шедеврами ювелирного искусства. Конкистадоры, как, впрочем, и следовало ожидать,
 переплавили эти шедевры в слитки.

Пятая часть добычи отправилась в Испанию, в королевскую казну, все остальное 
поделили между собой пропагандисты европейской цивилизации. Естественно, 
значительная доля золота и драгоценных камней досталась командиру отряда. 
Кажется, какого еще рожна ему было нужно? Отребье есть отребье, оно никогда, ни 
в какие времена не придерживалось взятых на себя обязательств, оно никогда не 
признавало силы слова чести, так что удивляться не стоит, узнав о том, что 
после получения выкупа Писарро обвинил Атауальпу во враждебном отношении к 
испанцам, в идолопоклонстве, многоженстве и т.п. Так как он не был христианином,
 то его не сожгли на костре согласно приговору Писарро, а удавили.

Это произошло 29 августа 1533 года.

Испанский король выразил неудовольствие по поводу казни Атауальпы, так как 
столь вольное обращение с человеком монаршего звания грозило подорвать усиленно 
насаждаемую веру в божественное происхождение власти. Впрочем, королевское 
неудовольствие носило довольно формальный характер…



КСТАТИ:

«Преданность негодяев так же ненадежна, как они сами».

Плиний Младший



Относительно Писарро король не мог обольщаться еще и по той причине, что 
отлично знал о другой истории, в которой тот фигурировал как персонаж еще более 
гнусного свойства. Казалось бы, куда еще, да вот поди ж ты…


Испанский конкистадор 
Васко Нуньес де Бальбоа(1475—1519 гг.) в сопровождении двух сотен головорезов 
предпринимает поход через перешеек на восток, к Тихому океану. Там, на той 
стороне перешейка, по его сведениям, находится страна, где золото ценится не 
выше, чем камни по краям дороги…

И вот отряд отправляется в опасный путь через быстрые реки, болота и горные 
ущелья. Им приходится прорубать себе дорогу мечами сквозь непроходимые 
тропические чащи, они карабкаются на обожженные солнцем скалы и бредут, в своих 
стальных доспехах, по горло в зловонной болотной жиже.

Они падают и снова встают, чтобы идти дальше, к побережью неведомого еще океана,
 где так много желтого металла, который искупит все их страдания и все грехи.

Некоторые из солдат не имеют сил подняться после очередного привала, изнуренные 
лихорадкой. Командир бросает их на произвол судьбы. Он спешит поскорее достичь 
волшебного берега.

И вот, когда до заветной цели, казалось бы, остался всего один, последний 
отчаянный бросок, дорогу заметно поредевшему отряду преграждают туземные воины, 
полуголые, раскрашенные, с короткими копьями в руках.

Бальбоа командует: «огонь!» Мушкеты испанцев изрыгают смерть. Пораженные ужасом 
туземцы, вернее, те из них, кто остался в живых после мушкетного залпа, падают 
ниц, побросав свои копья. Но доблестного исследователя чужих земель Нуньеса де 
Бальбоа не удовлетворяет эта капитуляция, и он отдает вторую команду, только 
теперь уже не людям, а собакам. Стая голодных, обозленных боевых псов бросается 
на безоружных туземцев, воскрешая давно (якобы) забытые кровавые зрелища на 
аренах Древнего Рима…

Отряд движется дальше и вскоре выходит на берег Тихого океана, и водружает там, 
на берегу, огромный деревянный крест — символ владычества испанской короны.

На обратном пути испанцы грабят мирные деревни и храмы, так что на побережье 
Атлантики отряд выходит тяжело нагруженный золотыми трофеями. И вот здесь-то 
Нуньеса де Бальбоа ожидает неприятная встреча с испанской эскадрой, доставившей 
отряд под командованием Франсиско Писарро. Узнав об успехах Бальбоа, Писарро, 
не желая в дальнейшем делиться золотом и славой со столь предприимчивым 
конкурентом, обвиняет его в государственной измене, благо в те времена и в тех 
краях особых доказательств для обвинения в чем-либо не требовалось. Просто 
отряд Писарро был более многочисленным, чем отряд Бальбоа, и этого 
обстоятельства было вполне достаточно для того, чтобы Бальбоа был арестован, 
осужден и казнен.