дернулся Юрьев, собираясь что-то сказать, но его опередил Рыков:
– Посвященные, картина, нарисованная нашим уважаемым координатором, не совсем 
верна. Настоятель лукавит, он устал, и ему пора уйти на покой. Да, времена, 
когда нас поддерживали иерархи, прошли, но у нас достаточно сил и знания, чтобы 
и дальше корректировать социум реальности в нужном направлении. Граница 
реальности закрыта не навсегда. Предлагаю…
– Подождите, Герман, – вмешался Хейно Яанович Носовой, остающийся одним из 
боссов Сверхсистемы. – В словах координатора есть резон. У вас имеются 
контраргументы, позволяющие считать деятельность Союза незаконченной?
– Извольте. Несмотря на то, что каналы передачи информации из «розы 
реальностей» в нашу запрещенную реальность перекрыты, есть свидетельства того, 
что непосвященные продолжают ими пользоваться. Разве это не угроза социуму? 
Нашему Союзу? Кто поддерживает эти каналы? Зачем? Не потворствуют ли этому 
Хранители? Далее. Я имею доказательства того, что некоторые из Посвященных I 
ступени вместе с Идущими пытаются овладеть Великими Вещами Инсектов – 
саркофагами власти, «Иглой Парабрахмы» и другими. Разве это не прямая угроза 
реальности?! И, наконец, последнее. – Рыков напил стакан воды, сделал глоток. – 
В нашу реальность снова дышит Монарх. И я точно знаю, кто ему не только 
потворствует, но и помогает. – Рыков исподлобья глянул на Бабуу-Сэнгэ, на лице 
которого не дрогнула ни одна жилка.
– Кто? – спросил в наступившей тишине Кирилл Данилович Головань.
Настоятель Храма Гаутамы встал. Головы всех присутствующих повернулись к нему. 
По твердым губам Бабуу-Сэнгэ скользнула та же презрительная улыбка.
– Герман, я давно заметил ваше стремление к власти, причем власти 
неограниченной, но не думал, что вы зайдете так далеко. – Координатор обвел 
взглядом лица собравшихся. – Я знал, что мне не удастся убедить вас, но не мог 
не сделать попытки. Я сам, лично, снимаю с вас ответственность за выбор и 
покидаю Союз.
Бабуу-Сэнгэ снял с себя цепь с «нагрудником справедливости», взвесил на ладони 
и бросил в бассейн с водой. Зашипев, как раскаленная сковорода, медальон 
потемнел и медленно опустился на дно, влекомый цепью.
– Теперь я отвечу на выпад Германа Довлатовича. Да, я имел связь с Монархом 
Тьмы, а точнее, с Аморфом по имени Конкере, но только лишь для того, чтобы 
получить информацию. Вот вам новость: в «розе реальностей» началась 
междуусобица между иерархами за передел Мироздания. Конечно, в человеческом 
понимании эту междуусобицу трудно назвать войной, ведется она на ином уровне, 
на уровне изменения законов и принципов, но если при этом количество жертв 
увеличивается… – Бабуу-Сэнгэ взглянул на сжавшегося в уголке кресла Рыкова. – 
Герман, а ведь о моем контакте с Конкере мог знать только тот, кто сам 
контактирует с подобными ему. Не так ли?
– Погодите, координатор… э-э, настоятель, – включился молчавший до сих пор 
Мурашов. – Если даже информация о событиях в абсолютных планах бытия правдива… 
э-э, извините, я не хотел обидеть… нас должно касаться лишь то, что происходит 
на Земле. Союз должен работать и дальше, чтобы уберечь… э-э…
– Власть?
– Реальность от… э-э… распада.
– Что ж, благое дело, – кивнул Бабуу-Сэнгэ. – Кого же вы прочите на мое место? 
Германа Довлатовича?
– Кирилла Даниловича.
– О! – Бабуу-Сэнгэ с удивлением глянул на Голованя, ни разу не посмотревшего в 
его сторону. – Поздравляем, Кирилл Данилович. А так как я до конца схода 
являюсь его председателем, прошу подтвердить ваше решение.
– Это еще не решение, – капризно заметил Носовой, переглядываясь с Грушиным. – 
Я против этой кандидатуры и предлагаю свою: Петр Адамович.
– А я предлагаю Юрия Бенедиктовича, – скрипучим голосом возразил Блохинцев.
Все замолчали, и взгляды снова скрестились на невозмутимом Бабуу-Сэнгэ. Тот 
развел руками.
– Боюсь, ни одна кандидатура не наберет необходимого количества голосов. Я 
воздерживаюсь от голосования.
– Я тоже, – вставил слово отец Мефодий.
– В итоге ни одна кандидатура не может быть утверждена. Предлагаю после 
перерыва на обед продолжить совещание и попытаться найти консенсус. Стол уже 
накрыт.
Настоятель Храма вышел. Некоторое время за столом заседаний Царило напряженное 
молчание. Потом встал Юрьев:
– Действительно, надо подумать.
Он никому не угрожал, но Рыкову показалось, что в его сторону подул ледяной 
ветер.
За Юрьевым покинули стол заседаний Носовой, Грушин и Блохинцев, помявшись, 
вышел и отец Мефодий. Остались трое «реформаторов» – Мурашов, Головань и Рыков.
– Ничего мы сегодня не решим, – сказал Мурашов, глядя на золотую цепь с 
пластиной медальона на дне бассейна. – К тому же здесь мы во власти хозяина.
Трое обменялись взглядами, хорошо понимая подоплеку сказанного. Чтобы реально 
сместить Бабуу-Сэнгэ с поста координатора, мало было его скомпрометировать, 
требовалось уничтожить его. Театральный жест с «нагрудником справедливости» ни 
о чем не говорил: стать координатором можно было только после обряда инициации 
людьми Внутреннего Круга, хотя бы Посвященными II ступени.
Мурашов оказался прав. Самоустранение Бабуу-Сэнгэ не решило проблемы выбора его 
преемника, и Союз Девяти раскололся на три «фракции». В одной оказались Рыков, 
Головань и Мурашов, в другой – Юрьев и Блохинцев, в третьей – Носовой и Грушин.