– Что, не отправляют рабов на покой? – пренебрежительно спросила Лиссса. – Не 
будь идиотом. Если мы не работаем, мы не едим. Точка.
Он дернула плечом в ту сторону, куда удалялся клезмер, толстые чешуйки на ее 
плече царапнули ветки куста.
– Поэтому он совершает эти жульнические обходы. Играет и притворяется, будто не 
попрошайничает. И все остальные дают ему ягоды и притворяются, будто это не 
милостыня.
Джек смотрел на лицо Лисссы, насколько мог его рассмотреть сквозь ветки и 
листья. Девочка сделала какое-то странное ударение на слове «милостыня».
– А ты сама не подаешь милостыню?
Она нехотя, как показалось Джеку, вынырнула из куста и уставилась на него 
темными глазами.
– Ты что, такой наивный? – горько спросила она. – А может, просто дурак? Мы все 
– рабы. Рабы. Мы на самом дне, отсюда уже некуда падать. А милостыня существует 
для тех людей, у которых есть лишнее, чтобы отдать это другим. Милостыня – не 
для нас. Здесь никто о тебе не позаботится. Никто, кроме тебя самого.
– А как же Маэрлинн? – спросил Джек. – По– моему, она пытается нам помогать.
– О да, – огрызнулась Лиссса. – Маэрлинн. Она помогала и родителям Ноя – они 
оба теперь мертвы. Она помогала дяде Греба и Гриба. Он тоже лежит в могиле. – 
Девочка быстро посмотрела куда– то мимо плеча Джека. – Хотелось бы знать, 
принесли ли ее добрые намерения пользу хоть кому-нибудь.
Джек обернулся и увидел автомобиль с открытым верхом, вроде того, в котором его 
сюда привезли. В автомобиле кроме шофера были два бруммги: один – взрослый, а 
второй – куда меньше и младше первого. Автомобиль остановился, оба пассажира 
вышли.
– Быстрей. Хотя бы делай вид, что работаешь, – предупредила Лиссса, снова 
нырнув в кусты.
Джек шагнул к следующему кусту и снова принялся собирать ягоды, краем глаза 
наблюдая за двумя бруммгами, которые медленно пошли вдоль линии рабов. Младший 
бруммга непрерывно тараторил, обращаясь к старшему.
Джек почувствовал, как все вокруг напряглись, и тихо спросил Лисссу:
– В чем дело?
Он заметил, что клезмер перестал играть и отступил в сторону, молчаливый и 
настороженный.
– Это что, инспекция?
– Хуже, – прошипела Лиссса из куста. – Проклятое отродье, дочка Крампача, 
вернулась за новой игрушкой.
Джек нахмурился.
– За новой игрушкой?
Бруммги продолжали идти, младшая тыкала пальцем то в одного, то в другого раба 
и что-то спрашивала; старший бруммга ей отвечал. Джек понял, что Лиссса права: 
точно так ведут себя малыши в магазине игрушек. Малыши, которые пытаются 
уговорить отца купить все, что попадается им на глаза.
А потом дочка внезапно остановилась и стала тыкать пальцем еще требовательней. 
Ее отец что-то ответил; она продолжала настаивать, и бруммга, пожав плечами, 
сдался.
Из линии рабов выступил один из сородичей Лисссы, долом. Старший бруммга сделал 
повелительный жест, взял дочь за руку и вернулся к машине.
Осторожно поставив на землю миску с собранными ягодами, долом последовал за 
ними.
За спиной Джека Лиссса что-то неистово прошипела.
– Чтоб ей раздуться и лопнуть! – пробормотала она.
– Что она с ним сделает? – спросил Джек.
– Вероятно, разрисует, – ответила Лиссса, выплевывая каждое слово так, будто 
они были отвратительными хрящами. – Так она обычно поступает, когда выбирает 
долома. Она полагает, что наша чешуя похожа на раскраску, которая только и ждет,
 чтобы ее размалевали.
Девочка издала глубокий рокочущий звук, который, казалось, отозвался эхом в ее 
груди и горле.
– А может, она решит вырезать на нем узоры. Она однажды уже проделала такое.
Джек вздрогнул.
– Это наверняка больно.
– Если делать глубокие надрезы – да, – ответила Лиссса. – Именно так она и 
поступила. А потом ей это надоело и она отослала долома обратно, но он заболел, 
потому что порезы воспалились. Он умирал шесть дней.
– Милая малышка, – пробормотал Джек, ссутулив плечи.
Дрейкос беспокойно сновал по его коже, и мальчик физически ощущал исходящий от 
дракона гнев.
Он не мог обвинять к'да. Именно из-за таких вот проявлений дракон ненавидел 
рабство, да и сам Джек готов был вступить в клуб аболиционистов.
– А как насчет того долома? – спросил он Лисc– су. – Ты его знаешь?
Он слишком поздно понял, что задал дурацкий вопрос. Конечно, она знала всех 
доломов, которые были среди рабов.
Однако ответ девочки его удивил.
– Не очень, – ответила Лиссса. – Кажется, его зовут Плэсссит, а может, Пласссит.
 Как-то так.
Джек, нахмурившись, смотрел на нее, но похожая на черепицу толстая чешуя не 
позволяла распознать выражение ее лица, когда она смотрела на бруммг.
– Ты не знаешь его? – спросил мальчик. – То есть... Я имел в виду – он же один 
из твоих сородичей.