тех, за кем был послан, Ульяна не смогла сориентироваться и показать все, на 
что была способна, и Дзиро действовал теперь как тогда.
Он мог бы еще уйти – через окно, балкон и даже назад, через прихожую, но сделал 
ошибку, последнюю в жизни. Сначала он выстрелил в Ульяну из «глока-21» с 
глушителем, попав ей в плечо, а потом выхватил ампулу-шприц с усыпляющим 
веществом мгновенного действия. Больше сделать он ничего не успел, ворвавшийся 
в гостиную Самандар буквально снес ему полчерепа ударом конго.
– Уходим! Ты как?
– Нормально, – задохнувшись, ответила девушка, расширенными глазами глядя на 
труп японца и забрызганные кровью стены. – Я справлюсь, пуля в мякоти…
Самандар кивнул, прислушался к чему-то, бросил:
– Я сейчас, – и исчез. Из коридора донесся шум, вскрики, удары, автоматная 
очередь, затем все стихло. Через минуту появился Вахлд Тожиевич, забрызганный 
чужой кровью, и этот его вид снова заставил Ульяну побледнеть.
– Я… никуда… не пойду.
Самандар, не выходя из состояния боя, снова прислушался, вернулся в прихожую, 
вытащил из-под боевика штурмовую винтовку «НК G11», стал в гостиной за штору, 
несколько секунд всматривался в соседний дом, потом приоткрыл окно и сделал два 
выстрела. Бросил винтовку на пол.
– Уходим, сейчас сюда примчится ОМОН.
Ульяна покачала головой:
– Я с тобой… не пойду…
– Пойдешь, – глухо сказал Вахид Тожиевич. Поднял с пола ампулу-шприц, которой 
так и не успел воспользоваться Маюмура, и коротким движением воткнул девушке в 
руку.
Ульяна изумленно вскрикнула, потом ноги ее подкосились, я она опустилась на пол,
 не сводя гаснущего взора с лица Самандара.
– Прости, дорогая, киднеппинг – последнее дело, но мне нухен заложник, – тем же 
глухим голосом проговорил он. Затем взял девушку на руки, остановился у двери в 
спальню, откуда доносилась молитва Анны Павловны:
– Господи Боже Вседержителю, спасе всего мира! Сохрани и спаси раба своего и 
рабу свою Ульяну на всяком месте и на всяк час…
Открыл дверь:
– Ульяне требуется врач.
– Что с ней?! – всполошилась старушка, по лицу которой катились слезы.
– Жива, я в больницу. Скоро к вам приедет один парень… Василий Котов. Так вот 
скажете ему, чтобы ждал моего звонка.
– Как сказать? Кто был? Вы кто?
– Он догадается, – ответил Вахид Тожиевич уже из лифта.
Во дворе он прошел сквозь собравшуюся толпу жильцов к машинам, на которых 
приехала группа Маюмуры, посадил Ульяну на заднее сиденье джипа «мицубиси» и 
выехал на улицу.
Вызванный кем-то из соседей Ули милицейский наряд приехал только через полчаса 
после его отъезда.
КЛАССИЧЕСКИЙ ОБМЕН
Дом, в котором они остановились, принадлежал троюродному дяде Ивана 
Терентьевича по отцовской линии и располагался на окраине Рязани, в ста метрах 
от Оки, на правом ее берегу. Василий сначала порывался поселиться в гостинице, 
но Парамонов уговорил его остаться.
Дом был, как и все дома частного сектора, деревянный, старый, без особых 
архитектурных прибамбасов – мансард, фронтонов, башен, застекленных террас и 
веранд. Строили его почти век назад, но строили добротно, и внутри он был 
просторен, светел и чист. Зимой в нем было тепло – хозяин оставил русскую печь, 
но добавил еще и водяное отопление, летом – прохладно.
Хозяев имелось двое – старики, доживающие век: Харлампий Игнатович Пресняков и 
Катерина Пафнутьевна, его жена; обоим давно перевалило за семьдесят.
– Что нам надо, – вздыхала сухая, но жилистая и сильная еще хозяйка с темными, 
почти без седины волосами. – Дети разъехались кто куда, внуки по городам живут, 
а мы тут зимуем. Свой сад, огород, коза, куры… все свое. Располагайся, мил 
человек, места всем хватит.
Василий оглядел комнату: кровать с горкой подушек, стол, большой сундук, 
этажерка с книгами, окно в сад, напротив окна – стена печки, на полу домотканые 
половички, на окне кактусы, на стене – репродукция картины Васнецова «Три 
богатыря». Уютно, чисто и располагает к полезным занятиям. Видимо, то была 
комната одного из сыновей Пресняковых.
– Ну, как устроился? – вошел в комнату Иван Терентьевич, раздвинув шторки на 
двери.
– Нормально, – отозвался Василий. – Давненько не спал в таких древних домах.
– Пошли, покажу подвал.
Вход в подвал начинался из сеней. Парамонов откинул квадратную деревянную 
крышку в полу, щелкнул выключателем. Внутри, на глубине двух метров, загорелся 
тусклый желтый свет.
– Бери контейнер.
Друг за дружкой они спустились по деревянной лестнице вниз, и Василий смог 
оценить размеры подвала.
Тянулся он метров на тридцать, то есть далеко за пределы дома, и стены имел 
кирпичные, потемневшие от времени. На одном из кирпичей стойки Василий заметил 
клеймо: «Саврасовъ и сынъ. 1904 г.».
– Кирпичу цены нет!
– Это ух точно, – откликнулся Иван Терентьевич. – Дед Харлампия здесь вино