человеческие массы, а самоотверженный поиск и деятельность людей высшего типа. 
Индивидуалов. Одиночек. И это – истина.
– Истина доступна немногим.
– Те, кому она доступна, должны помнить, что существует система искажения 
реальности, пестуемая Монархом. Микроскоп, телескоп, роман, картина, спектакль 
– это все примеры искажения реальности. Важно сохранить главное – знание и 
целостность мировоззрения, исходящие от Творца и приводящие к Нему. Но я 
обеспокоен другим. Ваш ученик…
– Дмитрий?
– Нет, Горшин. Незавершенный.
– Дмитрий тоже не завершил цикл необходимой настройки на совесть.
– Поэтому мы и закрыли ему канал прямого доступа к Хроникам. Не пришлось бы то 
же самое делать с Горшиным.
– Почему он вас так беспокоит?
Хранитель выдержал паузу.
– Он слишком увлекается физическим воздействием на мир, забывая о бесконтактном 
пресечении потоков нег-информации, в том числе – боевых нападений.
– Бесконтактное пресечение боя – то же нападение…
– Но раньше нападающего, в результате такого дистанционного оперирования 
отпадает надобность в прямом физическом контакте.
– У него все впереди.
– Надеюсь. Постарайтесь вложить в него основное: воин должен быть отстранен от 
зла и ненависти прежде всего внутри себя. Если он этого не примет, мы получим 
еще одного носителя т ь м ы или, по крайней мере, равнодушного.
Елисей Юрьевич покачал головой.
– Уверен, равнодушным он никогда не станет. Тарас действительно индивидуалист, 
одиночка, однако его тяга к восстановлению справедливости основывается не на 
агрессивном восприятии мира и стремлении показать свою силу, а на защите чести 
и достоинства.
– И все же он слишком самостоятелен, это пугает координаторов.
– Герарда?
– Не только. Герард вообще считает, что Горшину рано знать Ключи метаязыка. Он 
не обладает надлежащей степенью самодисциплины.
– Герард ошибается.
– Возможно, – легко согласился Матфей. – Все мы не безгрешны. Как говорится – 
легко быть святым, не имея соблазнов. Но и ошибаться в подборе кадров мы не 
должны.
– Я понимаю. – Во взгляде Елисея Юрьевича на миг всплыла тоска, но он тут же 
загнал ее в глубину души. – Коль уж речь зашла о Горшине, у меня к вам просьба, 
патриарх.
– Слушаю, мастер.
– Попросите Герарда дать Горшину линию ДН. Хотя бы на определенный срок.
Хранитель задумался, сцепив пальцы обеих рук на колене.
Речь шла об особой программе магической защиты, имеющей название «демпфирование 
неприятностей». Еще ее называли «программой пологого спуска». Чтобы не 
случилось более страшного в жизни защищаемого человека, программа реализовала 
веер «мелких бед» – от кражи денег, вещей до поломки машины, занозы в палец, 
падения с крыльца и ушибов.
– Хорошо, я пообщаюсь с Герардом, – сказал наконец Матфей. – Хотя это и против 
моих правил. К тому же я не уверен, что Герард согласится.
– Тогда пусть отдаст Тарасу мою личную линию ДН.
– Вы так им дорожите?
– Он мне как сын.
– Что ж, Горшин мне тоже симпатичен, и ему хочется помочь. Тем более что в 
одном из вариантов будущего он может привести в Круг меченого.
– Кого? – не понял Елисей Юрьевич.
– Так я называю будущего воина и мастера, чья сущность еще спит, но душа уже 
нащупывает Путь и встречается с водителем.
– Неужели с инфархом? – удивился Елисей Юрьевич. – И кто же этот… меченый?
– Мой тезка Матвей Соболев. Однако сегодня речь не о нем. Горшин не должен 
стать рабом своих чувств, поэтому на вас лежит огромная ответственность за его 
нравственный выбор.
Елисей Юрьевич выдержал бесконечно мудрый и потому имеющий оттенок сожаления и 
грусти взгляд Хранителя, почувствовал неприятный холодок в сердце и понял, что 
собеседник знает все, что произойдет с ним и с Тарасом Горшиным.
Взгляд Матфея изменился.
– Да, знаю, – сказал он тихо, прочитав мысль Смирнова. – Но это знание вам не 
поможет. Я не имею права контролировать каждый вариант будущего, а тем более – 
каждый ваш шаг. Вы допустили две ошибки, ведущие к очень негативным 
последствиям: первая – приехали сюда без согласия иерархов, вторая – взяли с 
собой ученика.
Елисей Юрьевич потемнел.
– Я не мог не приехать! Убили моих…
Хранитель поднял ладони, успокаивая собеседника, сказал с глубоким сочувствием 
и скорбью:
– Я вас не осуждаю, мастер. Возможно, и я поступил бы так же на вашем месте. И 
все же объективно – это ошибка.
Елисей Юрьевич сжал зубы, сдержал резкое слово, унял обиду, глухо проговорил, 
пряча лицо в ладонях:
– Согласен… Что вы посоветуете?