– Укатали сивку крутые горки.
Оставшись с ней наедине, он немногословно рассказал девушке о смерти Елисея 
Юрьевича, и Тоня тихо заплакала, прижавшись к нему, не задавая больше вопросов. 
Через полчаса, успокоившись, горько проговорила:
– Неужели нас так и будут сопровождать смерть и горе? Неужели те, кто убил дядю 
Елисея, будут и дальше охотиться за нами?
Тарас хотел сказать, что он постарается у всех отбить желание охотиться за ними,
 но решил не пугать любимую еще больше. Сказал твердо:
– Мы уедем отсюда. Туда, где нас никто не найдет. И я надеюсь, что нам помогут.
– Кто?
– Люди Круга, такие же воины, как я.
– Почему же они до сих пор не помогали?
– Были заняты, – ответил Тарас первое, что пришло в голову. На самом деле он 
совсем не был уверен, что им помогут, но и оставлять девушку без надежды было 
неправильно. Пусть верит в лучшее. Худшее придет само.
Тарас мрачно усмехнулся в душе, оценив собственную шутку, и пообещал, что 
сделает все возможное, чтобы не допустить худшего. Хотя и не знал пока, что 
нужно сделать ради этого. В одном он был уверен абсолютно: «Купол» не оставит 
его в покое после беспрецедентно наглого посещения лаборатории. Да и господин 
Ельшин имеет некие виды, зная его тайну «путешествий в прошлое», надеясь 
заполучить доступ к эзотерической информации Хроник. Убедить его, что Тарас сам 
не владеет в полной мере этим доступом, будет очень трудно. Если вообще 
возможно. И тогда останется лишь один выход – смертельно опасный для обоих…
Он снова мрачно усмехнулся про себя и очнулся от размышлений, услышав укоряющий 
голос Тони:
– Ты меня совсем не слушаешь…
– Решено, – сказал он. – Утром едем в деревню, к маме. Пора тебе познакомиться 
с ней.
– Ты что? – испугалась Тоня. – Что я ей скажу? Что она обо мне подумает?
– А что она подумает? Разве ты не согласна стать моей женой?
– Согласна… и все равно… боязно…
Он улыбнулся, привлекая девушку к себе.
– Не бойся, ты ей наверняка понравишься. Спи…
Уснул он, однако, первым, как в яму провалился, а она долго не шевелилась, 
смотрела на него, перебирая его волосы на виске, оберегая сон, и думала, думала,
 пытаясь представить, что будет дальше и как ее встретит мать Тараса, но, в 
конце концов, сон сморил и ее.
* * *
Мать Горшина жила в деревне Фрахт Архангельской губернии, расположенной в 
двадцати километрах от города, на берегу небольшого залива под названием Беглый.
 Никто из жителей деревни не знал, почему залив называется Беглым, но изредка, 
в особенно жаркие летние периоды, залив мелел, отступал от берега, и Тарас 
сделал вывод, что из-за этого предки и окрестили его Беглым. Причину же, по 
которой деревня в сорок дворов называлась странным морским термином Фрахт, и 
вовсе нельзя было объяснить ничем иным, как фантазией первопоселенцев, 
облюбовавших эти места в незапамятные времена. Возможно, первыми здесь 
обосновались матросы какого-нибудь потерпевшего кораблекрушение судна, 
зафрахтованного в порту Архангельска. Что фрахт получился береговой, их не 
смутило.
Мама Тараса Ефросинья Карповна недавно похоронила второго мужа и теперь жила 
одна в просторном бревенчатом доме на пять комнат, но без русской печки. Муж 
сделал в доме водяное отопление, и печка оказалась ненужной, хотя Тарасу ее 
отсутствие казалось едва ли не кощунством.
Приехали они на автобусе к обеду. Весенняя распутица в этих краях начиналась в 
мае, в середине же апреля еще стояли вполне зимние холода – около десяти 
градусов мороза, и одетая не по сезону Тоня продрогла, с удивлением разглядывая 
подтаявшие снежные сугробы, поля, застывшее, синее, в белых барашках торосов 
пространство залива и лежащие на берегу, как огромные рыбины, баркасы рыбаков, 
полузанесенные снегом.
Ефросинья Карповна возилась во дворе, набивая углем ведро. Сына увидеть она не 
ожидала и долго не могла поверить, что он действительно приехал. Еще не старуха,
 высокая, статная, с седыми волосами, уложенными короной, с яркими голубыми 
глазами (желтые «тигриные» глаза достались Тарасу в наследство от отца), она 
так же долго разглядывала покрасневшую, не знающую, куда деваться, Тоню, потом 
обняла ее, и Тарас вздохнул с облегчением: его будущая женушка явно пришлась 
маме по душе.
В жарко натопленной избе они разоблачились и отогрелись. Тарас показал Тоне все 
комнаты, пока мама хлопотала на кухне, и они уселись в светелке, уютной, чистой,
 пропахшей травами и свечами, обставленной по-старинному и устланной 
домоткаными половиками.
– Ты мне так и не рассказал, как умер дядя Елисей, – сказала притихшая Тоня, 
разглядывая фотографии семейства Горшиных под стеклом на стене комнаты.
Тарас вспомнил последние наставления учителя, обнял Тоню сзади, прижался щекой 
к ее уху.
– Не будем об этом, Тошка. Я виделся с ним… после смерти… знаю, кто его… но они 
свое еще получат.
Девушка вздрогнула, повернулась к нему. Глаза ее стали на мгновение печальными 
и тревожными.
– Ты хочешь объявить им войну?
Тарас попытался улыбнуться как можно оптимистичней.