– Я должен вам пояснить, – произнес доктор Чандра тоном, в котором, напротив, 
никакого одобрения не ощущалось, – что слуховые и речевые центры повреждены. 
Нам придется заново учить его говорить. К счастью, он обучается в миллионы раз 
быстрее, чем человек.
Пальцы ученого заплясали по клавиатуре. Он набрал десяток слов, на первый 
взгляд случайных, тщательно произнося каждое, когда оно появлялось на экране 
дисплея. Они возвращались из динамика как искаженное эхо – безжизненные, даже 
механические, за ними не чувствовалось разума. Нет, это не ЭАЛ, подумал Флойд, 
Это просто говорящая игрушка – первые из них появились во времена моего 
детства…
Чандра нажал кнопку «ПОВТОР», и слова прозвучали снова. Произношение заметно 
улучшилось, но пока спутать голос с человеческим было немыслимо.
– Слова, которые я ему предложил, содержат основные фонемы английского языка. 
Десять повторений – и речь станет приемлемой. Но у меня нет оборудования для 
настоящего лечения.
– Лечение? – спросил Флойд. – Вы хотите сказать, что… его мозг поврежден?
– Нет, – отрезал Чандра. – Логические цепи в отличном состоянии. Плох только 
голосовой выход, но и он постепенно поправится. Следите за дисплеем, во 
избежание ошибок. И старайтесь говорить поразборчивей.
Флойд подмигнул капитану Орловой и задал естественный вопрос:
– А как насчет русского акцента?
– Думаю, с капитаном Орловой и доктором Ковалевым трудностей не возникнет. Для 
других придется устроить экзамен. Кто не выдержит, пусть пользуется клавиатурой.

– Ну, до этого пока далеко. На первых порах общаться с ним будете только вы. 
Согласны, капитан?
– Конечно.
Лишь легкий кивок подтвердил, что Чандра их слышит. Его пальцы летали по 
клавишам, а слова и символы мелькали на экране так быстро, что ни один 
нормальный человек не смог бы их воспринять.
Это священнодействие слегка утомляло. Вдруг ученый, словно вспомнив об Орловой 
и Флойде, предостерегающе поднял руку. Потом неуверенным движением, разительно 
отличавшимся от предшествующих манипуляций, снял блокировку и надавил особую, 
отдельную от остальных, кнопку.
И раздался голос, без всякого запаздывания. Уже отнюдь не механическая пародия 
на человеческую речь. В нем чувствовались разум, сознание – даже самосознание, 
пусть пока и зачаточное.
– Доброе утро, доктор Чандра. Говорит ЭАЛ. Я готов к первому уроку.
Наступила тишина. Затем, не сговариваясь, зрители поспешно покинули помещение.
Хуйвуд Флойд никогда не поверил бы, что такое возможно. Доктор Чандра плакал.




IV. Лагранж



22. Большой Брат

– …Это просто замечательно, что у дельфинов родился маленький. Представляю 
возбуждение Криса, когда гордые родители устроили смотрины. Мои коллеги 
растрогались, увидев по видео Криса верхом на спине малыша. И предложили 
назвать дельфиненка Спутник – по-русски это означает не только «спутник 
планеты», но и «компаньон».
Прости за долгое молчание, но сама знаешь, сколько у нас было работы. Даже 
капитан Таня ничего не пыталась планировать; каждый делал что мог. А спали, 
лишь когда не в состоянии были бодрствовать.
Зато нам, думаю, есть чем гордиться. Оба корабля в рабочем состоянии, первый 
цикл проверок ЭАЛа близится к завершению. Через пару дней окончательно 
прояснится, можно ли доверить ему управление на пути к Большому Брату.
Не знаю, кто придумал это название – русские, понятное дело, от него не в 
восторге. Но их не удовлетворяет и наше официальное название ЛМА-2. Во-первых, 
потому, что до Луны отсюда добрый миллиард километров. Во-вторых, поскольку 
Боумен магнитного поля у здешнего объекта так и не обнаружил. Когда я попросил 
их придумать собственное название, они предложили русское слово Загадка. 
Неплохо, конечно, но когда я пробую это произнести, все хохочут.
Впрочем, как эту вещь ни называй, она от нас всего в десяти тысячах километров; 
до нее несколько часов лета. Но решиться на этот короткий перелет непросто.
Мы надеялись найти какие-нибудь новые сведения на борту «Дискавери». Но, как и 
следовало ожидать, не нашли ничего. ЭАЛ вышел из строя задолго до прибытия сюда,
 и его память чиста; все свои секреты Боумен унес с собой. В бортжурнале и 
автоматических регистраторах тоже нет для нас ничего интересного.
Единственное, что мы обнаружили, – это послание Боумена матери. Не совсем 
понятно, почему он его не отправил. Очевидно, надеялся вернуться в корабль. Мы, 
конечно, переслали письмо миссис Боумен, она живет сейчас в доме для 
престарелых во Флориде. У нее душевное расстройство, так что она скорее всего 
ничего и не поймет.
Вот и все новости. Мне очень не хватает тебя. А еще – синего небосвода и 
изумрудной океанской воды. Здесь господствуют краски закатного неба – красные,