ей участи. Как-то ранним утром 
тишина провинциального местечка была нарушена резкими взрывами хлопушек — так 
обычно приветствовали прибытие почетного гостя.
      —  Что означает этот шум в такой ранний час? — с раздражением крикнул 
князь Чжуан.
      — Прибыл императорский посланец, — ответил его слуга.
      Князь заволновался и, стараясь держать себя спокойно, спросил:
      —  Не за мной ли он приехал?
      —  Нет, он проездом по своим делам, — успокоил его слуга.
      Но слуга ошибся. Императорский посланец, начальник Приказа общественных 
работ Гэ Баохуа, прибыл по делу князя и направился в его апартаменты.
      Когда они поприветствовали друг друга, князь Чжуан забросал пришельца 
вопросами о дворцовой жизни. Последний давал лаконичные ответы.
      После короткой беседы императорский посланец Гэ Баохуа, осмотрев покои 
князя, выбрал пустую комнату, где предполагалось объявить указ вдовствующей 
императрицы. Затем он вернулся к князю Чжуану и заявил, что имеет императорское 
поручение зачитать ему приговор о его самоубийстве и присутствовать при 
исполнении приговора. Князю было предложено стать на колени и выслушать 
приговор.
      — Вы хотите лишить меня жизни? — прозвучал сдавленный голос обреченного.
      Императорский посланец не ответил и продолжал читать указ стоявшему на 
коленях князю. Когда чтение было закончено, обреченный промолвил:
      —  Значит, нужно совершить самоубийство.
      Князь Чжуан попросил разрешения попрощаться с семьей. В комнату вошел его 
сын. Обращаясь к нему, князь сказал: «Помни — наш долг делать все, что в силах, 
во имя родины. Любой ценой нельзя допустить, чтобы иностранцы завладели славой 
империи, завоеванной для нас нашими предками». Его сын зарыдал и не мог в 
волнении ничего ответить. Стоявшая рядом наложница от сильного переживания 
упала в обморок.
      — Где моя смертная комната? - осведомился князь Чжуан.
      —  Прошу Ваше высочество пройти в отведенную для вас комнату в задней 
части дома, — ответил императорский посланец.
      Приговоренный последовал в указанную комнату, где увидел приготовленную 
перекладину и петлю из шелкового шнура. Он сам надел себе на шею петлю и 
удушился.
      Начальник Уголовного приказа Чжао Шуцяо слыл любимцем вдовствующей 
императрицы Цыси. Стараясь спасти ему жизнь, она вначале приговорила его к 
пожизненному заключению; и хотя он был заточен в городе Сиане, но имел 
возможность встречаться с родственниками.
      До вынесения приговора вдовствующая императрица как-то на одном из 
совещаний Верховного императорского совета сказала: «Я не могу поверить, что 
Чжао Шуцяо симпатизировал ихэтуаням. Его ошибка состояла в том, что он 
недооценил серьезность положения». Когда до Чжао Шуцяо дошли эти слова Цыси, он 
воспрянул духом и был уверен, что его жизнь вне опасности.
      Однако спустя несколько дней стало известно, что державы настаивают на 
смертной казни Чжао Шуцяо. Такая новость вызвала сильное возбуждение в его 
родном городе. Около 300 именитых граждан Сианя направили в канцелярию 
Верховного императорского совета петицию, в которой от имени всей общины 
просили сохранить ему жизнь. Совет не решился передать эту петицию вдовствующей 
императрице, но ее составителям было сказанр, что смертный приговор — акт 
чудовищной несправедливости.
      Когда слухи о смертном приговоре Чжао Шуцяю стали устойчивыми, 
возбужденная толпа собралась возле места его заключения и пригрозила: если 
приговоренного будут переводить из тюрьмы для исполнения приговора, его 
освободят силой. Опасаясь, что это приведет к смуте, Верховный императорский 
совет решил испросить разрешение у Цыси: пусть Чжао Шуцяо будет дозволено 
покончить жизнь самоубийством на месте его заключения. Такое разрешение было 
получено. Губернатору провинции было поручено прибыть в тюрьму и объявить Чжао 
Шуцяо императорский указ, согласно которому вдовствующая императрица Цыси 
всемилостиво разрешила ему покончить жизнь самоубийством. Выслушав в глубоком 
молчании приговор, осужденный спросил:
      — Больше не будет других указов?
      — Нет, — последовал ответ.
      — Безусловно, так должно и быть, - сказал Чжао Шуцяо.
      Находившаяся здесь его жена вмешалась в разговор:
      — Если нет надежды на его спасение, разрешите мне умереть вместе с ним.
      Жена дала мужу яд, но доза оказалась недостаточной и не возымела действия 
на его крепкий организм: он оставался в здравом уме, нормально разговаривал о 
церемонии его похорон. Стало очевидно, что такая доза яда не угрожает его жизни.
 Губернатор приказал служителю дать осужденному опиум, но и это не свалило его 
с ног. Тогда ему дали дозу мышьяка. Обреченный упал на пол и, корчась от 
нестерпимой боли, в страшных конвульсиях застонал, стал бить кулаками в свою 
грудь: сильный организм оказывал упорное сопротивление смерти. Чтобы ускорить 
развязку, было предложено намочить в ханшине бумагу из коры тутового дерева и 
заткнуть ею рот и ноздри несчастного. Чжао Шуцяо задохнулся и умер. Вместе с 
ним покончила жизнь самоубийством и его жена.
      Юй Сянь — бывший губернатор провинции Шаньдун, а затем провинции Шаньси, 
приговоренный к самоудушению, написал перед смертью прощальную оду:
      «Чиновник умирает за своего властелина; жены и наложницы умирают за 
своего господина. Кто может сказать, что это непристойно? Печально, что моя 
старая мать в возрасте 90 лет и маленькая дочь 7 лет останутся одинокими. Кто 
защитит старую женщину и нежную девочку? Как будет исполнена сыновия 
почтительность к родителю? Властелин повелевает, чиновник повинуется. Я убивал 
других; теперь пришел мой черед - убивают меня. Почему же я должен сожалеть по 
этому поводу? Только одно вызывает во мне стыд — я служил моему повелителю все 
эти годы и имел высокий ранг в трех провинциях, но заслуги мои были словно 
песчинка в пустыне или