настоящий шквал споров и предположений. Несколько первых абзацев из этой статьи 
задали тон и фокус всей истории.
       В течение более получаса тридцать восемь респектабельных, 
законопослушных граждан в Квинсе наблюдали, как убийца преследовал женщину на 
Кью Гарденс и три раза атаковал ее, нанося ей удары ножом.
       Дважды звуки голосов и внезапное появление света в окнах спален 
вынуждали убийцу на время затаиться. Но каждый раз он возвращался, находил свою 
жертву и наносил ей очередной удар ножом. Ни один человек не позвонил в полицию 
во время этого вооруженного нападения; только один свидетель позвонил после 
того, как женщина была уже убита.
       Эта трагедия произошла две недели тому назад. Но помощник главного 
инспектора Фредерик М. Луссен, главный детектив данного района, двадцать пять 
лет занимающийся расследованиями убийств, до сих пор в шоке.
       Луссен может изложить факты, касающиеся многих убийств. Но убийство на 
Кью Гарденс озадачивает его — не потому, что это особенно жестокое убийство, а 
потому, что «добрые люди» не сочли нужным позвонить в полицию (Ganzberg, 1964).
       Шок и замешательство испытывали все, кто узнавал детали этой истории, — 
полицейские, газетчики, читатели. Вначале известие ошеломляло. Затем следовало 
замешательство. Как могли тридцать восемь «добрых людей» не прийти на помощь в 
этих обстоятельствах? Никто не мог этого понять. Даже сами свидетели убийства 
были в недоумении. «Я не знаю, — говорили они один за другим. — Я просто не 
знаю». Некоторые пытались хоть как-то объяснить свое бездействие. Например, два 
или три человека сказали, что были «испуганы» и «не хотели впутываться». Однако 
эти оправдания представляются неубедительными: простой анонимный звонок в 
полицию мог бы спасти Кэтрин Дженовезе. Причем, чтобы позвонить, свидетелям не 
надо было рисковать своей безопасностью или тратить много времени. Нет, ни 
страх наблюдателей, ни их нежелание усложнять свою жизнь не объясняют их 
бездействие; в ту страшную ночь происходило еще нечто такое, о чем они даже не 
догадывались.
       Замешательство, однако, не является интересной темой для новостей. 
Поэтому в прессе, как и в других средствах массовой информации, давалось 
следующее объяснение: «Свидетели, не отличаясь от всех нас, просто не пожелали 
вмешиваться. Американцы становятся нацией эгоистичных, бесчувственных людей. 
Трудности современной жизни, особенно жизни в крупных городах, ожесточили их. 
Они становятся "холодным обществом", бесчувственными и безразличными друг к 
другу людьми». В поддержку этой интерпретации газеты стали регулярно печатать 
сообщения, в которых детально описывались различные виды общественной апатии. 
Особенно много сенсационных материалов на эту тему было опубликовано в Times. 
Данную интерпретацию также поддерживали замечания социальных комментаторов, 
которые, похоже, никогда не признаются в замешательстве, когда говорят с 
прессой. Комментаторы считали, что случай с Дженовезе имеет большое 
общественное значение. Все пользовались словом «апатия», которое, интересно 
отметить, входило в состав заголовка рассказа, напечатанного в Times на первой 
странице. Однако все объясняли причины апатии по-разному. Одни приписывали ее 
появление влиянию телевизионной пропаганды насилия, другие связывали апатию с 
подавленной агрессивностью, но большинство считали главными причинами 
возникновения апатии «деперсонализацию» городской жизни, появление 
«мегаполисных обществ» и «отчуждение индивида от группы». Даже Розенталь, 
газетчик, который первым рассказал эту историю читателям и который в конечном 
итоге сделал ее предметом своей книги, присоединился к тем, кто причиной 
случившейся трагедии считал всеобщую апатию, особенно широко распространенную в 
больших городах.
       Никто не может сказать, почему эти тридцать восемь людей не подняли 
трубку телефона и не набрали номер полиции в то время, когда мисс Дженовезе 
громко звала на помощь, коль скоро они сами не могут этого сказать. Однако было 
высказано предположение, что их бездействие было следствием апатии, порождаемой 
жизнью в большом городе. Не давать постоянно посягать на себя необходимо для 
психологического выживания человека, постоянно испытывающего давление множества 
людей, а для этого требуется игнорировать окружающих как можно чаще. 
Безразличие к соседу и его бедам является условным рефлексом у жителей как 
Нью-Йорка, так и других больших городов (А. М. Rosenthal, 1964).
       По мере того как история с Дженовезе обрастала новыми подробностями — 
она стала темой не только книги Розенталя, но и многочисленных газетных и 
журнальных статей, нескольких телевизионных документальных фильмов и 
экспериментальной пьесы, — она все больше привлекала внимание двух работавших в 
Нью-Йорке профессоров психологии, Бибба Латанэ и Джона Дарлея. Они исследовали 
отчеты о деле Дженовезе и на основании своего знания социальной психологии 
сделали заключение, которое на первый взгляд может показаться просто 
невероятным: трагедия произошла потому, что присутствовало тридцать восемь 
свидетелей. Во всех газетных сообщениях неизменно подчеркивалось, что убийца не 
был остановлен, несмотря на то, что тридцать восемь человек наблюдали за ним. 
Латанэ и Дарлей решили, что никто не помог Кэтрин именно потому, что было так 
много наблюдателей.
       Психологи предположили, что по крайней мере по двум причинам сторонний 
наблюдатель, скорее всего, не окажет помощи жертве, находящейся в критически 
положении, если рядом с ним находятся другие наблюдатели. Первая причина 
довольно проста. В случае присутствия нескольких потенциальных помощников на 
месте происшествия личная ответственность каждого индивида снижается: «Возможно,
 кто-то другой поможет или позвонит в полицию; наверное, кто-то уже это сделал».
 Так как все думают, что кто-то поможет или уже помог, никто не помогает.