ям, которые служат предметом 
внушения. В большинстве же других случаев внушение входит без всякого 
сопротивления со стороны лица, которому производится внушение, нередко оно 
проникает в его психическую сферу совершенно незаметно, несмотря даже на то, 
что действует в бодрственном состоянии.
Что это так, доказывает пример, заимствованный из тсниги Охоровича «О мысленном 
внушении», приводимый самим Б. Сиддисом: «Мой друг П., человек столь же 
рассеянный, сколь и остроумный, играл в шахматы в соседней комнате, а мы, 
остальные, разговаривали около двери. Я заметил, что мой друг, когда совсем 
погружался в игру, имел обыкновение насвистывать арию из «Madame Angot». Я уже 
собрался ему в аккомпанемент отбивать ритм на столе; но в этот раз он стал 
насвистывать марш из «Пророка».
Послушайте, сказал я товарищам, мы сделаем с П. штуку: мы прикажем ему 
(мысленно) перейти с «Пророка» на «La fille de madame Angot».
Сначала я стал отбивать марш, потом, воспользовавшись несколькими нотами, 
общими обеим пьесам, немедленно перешел на более быстрый темп любимой арии 
моего приятеля. П., со своей стороны, внезапно переменил мотив и начал 
насвистывать «Madame Angot». Все рассмеялись. Мой друг был слишком занят шахом 
королевы, чтобы заметить что-нибудь. «Начнем опять, - сказал я, - и вернемся к 
«Пророку»». Немедленно мы опять услышали замечательную фугу Мейербера. Все, что 
мой друг знал, было только то, что он что-то насвистывал».
Нет надобности пояснять, что здесь не было мысленного внушения, а было внушение 
слуховое, которое проникало в психическую сферу совершенно незаметно для 
внушаемого лица и без всякого с его стороны сопротивления.
То   же самое мы имеем и в других случаях. Возь-
85

Внушение
мем еще пример из Б. Сиддиса: «У меня в руках газета, и я начинаю ее 
свертывать; вскоре я замечаю, что мой друг, сидящий против меня, свернул свою 
таким же образом. Мы говорим, что это случай внушения» .
Мы можем привести и много других аналогичных примеров, где внушение входит в 
психическую сферу незаметно для самого лица и без всякой борьбы и сопротивления 
с его стороны.
Вообще можно сказать, что внушение, по крайней мере в бодрственном состоянии, 
гораздо чаще проникает в психическую сферу именно таким незаметным образом и во 
всяком случае без особой борьбы и сопротивления со стороны внушаемого лица. В 
этом и заключается общественная сила внушения. Возьмем еще пример из того же Б. 
Сиддиса: «Среди улицы на площади, на тротуаре останавливается торговец и 
начинает изливать целые томы болтовни, льстя публике и восхваляя свой товар. 
Любопытство прохожих возбуждено, они останавливаются. Скоро наш герой 
становится центром толпы, которая тупо глазеет на «чудесные» предметы, 
выставленные ей на удивление. Еще несколько минут, и толпа начинает покупать 
вещи, про которые торговец внушает, что они прекрасные, дешевые».
«Уличный оратор влезает на полено или на повозку и начинает разглагольствовать 
перед толпой. Грубейшим образом он прославляет великий ум и честность народа, 
доблесть граждан, ловко заявляя своим слушателям, что с такими дарованиями они 
должны ясно видеть, как зависит процветание страны от той политики, которую он 
одобряет, от той партии, доблестным поборником которой он состоит. Его 
доказательства нелепы, его мотивы презренны, и, однако, он обыкновенно увлекает 
за собой массу, если только не подвернется другой оратор и не увлечет ее в 
другом направлении. Речь Антония в «Юлии Цезаре» представляет превосходный 
пример внушения».
Очевидно, что во всех этих случаях действие внушения не осуществилось бы, как 
скоро было бы замечено всеми, что торговец не в меру расхваливает
86

Внушение
свои предметы, что уличный оратор преувеличивает значение своей партии, 
вздорным образом восхваляя ее заслуги. По крайней мере все, для которых ясна 
вздорность и лживость уверений, в таких случаях тотчас же отходят от таких 
ораторов, вокруг которых остается только доверчивая толпа слушателей, мало .
понимающая в деле, не замечающая ни грубой лести, ни лживых заявлений и потому 
легко поддающаяся внушению.
Итак, в действиях последнего, по крайней мере в большинстве случаев, нет ничего 
«насильственного», нет ничего такого, что должно быть «преодолеваемо», наконец, 
нет и ничего такого, от чего «сознание субъекта стремится избавиться». Все 
происходит самым обычным, естественным порядком, и, однако, это есть настоящее 
внушение, которое вторгается в психическую сферу, как тать, и производит в ней 
роковые последствия. Нет, конечно, надобности доказывать, что в отдельных 
случаях внушение действительно встречает сопротивление со стороны человека, 
которого оно имеет в виду, и тем не менее оно проникает в сознание, как паразит,
 после известной борьбы, почти насильственным способом.
Один из прекрасных поэтических примеров внушения, проникающего в сознание после 
известной борьбы, представляет внушение со стороны Яго на Отелло, который 
первоначально встречает это внушение сильным сопротивлением, но затем 
постепенно поддается ему, когда «яд ревности» начинает совершать в душе Отелло 
свою губительную работу. Также и некоторые из внушений, производимых в