читал по губам, но Форсайт придерживался давно установленного правила — если 
речь идет о делах, касающихся лишь их двоих, по мере возможности общаться с 
Роньоном только посредством пальцев. Как любой навык, язык глухонемых без 
практики быстро забывается, а Форсайт не хотел, чтобы его люди утрачивали эту 
сноровку. Порой было очень удобно иметь возможность вести тайный разговор в 
окружении толпы посторонних. — «Через полчаса я должен выступить с речью, — 
сообщил он Роньону. — Не мог бы ты отправиться в студию и подготовить все к 
передаче?»
Застенчивые глаза Роньона расширились, вялые губы изогнулись в радостной улыбке.

«Да, господин Форсайт, — возбужденно зажестикулировал он. — Вы имеете в виду, я 
все должен сделать сам?»
Форсайт сдержал улыбку. Это была одна из немногих точек опоры в его 
неустойчивом мире — каким бы простым либо унизительным ни казалось дело, он 
всегда мог рассчитывать, что Роньон возьмется за работу со всем энтузиазмом, на 
который был способен его мозг восемнадцатилетнего юнца.
И это был весьма горячий энтузиазм. Никто даже не догадывался, воодушевляла ли 
Роньона поставленная перед ним задача или более тонкое чувство — удовлетворение 
оттого, что кто-то ему доверяет.
«Господин Милз уже там, — продолжал Форсайт. — Ты ведь знаешь, что нужно 
сделать?»
Роньон кивнул.
«Да, знаю. — Его детский пыл сменился столь же детской сосредоточенностью. — Я 
все сделаю».
«Не сомневаюсь в этом, — вполне искренне отозвался Форсайт. В отличие от более 
„зрелых“ людей, с которыми ему приходилось иметь дело, Роньон был начисто лишен 
раздражающей ложной гордости, которая не позволяет людям признавать свое 
поражение. Как правило, если ты что-то поручил Роньону и он не обратился к тебе 
за дополнительными разъяснениями, это значило, что он сделал все как надо. — В 
таком случае отправляйся. Нельзя заставлять народ Лорелеи ждать».
«Слушаюсь, господин Форсайт». — Со счастливой улыбкой на губах Роньон 
повернулся и вышел.
Порой, улучив свободную минуту, Форсайт задумывался, зачем он держит Роньона 
при себе. Рослый и неуклюжий, с далеко не фотогеничным лицом и разумом ребенка, 
Роньон был весьма далек от типичного образа человека, вхожего в политические 
круги. Поначалу это был символический жест со стороны Форсайта — 
высокопоставленный представитель планеты находит время позаботиться о тех, кому 
бессильна помочь даже современная медицина. Этот предвыборный трюк оказался 
весьма успешным, невзирая на громкие протесты оппонентов, объявивших его 
бесстыдной игрой на человеческих чувствах. Форсайт выиграл ту кампанию и с той 
поры не знал поражений.
Но это было пятнадцать лет назад. Почему же Роньон до сих пор находится рядом с 
ним?
Пожав плечами в ответ на собственные мысли, Форсайт нажал клавишу интеркома.
— Милз слушает, — произнес знакомый голос.
— Это Форсайт. Как дела?
— Последняя проверка осветительных приборов, господин Сенатор-Избранник, — 
ответил Милз привычно-озабоченным тоном. — Заканчиваем через пять минут.
— Надеюсь, что так, — с нажимом произнес Форсайт. — Потому что я послал в 
студию Роньона и попросил подстегнуть вас.
Милз фыркнул.
— Что ж, придется засучить рукава, — отозвался он с насмешливой серьезностью, 
которая, впрочем, не могла скрыть появившегося в его голосе напряжения. — Я бы 
не хотел, чтобы он рассердился на нас.
— Я тоже, — сказал Форсайт. — Скоро спущусь к вам.
Он выключил интерком. Да, наверное, дело именно в том, что Роньон так 
выделяется среди нас, подумал он. Со своим детским энтузиазмом и безрассудной 
верностью Роньон был подобен легкому ветерку, разгоняющему застоялый запах 
нечистот, которыми нередко оборачивается политика. У Форсайта сохранились живые 
воспоминания о том, как его отец пускал в ход свое недюжинное чувство юмора, 
чтобы разрядить напряжение, столь часто грозившее свести с ума его самого и 
людей, которые с ним работали. Быть может, Форсайт приблизил к себе Роньона из 
подсознательного стремления компенсировать отсутствие у себя этого дара.
Несколько секунд он смотрел на застывшее изображение отца, чувствуя, как его 
охватывает знакомый прилив решимости. Когда-то один из Форсайтов сложил с себя 
обязанности Верховного Сенатора, не желая поддаться отупляющему воздействию 
ангела. Теперь его потомок, если ему достанет изобретательности и будет 
сопутствовать удача, попытается одновременно сохранить свой пост и свободу… и в 
процессе убедить окружающих в том, что его отец с самого начала был прав.
Выключив монитор, он собрал бумаги и двинулся к выходу. Его ждал народ Лорелеи.



Глава 5

— Это очень хорошее вино, — сказала Чандрис, следя за тем, как Тумз взял со 
стола бутылку вычурной формы — он назвал этот сосуд «караффой» — и подлил 
немного жидкости в ее бокал. Девушка заметила, что рука ее кавалера еще не 
начала трястись; однако, чтобы поднести горлышко, ему потребовалось чуть больше 
времени, чем можно было ожидать. Стоит заставить его выпить еще немного — и