ал великую речь, которая обозначала возрождение Завета, и обратился 
к Богу: «Ты хранишь завет и милость к рабам Твоим» (3 Цар., 8: 23).
 И снова встречаемся с парадоксом: «Поистине, Богу ли жить на земле? Небо и 
небо небес не вмещают Тебя, тем менее сей храм, который я построил!» И все же, 
продолжает Соломон, «услышь воззвание и молитву». Ведь обещано Господом: «Мое 
имя будет там», то есть именно с этого места молящийся будет услышан, и его 
слова дойдут до места «обитания Твоего, на небесах» (3 Цар., 8: 29 – 30). 
Соломон оговаривает условия исполнения Завета. С одной стороны, люди должны 
молиться и выполнять свои обязательства по отношению к Господу. А Господь 
должен тогда оправдать правого, но и наказать виновного.
 Упомянутые царем первые три положения имеют особое значение для существования 
любого государства: стабильность, правосудие (но не жестокость), безопасность и 
жизнь в нормальном достатке.
 Во-первых, может ли Храм быть гарантией справедливости, если во время 
судебного преследования кто-нибудь молится перед алтарем о справедливости, 
может ли Господь оправдать правого, осудить виновного и восстановить 
справедливость?
 Далее: пусть вера, проявленная через молитву в Храме, поможет Израилю выстоять 
против его врагов, а если они нападут на страну, то пусть израильтяне обретут 
силы в Храме и сумеют отобрать у обидчиков то, что принадлежит по праву.
 И наконец, пусть вера в Господа как Создателя проявит себя в этом Храме. И 
пусть молитва во времена засух будет услышана, чтобы земля их отцов не была 
предана забвению.
 Во всех этих случаях несчастья и беды рассматриваются как наказание за грех, 
иначе говоря, отступление от веры Завета с Богом. Следовательно, порядок может 
быть восстановлен, если возникнет раскаяние. Удивительно, как здесь обозначены 
моральные обязательства. И при этом не священник выступает в качестве 
посредника, а царь – как ходатай своего народа, но напоминает: вера и 
преданность – вот основа внутреннего сознания.
 Судьба каждой личности оказывается связанной с судьбой сообщества, но от 
каждого человека требуется признание в совершенных им грехах и покаяние. 
Следовательно, Храм приобретает особое значение и для конкретной личности, 
поэтому Соломон и обращается к Богу.
 Если случится какое-либо несчастье в землях, в стране, в городах, среди людей 
и «когда они почувствуют бедствие в сердце своем, и прострут руки свои к храму 
сему», тогда, просит царь, «соделай и воздай каждому по путям его, как Ты 
усмотришь сердце его, ибо Ты один знаешь сердце всех сынов человеческих». 
Именно Господь и определяет судьбу каждого человека (3 Цар., 8: 38 – 39).
 Храм – это больше чем национальное достояние; это место, где можно молиться 
общему Богу. «Если и иноплеменник, который не от Твоего народа Израиля, придет 
из земли далекой ради имени Твоего», то и ему позволено молиться в Храме, 
«услышь с неба, с места обитания Твоего, и сделай все, о чем будет взывать к 
тебе иноплеменник», чтобы вера в единого Бога могла распространиться по всему 
миру (3 Цар., 8: 41).
 Очевидно, что данный отрывок не относится ко времени Исхода, когда израильтяне 
накапливали силы, чтобы вернуться в Землю обетованную и восстановить Храм, 
уничтоженный чужаком. Иноплеменник, который приходит из отдаленной земли в Храм,
 не редкость в эпоху Соломона. Можно утверждать, что гости из Египта и Финикии 
(частично и мастер Хирам), возможно, даже и из более отдаленных земель, были 
приглашены на церемонию освящения Храма.
 Но даже если этот последний пассаж в молитве был продиктован политическими 
соображениями, он выражает глубоко проникшую в сознание монотеистическую веру. 
В речи содержится и вывод: еврейская нация отличается от всех других наций 
только своей верой в единого Бога.
 Это была не просто молитва, а действительно Завет, договор с Богом. Затем царь 
поднялся с колен и обратился к своему народу. В описании подчеркивается, что он 
говорил «громким голосом», и, когда читаешь эти строки, чеканные фразы, 
преисполненные величайшего пафоса, голос Соломона продолжает звучать и звучать 
в ушах повествователя.
 Горячий и искренний монолог царя – это торжество ораторского искусства. Эту 
речь даже можно назвать музыкальной. В ней нет ни упреков, ни угроз, ни скрытых 
намеков, ни пустых обещаний, ни умолчаний. Сказанное прозрачно по смыслу и 
убедительно. Подобного не слышали, вероятно, и в то время, едва ли и позже 
можно найти ту же страсть, энергию и одновременно естественность у пророков, не 
свободных ни от полемических выпадов, ни от противоречий.
 В этих словах Соломона, устремленных» к Богу, при том волнении, которое 
обуревало царя, все было четко и совершенно, простые и ясные мысли только 
намекают на глубину содержания.
 Народы Израиля получили передышку. Все, что им обещали еще со времен Моисея, 
было выполнено. И пусть Господь не отказывает им в своем великодушии, чтобы все 
израильтяне охотно ожидали его повелений. Зло придет только тогда, когда 
Господь отступится от людей и не сможет быть к ним милосердным: «И да будут 
слова сии, которыми я молился пред Господом, близки к Господу, Богу нашему, 
день и ночь, дабы Он делал, что потребно, для раба Своего, и что потребно для 
народа Своего Израиля, изо дня в день» (3 Цар., 8: 59). Особое значение имеет 
тот факт, что речь при освящении не содержит никаких упоминаний о 
жертвоприношении. Однако для удовлетворения религиозных чувств первое 
всесожжение на алтаре на внешнем дворе было осуществлено самим Соломоном. В 
описании говорится о 22 000 быков и 120 000 овец. Поздние редакторы, вероятно, 
не поняли, что такое количество скота не могло уместиться на Храмовой горе. Но 
даже если животных было и действительно так много, царь разрешил использовать 
центр двора в качестве Храмового алтаря – ведь алтарь не был достаточно большим.
 Сопровождавший освящени