|
Управляя своим стремлением и неослабной внимательностью, буду я скитаться от
царства к царству, повсюду наставляя учеников.
Лишенные беззаботности, целеустремленные и осуществляющие мое учение — учение
того, кто свободен от страсти, они пойдут туда, где не будут печалиться».
В «Лалитавистаре» на этом рассказ кончается: последние стихи опущены. За
приведенной цитатой в ней следует прозаический пассаж: «При этих словах злой
Мара опечалился, расстроился, огорчился и в тоске исчез оттуда». Остаток
стихотворения в палийском тексте звучит следующим образом:
(Мара говорит):
«Семь лет шел я за Господином след в след. Я не смог найти доступа к
Всепросветленному, бодрствовавшему.
Точно так ворона шла за камнем, показавшимся ей ломтем сала, думая: конечно,
здесь я найду мягкий кусочек, здесь, возможно, что-то вкусное. И, не найдя в
камне вкуса, ворона улетела оттуда. Так, подобно вороне, клевавшей скалу, в
неудовольствии оставляю я Готаму».
Лютня Мары, побежденного горестью, выскользнула из-под его руки, и в унынии
якша исчез оттуда.
Виндиш предположил, что в упоминании о семи годах кроется расхождение с
традицией, согласно которой аскеза продолжалась только шесть лет
[146]
. Но палийская традиция не только в комментарии, но и в «Сутте о семи годах»
(Сам., i, 122), где повторяются последние два стиха из приведенных выше,
предполагает, что эти слова Мары относятся к более позднему искушению на
седьмой год после Отречения — когда Будда стал, как Мара называет его,
Всепросветленыым. В сутте приведен лишь монолог Мары, и нет диалога Будды с
Марой, как в первой части.
Вся история о столкновении с Марой представляет собой мифологическую фантазию,
и на теориях о ее происхождении мы остановимся позже. Ее нет в Палийском каноне,
но ряд выражений в некоторых из поздних его частей, например, армия Мары
(Марасена), собрание Мары (Марапариса), победитель Мары (Марабхибху)
[147]
, позволяет предположить, что их составителям было известно предание о Маре.
Даже сомнения Готамы, которые рационалисты считают источником предания о
противоборстве с Марой, не входят в рассказ о Просветлении. Комментатор этой
сутты, по всей видимости, знал легенду в целом, поскольку он предполагает, что
шесть стихов, начинающихся со слов «При виде армии», были произнесены Готамой
под деревом Бодхи. Это описание страстей и дурных побуждений,
персонифицированных как армии, вполне может быть началом истории о
сверхъестественных существах, отвлекающих богов и тщетно атакующих Готаму,
угрожая ему тучами сверкающего оружия и прочими ужасами, которую мы находим в
комментариях и в «Лалитавистаре». В «Махавасту» повествование (ii, 281)
значительно отличается и от версии палийских комментариев, и от версии
«Лалитавистары» и, вероятно, является более ранним, чем они. Некоторые из
многословных повторений здесь сокращены:
Тогда, о монахи, злой Мара, подавленный, удрученный, внутренне пылая от стрелы
боли, собрал большую армию, состоящую из четырех частей, и, стоя перед
Бодхисаттой, взревел: «Схватите его, тащите его, убейте его! Пусть удача будет
с войском Мары». Тогда Бодхисатта, храбрый, неустрашимый, без дрожи убрал из
одеяния свои золотистые руки с ловящими кистями и ногтями медного цвета и,
будто легко касаясь весов правой рукой, ударил правой рукой три раза по голове,
правой рукой ударил свое ложе и ею же стукнул по земле. Тогда земля взревела,
произведя глубокий и жуткий звук. Армия Мары — такая могучая, хорошо
вооруженная — пришла в тревогу, испугалась, задвигалась, забеспокоилась и
ужаснулась, рассеялась и исчезла. Слоны, кони, колесницы, пехота и наемники
упали. Некоторые пали на руки, некоторые — на лица, некоторые — в судорогах,
некоторые — на спины, некоторые — на левые бока, а некоторые — на правые. Тогда
злой Мара подумал и написал тростинкой на земле: «Отшельник Готама спасется из
моего царства».
Две черты, общие для разных рассказов, — это прикосновение к земле с целью
призвать ее в свидетели (излюбленная поза, воспроизводимая скульпторами) и
первые слова после Просветления. Палийский комментатор дает их в таком виде:
Ныне Мара, услышав эти слова («Страсти — твоя первая армия и т.д.»), сказал:
«Неужто ты не пугаешься при .виде такого якши, как я, монах?» — «И правда, я не
боюсь, Мара». — «Почему ты не пугаешься?» — «Поскольку я достиг наилучшего в
добрых делах, в раздаче милостыни и в других». — «Кто знает, что ты давал
милостыню?» — «Есть ли нужда в свидетеле здесь, злой? Когда в одном из рождений
я был Вессантарой и раздавал милостыню, от власти этой земля сотряслась семь
|
|