мировых телевизионных программ, и возможность увидеть все это не только 
подбодрила его, но и подтвердила еще раньше зародившуюся у него догадку.
Все передачи были примерно двухлетней давности, то есть относились к тому 
времени, когда на Луне обнаружили монолит ЛМА-1. Трудно поверить, что это 
просто совпадение. Видимо, эти передачи были тогда приняты и ретранслированы 
сюда; значит, черная глыба вовсе не бездействовала, а люди на Луне и не 
подозревали об этом.
Он продолжал наудачу переключать канал и внезапно наткнулся на знакомую сцену. 
На экране появилось изображение той самой гостиной, что была тут, за стеной, а 
в ней сидел известный актер, занятый в эту минуту яростной перебранкой со своей 
неверной любовницей. Ошеломленный Боумен мгновенно узнал обстановку комнаты, из 
которой только что ушел, а когда камера вслед за бранящимися героями покатила в 
спальню, он невольно кинул взгляд на дверь, словно ожидая, что они сейчас 
войдут сюда. Так вот, значит, как подготовили его хозяева эту «приемную 
площадку» для гостя с Земли! Они почерпнули свои представления о быте землян из 
телевизионных передач. Ощущение, что он окружен кинодекорациями, его не подвело.

Итак, Боумен узнал, что ему было сейчас нужно. Он выключил телевизор. «Что же 
делать дальше?» – спросил он себя, заложив руки за голову и уставясь на пустой 
экран.
Он безмерно устал, изнемог и телом и душой, но ему казалось просто немыслимым 
уснуть в этой неправдоподобной обстановке, в такой страшной дали от Земли, 
какой никогда еще не ведал ни один человек. Однако удобная постель и 
бессознательная мудрость тела вступили в тайный сговор против его воли.
Он нашарил рукой выключатель – и комната погрузилась в темноту.
Через несколько секунд им завладел глубокий сон без грез и сновидений.
Так Дэвид Боумен заснул в последний раз в своей жизни…



Глава 45
Воспроизведение

В обстановке жилища больше не было нужды, и она растворилась в мысли своего 
создателя. Остались только постель и стены – они защищали хрупкое существо от 
могучих сил, с которыми оно еще не могло справиться. Дэвид Боумен беспокойно 
зашевелился во сне. Он не проснулся, и сновидения не посещали его, но какая-то 
часть сознания пробудилась. Что-то проникло в его разум, как в лес 
прокрадывается туман. Боумен лишь смутно ощущал это вторжение; совершись оно 
сразу в полную мощь, оно уничтожило бы его столь же неминуемо, как пламя, 
бушующее за стенами. Нечто бесстрастно изучало его, а он не ощущал ни надежды, 
ни страха; у него изъята была самая способность что-либо чувствовать. Казалось, 
он парит в беспредельности, а вокруг во все стороны протянулись, образуя четкую 
сеть, нескончаемые темные линии, а может, нити, по которым движутся крохотные 
зернышки света – одни медлительны, другие проскальзывают молниеносно. Когда-то 
ему случилось видеть под микроскопом срез человеческого мозга, и там, в 
сложнейшем сплетении нервных волокон, он заметил тот же лабиринт. Но тот был 
мертвый, неподвижный, а этот – сама жизнь. Боумен понял – или вообразил, будто 
понимает, – что ему открылась работа некоего исполинского разума, созерцающего 
Вселенную, крохотная частица которой – он, Дэвид Боумен. Зрелище это – или 
видение – явилось ему лишь на краткий миг. Тотчас прозрачные плоскости, решетки,
 сплетения и пересечения скользящих зерен света исчезли, и Дэвид Боумен вступил 
в мир сознания, неведомого прежде ни единому человеку.
Сперва показалось – Время повернуло вспять. Он готов был принять и это чудо, 
потом понял, истина еще таинственней и поразительней. Отворяются родники 
памяти; одно за другим воспоминания возвращают его в прошлое, и дано все 
прожить заново. Вот он, этот гостиничный номер… вот космическая капсула… 
пламенные всплески на красном солнце… слепящая сердцевина Галактики… врата, 
через которые попал он в эту непостижимую Вселенную. И все быстрей, быстрей 
уносясь в обратный путь, он не только видел, но заново испытал все ощущения и 
тревоги, которые изведал тогда впервые. Жизнь его раскручивалась, точно лента 
магнитной записи, пущенная задом наперед со все возрастающей скоростью. И вот 
он опять на борту «Дискавери», и небо заполнили кольца Сатурна. Вновь он 
повторил свой последний разговор с ЭАЛом; увидел, как выходит из корабля Фрэнк 
Пул на последнее свое задание; услыхал голос Земли, заверяющей, что все идет 
хорошо.
И даже заново проживая миг за мигом, он знал: все и правда хорошо. Он 
проносился коридорами времени, стремительно возвращался к детству, 
освобождаемый от прежних знаний и жизненного опыта. Но ни единая крупица не 
пропадала; все, чем был он прежде, в любой миг своей жизни, передавалось 
куда-то, где оно будет сохраннее. Один Дэвид Боумен переставал существовать, а 
меж тем другой Боумен обретал бессмертие.
Быстрей, быстрей возвращается он в забытые годы, в мир более простой, 
бесхитростный. Ему ласково улыбаются лица, когда-то дорогие, но, думалось, 
навсегда позабытые. И он отвечает улыбкой, с нежностью, без боли.
И наконец стремительное обратное движение замедляется; родники памяти почти 
иссякли. Время течет все медленней, близится миг неподвижности – так в высшей 
точке размаха на одно нескончаемое мгновение застывает маятник, прежде чем 
качнуться сызнова. Безмерное мгновение миновало; маятник двинулся вновь. В 
пустынности, за двадцать тысяч световых лет от Земли, плывя меж пламен двойной