оставлена и 
прочно-напрочно прикреплена к городской стене, и около 60 человек из наших 
поднялись по ней и разделились по башням, которые тот (Фируз) охранял". 
Одновременно крестоносцы штурмовали город в других местах. 
      Сельджуки были застигнуты врасплох, и спавший город перешел в руки 
крестоносцев. Не сдалась только крепость, находившаяся у наиболее возвышенной 
части стен, на склонах горы Сильпиус, - ее стойко обороняли сельджукский 
гарнизон и те из тюрок (примерно 3 тыс.), которые успели в ней укрыться. "Они 
укрепились там, - пишет арабский историк Ибн аль-Каланиси, и уцелел из них 
только тот, кому от Аллаха суждено было уцелеть". По рассказу другого арабского 
историка, Ибн аль-Асира, при взятии Антиохии погиб эмир аль-Ягысьяни. Об этом 
сообщают и латинские источники. Однако обстоятельства его гибели рисуются 
различно. Судя по всему, он пытался бежать, но, покинутый своей стражей, был 
убит местными жителями. В письме к папе Урбану II, составленном несколько 
позднее, главари крестоносцев, похваляясь своей победой, приписали гибель эмира 
аль-Ягысьяни собственной доблести ("самого Кассиана мы умертвили"). 
      Так или иначе, город был взят крестоносцами. Боэмунд, по словам хрониста, 
не терял времени: едва осаждавшие ворвались в Антиохию, норманнский князь 
"приказал рыцарям водрузить свое достославное знамя на возвышенности, прямо 
напротив крепости". 
      Победители с лихвой вознаградили себя за лишения, которые испытали в 
месяцы осады. Воины христовы дочиста разграбили город. "Сколько же всего было 
взято добычи в Антиохии, мы не в состоянии и сказать: если вообразите, сколько 
сумеете, то считайте сверх того", - поясняет Раймунд Ажильский свое сообщение о 
грабежах, произведенных крестоносцами после захвата города. Устроив 
пиршественные оргии, они поели - на свою беду - все и без того скудные запасы, 
которые еще оставались в Антиохии после семимесячной блокады. Сотни жителей 
города были убиты. Опьяненные пролитыми ими потоками крови, крестоносцы не 
отделяли мусульман от христиан. "Они, - сообщает Раймунд Ажильский, - не брали 
в полон никого из тех, кого встречали на пути". Все площади, по свидетельству 
другого очевидца, были завалены убитыми, "так что никто не мог находиться там 
из-за сильного зловония; никто не мог пройти по улицам иначе, как (шагая) по 
трупам". Армянский хронист Матфей Эдесский называет погромы, учиненные в 
Антиохии рыцарями, страшным побоищем. По словам Ибн аль-Каланиси, было перебито,
 захвачено и уведено в плен несчетное множество городских жителей - мужчин, 
женщин и детей. 
      2.9. "Чудо святого копья" 
      5 или 6 июня 1098 г., спустя три-четыре дня после захвата Антиохии 
крестоносцами, к ней подошла армия Кербоги Мосульского, по словам летописца - 
"бесконечное множество турок, рассеявшееся по полям". Они со всех сторон 
обложили город, и крестоносцы, вчера еще осаждавшие его, сами попали в 
положение осажденных. Сельджуки, докладывали они позже папе римскому, "окружили 
нас отовсюду так плотно, что и никто из нас не мог выйти, и к нам не мог 
проникнуть". Осажденные тотчас почувствовали невзгоды ситуации, в которой 
очутились. Еды не было. "Умирая от голода и погибая от всяких иных напастей", 
рыцари "убивали своих отощавших коней и ослов и поедали их мясо", - сообщат 
крестоносцы позднее в Рим. Нужда заставила многих употреблять в пищу и траву, и 
древесную кору, и веревки, и кожаные сбруи, предварительно вываренные; не 
брезговали даже дохлыми собаками, кошками, мышами и всяческой падалью. 
      Отчаяние овладело осажденными. Десятками и сотнями, поодиночке и целыми 
группами побежали доблестные рыцари из Антиохии. Обычно беглецы ночью 
спускались на веревках по стенам и под покровом темноты старались добраться до 
кораблей, стоявших у причалов гавани св. Симеона; в войске их называли поэтому 
веревочными беглецами. Первым из Антиохии бежал родич Боэмунда - Гийом де 
Гранмениль, присоединившийся затем к Этьену Блуаскому. Его примеру последовали 
некоторые другие феодальные вояки, напуганные перспективой попасть в полон и 
потерять награбленное. 
      Настроения безысходности все глубже проникали в среду крестоносцев, 
запертых во взятом ими же городе. Одни, отчаявшись, впадали в религиозное 
исступление и с утра до вечера простаивали на коленях в антиохийских церквах, 
отбивая поклоны перед статуями и иконами Христа, девы Марии, святых угодников. 
На других бедствия осады подействовали в прямо противоположном направлении: 
изверившись в благополучном исходе, они утрачивали религиозный энтузиазм, 
которым раньше были в той или иной мере охвачены. 
      Разумеется, кое у кого религиозные побуждения уже изначально были чем-то 
внешним, поверхностным - главными представлялись добыча и земельные завоевания; 
тем не менее масса рьщарско-крестьянского войска воспринимала действительность 
не иначе как сквозь призму религиозного настроя. 
      
      Бедствия в Антиохии, породив упадочнические тенденции, обострили 
религиозную фантазию большей части рыцарей и крестьян и вместе с тем вызвали 
рост неверия в божественность Крестового похода: Бог явно обрекал на слишком 
тяжкие страдания тех, кто намерен был положить за него свою жизнь. В атмосфере 
религиозной экзальтации, которую к тому же подхлестнул голод, в расстроенном 
воображении иных участников похода стали происходить заметные сдвиги: появились 
галлюцинации; ночами то те, то другие крестоносцы, как оказывалось поутру, 
видели необычные, якобы пророческие сны. Им мерещились святые и апостолы, 
устами которых в этих сновидениях будто бы возвещал Свою волю Господь. Самые 
обыкновенные природные явления считались знамениями Божьими. 
      Конечно, в игре религиозно ориентированной фантазии превратно отражались 
мучительно переживавшиеся поиски выхода из реальных трудностей, столь 
неожиданно свалившихся на недавних победителе