Барон де Бретейль, посол Франции в России, описывал в своем отчете, как во 
время званого обеда пьяный император встал из-за стола, опрокинув свой стул, 
бросился на колени перед портретом Фридриха Великого и воскликнул, держа в руке 
бокал с вином:

— Брат мой! Мы с тобой завоюем весь мир!

И это при фактическом состоянии войны с Пруссией! Французский посол в ужасе 
собирает вещи…

Новый государь открыто глумился над православной обрядностью, приказав 
священникам сбрить бороды и коротко остричься, а также вынести из храма все 
иконы, кроме образов Христа и Богородицы.

Он задумал совершить массовый развод среди придворных и соединить разведенных с 
новыми партнерами, для чего были заказаны кровати для новобрачных. Сам он тоже 
решил развестись, после чего заставить Екатерину пройти улицами Петербурга с 
доской на спине, где будет написано его рукой: «Мать незаконнорожденного». Для 
неграмотных эти два слова должен был возвещать глашатай, идущий неподалеку.

Этого агрессивного идиота нужно было останавливать, причем немедленно.

С другой стороны, по какому праву? Почему эта чужеземная принцесса будет 
авторитетно решать, останавливать ли этого агрессивного идиота, или нет, а если 
останавливать, то как именно? Увы, российская традиция той эпохи предполагала 
не наследование власти, не избрание во власть согласно избирательному праву, а 
право захвата власти тем, кто сильнее в данный момент, кто ловчее и 
беспринципнее.

Такой была эта чужеземная принцесса, взявшая себе в сподвижники отчаянных 
смельчаков и богатырей Орловых, грубо бравших ее холеное тело и по-родственному 
передававших его друг другу, отчего душа Екатерины наполнялась упругой и 
непреклонной силой.

И вот свершилось то, что принято называть государственным переворотом, по сути 
— преступным захватом власти, когда поднятые по тревоге гвардейские полки 
присягнули на верность одетой в парадный военный мундир статной красавице, а ее 
муж, — что там не говори, но законный император, — был арестован и убит группой 
офицеров во главе с Алексеем Орловым.

По этому поводу Фридрих Великий высказался так: «Петр дурак, что позволил 
лишить себя трона, как ребенок, которого взрослые посылают спать».

А вот великий Вольтер, имевший оживленную переписку с Екатериной, отреагировал 
на эти события следующим образом: «Я прекрасно знаю, что Катишь ставят в вину 
несколько пустяков относительно судьбы ее супруга, но это семейные дела, и я в 
них не вмешиваюсь».

Итак, Катишь, как ее называл Вольтер, стала властительницей огромной страны, да 
еще и вдовой, что порождало честолюбивые фантазии тех, кто по простоте душевной 
полагал, что все женщины, вступающие в сексуальные контакты с мужчинами, 
непременно 
отдаютсяим. Екатерина никому, пожалуй, не отдавалась. Она брала мужчин, 
пользуясь, наслаждаясь ими, подпитываясь их энергией, удовлетворяя свои, иногда 
садистские, иногда мазохистские, наклонности, но не отдаваясь…

В ночь, последовавшую за убийством ее мужа, она остервенело ласкала Алексея 
Орлова, его убийцу, то и дело вздрагивавшего от навязчивых воспоминаний 
прошедшего дня, в отличие от своей партнерши, радостной и абсолютно 
раскрепощенной…

А Григорий Орлов обращался с ней очень грубо, часто бил ее, что придавало их 
связи особо терпкий вкус, когда после побоев наступало бурное примирение. Этот 
терпкий вкус в сочетании с соображениями сугубо практического свойства привел 
Екатерину к мысли о возможности вступления с ним в законный брак.




Петер Гейер. Олисбос. 1909 г.


Чтобы выставить в качестве аргумента то, что в юриспруденции называется 
прецедентом, она направила верных людей к Алексею Разумовскому с просьбой 
показать им документ, удостоверяющий его брак с покойной императрицей 
Елизаветой Петровной. Разумовский, умный, скромный и рассудительный, на глазах 
у посланцев открыл ларец с документами и бросил какую-то бумагу в огонь камина.

Но Екатерину это не обескуражило, и она поставила вопрос о своем замужестве на 
очередном заседании Сената, причем просто так, для проформы, нисколько не