– Э-э, собственно говоря… мы уже кое-что выяснили… но было бы недурно, товарищ 
полковник, если бы вы… э-э, были с нами более откровенны.
Елисей Юрьевич достал из кармана сложенный вчетверо плотный лист бумаги с 
золотым двуглавым орлом и эмблемой ФСБ, сунул под нос майору.
– Читайте.
Самофалов прищурился, разглядывая текст документа.
– Подателю сего, полковнику Федеральной службы безопасности Смирнову… э-э… 
разрешено…
Майор поднял глаза. Лицо его слегка порозовело.
– Ваш карт-бланш не имеет…
– Имеет! – коротко бросил Елисей Юрьевич, пряча бумагу. – А теперь извольте 
выйти вон!
Это было сказано таким тоном, что оба представителя власти вздрогнули, 
вытянулись и молча направились к выходу. Хлопнула входная дверь, смолкли шаги 
идущих, заработал двигатель машины. Гул удалился, стало тихо.
Тарас хотел спросить, почему учителя не задержали те, кто сидел в машине, но 
вовремя прикусил язык. Чекисты его, наверное, просто не увидели.
– Даже если бы я сказал им правду, – проговорил Тарас, – они бы не поверили. Но 
все их вопросы привели меня к мнению, что утечка информации произошла именно в 
местном отделении вашей конторы. Этот майор пришел по наводке.
– Знаю, – отрывисто бросил Елисей Юрьевич, направляясь к выходу. – Утечка 
информации произошла в Москве. Нас просто «заказали». Посиди, я схожу к соседям,
 будем готовиться к похоронам.
Он вышел.
Тарас откинулся на спинку кресла, расслабляясь, и подумал, что учитель знает, 
кто убил его близких и семью прокурора, но не хочет заниматься поисками убийц. 
Не из трусости. Из каких-то этических соображений, которых сам Тарас не 
принимал. Жизнь постоянно доказывала, что ненаказанное зло родит еще большее 
зло, и этот закон действовал неукоснительно везде и всегда.
* * *
Похороны прокурора и его жены состоялись на новом кладбище столицы Чечни, 
расположенном на левом берегу Сунжи, за городом. Присутствовали коллеги Антона 
Кирилловича по работе, официальные лица из силовых ведомств – УВД, ФСБ, 
прокуратуры, армии, немногочисленные соседи Хованского и омоновцы, охранявшие 
подступы к кладбищу во время короткой церемонии прощания с погибшими.
Из родственников прокурора на похороны прилетел из Владикавказа брат Антона 
Кирилловича Петр. Мать прокурора не смогла подняться и осталась в больнице. Ей 
снова стало хуже.
Короткую речь сказал мэр Грозного, выступили начальник УФСБ и зампрокурора.
Сухо треснул залп салюта.
Хмурые люди стали расходиться по машинам. Через минуту кладбище опустело.
Елисей Юрьевич проводил почерневшую от горя Тоню до милицейского «уазика», сел 
сам, подвигаясь, освобождая место для Тараса. Но тот покачал головой, отступая, 
закрыл дверцу.
– Я останусь на несколько минут.
Елисей Юрьевич непонимающе посмотрел на него, сдвинул брови.
– Не дури. Это не место для прогулок.
– Не беспокойтесь, учитель, обещаю вести себя достойно. Я скоро вернусь.
Полковник еще раз внимательно заглянул в глаза Тараса, пытаясь прочитать его 
мысли, наткнулся на блок, усмехнулся и кивнул водителю:
– Тронулись, лейтенант.
Машина милиции, сопровождаемая микроавтобусом с омоновцами, уехала. Тарас 
остался один в глухой тишине кладбища, окруженный свежими крестами и обелисками.
 Вспомнились похороны отца, погибшего в шахте от взрыва газа. Отец никогда не 
жалел времени для занятий с сыном и многое ему дал, хотя Тарас редко соглашался 
с его мнением по тому или иному вопросу. Тарасу он казался слишком мягким и 
добрым, не любил конфликтов и советовал сыну никогда не отвечать злом на зло. 
Тарас горячился, доказывая, что нельзя подставлять другую щеку, если тебя 
ударили по одной, что надо отвечать адекватно, так, чтобы никому неповадно было 
бить людей по щекам, а тем более калечить их или убивать. Но переубедить отца 
так и не смог. Хотя враги у него были. Точнее, завистники. Отец был силен, добр,
 хорошо зарабатывал, не обижался на не раз обманывавших его людей и этим 
разжигал их зависть и злобу. А когда его особенно доставали, отшучивался 
словами Оскара Уайльда:
– В друзья я выбираю себе людей красивых, в приятели – людей с хорошей 
репутацией, врагов завожу только умных.
Правда, вопреки этому заявлению врагов он не заводил никаких. Они появлялись 
сами, хотя в глаза отцу предпочитали говорить приятные слова, мечтая всадить 
ему нож в спину…
Тарас очнулся, поймав спиной тонкий лучик чужого взгляда. Дремлющая до поры до 
времени интуитивно-рефлексная сторожевая «собака» организма навострила уши и 
заворчала.
В принципе, именно этого Тарас и добивался, точно зная, что за похоронами 
наблюдали и осведомители террористов. Надо было заставить их высунуться, 
потерять бдительность, раскрыться, чтобы потом внезапно из мышки превратиться в 
кошку и ударить в нужный момент. Только так и можно было выяснить, кто убил 
жену учителя и его друга, с которым он был знаком уже не один десяток лет.
Однако расчет Тараса оправдался в более жестком варианте, чем он прикидывал. Не 
успел он оглядеться, ожидая увидеть гостей, как укол острой угрозы буквально 
прошил голову. На него не просто смотрели издали, на него смотрели через окуляр