– Уймись, старуха, – бросил белобрысый равнодушно. – Не то отправим к праотцам.
Последнее, что услышала женщина, был крик Тони: «Тарас!..» Затем послышался мат,
 удар и крик оборвался.
– Так они ее и увезли, – закончила шепотом мама, а в груди Тараса вспыхнуло и 
сгорело его обещание не начинать с врагами войну. Они снова опередили его и 
заставили изменить решение.
В больнице он не задержался, всем телом ощущая, как уходит время. Оставив маму 
на попечение деда Порфирия, он помчался в аэропорт и успел на дневной рейс, 
отправлявшийся в Москву в два часа пополудни. Он ни капли не сомневался, что 
Тоню повезли именно туда, в столицу, где обосновались главные действующие лица 
противостояния, методично претворяющие в жизнь программу Монарха Тьмы. 
Оставалось выяснить, кто именно захватил Тоню: гангстеры «Купола» или бойцы 
антитеррористического отряда «Гамма», подчинявшегося Гольдину. Или напрямую 
Генриху Ельшину.
В самолете пришло ощущение, что кто-то пытается пролезть в голову сквозь череп 
и кожу. Тарас напрягся, подставляя зеркальный щит. Ощущение притупилось. 
Успокоенный (до этого он проверил каждого пассажира в салоне «Як-42») Тарас 
откинулся на спинку кресла и вдруг подумал, что сверху видна в с я поверхность 
земли. Стоило попробовать определить координаты местонахождения Тони по 
пси-пеленгу. Лишь бы она была в сознании и услышала его.
Однако попытка выхода в астрал провалилась. Несмотря на хорошее самочувствие 
(переживания не в счет) и высокий энергетический потенциал, Тарас не смог 
преодолеть ментальный барьер и выбраться на край колоссальной 
энергоинформационной бездны, с которой начинался спуск (или подъем) в более 
упорядоченную среду под названием Хроники Внутреннего Круга. Впечатление было 
такое, будто коридор выхода превратился в извивающийся во все стороны шланг и 
все время возвращал разум-волю Горшина к началу пути, не позволяя ему слиться с 
полем информации большой живой системы – биосферы Земли. Не удалось ему 
нащупать и канал информации скрытой реальности, через который он общался с 
духом рода. Такие каналы были доступны лишь иерархам Круга – мастерам, адептам 
и ангелам, и очень редко – Посвященным первых семи ступеней, но у Тараса он был,
 благодаря настойчивой помощи учителя. Почему канал вдруг пропал, надолго ли, и 
не связано ли это было со смертью Елисея Юрьевича, надо было разбираться в 
другой обстановке. Теперь же, получив доступ к мугамуси – полной отрешенности 
от земного бытия, настроенный на восприятие эйдетической информации, 
недоступной словесному выражению и логическому определению, Тарас решил идти 
дальше, в глубины своего подсознания, надеясь наконец получить ответы на давно 
мучившие его вопросы. Учитель говорил, что главный путь Посвященного – изучение 
метаязыка, языка творения, но прежде Тарас хотел выяснить законы метабоя, так 
как полагаться он мог только на свои силы и умение, а противостоял ему не один 
человек и даже не спецподразделение, а система.
Тарас глубоко вздохнул и нырнул в бездну памяти, считая секунды, часы, месяцы, 
годы и столетия.
Темнота, пронизанная странным невидимым светом…
Беззвучные и объемные свисты и гулы со всех сторон, сотрясающие пространство…
Мягкое шевеление живых масс, мимо которых он пролетал с огромной скоростью…
Тяжкий плеск океанских волн, огненный ветер…
Удар!..
Помутнение рассудка… вход в событие… как же тут тесно, Боже ты мой!..
Он открыл глаза и осознал себя стоящим на балюстраде с низким каменным 
парапетом, опоясывающей внутреннюю стену огромного замка со множеством башен 
разной высоты и формы. Башни были усеяны мириадами отверстий, как, впрочем, и 
стена замка, словно изъеденные кислотой или жучком-древоточцем, но Тарас сразу 
понял, что это означает. Замок был создан Инсектами – то ли термитами, то ли 
муравьями, люди пришли сюда и заняли его позже.
Предок Тараса, в теле которого он «вылупился» из временного потока, имел две 
ноги, две руки и голову, как и обычные люди. По-видимому, Тарасу открылась не 
очень древняя «кладовая» памяти, глубиной на три-пять миллионов лет. Однако 
после первых минут разочарования он почувствовал растущий интерес к 
происходящему и понял, что вышел в нужное время и в нужном месте. Учитель знал, 
что говорил, настойчиво повторяя принцип Круга: идущий должен научиться 
искусству задавать точные вопросы, это главный путь к знанию. По-видимому, его 
усилия не пропали даром, ученик с грехом пополам, но овладел навыками задавать 
вопросы, и подсознание вывело Тараса в ту область памяти, которая 
соответствовала его запросу.
Предок не смотрел на стены замка, он смотрел на внутренний двор, где шло 
сражение. Точнее – обучение воинов приемам боя. Самого древнего из воинских 
искусств, не имевшего названия в свое время. Современники Горшина называли это 
искусство «живой», спасом, первобоем и метабоем. И только глядя на это действо, 
Тарас понял, что оно насквозь – магическое, судя по колебаниям пространства, 
изменению форм двора и самих участников процесса.
Бойцы сражались один на один, попарно, строй на строй, и каждый раз пейзаж 
менялся, возникали и пропадали ямы и бугры, скалы и стены, здания и сооружения, 
бойцы превращались в птиц и зверей, в невиданных существ, и разобраться в 
калейдоскопическом верчении призрачных – или вполне реальных – объектов было 
трудно, а понять, что и как они делают, и вовсе невозможно.
Словно почувствовав разочарование Тараса, нетерпение и желание разобраться в 
происходящем, предок крикнул что-то низким гортанным голосом и спустился во 
двор, снимая белоснежные одежды. В этом мире он был, очевидно, наставником 
школы воинского искусства, так как слушались его беспрекословно.