попадаться напрочь.
– Домой, однако, пора, – посоветовал Увачан. – Шибко комары олешков есть.
Артур хотел было в исследовательском азарте вернуться к верховью Джелиндукона, 
проверить его боковые осыпи, но потом подумал, что экспедиция и без того 
удалась, и согласился. Да и комары действительно одолели, несмотря на наличие 
современных отпугивающих средств – от фумитоксовых спреев до ультразвуковых 
свистков.
– Никому не говорить, паря, – сказал эвенк, когда они вернулись в лагерь. – 
Нехорошие люди много, завидовать всегда, убить даже.
– Завистников и в самом деле много, – кивнул Артур, ссыпая найденные алмазы в 
кисет. – Нам проблемы ни к чему, будем держать язык за зубами. У меня с собой 
есть пузырь столичной огненной воды, давай выпьем по глотку, за удачу?
– Давай, – оживился Увачан. – Твоя брат угощать давно, тепло внутри, легко, 
голова летать, я любить.
– Да уж, иногда голова действительно улетает, – засмеялся Артур, – поэтому надо 
знать меру.
Они выпили по полкружки кристалловского «белого золота», закусили жареным сигом 
и полюбовались закатом, предвещавшим скорую смену погоды. Осень в этих местах 
начиналась рано, в середине августа, а в связи с глобальным изменением климата 
и вовсе невозможно стало предсказать, какой она покажет нрав. Самодеятельным 
«геологам» ещё повезло, что с начала июля выдалась хорошая погода, дожди были 
редкими, а внезапные ночные похолодания и вовсе отсутствовали.
– Гость, однако, – сказал вдруг Увачан, щуря и без того узкие глаза, – байё, 
женщина.
– Где? – не поверил Артур, у которого от выпитого немного кружилась голова.
– На том берегу, в ерике. Камень большой видишь?
Суворов сфокусировал зрение и в самом деле за камнем на другом берегу реки, где 
начинался колючий кустарник, заметил фигурку в белом. Достал из палатки бинокль.

Проводник не ошибся. Это была женщина в странном белом одеянии, напоминающем 
плащ-накидку. Волосы у нее были тоже белые, то ли седые, то ли совсем светлые, 
лицо красивое, но измученное, и лишь под широкими бровями горели удивительным 
внутренним огнём зелёные глаза, наполненные страданием и болью. Она 
почувствовала, что на неё смотрят, подняла лицо, и Артур отшатнулся, получив 
самый настоящий удар в лоб.
– Твою мать!
– Маган кырдай, о! – прошептал эвенк с суеверным страхом. – Колдуй-баба, белая 
ястребица, однако… не смотри глаза, денька станешь…
– Кем-кем?
– Слепой совсем… не понимать ничего… яррын голова, слабый…
Артур снова навёл бинокль на скалу, но женщину там уже не увидел. Она исчезла 
как привидение. И только взгляд её остался в памяти, тоскливый и одновременно 
вопрошающий, удивлённый, исполненный необычной внутренней силы. Интересно, чему 
она удивилась, увидев геолога и его спутника на берегу реки?
– Куда она подевалась?
– Маган кырдай летать и по воде ходить. Плохо встретить, однако. Домой надо 
быстро-быстро.
– На ночь глядя? Утром двинемся. Да и не боюсь я никах ваших колдуний местных, 
нету их, легенды одни.
– Не легенды, однако. Сам видел. Хороший маган и плохой совсем. Шаман томтуха 
встретить и болеть, потом умирать.
– Инфекцию небось подхватил и умер, – проворчал Артур, ворочая окулярами 
бинокля. – У вас тут никакой санитарии, живёте как два века назад, разве что 
телевизоры в чумы поставили.
– Живём, – не обиделся Увачан.
Солнце село. На лес упала темнота. Комары повалили гуще.
Артур брызнул на себя из баллончика с фумитоксом, постоял у обреза воды, глядя 
то на вызвездившее небо, то на лес за рекой, потом полез в палатку. Ни с того 
ни с сего заболела голова. Он попробовал бороться с болью с помощью медитации и 
не заметил, как уснул.
Ночью проснулся в поту, не понимая, что с ним и где он находится, прислушался к 
тишине за стенками палатки, попил холодной родниковой воды, успокоился, уснул 
снова. И приснился ему удивительный сон, до жути реальный, объёмный и цветной.
Он стоял на плоской вершине скалы, торчащей недалеко от толстой стеклянной 
стены, разделявшей равнину надвое. Вправо и влево уходила цепочка таких же скал,
 похожих на застывших каменных стражей. По эту сторону стены равнина была живой,
 зелёной, поросшей густой травой и ползучим кустарником, по другую мир был сер, 
тускл, прокопчен, по угрюмой холмистой равнине с чёрными провалами кратеров и 
ям бродили слоистые белёсые дымы, сквозь которые изредка проносились некие 
призрачные тени, а иногда проглядывал лик кошмарного зверя, похожего на дракона 
и на человека одновременно.
Небо этого мира было фиолетово-чёрным, в отличие от густо-синего небосклона, 
раскинувшегося над зелёной половиной равнины. А вот солнце оказалось единым для 
обеих половин, разделённое точно посередине всё той же колоссальной, уходящей в 
бесконечность, стеклянной на вид стеной. Только цвет половинки, освещавшей 
зелёную, живую часть равнины, был желтым, с оранжевыми протуберанцами, а 
относящейся к страшному – «адскому» миру – багровым, с чёрными оспинами.
На равнине из-за дальнего холма появились всадники на необычного вида животных, 
имеющих сходство с верблюдами и слонами. Они приблизились к стеклянной стене, 
спешились. Мужчина, одетый в облегающий тело серебристый костюм со множеством