, которое 
японцы взяли из китайского языка. У себя на родине оно означало «божественная 
истина», а придя в Японию, стало означать «путь богов» и использовалось для 
обозначения японского культа в противовес буддизму, т. е. «учению Будды». После 
этого продолжалось сосуществование двух этих религий и их активное 
взаимовлияние. Стремление коренных жителей приспособить высокоразвитое 
философское учение, обладавшее нескончаемой глубиной, но, увы, недоступное 
пониманию того уровня сознания, которым обладали японцы того времени, к своим, 
более практическим нуждам, было невероятно сильно. Чтобы как-то примирить 
местных богов с чужеземными, их стали рассматривать как предков, достигших 
просветления и вернувшихся к потомкам, дабы помочь им избавиться от страданий. 
Это вполне соответствовало канонам принятой в Японии разновидности буддизма — 
махаяны. Таким образом, обе религии были примирены и могли продолжать свое 
существование на новом уровне взаимоотношений. Желание объединить два учения 
было обоюдным, что и привело к столь быстрым успешным результатам, достигнутым 
в этом направлении. Буддизм, так же, как и синто, впитал в себя местные 
божества, выработав несколько вариантов возможного вписывания их в собственный 
канон. По одному из них, божества-ками считались существами, страдающими от 
перевоплощений сансары и нуждающиеся в спасении наравне со всеми остальными. В 
документах того времени можно встретить неоднократные свидетельства того, что 
ками по собственной воле выражали желание обрести спасение и покой. Для этой 
цели к каждому синтоистскому святилищу приставлялся буддистский монах, 
обязанный читать сутры перед изображениями японских божеств, дабы помочь им 
обрести желанное избавление от страданий. Тогда же в синтоистский храмовый 
комплекс вошло специально отведенное для буддистских монахов помещение. 
Согласно второму варианту буддистского восприятия местных богов, последние 
рассматривались как новые защитники буддистского учения и на этом основании 
включались в буддистский пантеон. Это довольно традиционный прием, выработанный 
за время «общения» со старыми культами Индии, Китая и Кореи, на смену которым 
пришел буддизм. При входе в буддистский храм первое, что видит посетитель, — 
это статуи воинственных языческих богов с довольно свирепой внешностью, которые 
служат для того, чтобы помешать злым духам проникнуть в святая святых. Первым 
из японских богов, начавшим выполнять такие «охранные» функции, стал бог войны 
Хатиман, достаточно недружелюбный, чтобы отпугнуть любых незваных гостей. 
Несмотря на подобные меры, все же сохранялись некоторые незначительные, на наш 
взгляд, но весьма значимые для японцев осложнения в отношениях двух культов, 
проявление которых жители страны видели в различных болезнях и прочих 
неприятностях. Так, например, при возведении нового храма необходимо было 
испросить разрешения у богов обеих религий. Сохранились свидетельства случаев, 
когда император заболевал, если для строительства буддистского храма брался 
материал со священной горы, из священной чащи и т. п. Со временем подобные 
записи не только не исчезали, но, напротив, количество их лишь увеличивалось. 
По мнению исследователей, этот факт можно объяснить все возрастающим 
авторитетом синто как способа утверждения национального достоинства. Проще 
говоря, прошла некая «мода» на буддизм, и японцы обратились к истокам. В 
буддизме произошел даже пересмотр позиции по отношению к ками: теперь это не 
просто нуждающиеся в спасении существа, но и грозная сила, с которой нужно 
считаться.
     Культура в период возникновения государства. Литература 
     В этот период истории древней японской литературы создаются ее главные 
шедевры, известные всему миру. Среди них «Кодзики» («Запись о деяниях 
древности») и «Нихонги» («Анналы Японии»), «Манъёсю» («Собрание мириад 
листьев») и «Фудоки» («Описание земель и обычаев»). Говорить об этих 
произведениях можно бесконечно, но, к сожалению, мы сможем ознакомиться с ними 
лишь в очень краткой форме, достаточной для того, чтобы знать, что обозначают 
все эти названия, но совершенно не исчерпывающей всего того содержания, которым 
они наполнены.
     «Кодзики» и «Нихонги» — это произведения исторического характера, 
описывающие историю развития японского народа с древнейших времен и вплоть до 
времени написания этих книг. Подобно отечественной «Повести временных лет», они 
раскрывают нам многие вопросы историко-культурного развития страны. Именно 
здесь были впервые собраны устные сказания, повествующие о древних временах, 
здесь же представлены различные легенды о создании страны и появлении японского 
народа, с которыми автор «Кодзики» неразрывно связывает мифы о сотворении мира 
вообще, представляя тем самым систему японских космологических верований, 
взгляд на устройство мира и прочее. «Нихонги» как более позднее сочинение 
является сборником преданий в большем объеме. Неоценимое значение «Нихонги» 
имеет благодаря тому, что запись древнейших образцов японского фольклора велась 
не на китайском, а на японском языке, для чего авторам пришлось прибегнуть к 
фонетическому письму. Следовательно, «Нихонги» представляет не только 
литературно-культурный интерес, но и лингвистический — как одно из ранних 
свидетельств развития японской письменности.
     «Фудоки» — уникальный памятник японской письменности, служащий неоценимым 
источником каппах знаний о социальной структуре, географическом положении и 
делении страны, особенностях ее природы и климата и прочее, и прочее. К 
сожалению, до наших дней сохранилось лишь пять из всех описаний, но даже эти 
осколки былого великого труда представляют огромный интерес.
     Самый большой вклад в сокровищницу мировой литературы, где собраны лучшие 
образцы творчества всех народов мира, привнес бессмертный памятник японской 
поэзии — антология «Манъёсю». Японцы недаром гордятся этим сборником: в песнях, 
вош