Василий скептически хмыкнул.
– Что ж сам Юрьев ими не воспользуется?
– Знаниями Бездн может владеть только просветленный, завершивший Путь. Будда, 
например. Иисус Христос. Юрьев, как и все Девять Неизвестных, не способен 
изменить себя даже с помощью «техники внутренней улыбки», доступ к Знаниям для 
него закрыт. Но он может знать путь к ним.
– Я так понимаю, что тебе они не нужны?
– Я еще иду. Habes – habeberis, как говорил древний философ.
– Вася! – раздался голос Кристины. – Иди сюда, посмотри, что мы нашли.
– Поговорим еще о Знаниях Бездн? – Василий встал.
– Если будет настроение. – Матвей закрыл глаза, расслабленно двинул рукой. – 
Иди поищи вместе с ними жемчужину размером с кулак.
Рассмеявшись, Василий нырнул с борта в воду и поплыл вокруг островка на голос 
Кристины. Но на эту тему они потом так и не поговорили. На следующий день 
Василий покинул Петербург, держа курс на Москву. Пересек он ее не 
останавливаясь: сердце гнало в Рязань…
Машина проехала Коломну, потом Луховицы, а Василий все прибавлял и прибавлял 
скорость, пока на въезде в Рыбное его не остановил инспектор ГАИ. Пришлось 
вылезать, объясняться.
Инспектор, молодой, но какой-то угасший, с усталым взглядом человека, 
прожившего долгую нелегкую жизнь, молча принял документы, также молча показал 
на домик блок-поста: мол, заходи.
– Погоди, командир, – миролюбиво произнес Василий. – Ну, признаю, нарушил, был 
не прав, превысил, но ведь можно договориться. Сколько я должен?
Инспектор продолжал на ходу неторопливо изучать техпаспорт и права, и Василий 
вынужден был тащиться следом, заметив между прочим, что напарник гаишника 
только что пропустил кортеж автомобилей во главе с «мерседесом», мчавшимся с 
той же скоростью.
– Командир, да постой ты, я заплачу, сколько скажешь. Причина у меня 
уважительная – к невесте еду, вот и спешу.
Инспектор зашел в здание поста, без слов сел за стол и принялся писать справку 
об изъятии водительских прав.
– Черт бы тебя побрал, лейтенант! – взорвался Василий, выхватывая у инспектора 
ручку. – «Мерседесы» с крутыми ребятами пропускаете, а мою «вольвуху» с двумя 
дверцами решили задержать для статистики?
Лейтенант достал другую ручку, смерил Василия меланхолическим взглядом, сказал 
скрипучим голосом:
– Будешь год ходить за своим удостоверением, это я тебе гарантирую.
– Да что вам дался год моего хождения за документами! В Москве один грозился, 
теперь ты. – Василий вздохнул, неуловимым движением выхватил у гаишника 
документы, бросил ему на стол сто тысяч и пошел к выходу. На пороге обернулся:
– Не ошибись в следующий раз, болезный. Я себе другое удостоверение достану, 
если потребуется, а вот ты свои погоны вряд ли.
– Я сейчас позвоню в центральную… – несколько попритих лейтенант.
– Не надо. – Василий вернулся и показал свое старое удостоверение офицера 
Федеральной службы безопасности. – Я тебе, дураку, не хотел усложнять жизнь, 
предлагая калым, а теперь ты не только забудешь, кто я и на какой машине 
проехал, но и честного заработка лишишься. Уразумел?
– Я это… не думал… ага… – забормотал инспектор, вскакивая и вытягиваясь. На 
щеках его проступили лихорадочные пятна. – Так точно!
– Вольно! Не забудь о погонах. И вообще, квелый ты какой-то, не больной, 
случайно?
– Язва… – пожал узкими плечами лейтенант, теряя интерес к жизни.
Василий несколько секунд рассматривал лицо инспектора, анемичное и бледное, 
подошел ближе, бросил на стол еще четыре бумажки по пятьдесят тысяч и вышел.
Вскоре он был под Рязанью, продолжая гнать машину не ниже ста сорока в час. 
Вспомнились кое-какие данные по Рязанской области: площадь – около сорока тысяч 
квадратных километров, то есть больше таких европейских стран, как Албания и 
Бельгия, численность населения – миллион четыреста тысяч, пять высших учебных 
заведений, главная промышленная отрасль – нефтепереработка. Самой Рязани 
исполнилось более девятисот лет, а знаменитому Успенскому собору, который 
называют Рязанским кремлем, построенному в конце семнадцатого века крепостным 
зодчим Яковом Бухвостовым, – более трехсот. Василий вспомнил эти цифры, заметив 
справа от шоссе грандиозные колокольни собора с мощным пятиглавым куполом. Еще 
через несколько минут он проехал самое старое здание города – 
Михаиле-Архангельский храм, возведенный еще при последнем рязанском князе Иване,
 в начале шестнадцатого века, повернул к Дворянскому собранию. О том, что 
Рязань раньше называлась Переяславлем-Рязанским, Василий вспомнил, проезжая 
мимо соборной колокольни со старинным гербом, изображавшим Олега Рязанского. 
Герб этот не менялся три века подряд и принадлежал настоящей старой Рязани, 
ровеснице Киева, располагавшейся в пятидесяти километрах от Переяславля и 
считавшейся столицей княжества до двадцать первого декабря тысяча двести 
тридцать седьмого года. В тот год орды Батыя захватили Рязань, один из 
крупнейших на то время городов Европы – гораздо больше Рима и Лондона, – 
уничтожили защитников и не оставили от города камня на камне. А Переяславль 
стал называться Рязанью с тысяча семьсот семьдесят восьмого года…
Машина свернула на улицу Каляева, миновала здание Рязанской таможни, и через 
несколько минут Василий остановился во дворе, возле трех металлических 
гаражей-ракушек. В одном из домов жила тетка Ульяны Митиной Анна Павловна, у 
которой на время учебы остановилась девушка.