начальником МУРа, опытным, знающим, умным розыскником, профессионалом и зря 
звонить не стал бы.
– Ладно, – буркнул директор ФСБ, – сейчас буду. Вызовите Ельшина и сыскарей 
Бондаря.
– Уже вызвал. Машина за вами вышла.
Панов хмыкнул и положил трубку. Через сорок минут он подъехал на служебной 
«Волге» к дому номер сорок два по улице Живописной, где в двухкомнатной 
квартире жил известный писатель, недавно овдовевший. Жена Кожемякина Галина 
Сергеевна умерла год назад от сердечного приступа.
Во дворе дома, несмотря на поздний вечер, жались кучки жителей, стояли три 
машины УВД с мигалками и «рафик» ОМОНа. У оцепленного подъезда директора ФСБ 
ждал генерал Ельшин, начальник Управления «Т»[1], со своим телохранителем. Оба 
курили, артистически пуская дым кольцами. Генерал был одет в спортивный костюм, 
словно завернул сюда прямо со стадиона, успев только сменить кроссовки на туфли.
 Его телохранитель, он же командир подразделения «Стикс» майор Ибрагимов, 
выглядел бомжем, но взгляд выдавал в нем человека опасного и жестокого, 
способного на все.
– Ну, что тут происходит? – буркнул Панов.
Ельшин бросил сигарету в урну, стоявшую в четырех метрах, попал.
– Сходите, полюбуйтесь, я уже смотрел. Синельников ждет вас в квартире.
Иван Сергеевич в сопровождении командира своей личной тройки телохранителей 
направился к неосвещенному подъезду.
Квартира Кожемякина располагалась на третьем этаже. Дверь была полуоткрыта и 
охранялась мрачными молодцами в пятнистых комбинезонах с автоматами в руках. 
Пропустили директора они без звука, понимая, что прибыло начальство.
В квартире с мебелью в стиле пятидесятых годов: пузатые комод и шифоньер, 
кровать, стол и стулья на гнутых ножках, шкафы с книгами, стол писателя со 
старенькой пишущей машинкой «Москва» – ничего лишнего – царил разгром, и везде, 
куда бы ни падал взгляд, лежали десятки миниатюрных Коранов с золотым тиснением 
на арабском языке.
Из спальни в узкий коридорчик вышел гладко выбритый огромный мужчина с круглыми 
литыми плечами борца-тяжеловеса, на которых едва не лопалась черная кожаная 
куртка. Это был полковник Синельников, глава Московского уголовного розыска. 
Молча сунув Панову громадную ладонь, он пропустил гостей в спальню, где 
работала группа экспертов.
Иван Сергеевич увидел кровь на полу, потом отрубленные конечности, отдельно 
лежащую голову и тело на кровати, засыпанное все теми же Коранами. Он многое 
повидал на своем веку, не будучи еще директором ФСБ, но содрогнулся, разглядев 
во рту головы маленькую синюю книжечку и прибитый ко лбу гвоздем листок бумаги 
с какими-то письменами.
– Сура из Корана, на арабском, – прогудел сзади Синельников. – Примерно 
переводится как: «Никто не смеет осуждать великое».
Иван Сергеевич сглотнул ком в горле, постоял с минуту, разглядывая обстановку 
комнаты, и вышел из спальни. Синельников провел его на кухню, закурил, 
предлагая сигарету. Панов машинально взял, хотя с месяц назад бросил курить. В 
очередной раз.
– Его сначала ударили по голове у реки, – сказал, глубоко затягиваясь, 
начальник МУРа. – Потом перенесли сюда, в квартиру, причем никто не видел – как 
и когда. Ну а здесь отрезали пальцы, потом кисти рук и голову. Правда, Николай 
Алексеевич был уже мертв – сердце не выдержало еще на реке. Так что не мучился 
мужик.
– За что? – глухо спросил Иван Сергеевич.
– Я потому вас и вызвал, чтобы передать дело. Это след исламских экстремистов, 
начавших планомерное «зеленое» уничтожение неверных по всему миру. Помните 
писателя Рушди, осужденного к смерти за книгу «Сатанинские стихи»?
– Но ведь Кожемякин ничего подобного не писал, насколько я знаю?
– В последних двух романах он затронул тему отношений религий и назвал ислам 
самым изуверским и жестоким вариантом религиозного фанатизма. Привел примеры. А 
недавно ездил в Чечню, собирал материал для новой книги. Разве ваши ребята не 
следят за такими вещами?
Панов промолчал, помянув Ельшина в душе недобрым словом. Начальник 
антитеррористического управления должен был предупредить его и дать материал 
заранее. Конечно, Иван Сергеевич знал о появлении во всем мире 
транснациональных исламских группировок, образовавшихся в результате войн в 
Афганистане, Алжире, Боснии и Чечне, но и предположить не мог, что руки одной 
из группировок дотянутся до Москвы.
Синельников, по лицу Панова понявший, о чем тот подумал, кивнул.
– Обнаглели моджахеды, Иван Сергеевич. И без чеченцев в этом деле не обошлось. 
Они явно застрельщики. Ведь не секрет, что спецслужбы Чечни начали готовиться к 
отделению от России своими методами. Вам ли этого не знать.
– Но зачем такая жестокость? – Панов снова содрогнулся, вспомнив отрезанные 
руки и голову. – Убили бы попроще, раз они «идейные мстители»…
– Для устрашения, – мрачно усмехнулся Синельников. – Выродки. Я читал об 
убийстве мультимиллионера Джеймса Тийма в Нью-Йорке. Его распилили дисковыми 
электропилами на мельчайшие кусочки, а куски потом сложили в вазу в форме 
дракона. Этот кошмарный сосуд венчала голова бизнесмена – без носа и ушей, с 
выколотыми глазами и полусодранным скальпом. Что вы хотите от фанатиков? Это же 
больные люди, которых излечить можно лишь казнью… такой же, какую устраивают 
они.
На кухне появился худощавый молодой человек с бледным интеллигентным лицом –