|
чужого эгрегора. Двигало Вахидом Тожиевичем, кроме того, предчувствие опасности,
которое его еще никогда не подводило.
Василию тоже было не по себе. Казалось, он упустил что-то из виду, какую-то
важную деталь, намек на скрытые пружины, движущие событиями вокруг, но поймать
мысль не удавалось, и это злило и отвлекало внимание от дороги. Возможно,
именно борьба с ощущением дискомфорта и не позволила ему среагировать вовремя
на изменение обстановки.
У поворота с улицы академика Бочвара на улицу Живописную стоял патруль ГАИ.
Светящийся жезл инспектора указал на обочину, и Вася послушно свернул,
останавливаясь за «Фордом» гаишников. С ГАИ у него никогда не возникало особых
проблем, удостоверение сотрудника ФСБ действовало безотказно, а иногда он
применял гипнораппорт, внушающий инспектору мысль, что водитель ни в чем не
виноват. Вот и на этот раз Василий приготовился показать малиновые «корочки»
инспектору и замер, не донеся руку до кармана. Инстинкт сработал раньше
сознания. И тогда вместо удостоверения он вытащил пистолет и сказал в микрофон
рации только одно слово:
– Алярм!
В зеркальце заднего вида Вася видел, как из машины ГАИ вышли еще две темные
фигуры. В отсвете далеких фонарей блеснул металл: гаишники были вооружены вовсе
не по-гаишному – автоматами, в том числе и неторопливо приближающийся инспектор.
– Грязное место! – вдруг быстро заговорила Мария. – Я чувствую давление на
мозг…
– Пригнитесь! – сквозь зубы сказал Василий, заметив, как инспектор ГАИ на ходу
отжимает предохранительную скобу автомата, и когда тому осталось сделать всего
один шаг, резко открыл дверцу машины и упер в грудь гаишника ствол «волка».
Инспектор замер. Но лицо его при этом не выразило ни малейшего волнения, испуга
или удивления, вообще ничего! Это было лицо не человека, а сомнамбулы, больного,
оперируемого под наркозом. Несколько мгновений они смотрели в глаза друг другу,
потом гаишник начал поднимать ствол автомата («калашников-99» с глушителем и
укороченным прикладом, десантный вариант), и Василий аккуратно прострелил ему
руку.
Инспектор, в глазах которого тлел огонек безумия и фанатизма, дернулся, все так
же не меняя замороженного выражения лица, но автомат не выпустил, только раньше
времени нажал курок. Ствол автомата заплясал, выплевывая строчку пуль,
прочеркнувшую асфальт и борт машины, и Василий вынужден был выстрелить еще два
раза – в другую руку и в ногу гаишника; убивать его он не хотел, понимая, что
тот закодирован против своей воли и ни в чем не виноват.
Но инспектор стрелять не перестал! Только руки дрогнули, из-за чего ствол
автомата повело, и он вывел синусоиду дырок в дверце «Фиата». И тогда в
действие вмешались двое: Стас – толкнув дверь со своей стороны и сбивая
инспектора с ног, и кто-то из «чистильщиков» Соколова, страхующих комиссара, –
выстрелив инспектору в затылок с двадцати метров из своего «винтореза». Упал
инспектор на дорогу уже мертвым. Стрельба стихла, ухнул взрыв, кто-то закричал,
затем крик захлебнулся, и наступила тишина.
– У них были гранатометы! – прошелестела рация. – Один успел выстрелить.
– Потери?
– Нет, ребята успели выскочить, машине хана.
– Уходим!
Но уйти им не дали. С визгом тормозов и колес к машинам Котова и Соколова
подскочили еще три машины, загородив выезд: джип «Лендровер», микроавтобус
«Мицубиси» и длинный шестидверный «Линкольн-Таункар». Захлопали дверцы авто, из
них высыпали на дорогу десятка два ловких парней, вооруженных пистолетами и
автоматами. Остановились, цепью охватывая «Фиат» Васи, машину ГАИ и джип
Соколова. Но за те секунды, что потребовались им для развертывания, и
«чистильщики» не дремали, успев перегруппироваться и укрыться за машинами.
Горящая «Мазда» Соколова освещала поворот шоссе, трамвайные пути и стену
деревьев за ними, хорошо выделяя на фоне темноты новых действующих лиц. Еще
через мгновение должна была начаться контратака многоопытных профессионалов
Соколова, один из которых успел метнуться за деревья и обойти приехавших с
фланга, но в этот момент открылась дверца «Линкольна» и на дорогу вышел Герман
Довлатович Рыков. За ним важно вылез высокий мужчина в темно-коричневом костюме
с надменно-сытым породистым лицом – тот самый, что беседовал, по словам
наблюдателей, с Германом Довлатовичем в ресторане.
– Не стреляйте, Василий Никифорович, – сказал Рыков, обходя труп инспектора,
приблизился, но за цепь своих телохранителей тем не менее не вышел. – Есть
предмет для разговора. Но поскольку времени у нас мало, давайте пооперативней.
Василий вышел из-за машины с пистолетом в руке, насмешливо козырнул им.
– Какая приятная встреча, маршал! Неужели вы решили объявить нам войну
официально? А ГАИ, надо понимать, теперь в вашем непосредственном подчинении?
– Это не мои люди, – ровным голосом отозвался Герман Довлатович. – За вами по
пятам идет ликвидатор.
– А разве за вами нет?
– Я смогу защититься.
– Мы тоже. Что вам нужно? Зачем этот лихой вираж? Предупреждаю: давления не
потерплю, а ребята у меня вряд ли уступят вашим в чем бы то ни было.
– Нам нужна одна вещь, которую вы незаконно переправили в нашу реальность, –
густым властным голосом произнес спутник Рыкова. – Отдайте ее нам, и вас не
тронут.
– Ах, даже так? – саркастически осклабился Василий. – Значит, не тронут,
|
|