говорили. В примере, наиболее подходящем для наших целей (Razran, 1940), Разран 
показывал испытуемым некоторые политические заявления, которые они высоко 
оценивали раньше. После того как были представлены все политические заявления, 
Разран обнаружил, что только некоторые из них заслужили одобрение — те, которые 
были представлены во время еды. И эти изменения в симпатиях, похоже, произошли 
бессознательно, поскольку испытуемые не могли вспомнить, какие именно заявления 
они просматривали во время еды.
       Как Разран пришел к ланчевой методике? Почему он решил, что она 
сработает? Прежде чем ответить на эти вопросы, я считаю нужным сказать 
несколько слов о научной карьере Разрана. Он не только являлся уважаемым в 
ученых кругах независимым исследователем, но был также переводчиком, одним из 
первых познакомившим англоязычного читателя с новаторскими работами российских 
психологов. Эти работы были посвящены изучению принципа ассоциации, причем на 
их авторов явно оказали сильное влияние идеи выдающегося физиолога Ивана 
Павлова.
       Научные интересы Павлова были поразительно разнообразны. Он был удостоен 
Нобелевской премии за сделанные им открытия, касающиеся работы пищеварительной 
системы. Однако самые важные экспериментальные демонстрации Павлова отличались 
логичностью и простотой. Одно из проведенных им исследований показало, что 
можно добиться типичной реакции животного на вид и запах пищи (слюноотделения), 
привлекая внимание этого животного к чему-либо, не имеющему отношения к еде 
(например, к колокольчику), если удастся связать между собой два эти 
раздражителя в сознании животного. Если процедура кормления в течение 
некоторого времени сопровождалась звуком колокольчика, то вскоре собака 
начинала выделять слюну при одном лишь звуке колокольчика, даже тогда, когда 
еда не предоставлялась.
       От классического наглядного показа Павлова до ланчевой методики Разрана 
шаг небольшой. Очевидно, нормальную реакцию на еду можно ассоциировать с 
какими-либо другими предметами или явлениями. Догадка Разрана заключалась в том,
 что, помимо слюноотделения, существуют и другие нормальные реакции на еду, и 
одна из них — это благодушное настроение. Следовательно, возникающее во время 
еды приятное чувство можно связать с политическими заявлениями или с чем-нибудь 
другим.
       «Профессионалы уступчивости» поняли, что еду можно заменить чем-то не 
менее приятным, что будет «одалживать» свои привлекательные черты идеям, 
продуктам и людям, искусственно с ним связанным. Теперь становится понятным, 
для чего красивые фотомодели создают фон для рекламируемых товаров в журнальных 
рекламных объявлениях. Вот для чего люди, составляющие радиопрограммы, сразу 
после мелодии, являющейся позывными станции, выпускают в эфир какую-нибудь 
популярную песню.
       Мы часто бессознательно становимся жертвами использования принципа 
ассоциации теми, кто практикует методики достижения уступчивости. Но это вовсе 
не означает, что мы не понимаем, как этот принцип работает, или не используем 
его сами. Мы вполне можем войти в положение персидского царского посланца или 
современного синоптика, то есть тех, кто должен сообщать плохие новости. Скорее 
всего, мы будем стараться избегать подобных ситуаций. Исследование, проведенное 
в университете Джорджии, показало, как именно мы действуем, когда сталкиваемся 
с необходимостью сообщения хороших или плохих новостей (Rosen & Tesser, 1970). 
Студентам, которые ждали начала эксперимента, дали задание сказать своему 
товарищу, что для него было получено важное сообщение по телефону. В половине 
случаев предполагалось, что новость была хорошей, а в другой половине случаев — 
плохой. Исследователи обнаружили, что студенты передавали информацию по-разному,
 в зависимости от ее «знака». Когда новость была хорошей, большинство студентов 
делали на этом акцент: «Тебе только что звонили и сообщили потрясающую новость. 
Подробности ты можешь узнать у экспериментатора». Когда же новость была 
неприятной, студенты старались не афишировать это: «Тебе только что звонили. 
Подробности ты можешь узнать у экспериментатора». Очевидно, студенты понимали, 
что для того, чтобы нравиться, им следует «связывать» себя с хорошими, а не с 
плохими новостями.
      От новостей и прогноза погоды — к спорту
       Массу странных форм поведения можно объяснить тем, что люди знают о 
принципе ассоциации и поэтому стараются связывать себя с приятными событиями и 
отделять себя от неприятных событий — даже тогда, когда не имеют к этим 
событиям никакого отношения. Весьма странные, на первый взгляд, вещи имеют 
место на спортивных аренах. Однако я имею в виду не действия самих спортсменов. 
В конце концов, в пылу игры они могут время от времени позволить себе 
эксцентричные взрывы. Чаще озадачивает поведение спортивных болельщиков, их 
иррациональная, не укладывающаяся ни в какие рамки страсть. Как можно объяснить 
дикие выходки болельщиков в Европе, убийство игроков и судей обезумевшими 
южноамериканскими футбольными фанатами, подношения роскошных вещей, которые 
местные фанатики дарят ни в чем не нуждающимся американским профессиональным 
бейсболистам по особым «дням чествования»? С точки зрения разума подобные 
действия лишены смысла. Это просто игра! Но так ли это на самом деле? Вряд ли.
       Действия фанатичных болельщиков являются чем угодно, но только не игрой. 
Отношение таких болельщиков к спорту серьезное и крайне личное. В качестве 
подходящего примера я хочу привести один из моих любимых анекдотов. Солдат 
вернулся домой на Балканы после окончания Второй мировой войны и вскоре после 
этого перестал разговаривать. Врачи не могли понять причину такого внезапного 
онемения. Солдат не был ранен, его мозг и голосовые связки не были повреждены. 
Он мог читать, писать, понимать окружающих и исполнять приказания. Однако он не