Охраняемый громадной крепостью Кипры, дворец Ирода, как и дворец в Иерусалиме, 
включал апартаменты в честь Августа и Агриппы. Рядом с этим местом во время 
раскопок обнаружили площадку длиной 200 футов с расположенным посередине 
полукруглым садом с причудливо изрезанным декоративным водоемом (не тот ли это 
пруд, где, по указанию Ирода, держали под водой юного первосвященника 
Аристобула III, пока тот не захлебнулся?). Вокруг были другие изящные 
сооружения. В большинстве случаев при строительстве широко использовался камень,
 но поскольку поблизости от Иерихона камня не было, то здесь стены 
выкладывались из ромбовидных кирпичей (opus reticulatum), характерных для 
построек периода Августа в Италии. Как писал Дж. С. Келсоу: «Все в этом 
административном центре сразу вызывает в памяти Рим или Помпею. Можно сказать, 
что этот новозаветный Иерихон — частица Рима времен Августа, чудом перенесенная 
на волшебном ковре с берегов Тибра на берега Вади-Килт».

Неподалеку был обнаружен второй комплекс зданий площадью 79 на 43 ярда, видимо 
вмещавший совершенный гимнасий и палестру с причудливыми купальнями. 
Ромбовидных кирпичей здесь не видно, но нельзя исключить, что этот комплекс, 
как и другой, относится ко времени Иродова царства, хотя, возможно, к другому 
его периоду. В Иерихоне также были ипподром, театр или амфитеатр, возможно, и 
тот и другой; Иосиф утверждает, что были оба, но он мог ошибаться.

Выбор места для Иродова Иерихона, несомненно, в значительной мере определялся 
тем, что Долина Призрака Смерти исключительно богата источниками. Три из них и 
еще два неподалеку, направленные в акведуки, обеспечивали в изобилии водой 
новый город, парк и плантации оазиса. В 12 милях к северу Ирод в память своего 
брата Фасаила основал сельскохозяйственное поселение и образцовую ферму; именно 
здесь выращивали финиковые пальмы, названные именем Николая Дамасского. Это 
местечко до сих пор называется Фасаил — практически единственный сохранившийся 
словесный след Ирода и его семьи.

Но Ирод отнюдь не довольствовался дворцами в Иерусалиме и Иерихоне. Из 
провинций оставались еще Галилея, Перея и Идумея; во всех он построил себе 
резиденции. В Галилее он избрал для этого главный город Сепфорис (Зиппори), 
захваченный им в снежную вьюгу во время первого завоевания страны. В Перее, за 
Иорданом, он построил жилые покои в Вифарамфте (Бет-Харам, Ер-Раме) в шести 
милях к северу от Мертвого моря. На другом, идумейском, краю моря в одном самом 
унылом и суровом месте, на вершине горы Масада, он воздвиг два дворца. «На всей 
земле, — пишет об этом заброшенном местечке близ Мертвого моря исследователь 
Палестины географ Джордж Адам Смит, — наверняка нет другого места, где Природа 
и История объединились в таком ужасном заговоре, где такая страшная трагедия 
нашла себе такую ужасную сцену». Для современных израильтян Масада — место 
паломничества в память сопротивления римлянам во время Первого иудейского 
восстания или Первой римской войны (см, главу 17). Но более чем за 100 лет до 
нее эта огромная, похожая на опрокинутую лодку скала в 40 году до н.э. когда 
парфяне хлынули в страну, стала убежищем семье Ирода, а сам он поспешил в Рим 
за поддержкой и впоследствии построил здесь две резиденции. Но эти ассоциации 
не вполне объясняют его выбор: что-то в его собственном характере подсказало 
это место, так нарочито удаленное от людей, окруженное таким фантастически 
безжизненным ландшафтом, какой едва ли можно передать на фотографии.

Как и другие избранные Иродом обиталища, Масада служила и крепостью, и дворцом; 
перестроенная им стена, протянувшаяся на целую милю по обрывистому краю горы, 
была 20 футов высотой, 12 футов толщиной и перемежалась не менее чем 38 башнями,
 каждая высотой 70 футов и более. Больший из его двух масадских дворцов 
площадью 36 000 квадратных футов находился на западной оконечности плато. 
Многочисленные важные находки, обнаруженные во время недавних раскопок, 
включали тронный зал, а также вестибюль с мозаичным полом; это, пожалуй, самая 
ранняя из найденных в стране цветных мозаик. В ее узорах тщательно избегаются 
фигуры людей и животных, что могло бы считаться нарушением второй заповеди. 
Другие весьма изящные мозаики обнаружили в купальне и коридоре. Увидела свет и 
кухня — с громадными плитами и кладовыми, достаточно большими, чтобы обеспечить 
обитателям дворца автономное существование. «Во времена Ирода, — пишет Игель 
Ядин, — в этих кладовых хранились более дорогие и изысканные вещи, чем в 
общественных кладовых Масады. Об этом свидетельствуют найденные нами 
разбросанные повсюду осколки сотен таких изящных сосудов, как флаконы и 
кувшинчики для косметических масел».

Однако куда более необычным был второй дворец Ирода в Масаде, стоявший на узкой 
северной оконечности вершины той же горы и, по существу, выдававшийся за ее 
пределы, нависая над пропастью на расположенных одна над другой трех террасах, 
поддерживаемых массивными стенами высотой 80 футов. Нижняя терраса, вмещавшая 
комнаты, купальни и расписные колоннады с пилястрами, главным образом 
предназначалась для того, чтобы любоваться угрюмым, пугающим пейзажем. Этой же 
цели служила и средняя терраса, включавшая декоративное сооружение. Верхняя 
терраса служила жильем для Ирода и его ближайшего окружения (остальные 
располагались в других местах на горе). Четыре жилые комнаты украшали росписи и 
мозаика; на северной оконечности с большой полукруглой галереи на три стороны 
света открывался потрясающий вид.

Позади этого северного дворца находилась большая крытая купальня — еще один