|
работал директором Национального банка и был предложен на пост главы
правительства президентом, но с чьей подачи – мог только догадываться.
– Понимаете, чем это грозит вам? – по-отечески ласково сказал Петр Адамович.
– Это дела Панова.
– Панова нет, отвечаете за работу ведомства вы, Владимир Алексеевич, так что
делайте выводы. Людей, перечисленных в ноте, надо немедленно задержать и
передать чеченской стороне. Вам понятно?
– Всех?
– На ваше усмотрение, – подумав, ответил премьер-министр. – В списке ведь не
только ваши люди? Кого считаете нужным, оставьте. Кого нет…
– Понятно. Разрешите выполнять?
– Полноте, генерал, мы же не на строевом плацу. Нам необходимо научиться
понимать друг друга с полуслова. Постарайтесь справиться с этим делом побыстрее,
а я обещаю вам всестороннюю поддержку.
В глазах премьера мелькнул хищный огонек угрозы, и у генерала свело живот,
словно от проглоченной змеи. К себе на Лубянку он ехал в мрачной решимости
устроить всем разработчикам операции «Перехват» суровый «разбор полетов», забыв,
что, будучи еще начальником Управления «К», сам принимал участие в ее
подготовке, предоставив свои каналы информобеспечения.
В двенадцать часов дня он вызвал Ельшина и Первухина, однако «разбор полетов»
делать не стал, просто передал суть разговора с премьером и приказал
«зачистить» все следы операции «Перехват».
– В принципе я уже начал эту работу, – сказал Генрих Герхардович. – Трое
участников операции… э-э… выключены. Остались еще трое.
– С Ибрагимовым четверо.
– Хасана там не было, я даже не понимаю, почему его фамилия фигурирует в списке.
Бондарь знал, что это не так, но промолчал. Ельшин мог сделать для своего
главного телохранителя любое алиби.
– Хорошо, а остальные?
– Люди Михаила.
– Я своих не отдам! – твердо заявил Первухин.
Бондарь налился темной кровью.
– Вы понимаете, генерал, что может…
– Понимаю, – отрезал Первухин, – но не отдам! В крайнем случае подсуну
качественную дезу – «трупы» моих ребят, оказавших сопротивление и убитых «при
попытке задержания». Кстати, там в вашем списке есть еще фамилии… это не мои
люди.
– А чьи? – Бондарь остыл, надел очки и прочитал: – Парамонов, Горшин, Митина…
Кто эти люди?
– Выясним, – небрежно бросил Ельшин. – Думаю, их-то как раз и надо будет
передать чеченцам.
– Идите.
Генералы вышли, в приемной остановились у окна, Первухин закурил.
– Странно, что не сработала наша уловка – взвалить всю вину на «чистилище», –
сказал Ельшин. – Хасан, что ли, прокололся… не понимаю.
– Генрих, я человек, в общем-то, незлобивый, – сказал Первухин, глотая дым и
щурясь, – но предупреждаю: тронешь моих ребят – я твоего Хасана из-под земли
достану! И тебе житья не дам. Так что подумай. – Он сильно затянулся, ловко
бросил окурок в корзину под столом адъютанта Бондаря. – И сними свой «хвост» с
меня, не то придется рвать с кровью. Адью.
Не глядя на Ельшина, начальник Управления спецопераций вышел из приемной, не
отвечая на какой-то вопрос адъютанта. Генрих Герхардович задумчиво смотрел ему
вслед. Потом встрепенулся и поспешил к себе. В кабинете его ждал майор
Ибрагимов.
– Выяснил, кто был у меня на даче? – спросил Ельшин.
– Еще нет, – отвел глаза майор. – Ребята клянутся, что никого не видели и не
слышали.
– Перекрыли подземелье?
– Так точно. Но тот, кто проник туда, отлично знал расположение телекамер и
дежурного монитора. Непонятно только, что им было нужно, выше отметки «минус
десять» они не поднялись.
Ельшин, который догадывался, что было нужно неизвестным взломщикам, делиться
своими умозаключениями с подчиненным не стал. Ибрагимов знал о существовании
подземного бокса со степенью защиты «четыре нуля», но даже не представлял, что
там хранится.
– Твою голову затребовали чеченцы, – сказал Генрих Герхардович, наливая себе в
стопку на два пальца коньяку, залпом выпил. – Ума не приложу, откуда у них
данные по опергруппе.
Ибрагимов, привыкший к не раз ставившей его в тупик прозорливости генерала,
промолчал.
– Ладно, это я выясню. – Ельшин говорил уверенно, однако в глубине его души уже
поселился страх. Вчера он так и не смог вызвать Конкере, хотя файл вызова не
пострадал: неизвестные диверсанты, свободно взломавшие защиту святая святых
дачи генерала, включавшие (!) компьютер, память его не стерли. Генрих
Герхардович представил, что могло случиться, сделай они это – кроме программы
связи с Монархом он хранил в базе данных множество сверхсекретных документов, –
и ему стало дурно. Он налил себе еще коньяку, потом сделал пару глотков прямо
из горлышка, провел дрожащей рукой по лбу и сел за стол. Ибрагимов следил за
ним молча, не выдавая своих чувств. Наконец коньяк начал действовать, и
|
|