Налетчики переглянулись.
– Тебе же говорят… – начала брюнетка.
– А ты закрой хавало, – повел стволом пистолета в ее сторону Матвей. – С бабами 
вообще у меня разговор короткий. Ну?
«Милиционер» облизнул губы.
– Понимаешь, у нас в конторе кто-то пытался качать права…
– Копер! – одернула его брюнетка.
Тот отмахнулся.
– Вроде бы как в защиту твоего… кореша, ну а ты был в его конторе, когда туда 
пришли… из частного агентства, вот мы и проверяем… Адрес дал нам шеф, к нему 
все вопросы.
– Лажанулись вы, люди. Илюха действительно старый мой сламщик, кореш, а насчет 
остального… Я олень[34], а не сявка, хотя и провел срок на даче[35], фигура[36] 
у меня всегда при себе, и облома я не люблю. А теперь хиляйте отсюда.
Боевики Белого гуськом потянулись к выходу. «Милиционер» оглянулся на пороге:
– За что сидел-то, олень?
– За торговлю «воздухом», – скривил губы Матвей. – В особо крупных размерах.
«Милиционер» кивнул: он знал, что «воздух» на фене означает «деньги».
После их ухода Матвей прибрал в комнатах и полчаса просидел в ванной под душем, 
отходя. Проанализировав свое поведение, остался доволен. Его не узнали как 
«щупача» офиса Шмеля – это раз. Профессионалом рукопашного боя он явно не 
выглядел – это два. Зато хорошо сыграл роль непрофессионального бандита, 
получившего «образование» в колонии, – это три. Налетчиков он сбил с толку – 
это четыре. Пусть проверяют, начальники особняка под Нюренгри подтвердят кому 
угодно, что у них сидел Матвей Соболев, осужденный за валютные операции на пять 
лет, и освобожден досрочно «за примерное поведение».
Правда, точила душу тайна: каким образом Горшин отгадал, что ему понадобится 
пистолет? И главное, каким образом Шмелю удалось так быстро определить адрес 
конспиративной квартиры, принадлежавшей «Смершу»?
БУСИДО[37]
Премьер-министр Михаил Сергеевич Краснорыжин слыл человеком рассудительным и 
спокойным. Он никогда никуда не спешил, взвешивал каждое свое слово и, казалось,
 не говорил, а вещал. На самом деле медленно и тяжело говорил он только затем, 
чтобы скрыть природное косноязычие, но даже при этом проглатывал окончания слов,
 и понять его иногда было непросто.
Окна громадного кабинета премьера выходили в парк вокруг «черно-белого дома», и 
видеть подъезжавшие машины он не мог, однако то и дело подходил к распахнутому 
окну, чтобы глянуть на стену деревьев, скрывавшую паркинг. Премьер ждал гостей 
и нервничал, потому что они опаздывали.
Был он низкорослым, тучным, широким в плечах и груди, малоподвижным и обликом 
почти не отличался от снежного человека, каким его изображали карикатуристы. 
Особенно впечатляло собеседников лицо Михаила Сергеевича, квадратное, с мощными 
бровями и еще более мощной челюстью, с неожиданно острым носом и тонкими губами.
 Однако, несмотря на гориллоподобное обличье, был Краснорыжин далеко не дурак, 
хотя и выплыл к вершинам власти из болота старых партийных связей. К тому же он 
знал все способы удержания власти и личностью был незаурядной и страшной. 
Второго такого политика верхние этажи правительства не имели, даже президент 
вынужден был считаться с его решениями, не рискуя навлечь «гнев народа», а тем 
более гнев номенклатуры, который мог свободно инспирировать премьер.
Звякнул селектор.
– К вам визитеры, – тихо прошепелявил секретарь.
Именно этих визитеров Михаил Сергеевич и ждал. Один из них был министром 
обороны, второй – начальником Управления «Т» Федеральной службы контрразведки.
Министра обороны, маршала авиации Николая Николаевича Галкина Краснорыжин знал 
давно. Оба выращены были системой государственного рэкета, называемой 
демократией, и прошли огни и воды политических баталий, избирательных кампаний, 
интриг, обмана, обходных маневров, обещаний «умереть за народ». Чем-то они даже 
походили друг на друга, только вот министр был чуть выше и кудрявее.
Начальник антитеррористического управления генерал-лейтенант Ельшин Генрих 
Герхардович был очень молод – шел ему всего двадцать девятый год, – энергичен и 
сжат, как пружина, готовая в любой момент распрямиться с бешеной силой. 
Генеральский мундир он надевал крайне редко, предпочитая изысканные гражданские 
костюмы, поэтому выглядел всегда щегольски изящным и в то же время 
стандартно-деловым, как банковский служащий. Смуглое лицо его с горбатым носом, 
узкое и хищное от природы, волевое, издали казалось по-мужски красивым, если бы 
не глубоко посаженные глаза, черные, с неприятным блеском отчуждения и 
недоброжелательства.
Его небывалый взлет начался полтора года назад. За год из капитана, командира 
«пятерки волкодавов» – особой группы по розыску и уничтожению террористов 
(преобразованной потом в спецподразделение «Стикс»), он стал полковником, 
командиром бригады обеспечения ФСК, а еще через год – генерал-лейтенантом, 
начальником Управления «Т».
По этому поводу в официальных кругах ходили самые разные слухи: и что у него в 
верхах есть мощная родственная лапа, и что он якобы оказал когда-то неоценимую 
услугу президенту, и что у него куча заслуг в поимке шпионов и диверсантов. Но 
Краснорыжин точно знал, что никаких родственных лап у Ельшина нет. Как нет и 
особых заслуг. Стремительное повышение Генриха Герхардовича по служебной 
лестнице и для премьера оставалось тайной.
Пожав прибывшим руки, Михаил Сергеевич увлек их в «курилку» – угол кабинета с 
пальмами, росшими из пола, шикарными креслами и столиком с напитками.