сказала Сена, остановившись возле открытой двери. – Мы с генералом Ландо 
подождем здесь.
– Хорошо, – ответил Хэн. Сделав глубокий вдох, он шагнул внутрь.
Судя по внешнему виду, он ожидал увидеть обычное административное помещение с 
большим холлом и множеством уютных служебных кабинетов, к которым ведут 
расходящиеся во все стороны коридоры. Он был немало удивлен, когда обнаружил, 
что оказался в прекрасно оборудованном центре управления боевыми действиями. 
Вдоль всех стен тянулись пульты связи и слежения за целями, в том числе, по 
крайней мере один, рецептор гравитационной ловушки и то, что выглядело пультом 
управления диапазоном ионной пушки планетарной обороны, похожей на те, какими 
располагал Альянс на Хоте. Установленный в центре помещения голографический 
дисплей показывал солидный сектор пространства с множеством звезд и сотнями 
многоцветных меток и линий направлений между ярко светящимися белыми точками.
Возле него сидел мужчина.
Черты его лица искажали разноцветные отсветы дисплейного изображения; однако, 
несмотря на игру красок, Хэн не сомневался, что видел это лицо только на 
портретах. Узнав мужчину, он вздрогнул, как от внезапного удара грома.
– Сенатор Бел Иблис, – прошептал Хэн.
– Добро пожаловать в Приют Странника, капитан Соло, – раскатистым голосом 
ответил тот и двинулся ему навстречу. – Мне лестно, что вы узнали меня.
– Любому кореллианцу было бы трудно забыть вас, сэр, – сказал Хэн, его 
ошеломленный разум как-то вскользь отметил, что во всей галактике найдется 
очень немного таких, кто услышал бы от него автоматическое "сэр". – Но вас…
– Не было в живых? – договорил за него Бел Иблис, и на его морщинистом лице 
появилась полуулыбка.
– Ну… да, – запинаясь произнес Хэн. – Я хочу сказать, все считали, что вы 
умерли на Анкероне.
– В определенном смысле действительно умер, – тихо подтвердил его собеседник, и 
улыбка исчезла с его лица. Находясь теперь к нему ближе, Хэн отчетливо видел, 
как напряжены иссеченные морщинами возраста черты лица сенатора. – Император 
был не в состоянии просто убить меня на Анкероне, но вполне мог сделать то, что 
сделал. Он отобрал у меня все, кроме жизни: семью, профессию, даже все 
возможности будущих контактов с основными слоями кореллианского общества. Он 
поставил меня вне закона, на создание и соблюдение которого я положил все свои 
силы. – На его лицо вернулась улыбка, напоминающая слабый намек на проблеск 
солнечного света из-за кромки черной тучи. – Он заставил меня сделаться 
Повстанцем. Полагаю, вам знакомы возникающие в такой ситуации чувства.
– И хорошо знакомы, – сказал Хэн, криво усмехнувшись в ответ. В школе он читал 
о легендарном сенаторе Гарме Беле Иблисе, теперь он предстал перед ним на 
расстоянии вытянутой руки. Это заставило его снова почувствовать себя 
школьником. – Я все еще не верю своим глазам. Если бы знать об этом раньше – мы 
могли бы по-настоящему использовать эту вашу армию во время войны.
Ему показалось, что в тот же миг по лицу Бела Иблиса пробежала тень.
– От нас, вероятно, было бы мало проку, – сказал он. – На создание того, что вы 
видели, у нас ушло очень много времени. – На его лице снова появилась улыбка. – 
Но у нас еще будет время поговорить об этом. А сейчас, как я вижу, вы 
мучительно пытаетесь вспомнить, когда мы встречались.
В действительности Хэн даже позабыл об упоминании Сеной предыдущей встречи.
– Сказать вам правду, мне просто не за что зацепиться, – смутился он. – Если 
это было не после Анкерона и вы не были переодеты или что-нибудь в этом роде.
Бел Иблис отрицательно покачал головой.
– Никаких переодеваний; я и не ожидал, что вы действительно запомнили эту 
встречу. Но позволю себе намекнуть: вам было в то время всего одиннадцать лет.
Хэн от удивления заморгал.
– Одиннадцать? – повторил он, словно эхо. – Вы хотите сказать, в школе?
– Правильно, – кивнул Бел Иблис. – Просто абсолютно точно. Встреча была на 
школьном собрании, где вас заставили слушать политические речи группы таких же, 
как я, ископаемых.
Хэн почувствовал, что у него начинает гореть лицо. В памяти по-прежнему было 
пусто, но зато он вспомнил, как в тот период своей жизни относился к политикам. 
Но если хорошенько подумать, то мнение о них не слишком изменилось за истекшие 
годы.
– Извините меня, но я все еще не могу вспомнить.
– Я уже сказал, что и не надеялся на это, – сказал Бел Иблис. – Но сам очень 
хорошо запомнил этот случай. Когда после наших речей наступило время вопросов, 
вы задали их два; мне не восстановить их точные формулировки, но вопросы были 
исключительно острыми: первый касался этики предвзятого отношения к чужеземцам, 
которое начинало набирать силу во властных структурах Республики, а второй – 
некоторых очень специфических примеров коррупции, в которой были замешаны мои 
коллеги по Сенату.
Ситуация начала проясняться, по крайней мере, появилось смутное представление о 
том, какого сорта была эта встреча.
– Да, теперь я припоминаю, – медленно заговорил Хэн. – Полагаю, какой-нибудь из 
моих приятелей подзадорил меня ляпнуть вам эти вопросы. Вероятно, решил 
организовать мне наказание за невоспитанность. Но меня и без того было за что 
наказывать, поэтому дополнительные неприятности меня не беспокоили.
– У вас уже тогда сформировалось ваше жизненное кредо, вы это хотите сказать? – 
сухо заметил Бел Иблис. – В любом случае это были вопросы, каких я не ожидал от 
одиннадцатилетнего ребенка, и они настолько заинтриговали меня, что я о вас 
осведомился. С тех самых пор я не спускал с вас глаз.