Он откровенно издевался над тем, что большинство понимает под термином 
«общественная мораль». Собственно, какой еще реакции на это понятие можно было 
ожидать от самодостаточного человека, хорошо знающего о том, как эта «мораль» 
расправилась с Сократом, Фидием и другими великими личностями?

Однажды он рассуждал о важных предметах, но никто не слушал его, и тогда 
философ заверещал по-птичьему. Когда его окружила плотная толпа, Диоген 
пристыдил тех, кого можно привлечь только пустяками. Подобная исходная ситуация 
спровоцировала то, что Диоген, прервав свою речь, присел на землю и на глазах у 
почтеннейшей публики испражнился…

Мастурбируя на глазах у всех, он приговаривал: 
«Вот если бы и голод можно было унять, потирая живот!»

Увидев, как какой-то мальчик пил воду из горсти, Диоген выбросил из сумы свою 
чашку и сказал: «Мальчик превзошел меня простотой жизни».

Как-то он просил подаяния у… статуи, объяснив это так: 
«Я хочу приучить себя к отказам».

А когда его спросили, почему, по его мнению, люди охотно подают милостыню нищим,
 но отказываются подавать ее философам, Диоген ответил не задумываясь: 
«Да потому что они знают, что хромыми или слепыми они, может быть, и станут, а 
вот мудрецами — никогда!»

Жители Коринфа, узнав, что Филипп, царь Македонский, идет на них войной, начали 
спешно готовиться в обороне города. Диоген при этом старательно катал 
взад-вперед свою бочку, отвечая так на вопросы любопытных: 
«У всех сейчас запарка, так что и мне не годится бездельничать, а бочку я катаю 
потому, что ничего другого у меня нет».

Он очень скептически относился к спорту и спортивной славе. Однажды один из 
увенчанных славой чемпионов снисходительно посоветовал Диогену 
продемонстрировать свою закалку на Олимпийских играх, дабы она не пропадал 
даром, на что философ ответил:

— Зачем? Я ведь участвую в состязаниях куда более важных, чем Олимпийские игры.

— Да ну? В каких это? —изумился прыгун.

— Я участвую в борьбе с пороками, —гордо произнес Диоген.

Такой ответ в наше время был бы оригинален до дерзости, учитывая всеобщий 
ажиотаж вокруг Олимпийских игр, футбольных чемпионатов и т.п., не говоря уже о 
времени Александра Македонского, когда наиболее почитаемыми людьми были 
спортсмены и головорезы…

Но следует отдать должное Александру: это был весьма и весьма многогранный 
человек, в характере которого сочетались жестокость и мудрость, аскетизм и 
сибаритство, черствость и отзывчивость, вспыльчивость и отрешенная 
созерцательность.

Искренне сожалея о жертвах среди мирного населения Фив, он, вторгшись в Малую 
Азию, покоряет город Тир, где приказывает перебить восемь тысяч жителей, а 
тридцать — продать в рабство. И так он поступал не только с Тиром…

В то же время есть свидетельства того, что Александр был крайне щепетилен в 
вопросах воинской чести. Например, он отказывался атаковать неприятеля под 
покровом ночи, заявляя, что не желает принимать подачки у темноты. Или вот 
такой эпизод…

В расположение войск Александра пришел человек, настоятельно просивший личной 
встречи с царем, так как он должен был открыть Александру некую великую тайну.

Царь принял его. Человек этот оказался изобретателем весьма действенного 
средства защиты от вражеской конницы. Этим средством оказалась простая доска, 
густо усеянная длинными гвоздями. Если множество таких досок, пояснил 
изобретатель, разбросать в траве на пути конницы, то лошади, наступив на гвозди,
 будут ранить себе ноги, падать и сбрасывать всадников на острия этих гвоздей. 
Он заверил царя, что такое препятствие совершенно непреодолимо.

Александр спросил его, знает ли кто-нибудь еще об этом новшестве. Изобретатель 
поклялся, что никто. Тогда царь сказал: 
«Есть вещи, которые не позволено преступать ни смертному, ни даже богам. 
Истинная судьба решается в честном бою лучших с лучшими».

И приказал немедленно казнить злополучного изобретателя.

Мог ли он предполагать, что на смену казненному придут десятки, сотни, тысячи 
таких изобретателей, и они продвинутся гораздо дальше в своих адских изысканиях,