русский фольклор.
– Даль знал его лучше. Впрочем, филолог я или не филолог?
– А если серьезно, где ты работаешь?
Матвей не успел ответить: официант принес заказ.
«Полная программа» индийской кухни состояла из горячего ржаного хлеба нан в 
виде лепешек, сик-кабаба – разновидности шашлыка из рубленой баранины, кари в 
масале – овощей в густой подливе, рамсати райса – риса, сваренного вместе с 
горохом, с обжаренным луком и специями, гуши – жареных грибов, фруктовых соков 
и кульфи – знаменитого индийского мороженого, приготовляемого из топленого 
молока.
Пока Кристина жмурилась от удовольствия – вкусно! – и насыщалась, Матвей 
просветил ее по части индийских специй и пряных трав, использованных в блюдах. 
Девушка знала только черный перец и корицу, Матвею же были известны десятка два,
 в том числе красный перец чили, белый, зернышки кинзы, темерик, гвоздика, 
лавровый лист, кардамон, анис, горчичные семечки и многое другое.
Кристина осталась в восхищении как от изысканного ужина, так и от познаний 
партнера.
Из ресторана они ушли рано – в десятом часу вечера, и Матвей повез девушку 
домой, где они пили кофе, слушали музыку – хозяин любил мелодии в стиле 
ритм-энд-блюз и сингл, – смотрели видеоклипы и беседовали о литературе и театре.
 Остаться ночевать Матвей Кристине не предложил, она была благодарна ему за это 
и в то же время немного разочарована.
Пока он вез ее через полгорода к общежитию, молчали. А прощаясь у дверей ДАСа, 
Матвей задержал руку девушки в своей.
– Тебе не кажется, что могут произойти два несчастья? – задумчиво спросила 
Кристина. Отблеск из окон общежития падал на ее лицо, и, казалось, оно светится 
в темноте.
– Какие? – хрипловато осведомился Матвей.
– Первое – ты влюбишься в меня, второе – я в тебя.
Матвей помолчал, потом шепотом произнес:
– Второе – трагичней.
Мгновение девушка вглядывалась в него загадочными бездонными глазами, 
поцеловала в губы и скрылась за дверью второго корпуса ДАСа, то и дело 
впускающей и выпускающей стайки студентов. А у Матвея свело скулы, как от 
легкого электрического разряда, и губы долго хранили ощущение фиалковой 
свежести и родниковой чистоты.

Стадия полного расслабления длилась более двадцати минут, и, как всегда в конце 
ее, Матвей услышал тихие голоса, пронизывающие пространство и время и его 
самого; смысл слов ускользал, терялся в ассоциациях и шумах психического 
«ветра», но в последнее время Матвею стало казаться, что голоса эти принадлежат 
тем самым божественным существам, инфарху и его спутнице, которые приходили к 
нему в его эзотерических снах.
– Дей, – расслышал он последнее слово. Прошептал в ответ:
– Повторите, я не понял…
Но ответом было лишь глубокое космическое, всеобъемлющее молчание, чей язык не 
понимал не только Соболев, но и ни один человек на Земле.
Очнувшись, он уселся на ковре в позе «лотос», перешел на глубокое дыхание – 
один вдох, один выдох на пять-шесть минут и принялся созерцать свою внутреннюю 
вселенную, достаточно сложную и богатую, полную тайн и намеков на ответы: это 
помогало найти душевный резонанс и достичь нужной концентрации психики. В 
памяти всплыли детали предстоящей операции, выстроились в ряды и блоки, 
образовали стройную пирамиду условий и вариантов. «Проиграв» операцию на 
образно-чувственном уровне, Матвей подключил психофизические механизмы 
реализации и добился устойчивой аналгезии – полной нечувствительности к боли. 
Рывком – через пальцы ног – встал. Душа была полна уверенности в благополучном 
исходе дела, а тело – сил и энергии. Хотелось двигаться, что-то делать, жить 
активно, интенсивно и быстро.
Не удержавшись, Матвей прыгнул без разбега через диван и тут же через 
журнальный столик с вазой, бесшумно сел в кресло, еще хранившее тепло Кристины. 
Силой воли отбросил ее образ, зашел в ванную. Из зеркала во всю стену смотрел 
на него высокий, поджарый, смуглый и скуластый молодой человек с 
уверенно-жестким и пристальным взглядом льдисто-голубых глаз. На вид он не был 
особенно широкоплечим и мускулистым, но во всем его облике – наклоне головы, в 
жестах – чувствовалась огромная скрытая сила и хищная готовность к действию. 
Матвей сделал особое усилие – и мышцы плеч буквально затанцевали, словно жили 
отдельно от костей; их танец перешел на мышцы груди, живота, бедер, ног, стих у 
ступней. Увидели бы этот «танец» друзья, их отношение к Матвею наверняка 
изменилось бы.
– Хоп! – Матвей подбросил мыло, проткнул его ударом среднего пальца. – 
Действовать! Действовать! – вот для чего мы существуем, как говорил Фихте.
Сборы в дорогу длились до часу ночи, и, спускаясь к машине, Матвей молился, 
чтобы никто не встретился по пути. Ему повезло, и уже через полчаса он въехал 
во двор старой конфетной фабрики, приготовленной к сносу и примыкающей с тыла к 
зданию «Независимой федерации кикбоксинга» на улице Давыдковской, 25а.
Ночь была темная, безлунная, тихая, лишь изредка издалека доносился шум редких 
автомашин и звуки музыки.
Матвей выждал какое-то время, вслушиваясь в тишину, настраивая себя к грядущему 
напряжению. Резиденция Белого наверняка охранялась, являясь, по сути, штабом 
штурмового десантно-диверсионного отряда «Щит», но со стороны фабрики, похоже,