и  резали  беглецов  еще  прежде,  чем  другие  могли  их
заметить, оглядываясь, чтобы не быть замеченными кем-либо из римлян, они  их
вскрывали и вынимали из внутренностей омерзительную добычу. Впрочем,  только
в некоторых найдено было золото, большинство  же  пало  жертвой  несбывшихся
надежд убийц. Ввиду этой опасности, многие,  решившиеся  уже  на  переход  к
римлянам, теперь воздерживались от этого.

     6. Между тем Иоанн, когда у народа уже нечего было брать,  обратился  к
святотатственному грабежу:  массу  принадлежавших  храму  священнных  даров,
богослужебной утвари, кувшинов, чаш и столов он  приказал  расплавить:  даже
посланные Августом и его супругой в дар кружки для вина не были пощажены.  В
то время, когда римские императоры во все времена окружали  храм  почетом  и
умножали его сокровища, иудей сам расхитил дары иноземцев. Своим  окружающим
он  говорил:  "Предметы,  посвященные  Богу,  можно  без  всякого  стеснения
употребить на служение Богу, а те, которые  борются  за  храм,  имеют  право
черпать из него средства к существованию". На  этом  основании  он  позволил
себе так- же взять из внутреннего храма священного масла и священного  вина,
которое священники хранили для окропления сжигаемых жертв, разделил их между
народом, а последние без страха израсходовали того и другого больше хина.  Я
не могу умолчать о том, что мне внушается  скорбью.  Мне  кажется,  если  бы
римляне медлили  с  уничтожением  этих  безбожников,  то  тогда  сама  земля
разверзлась бы и поглотила бы город, или его посетил бы потоп, или, наконец,
молнии стерли бы его, как Содом, ибо он скрывал в себе несравненно худшее из
всех поколений, которые постигли эти кары. Безумие их ввергло в гибель  весь
народ.

     7.  Но  зачем  мне  перечислять  в  отдельности  все  бедствия  народа?
Достаточно вспомнить показания Манная, сына Лазаря, бежавшего  в  те  дни  к
Титу и утверждавшего, что через единственные ворота,  находившиеся  под  его
охраной, со дня разбития лагеря перед городом, т. е. от  14-го  ксантика  до
1-го панема,  вынесено  было  сто  пятнадцать  тысяч  восемьсот  восемьдесят
мертвых. Поистине ужасающее число! А между тем  Маннай  не  был  начальником
стражи, а был поставлен у ворот для ведения счета только тем  мертвецам,  за
погребение которых уплачивалось  из  городской  кассы,  но  было  еще  много
умерших, которых хоронили родные и близкие. Погребение состояло в  том,  что
трупы выносили за город,  а  там  их  бросали  на  произвол  судьбы.  Многие
перебежчики из высшего сословия, прибывавшие за  Маннаем,  определяли  число
мертвых из неимущего  класса,  выброшенных  за  ворота,  в  600  000,  число
остальных никак нельзя было определить. Когда, рассказывали они  дальше,  не
было  возможности  вследствие  недостатка  сил  выносить  умерших  бедняков,
последних сваливали в  большие  дома  и  здесь  их  запирали.  Мера  пшеницы
доходила в цене до таланта,  а  когда  затем,  вследствие  обнесения  города
стеной, нельзя было доставать и зелени, голод увеличивался до того, что люди
рылись в клоаках, шарили в старом навозе, чтобы  отыскивать  жалкие  крупицы
корма. То, чего раньше нельзя было видеть без отвращения,  сделалось  теперь
предметом питания. Римляне,  слыша  только  рассказы  об  этом,  проникались
сожалением, мятежники же, которые видели все это своими глазами,  оставались
вполне равнодушными к этому, пока не пришел и их черед испытать нужду.  Злой
рок их ослепил, и они не видели, что предстояло городу и им самим.


ШЕСТАЯ КНИГА


ГЛАВА ПЕРВАЯ

     Бедствия иудеев усиливаются. Нападение римлян на Антонию.

     1. Бедствия Иерусалима с каждым днем становились ужаснее, но они только
сильнее возбуждали мятежников и делали их все  более  свирепыми,  ибо  голод
похищал теперь свои жертвы не только из  народа,  но  и  из  их  собственной
среды. Бесчисленные трупы, сваленные кучами  в  самом  городе,  представляли
страшное зрелище, распространяли чумоносный запах и даже мешали воинам в  их
вылазках:  точно  на  поле  сражения,  после  кровавого  боя,  они  в  своих
выступлениях должны были переступать через тела мертвых. Но ступая на трупы,
они не испытывали ни страха, ни жалости и не задумывались даже о том, что  в
этом поругании умерших кроется грозное предзнаменование  для  них  самих.  С
руками, оскверненными братоубийством, они вступали в бой с чужими, как будто
хотели этим - мне, по крайней мере, так кажется, - бросить вызов божеству за
то, что  оно  так  долго  медлит  с  наказанием.  Ибо  давно  уже  перестала
воодушевлять их к войне надежда на победу  -  ее  место  заменило  отчаяние.
Римляне,  напротив,  хотя  доставка  строевого  леса  причинила  им  большие
затруднения, окончили валы в двадцать  один  день,  причем,  как  выше  было
замечено, все окрестности города, на 90 стадий в окружности, были совершенно
оголены. Печален был вид всего края. Страна, которая прежде щеголяла  своими
древесными  насаждениями  и  парками,  была  теперь  повсюду  опустошена   и
обезлесена. Из чужестранцев, знавших прежнюю Иудею и великолепные предместья
Иерусалима, никто не мог удержаться от слез при виде тогдашнего  опустошения
и от выражения скорби об этой страшной  перемене.  Война  уничтожила  всякие
следы красоты, и если бы кто-нибудь, знавший  прежде  эту  местность,  вдруг
появился вновь перед ней, он бы не узнал ее, а искал бы город, перед которьм
он стоял.

     2. Новые валы послужили источником забот как  для  иудеев,  так  и  для
римлян. Первые предвидели, что,  если  им  не  удастся  сжечь  опять  и  эти
сооружения, покорение города неизбежно, римляне же, если бы и эти валы  были
уничтожены, лишились бы всяких видов на завоевание города.  Ибо  добыть  еще
лесного материала не было никакой возможности, да, кроме того,  солдаты  уже
изнурились  от  постоян-  ных  напр