сложные технические устройства, реализующие формулу тхабса.
– Понятно. А почему наша реальность называется «запрещенной»?
– Потому что большинство фундаментальных законов вашей Вселенной имеет форму 
запретов.
– По Библии, рай – место, где тоже действуют в основном одни запреты, в отличие 
от ада. Что же, Земля в таком случае – рай?
Незнакомка улыбнулась, покачала головой, снова начала бледнеть, таять, 
превратилась в тень.
– Последний вопрос, – заторопился Стас. – Кто Ты? Где Тебя искать?
– Мы скоро встретимся… на Земле… – долетел ее голос из пустоты.
– Почему Ты очень похожа на… одну девушку, знакомую моего друга, на Светлену?
– Я ее младшая сестра…
– Как Тебя зовут?!
Над поверхностью рубиново светящегося столба вспыхнула звездочка, незнакомка 
исчезла. Звездочка поднялась выше, описала дугу и нырнула в море тумана. Твердь 
под ногами Стаса заколебалась, пошла трещинами, он рухнул в одну из них и… 
проснулся от ощущения падения. Образ незнакомки почему-то уже подернулся дымкой 
искажений, стирающей память сна, но Стас знал, что забыть ее он не сможет. К 
тому же его заинтриговали слова, что они вскоре встретятся наяву.
Впрочем, обычным этот сон не был, он явно был трансовым, то есть психически 
наведенным состоянием, а это, в свою очередь, означало, что глава иерархов 
(кстати, почему не инфарх? Почему она не назвала его – фактического главу 
иерархов во времена Соболева?) действительно обратил на него внимание и нашел 
способ индивидуального информационного воздействия.
Стас полежал немного в постели, размышляя, стоит ли рассказывать сон дяде, 
потом решил все-таки проконсультироваться и заглянул к нему в спальню. Однако, 
несмотря на ранний час – без четверти шесть, Василия уже не было дома. Ушел, не 
оставив записки. А ведь он спал не больше трех часов, потому что вернулся из 
рейда (бандлика – по терминологии «чистильщиков») в половине третьего ночи. 
Стаса в свои дела Василий, естественно, не посвящал, но тот не зря общался с 
его компьютером и знал кое-какие секретные детали деятельности «чистилища», не 
говоря уже «об утечках информации» во время нередких встреч дяди с директором 
МИЦБИ Самандаром. Стас был уверен, что рано или поздно дядя все ему расскажет, 
а пока терпеливо делал вид, что ни о чем не догадывается.
Прополоскав рот, Стас начал цикл утренней разминки и тренировки.
Десять минут – медитация. Потом получасовая пробежка трусцой по пересеченной 
местности вокруг Казанского вокзала. Комплекс из пяти упражнений: двадцать раз 
поднять штангу весом шестьдесят килограммов; отжаться на пальцах рук тридцать 
раз; отжаться в стойке на руках тридцать раз; подтянуться на перекладине 
двадцать раз; нанести двадцать ударов кулаками слева и справа в макивару 
(макиварой служил деревянный столб, обшитый кожей). После каждого упражнения – 
дыхательная гимнастика. Сразу же после окончания комплекса начинался другой – 
тренировка суплеса, выполнение своеобразного гимнастического ката, 
поддерживающего гибкость сухожилий и мышц. После этого Стас бежал в душ. 
Утренний тренинг, длившийся около полутора часов, на этом заканчивался.
Следующая тренировка начиналась после возвращения Стаса из института, обычно – 
в три часа дня. Он двадцать раз поднимал штангу, постепенно наращивая вес от 
шестидесяти до восьмидесяти килограммов, делал тысячу отжиманий: двести на двух 
пальцах, двести на трех, четыреста на пяти пальцах и снова двести на двух. 
Иногда менял установку и отжимался тысячу раз на кулаках. Затем отрабатывал 
приемы на макиваре, лазил по канату, качал брюшной пресс, разгибаясь и 
поднимаясь двести раз. Собственно тренировочный комплекс, «спецуху» – приемы 
русбоя, тайдзюцу и айкидо Стас проводил уже вечером, в зале «Динамо» или в 
залах МИЦБИ под руководством Самандара или Василия. Но фехтованием на мечах 
Стас занимался только с дядей и только вдали от людских глаз. Изредка к ним 
присоединялся Вахид Тожиевич, имеющий великолепную коллекцию холодного оружия, 
еще реже – мастер кэндо, знакомый Василия, когда-то приехавший из Японии, да 
так и оставшийся в России. Звали мастера Тоява Такэда, и мечом-катаной он 
владел как Бог.
Однако фехтовали Стас и Василий не только японскими мечами – дайто (катаной) и 
сёто (вакидзаси), но и западноевропейскими – французскими хиршфангерами и 
германскими скрамасаксами, непальскими, филиппинскими кастане, монгольскими 
илдами, персидскими акинаками, а также тренировались с саблями, рапирами, 
шпагами и кинжалами. Всего этого добра в коллекции директора МИЦБИ хватало, 
поэтому и занимались холодным оружием все трое чаще в его кабинете, похожем на 
тренировочный зал.
Больше всего Стас любил работать с русским мечом, особенно двуручным, японской 
катаной и нин-то – мечом древних японских шпионов, лазутчиков и диверсантов. 
Один из таких клинков со скошенным острием и волнистой линией закалки вдоль 
лезвия подарил ему Такэда. Он же подарил и сайя – ножны для меча, имеющие 
снимающийся металлический наконечник, который по сути представлял собой кинжал.
Проделав утренний комплекс упражнений, Стас позавтракал, натянул джинсы, 
рубашку цвета маренго, привычно осмотрелся вокруг в состоянии меоза на предмет 
поиска предполагаемой опасности, что уже давно стало рефлексом, и сел за руль 
машины: дядя оставил ему сегодня старенький «Фиат-Брава», выглядевший тем не 
менее куда симпатичней, чем отечественные «Жигули» любых моделей.
Освободился он в два часа дня, сдав лабораторную работу по технологии сборки 
микрочипов. Решил было пойти домой, но тут подошел однокурсник Виктор. Этот 
занятный парень, увлекшийся в последнее время пирсингом, в левом ухе носил две 
сережки, в правом – три и еще по слухам собирался вдеть серьгу в крыло носа. К