Мы не знаем пока, страшиться нам или надеяться. Мы не знаем, что вы встретите 
там, на лунах Сатурна, – добро или зло… или, может быть, только развалины, в 
тысячи раз древнее руин Трои.




Часть V.
К Сатурну



Глава 31
Жизнь продолжается

Работа – лучшее утешение от всяких потрясений, а у Боумена ее было столько, что 
хватило бы на всех его погибших товарищей. Предстояло в кратчайший срок 
привести корабль в состояние полной исправности, начиная с самых важных систем, 
без которых и он, и корабль могли погибнуть. В самую первую очередь пришлось 
заняться системами жизнеобеспечения. Кислорода было утрачено очень много, но 
для одного человека оставшегося запаса было более чем достаточно. Температура и 
давление регулировались в основном автоматически, и ЭАЛу редко приходилось 
вмешиваться в это. Многие из высших функций уничтоженного электронного мозга 
могли взять на себя компьютеры на Земле, хотя сигнал теперь запаздывал так, что 
они лишь с большой задержкой отзывались на изменения обстановки. Но всякая 
неполадка в системах жизнеобеспечения, если не считать крупной пробоины корпуса,
 становится опасной не сразу, до этого пройдет не один час, поэтому времени на 
принятие нужных мер хватит.
Корабельные энергоустройства, навигационные приборы и движители не имели 
никаких повреждений. К тому же движители понадобятся только спустя многие 
недели, при сближении с Сатурном. Притом даже на таком удалении, без помощи 
бортового компьютера, Земля все же могла руководить этими операциями.
Правда, окончательная коррекция орбиты при таком способе управления – дело 
нудное, придется не спускать глаз с приборов, но с этим можно справиться.
Самой тяжкой работой для Боумена было извлечь погибших товарищей из саркофагов 
в карусели. («Хорошо еще, что это были просто сослуживцы, а не близкие друзья», 
– подумал он. Они занимались вместе всего несколько недель. Сейчас, вспоминая 
об этом, он понял, что и эти занятия проводились главным образом для проверки 
на совместимость.) Когда он закрыл наконец опустевшую гипотермическую камеру, 
он почувствовал себя чем-то вроде осквернителя египетских гробниц. Теперь 
Камински, Уайтхед и Хантер долетят до Сатурна раньше его, но не раньше Фрэнка 
Пула. Почему-то эта мысль принесла ему странное, горькое удовлетворение.
Он не стал проверять, уцелела ли после аварии система управления искусственным 
сном в оставшихся ячейках гипотермической камеры. От этого, возможно, в 
последнем счете будет зависеть его жизнь, но он решил, что это дело подождет до 
выхода корабля на конечную орбиту. Мало ли что до тех пор может случиться!
Боумен подумал и о другой возможности: не сумеет ли он за счет жесткого 
распределения запасов дождаться второго корабля, вовсе не прибегая к спячке? 
Правда, следом возникал другой вопрос, куда более трудный: сможет ли он, 
оставшись в живых, уцелеть также и психически… Он пытался прогнать всякие мысли 
о столь далеком будущем и сосредоточиться на неотложных задачах. Не торопясь, 
занимался уборкой на корабле, проверял работу всех систем, обсуждал с Землей 
различные технические затруднения – словом, работал, отводя на сон как можно 
меньше времени.
В первые недели после аварии он лишь урывками мог поразмыслить над той великой 
тайной, навстречу которой неотвратимо нес его корабль, но забыть о ней не мог 
ни на минуту.
Наконец, когда на корабле вновь установился будничный, автоматический ритм 
жизни, хотя эти будни и требовали от Боумена неусыпной бдительности, нашлось 
время изучить материалы, переданные Землей. Не раз и не два он прокручивал 
видеозапись, сделанную, когда монолит ЛМА-1 впервые за три миллиона лет 
приветствовал восход Солнца. Он смотрел на фигурки в скафандрах, толпившиеся 
вокруг, и не мог удержаться от улыбки, глядя, как смешно испугались они, когда 
монолит послал к звездам свой сигнал, мощью электронного голоса парализовавший 
их радиосвязь.
С тех пор черный монолит не проявлял никаких признаков активности. Его 
изолировали от света; затем осторожно открывали доступ к нему солнечным лучам, 
но никакой реакции не последовало. Вскрыть его или надрезать не пытались, 
отчасти из сугубо научной осторожности, но в не меньшей мере из опасения 
возможных последствий. Магнитное поле монолита, которое помогло его обнаружить, 
исчезло в то самое мгновение, когда раздался сигнал. Некоторые специалисты 
высказали предположение, что это поле генерировалось мощным током, который 
циркулировал в каком-то сверхпроводнике, не затухая на протяжении всех 
бесчисленных веков и сохраняя энергию до момента, когда она потребуется. 
Несомненно одно: в этой черной глыбе таился какой-то внутренний источник 
энергии; количество солнечной энергии, поглощенное ею за короткое время, 
прошедшее после восхода солнца, не могло дать сигнал такой мощности.
Бесконечные споры завязывались вокруг одного любопытного, хотя, может быть, и 
не столь существенного обстоятельства. Монолит был высотой 3,375 метра, а 
поперечное сечение его равнялось 1,5 х 0,375 метра. Тщательные замеры показали,