Арсенюк?
– А хрен его знает! – Полковник смотрел на зажатую в кулаке трубку и впервые в 
жизни не знал, что делать. Голосу из телефона он почему-то поверил сразу.
– Который час?
– Полпятого. Что произошло, Саша?
Синельников не ответил.
…Точно такие же сообщения получили новый начальник ГУБО, замминистра МВД, 
начштаба московского ОМОНа, начальник военной контрразведки «Смерш-2» и 
директор Федеральной службы контрразведки Панов. Из них лишь Панов оценил 
информацию как требующую немедленного оперативного ответа, остальные начали 
анализировать данные, запрашивать свои компетентные службы и консультироваться 
с экспертами, потеряв драгоценное время, а заодно и насторожив службу 
безопасности Купола. Правда, и она отреагировала с запозданием, получив 
несколько противоречивых сообщений якобы от осведомителей и наблюдателей 
разведсистемы мафии. В одном говорилось о готовящейся Министерством внутренних 
дел провокации с целью натравить внутренние подразделения Купола друг на друга, 
в другом – об операции Федеральной контрразведки по «захвату иностранного 
шпиона», проникшего в одно из управлений ФСК.
Инспирировал эти сообщения Горшин, использовав соответствующие компьютерные 
сети, но об этом никто никогда не узнал.

Подъем из пропасти небытия на вершину сознания был долгим и мучительным. Сто 
раз он срывался с полпути и разбивался о «дно пропасти» насмерть. Сто раз он 
пытался отогнать кошмары и получал сильнейшие встряски нервной системы, 
парализующие тело, мозг и душу до состояния полнейшего равнодушия. Дважды он 
всплывал сквозь толщу огня и воды в миры со странными и необычными пропорциями, 
чтобы глянуть в глаза двух ожидавших его существ – мужчины и женщины, но не 
людей! – и тут же снова погрузиться в расплавленное олово боли. Встречи эти 
запомнились не конкретно, а как бы фрагментарно, словно плотный туман времени – 
тысячелетия! – растворил события в себе, оставил в памяти только тени событий, 
их следы, призрачные «фигуры умолчания» да сожаление о безвозвратно потерянном 
и прошедшем.
При втором «всплытии» Матвею даже удалось спросить мужчину и женщину: «Я уже на 
том свете?» – и услышать ответ: «Тебе сюда пока рано, идущий, ты еще не 
закончил свой путь в той реальности…» Под «той реальностью», очевидно, 
подразумевался мир Земли, в котором он родился.
Но пришел наконец момент, когда он осознал себя как личность, и жизнь 
встрепенулась в теле и закричала во весь голос – от боли! – потому что не 
осталось ни одной нервной клетки, которую не затронуло бы излучение «болевика».
Однако Матвей чувствовал и кое-что другое: организм постепенно успокаивал боль, 
настраивал потрясенную нервную систему, приводил в порядок артериальное 
давление, ритмы сердца, дыхание и энергоотдачу. Кроме того, мозг фиксировал 
ощущения, которые Матвей не смог бы выразить словами, потому что в русском 
языке таких слов просто не существовало. Впрочем, как и в любом другом.
И тогда он вспомнил слова Горшина об «адаптационном периоде» пси-коррекции и 
понял, что период этот завершился. Ни болеизлучатель, ни суггестор «удав» не 
смогли подчинить его и заставить делать то, что он не хотел делать.
Не открывая глаз, Матвей огляделся: видел он теперь сквозь веки так же хорошо, 
как и с открытыми глазами, хотя и в другом диапазоне спектра.
Комната была та же, куда их с Василием поместили после боя в подвале и где 
находилась Кристина. Они так и не успели поговорить как следует, обменялись 
парой фраз да поцелуями, а потом началась пытка.
Убранство комнаты с единственным окошком, выходившим на стену не то сарая, не 
то гаража, свидетельствовало о том, что Ельшин не скупился на комфорт для своих 
пленников, кто бы они ни были. Широкая кровать-альков, роскошный диван, кресла, 
гарнитур, ковры на полу говорили сами за себя. Но выйти отсюда час назад ни 
Матвей, ни Василий не смогли.
Бывший контрразведчик лежал ничком на полу, и Матвею достаточно было одного 
взгляда, чтобы понять: парень плох настолько, что вряд ли выживет, если его не 
доставить в больницу.
Кристина лежала боком на диване, подогнув руки, и тоже выглядела почти мертвой, 
хотя еще дышала, и сердце билось медленно и неровно.
Матвей рывком сел, переждал головокружение, подскочил к девушке, перевернул ее 
на спину, ужаснувшись царапинам и рваным ранам, сунул под голову подушку. Жива, 
а это главное. Подожди, милая, я тебя вылечу, а пока надо заняться собой.
Без двадцати минут семь – он мог теперь ориентироваться во времени без часов с 
точностью до минуты – Матвей забрался на кровать, чтобы его не было видно из 
двери, и приступил к анализу собственных ресурсов и залечиванию ран. Канал 
связи с менталом сработал без обычного сверхнапряжения душевных сил, и уже 
через пять минут Матвей был полон сил и энергии. Резервы его были, разумеется, 
не бесконечными, в конце концов, и возможности паранорма базируются на 
энергетической подпитке биологического организма – тела человека, но для 
осуществления задуманного Матвей готов был потратить даже бесценные запасы 
внутренней энергии – ки, ответственной за послестрессовое восстановление, а 
также за долголетие и препятствующей старению. Используя их, организм в мощной 
импульсной отдаче мог за короткое время – часы и минуты – израсходовать то, что 
распределялось на месяцы и годы, на все шестьдесят-сто лет жизни, истощиться, 
буквально сгореть! Впрочем, об этом Матвей не думал.
Первым делом он позаботился о Василии: перенес его на кровать, сделал массаж 
сердца и акупрессуру жизненно важных точек на спине и груди, стараясь не задеть