катастрофы на Копернике, когда появилось так много молодых вдов, она не 
потеряла голову.
Была какая-то жестокая ирония в том, что космос отнял отцов у обоих – и у 
Криса-старшего, и у Криса-младшего, – хотя и при совершенно разных 
обстоятельствах. Флойд ненадолго вернулся к своему восьмилетнему сыну 
совершенным незнакомцем. Крису-младшему повезло больше – свои первые десять лет 
он провел с отцом, и только потом утратил его навсегда. А где Крис сейчас? Ни 
Каролина, ни Елена, тесно привязавшиеся теперь друг к другу, не знали, на Земле 
он или в космосе. Но это было в порядке вещей; лишь почтовые открытки со 
штемпелем «База Клавия» напоминали семье о первом полете Криса на Луну. 
Открытка, присланная Флойду, все еще висела, прикрепленная к переборке, над его 
столом. Крису-младшему нельзя было отказать в чувстве юмора – и ощущении 
истории. Он прислал деду открытку со знаменитой фотографией монолита, 
возвышающегося над фигурками в космических скафандрах, обступившими его в 
глубине разрытого котлована. Снимок был сделан в кратере Тихо более полувека 
назад. Из тех, кто был изображен на фотографии, кроме Флойда, уже никого не 
осталось в живых, да и сам монолит теперь находился не на Луне. В 2006 году, 
после ожесточенных споров, его перевезли на Землю и установили перед зданием 
Организации Объединенных Наций; сходство между ними казалось сверхъестественным.
 Монолит должен был напоминать людям, что они не одиноки в безбрежном космосе; 
через пять лет, когда в небе засиял Люцифер, напоминание стало излишним.
Пальцы Флойда дрожали – иногда ему казалось, что правая рука отказывается 
повиноваться, – когда он бережно снял открытку и сунул ее в карман. Эта 
открытка будет, пожалуй, единственным напоминанием о семье, когда он поднимется 
на борт «Юниверс».
– Двадцать пять дней – мы и глазом не успеем моргнуть, как ты вернешься, – 
заметил Джерри. – А правда, что с вами летит Дмитрий?
– Этот казак! – фыркнул Джордж. – Я дирижировал его Второй симфонией еще в 2022 
году.
– Это когда первую скрипку стошнило при исполнении ларго?
– Нет, тогда исполняли Малера, а не Михайловича. К тому же вступили духовые 
инструменты, так что никто не заметил – если не считать беднягу, игравшего на 
трубе, – ему пришлось на другой же день продать свой инструмент.
– Ведь сочиняешь!
– Конечно. Ладно, передай старому прохвосту мои лучшие пожелания и спроси, не 
забыл ли он того вечера в Вене. А кто еще летит с вами?
– Ходят разные слухи о несчастных, которых завербовали против их воли, – 
заметил Джерри задумчиво.
– Уверяю Вас, это немыслимое преувеличение. Каждый член экипажа отобран сэром 
Лоуренсом; определяющими были интеллект, обаяние, красота, искра божия или 
другое достоинство.
– А хоть одно из этих прекрасных качеств свидетельствует о твоей незаменимости?
– Коль скоро заговорили на эту тему – нам всем пришлось подписать невеселое 
обязательство, снимающее с Космических линий Тсунга всякую ответственность. В 
пакете документов, между прочим, содержится и оно.
– А нам удастся что-нибудь по нему получить? – поинтересовался Джордж с 
надеждой в голосе.
– Ничего – мои адвокаты утверждают, что в нем предусмотрено абсолютно все. 
Тсунг обязуется доставить меня к комете Галлея и обратно, обеспечить питанием, 
водой, воздухом и каютой с прекрасным обзором.
– А что требуется от тебя?
– После возвращения я должен всячески рекламировать подобные полеты, выступить 
по телевидению, написать несколько статей – это очень немного за столь 
редкостную возможность. Ах да, во время путешествия я обязан развлекать 
остальных пассажиров. Впрочем, как и они меня.
– И каким же образом? Петь и танцевать?
– Постараюсь увлечь избранное общество отрывками из своих воспоминаний. Хотя 
вряд ли сумею составить конкуренцию профессионалам. Ведь среди пассажиров будет 
Эва Мерлин.
– Неужели? Как это они сумели выманить ее из кельи на Парк-авеню?
– Трудно поверить! Ведь ей уже за сто… о-о, извини меня, Хейвуд.
– Бросьте, ей семьдесят лет, ну, плюс-минус пять.
– Какой там минус! Когда «Наполеон» вышел на экраны, я был еще ребенком.
Все замолчали, охваченные воспоминаниями об этом знаменитом фильме. Хотя 
некоторые критики считали верхом ее артистической карьеры роль Скарлетт О'Хары, 
зрители все-таки отождествляли Эву Мерлин (или Эвелин Майлз, родившуюся в 
Кардиффе, Южный Уэльс) с Джозефиной. Противоречивая эпопея Дэвида Гриффина, 
около полувека назад захватившая весь мир, привела в восторг французов и 
вызвала ярость англичан – хотя сейчас и те и другие не отрицали, что 
артистическое воображение Гриффина временами выходило за пределы исторической 
достоверности, особенно роскошно поставленная заключительная сцена – коронация 
императора в Вестминстерском аббатстве.
– В таком случае сэру Лоуренсу здорово повезло, – задумчиво произнес Джордж.
– Пожалуй, здесь и моя заслуга. Ее отец был астрономом и одно время работал у 
меня, а она всегда проявляла интерес к науке. Так что видеопереговоры вел я.
Хейвуд Флойд умолчал о том, что, подобно значительной части населения планеты, 
он влюбился в Эву в тот же миг, как только ее лицо появилось на экране.
– Разумеется, – продолжал он, – сэр Лоуренс с радостью согласился, но сначала 
мне пришлось убедить его, что Эва действительно проявляет интерес к астрономии. 
В противном случае, по мнению сэра Лоуренса, у пассажиров отсутствует общность