации производителя, тем более что 
сами владельцы обычно взиманием налогов не занимались, доверяя это хлопотное 
дело посредникам-откупщикам, мультазимам. Мультазимы же выжимали из 
крестьян-райя все, что можно было. Но зато владения типа хаосов и арпалыков не 
были наследственными. Иными словами, государство как институт сохраняло за 
собой повседневный строгий контроль за положением дел в тимарах и не упускало 
из сферы своего внимания ситуацию в хассах и арпалыках. Естественно, для столь 
строгого централизованного контроля нужен был эффективный государственный 
аппарат.
    В османской Турции этот аппарат, как и вся система администрации, вся 
внутренняя структура империи, был очень близок к тому классическому эталону, 
который соответствует генеральной схеме командно-административной структуры 
традиционного Востока, включая институты власти-собственности и 
централизованной редистрибуции. Все земли империи считались государственными, а 
распоряжался ими от имени султана аппарат власти. На завоеванных территориях 
формы землевладения частично изменялись в соответствии с османскими стандартами,
 частично оставались прежними, но при этом все же приводились в соответствие с 
теми порядками, которые были приняты в империи.
    Как уже упоминалось, формы землевладения в империи сводились примерно к 
следующему. Существовало условное земельное владение наследственного типа 
(тимары, зеаметы) и ненаследственного (хассы и арпалыки). Часть земель 
находилась в частном владении: это были мелкие в основном мульки, собственники 
которых платили налог в казну. Существовали и навечно прикрепленные к 
религиозным учреждениям освобожденные от налогов вакуфные земли. Нередко для 
освобождения от налогов владельцы мульков переводили свои земли в разряд 
вакуфов, оговаривая для себя небольшой доход. Когда этот процесс принимал 
угрожающие размеры, государство обычно вмешивалось и восстанавливало статус-кво.
 Если учесть многообразие местных форм землевладения в отдаленных землях, будь 
то балканские или, позже, арабские, то перечень деталей можно было бы и 
продолжить. Однако это не изменило бы сути дела.
    Суть же всего описанного состояла в том, что ни одна из многочисленных форм 
земельных взаимоотношений не предоставляла условий для роста и тем более 
укрепления феодального сепаратизма. Наследственное владение мелкими 
пожалованиями и ненаследственное владение крупными территориями не 
способствовали возникновению влиятельной прослойки владетельной наследственной 
аристократии, альтернативой которой в османском обществе были сильная 
центральная власть и мощный государственный аппарат, ключевые должности в 
котором замещались на основе не сословных, но личностных связей (меритократия, 
протекционизм, активная социальная мобильность).
    Слабостью структуры было именно то, что в ней преобладали не 
институциональные, объективно фиксируемые (как то было, например, в китайской 
империи), но именно личностные связи. До поры до времени эта слабость не была 
заметной, однако после XVI в. все сильнее, как о том будет сказано ниже, стала 
давать о себе знать. Так как же все-таки выглядела система власти, основанная 
преимущественно на личностных связях?
    Едва ли не наиболее слабым звеном этой системы была вершина ее, власть 
самого султана. Восходящая к недавнему прошлому, к родоплеменным традициям 
кочевников, система наследования еще не сумела выработать стройные принципы 
конического клана, майората, примогенитуры (первородства), хотя эти принципы в 
эпоху халифата уже длительное время отрабатывались, особенно в различных 
эмиратах и султанатах распавшегося халифата. Отсутствие неоспоримого права 
старшего сына на трон вело к спорадическим династийным конфликтам, подчас 
выливавшимся в ожесточенную борьбу за власть. В условиях, когда практически 
каждый представитель данного поколения в численно большом семейно-клановом 
коллективе (гарейы турецких султанов всегда отличались своими размерами, что 
вело, естественно, к обилию наследников у каждого из них) потенциально имел 
право на власть, такого рода борьба была практически не