расчетов, – и отцы-командиры жертвовали пешкой, чтобы сохранить фигуры 
покрупней.
– Зря я тебя не послушался, Соболев! – сквозь зубы проговорил Вася. – Ну ничего,
 майорчики-субчики, держитесь!
Понимая, что шансов уйти живым и невредимым у него почти нет, он начал 
отступление, так как сдаваться не привык и в безнадежных ситуациях. А еще он 
знал, что самый лучший способ сохранить свою жизнь – это пренебречь ею.
Путь отступления через коридор и внешние комнаты был отрезан, в этом Вася 
убедился, выглянув из бильярдной: с обоих концов коридора к двери игровой 
комнаты приближались рослые боевики Шароева с зелеными повязками на лбах – 
пятеро с одной стороны и столько же с другой. Вася мгновенно отпрянул, 
захлопнул дверь и припер ее кием; все это в течение двух секунд, так что 
обалдевшие игроки не успели ничего предпринять. А когда они спохватились и 
кинулись к оружию (автоматы лежали на свободном бильярдном столе), Вася 
выключил их одного за другим, применив наконец приемы из арсенала ТУК, словно 
знал их всю жизнь. Удивился он этому открытию гораздо позже.
Ему не нужно было прикидывать варианты действий, обдумывать и колебаться, 
взвешивать все «за» и «против». Искусство ниндзюцу за многие годы занятий 
впиталось в его плоть и кровь и диктовало свои решения спонтанно. Для 
проникновения в запретную зону, равно как и для выхода оттуда, ниндзя 
пользовались разными тактическими приемами, среди которых важнейшими считались 
следующие: выбор самого слабого звена в системе охраны, выбор наиболее 
благоприятного момента, отвлечение внимания стражи. Считалось, что лучшее время 
для операций – безлунная, туманная, ветреная и дождливая ночь. Внимание охраны 
часто отвлекали партнеры по команде, устраивая поджог, взрыв, просто шум в 
другом месте. Если же помощников не было, воину-одиночке приходилось самому 
заботиться об отвлекающем маневре. Что Вася и сделал.
В течение нескольких мгновений он приладил к ручке двери гранату с толовой 
шашкой, для острастки пальнул пару раз в дверь, чтобы молодчики в коридоре не 
сразу ринулись в атаку. Затем погасил свет в бильярдной и выбросил тела спящих 
игроков в окна, выбив ими стекла. И нырнул в окно следом.
Он уже катился по земле во дворе дома, когда на втором этаже прогремел взрыв. 
Охранники, оцепившие особняк за то время, пока Вася был внутри, невольно 
отвлеклись грохотом и вспышкой – от взрыва вылетели все стекла в доме, – и 
этого мгновения хватило Василию, чтобы метнуть в боевика напротив колючий шар и 
выскользнуть в образовавшуюся в цепи охраны брешь. Холодная ярость помогала 
держать темп, и действовал Вася намного быстрее не обученных таким хитростям 
боевиков.
У металлической решетки забора он задержался, чтобы метнуть назад две 
светобарические гранаты, которые создавали звуковую волну мощностью до 
шестидесяти децибел и ярчайшую вспышку света, надолго выводящую из строя зрение.
 После этого он, уже не слишком торопясь, перелез через забор и… упал, не сразу 
сообразив, в чем дело: в плечо вдруг воткнулся с силой раскаленный гвоздь, 
отбросив его назад. Потом пришла догадка – пуля! В него стреляли! Причем не 
боевики в спину, со стороны дома, а с улицы! И судя по удару и точности – 
попали в него, когда он прыгал, – стрелял снайпер.
Тамерлан!
– Прощай, «волкодав», – донесла рация чьи-то слова как бы в ответ на Васины 
мысли, и он на несколько секунд потерял сознание. Но и в этом состоянии им 
продолжала руководить подсознательная программа выживания, заставившая тело 
отползти в сторону, за кусты, и не дать снайперу выстрелить еще раз. 
Опомнившиеся охранники начали стрельбу, но так как лазутчика не видели, то и 
стреляли в белый свет как в копеечку, едва не перебив друг друга.
Очнулся Вася у дороги, в сточной канавке, метрах в тридцати от особняка Шароева.
 Мгновенно оценил ситуацию и, превозмогая боль в плече – правая рука уже начала 
неметь, – пополз к ресторану «Великий Джихад», пока не наткнулся на тело 
человека. Машинально ощупал лицо, волосы и глухо застонал – это была Людмила. 
Но джипа с командой Ибрагимова здесь уже не было. Они и так рисковали, ожидая, 
чем закончится прорыв Балуева и стреляя в него во время отступления.
Стрельба вылилась на улицу, несколько пуль вжикнули мимо, рикошетя от асфальта 
или тяжело ударяясь о стволы деревьев. Тогда Вася встал на колено и ответил 
длинной очередью из своего «клина», целя в мелькавшие у дома Безумного фигуры. 
Выдохнул: «Прости, Люда!» – устроил в ее руках пистолет-пулемет таким образом, 
чтобы тот стрелял одиночными, и грузно побежал по дороге, пригибаясь и слыша 
свист пуль над собой, пока не добрался до автостоянки у ресторана. Дважды падал 
от попаданий в спину, хотя бронежилет выдержал, но все же одна из пуль нашла 
незащищенное место и пропахала бок.
Разбив боковое стекло ближайшей «девятки», Вася ввалился в кабину, ножом вскрыл 
рулевую колонку слева, выдернул провода зажигания, зубами оголил, соединил – 
все это на одном дыхании, автоматически, – и погнал машину прочь от места 
сражения мертвой женщины-проводника с охраной Шароева. Надежды на то, что его 
не перехватят по пути из города, было мало, поэтому Вася сделал то, что на его 
месте не сообразил бы сделать ни один нормальный человек. Он погнал «девятку» 
не к окраине Грозного, а в центр, где на площади Свободы стоял недавно 
отстроенный десятиэтажный дворец президента. Только здесь у беглеца сохранялся 
шанс остаться в живых.
Он хорошо знал город, хотя ни разу в нем не был, и мог проехать по нему 
буквально с закрытыми глазами. Перехватили его гаишники и бойцы ОМОНа уже у 
выезда на площадь, перегородив улицу милицейским «рафиком» и двумя «Волгами», 
однако Вася не раз преодолевал подобные заграждения, как на тренировках, так и