Глава 4
ЗНАКОМСТВО «ВОЛКОДАВОВ»
Для концентрации сознания Василий Балуев не часто пользовался всеми девятью 
уровнями медитации, не было особых оснований, хотя в жизни 
перехватчика-«волкодава», подчиненного дерганому ритму жизни Управления 
специальных операций ФСБ, опасностей хватало. Но сегодня его почему-то потянуло 
пройтись по всем ступеням сюгэндо, в результате чего, достигнув «будущего» и 
увидев себя в «прошлом», то есть настоящем для медитирующего, Василий оценил 
свои нынешние решения как неправильные, что его ошеломило, и пришел к выводу, 
что ему стоит ждать каких-то необычных встреч.
Выйдя из состояния самадхи, Василий некоторое время размышлял над своими 
ощущениями, однако, будучи человеком действия, а не мысли, предоставил судьбе 
играть с ним по ее правилам и занялся тренингом, чему каждый день уделял не 
менее полутора часов для поддержания необходимой физической и психической формы.

Рукопашным боем Вася занимался уже почти четверть века, начав Путь воина в 
додзё карате и закончив школу Куки-Синдэн-рю-Хаппо Хи-Кэн (тайное искусство 
владения оружием). В семнадцать-восемнадцать лет он обратился к айкидо, а став 
слушателем Высшей школы КГБ, впоследствии ФСК и ФСБ, увлекся русбоем, 
проповедующим стиль реального боя в условиях, максимально приближенных к жизни. 
Но все же основную закалку дала Балуеву школа ниндзюцу, которую он одолел на 
Дальнем Востоке, под Приморском, где с трехлетнего возраста прожил одиннадцать 
лет (отец был офицером-ракетчиком и служил в зенитно-ракетных войсках), под 
руководством японского мастера Хатсуми, владевшего стилем тогакурэ-рю 
(«спрятанное за дверью»). Василий и впоследствии, уже работая в бригаде 
спецопераций под руководством опытнейшего «волкодава» Люцканова, а потом 
Первухина, продолжал заниматься постоянно изменяющимися приемами борьбы 
тогакурэ-рю-ниндзюцу, с помощью которых без особого напряжения можно было 
справиться с каждым новшеством в технике атак. В основе этих приемов лежало 
понимание поведения человека в тех или иных ситуациях, знание человеческого 
тела и его возможности вне зависимости от времени. Это давало возможность 
намного расширить узкие границы ориентированных на конкретные времена 
технических приемов борьбы, потому что методы ниндзюцу учитывали все 
естественные физические и эмоциональные особенности человека.
Искусство ниндзюцу вообще развивалось не как самоцель, средство для получения 
спортивного титула или символического поощрения в виде цветного пояса. Оно 
представляет скорее систему эффективных способов для достижения тех или иных 
целей личности с минимумом опасности, что заложено даже в названии борьбы – 
ниндзюцу. Иероглиф «нин» имеет два ряда значений: выносливость, упорство, 
терпение, стойкость, и второй ряд – тайный, незаметный скрытный, а иероглиф 
«дзя» переводится как личность, индивидуум. Таким образом, ниндзюцу – это 
искусство тайных действий с учетом вышеназванных категорий, подразделяемое на 
два уровня: бу-дзюцу – искусство воина (низший уровень) и хей-хо – стратегия 
боя (высший уровень). Василию удалось овладеть обоими и стать мастером ниндзюцу 
– мэйдзином, для которого не существовало тайн ни в одном виде рукопашного боя.
Конечно, он не стал «японцем» – по ощущению мира, но воспитан был все-таки в 
традициях ниндзюцу и не только довел до совершенства искусство воина, но и по 
большому счету достиг гармонического отражения окружающей действительности, в 
основе которого лежало интуитивное ощущение опасности на уровне рефлексов, 
тонких движений полей и излучений.
Сущность каждодневных тренировок для Балуева состояла не столько в освоении или 
повторении присущих ниндзюцу приемов боя, сколько в становлении и развитии в 
сознании тех ощущений, которые вызывает их применение. Как известно, в 
естественных условиях – улица, двор, метро, магазин, коридор, комната и тому 
подобное – ближний бой подразумевает применение любых подручных средств: палки, 
камня, гвоздя, булавки, осколка стекла, доски, веревки, пуговицы, скрепки, даже 
ассигнации, – и тренировка владения этими предметами скорее вырабатывает 
ощущение всеобъемлющей системы защиты. Поэтому большую часть времени тренинга 
Василия занимала именно эта специфичная система владения «полезными деталями».
Начав тренировку в шесть утра, он закончил ее в половине восьмого эффектным 
прыжком через кресло и броском остро заточенного карандаша в глаз идола для 
тренировок, стоящего в углу комнаты. Попал. Бесшумно приземлился с перекатом и 
пошел в душ. Уже вытираясь махровым полотенцем, услышал телефонный звонок, взял 
трубку аппарата и услышал голос Первухина (генерал лично курировал сборы группы 
перехвата, отправляемой в Чечню, в которую входил и Балуев):
– В десять быть на базе. Без опозданий.
– Слушаюсь, – ответил Василий, не испытывая ни особой озабоченности, ни особых 
переживаний по поводу того, что ему предстояло выполнить.
И в это время он почувствовал некий внутренний холодок, словно кто-то заглянул 
в него, как птица в открытую форточку, и в комнату влетел свежий ветерок. А 
через секунду тихо звякнул входной колокольчик.
Хмыкнув про себя с недоумением: гостей Василий не ждал, квартира принадлежала 
ФСБ, и прийти к нему мог разве что сам Первухин или в крайнем случае командир 
подразделения полковник Смирнов, – он открыл дверь и вздрогнул, встретив взгляд 
голубых глаз позвонившего. У него даже заныло под ложечкой и защипало в глазах. 
Взгляд молодого человека (лет двадцать семь – двадцать восемь, ровесник, надо 
полагать) был необычайно глубоким, серьезным, хотя и не без иронии, спокойным и 
понимающим, таящим недюжинную скрытую силу. Незнакомец знал и видел так много, 
что Василий невольно поежился. Такого лица, дышащего внутренним, просветленным 
покоем, бесконечно уверенного, воспринимающего и отражающего действительность