Василий Головачёв

Беспощадный, или Искатели смерти

В романе использованы стихи М. Алигер, В. Брюсова, В.Вишневского, И.Васильевой, А.Кравцова, С.Павлишина, В.Высоцкого.
Пробудись от сна, душа,
Огляди в раздумье строго
Все, что живо:
Как проходит жизнь, спеша,
Как подходит смерть к порогу
Молчаливо.[1]
Но есть еще одна святая сила.
Она меня любовью осенила,
Благословение дала свое —
Не женщина, не смертная —
Россия,
Великое отечество мое.[2]

Хорхе Манрике, испанский поэт, 1440–1479 гг
11652 год до н.э
День летнего солнцестояния
Впервые за многие сотни лет небо над горой очистилось от туч, и на величественный белый терем Храма Китовраса упал первый луч солнца, превратив его в сияющий снежно-золотой кристалл.
На верхней террасе Храма, венчающей главную маковку терема, стояли двое в бело-алых одеждах, глядя с высоты гигантского сооружения, единственного уцелевшего во время войны, на склоны горы, испещренные шрамами и трещинами, и на руины древнего города, засыпанные слоем пепла и обломками скал. Гора и остров представляли собой остатки некогда великой Гипербореи, исчезнувшей в волнах океана. Они медленно, но неотвратимо погружались в воду, со всех сторон окруженные подступающими льдами.
– Цена заплачена высокая, – глухо проговорил старший из жрецов, высокий, седой, с сияющими желтым огнем глазами провидца. – Может быть, слишком высокая.
– Но заставит ли это потомков наших следовать законам Прави? – отозвался второй, пониже ростом, но плотнее, с иссеченным морщинами жестким волевым лицом; глаза его казались прозрачными аквамаринами, подсвеченными изнутри. – Я не вижу будущего, оно для меня закрыто. А что видишь ты, Сварг?
Седой долго молчал, подставив лицо солнцу и полузакрыв глаза. Наконец он заговорил:
– Цель достигнута. Ликвидированы две последние тайные системы, паразитирующие на человечестве. Но я предвижу появление новых систем управления, еще более изощренных и агрессивных. Они превратят род человеческий в стадо, послушно кормящее избранных. Одна из систем искусственно создаст новый вид рабов, который станет носителем удивительной, но жестокой религии.
– Такое уже было, – покачал головой спутник седого.
– Эволюция идет по спирали, – рассеянно сказал седой. – Циклы повторяются. Структура контроля реальности создавалась уже не один раз.
– Коррекция популяции динозавров, – кивнул морщинистолицый. – Распад Лемурии. Теперь очередь Атлантиды и Гипербореи… Что дальше?
– Маги уходят. Останутся жрецы-бессмертные, хранители знаний. Социум изменится, но вместе с появлением новых пастухов появятся и новые носители ответственности. Структура контроля проснется и очистит землю от тех, кто жаждет абсолютной власти. Это Закон.
– И все вернется на круги своя, – усмехнулся его собеседник. – О нас будут сложены легенды, как слагались они о тех, кто чтил законы Прави до нас, потом легенды воспоют подвиги потомков, и так далее, и так далее. Кончится ли этот процесс когда-нибудь?
– Творец вернется, – убежденно сказал седой, – чтобы проверить, как живут Его Дети и Его Творение. Возможно, людям придется выпить океан страданий, прежде чем они окончательно сбросят всех пастухов. Но для этого им прежде всего надо изменить себя.
Помолчали, разглядывая стаю серебристых птиц, облетавших остров и гору с Храмом на вершине.
– Грустно уходить, – вздохнул спутник седого по имени Даждь. – Знаю, что это необходимо, но все равно грустно. Хочется пожить еще пару циклов, чтобы посмотреть на тех, кто придет нам на смену. Какими они будут?
– Смелыми, отважными, – улыбнулся седой, – справедливыми. Они будут нашими потомками, потомками богов, хотя и вспомнят о своих корнях не скоро. Их назовут славопоющими русами, то есть светловолосыми. Они заселят Святой материк и никому эту землю не отдадут. Несмотря ни на что!
– Ты… знаешь, Сварг?
– Я верю, Даждь, – ответил седой Сварг. – Верю и надеюсь. Пошли к остальным. Время не ждет, пора уходить и нам.
Один за другим они спустились по белокаменной лестнице вниз, в недра Храма, хотя могли бы перенестись туда мысленным усилием, так как оба владели легкоступом, то есть умели уменьшать вес тела, проходить сквозь стены и преодолевать мгновенно большие расстояния. В центральном зале Храма, где стояла фигура Китовраса, его основателя, высотой в пятьдесят локтей, сделанная из цельной глыбы железного метеорита, вокруг которой постоянно вились струйки золотистого сияния, уже собрались соратники Сварга и Даждя. Они представляли собой команду, исполнившую закон Прави: «Никого над нами, кроме Творца!» Команда выполнила свою задачу, сбросив путы пастухов, пытавшихся управлять человечеством согласно своим принципам. Дорогой ценой, но выполнила, хотя при этом война магов Атлантиды и Гипербореи-Арктиды уничтожила цивилизации, сбросив социум на уровень нулевого отбора. Но человечество уцелело, и у него еще был шанс восстановить свой потенциал и достигнуть вершин духовной зрелости, преодолев все свои комплексы, звериные инстинкты и неуемную жажду власти. Команде пришла пора уходить со сцены истории. Так велел Закон, установленный Творцом. Но только Сварг, пресветлый Князь Собора – водитель команды знал, что не за горами время активации Закона, следующего за самоликвидацией команды. Им еще предстояло вернуться в земной мир, хотя и в другом обличье, ибо на смену уничтоженным поводырям людей уже двигались их последователи.
Уходящие стояли в центре зала – две сотни владык в белых с пурпуром одеждах, седые и темноволосые, старцы и мужчины в расцвете сил, молодые женщины и старухи-ведуньи, и молча смотрели на водителя, понимая все без слов.
– Мы уходим, – заговорил Сварг, и звучный голос его взлетел птицей над всеми, странным образом не создающими впечатление покорной толпы, вернулся обратно вибрирующим эхом, от которого шатнулось пространство зала. – Мы уходим, но мы останемся здесь, на Земле. У каждого из вас есть своя личная задача и есть общая – хранить традиции Рода и передавать их потомкам нашим неискаженными. Это трудная задача, но ее надо выполнить. Слава Роду!
– Слава Роду! – отозвались сподвижники Сварга, будущие прародители и водители славопоющих племен, наполнив гулом гигантское помещение.
– Прощайте! И да хранит вас Род!
Эхо последних слов Сварга метнулось между резными колоннами и статуями зала, колыхнуло световую вуаль, окутавшую фигуру Китовраса красивой феерической радугой. Люди в бело-пурпурных одеяниях двинулись мимо нее к арке из белого, с блестками, камня. Проходя по одному под аркой, они замирали на короткое время, закрывая глаза, и шли дальше уже с иным выражением просветленных лиц. С этого момента они переставали быть бессмертными носителями Закона и становились защитниками Рода. Их ждала нелегкая судьба хранителей знаний.
Храм опустел.
Соратники Сварга и Даждя, витязи и ведуны, сели в летающие лодки – раманы и отбыли на материк, названный впоследствии Евразией. Руководитель команды и его уладич, заместитель, снова поднялись на террасу, венчающую Храм.
Стая птиц все так же продолжала летать над горой и Храмом, словно предчувствуя их скорое исчезновение и прощаясь с ними. Последние зеркально-прозрачные блики раман скрылись за горизонтом. Теперь двое магов на террасе остались последними представителями некогда могучей северной цивилизации, пережившими ее распад. Но пришло и их время уходить в Навь.
– Мы вернемся, – едва слышно пообещал Сварг.
И словно дождавшись его слов, остров под горой вздрогнул, низкий гул раскатился по водам океана, гора затряслась, завибрировала, длинные трещины разорвали ее основание. Храм на вершине горы закачался, задрожал, стал разваливаться.
Два мага поднялись в воздух мысленно-волевым усилием, продолжая наблюдать за развивающимся катаклизмом с высоты четырех тысяч локтей.
Из трещин в основании горы ударили вверх струи пара. Остров стал погружаться в воду быстрее. От него во все стороны прянула волна цунами, достигла льдов на горизонте, обрушилась на них, ломая огромной толщины поле на отдельные плиты и айсберги.
Затем буквально в несколько мгновений остров и гора ушли под воду, вверх взлетел гигантский пароводяной фонтан, с торжественной медлительностью оплыл, и вторая волна цунами помчалась к ледяным полям, довершая их ломку. Однако волнение воды продолжалось недолго, вскоре океан успокоился, превратился в зеркало – при полном безветрии, пряча под толщей вод утонувший материк – Арктиду, и лучи низкого солнца образовали золотой ореол вокруг двух крохотных фигурок, висящих в воздухе. Миг – и их не стало!
Защитники человечества, которым суждено было много тысяч лет спустя стать в памяти людей богами, ушли в иные сферы бытия…

Где океан, век за веком, стучась о граниты,
Тайны свои разглашает в задумчивом гуле,
Высится остров, давно моряками забытый, —
Ultima Thule.


Остров, где нет ничего и все только было,
Краем желанным ты кажешься мне потому ли?
Властно к тебе я влеком неизведанной силой,
Ultima Thule.


Пусть на твоих плоскогорьях я буду единым!
Я посещу ряд могил, где герои уснули,
Я поклонюсь твоим древним угрюмым руинам,
Ultima Thule…
Кострома
ХХI век
15 ноября, вечер
Квечеру пошел густой мокрый снег, и мир сразу преобразился, став плоским, двухмерным и двухцветным, серо-белым. Снег облепил ветви деревьев, скрыл под собой изъяны городского пейзажа и выглядывающие кое-где зеленые стрелочки елей, а пятна травы лишь подчеркивали всевластие наступающей зимы.
Преобразились и люди, уставшие от осенней распутицы и грязи. На лицах прохожих замелькали улыбки. И хотя до Нового года было еще далеко, целых полтора месяца, все ощущали приближение праздника, чему способствовали и отреагировавшая заранее реклама, и появившиеся в продаже елочные игрушки.
Однако настроение Андрея Данилина, бывшего инструктора спецназа по выживанию в экстремальных условиях, а теперь учителя физкультуры, было минорным. Во-первых, он окончательно разошелся с женой, переставшей терпеть покладистость мужа по отношению к начальству и его малые заработки.
Длилась эта агония совместной жизни уже много лет и наконец разрешилась естественным образом. Жена устроила Андрею очередной скандал (в молодости она была красавицей и знала себе цену), обвинила его во всех смертных грехах, в том числе – в наличии любовницы, чего он себе никогда не позволял, – и Андрей ушел из дома. Собрал вещи, книги, сел в машину – у него была двухлетнего возраста вазовская «Лада 2120» «Надежда» – и уехал. Теперь он снимал комнату у Анны Игнатьевны Резниченко, семидесятивосьмилетней старушки, бывшей учительницы русского языка, в доме по улице Беговой, недалеко от ресторана «Север» и гимназии, в которой работал. Естественно, данное обстоятельство не способствовало хорошему настроению. Но были и другие, не позволяющие чувствовать себя хозяином положения.
К примеру, в гимназии появилась в восьмом классе новая ученица. Девочка привыкла помыкать родителями, считала ниже своего достоинства заниматься физкультурой, за что и получала соответствующие оценки. А родители, особенно ее мать Эльвира Жановна, тут же начали жаловаться директору гимназии о «притеснении их любимого чада». Кроме того, отец пообещал даже устроить учителю физкультуры «сладкую жизнь», кое обещание недавно вылилось в открытый конфликт между друзьями отца девочки и Андреем.
К нему на квартиру заявились четверо подвыпивших мужчин и агрессивно потребовали «не издеваться над ребенком» и поставить дочери Эльвиры Жановны пятерку в четверти. Конечно, Данилин выставил за дверь всех четверых, но мужчины пообещали вернуться и «как следует проучить строптивого учителишку», что, в общем-то, вполне могло случиться.
Второе обстоятельство было сродни первому.
Три раза в неделю Данилин вел в городском Дворце спорта секцию русского боевого искусства «Характерник». В секцию ходили как молодые люди восемнадцати-двадцати лет, так и взрослые дяди и тети тридцати-сорокалетнего возраста. И вот однажды в середине октября к Андрею в зал ввалились крутые парни в одинаковых фиолетовых костюмах и потребовали научить их «сворачивать челюсти и ломать кости». Андрея покоробила их фамильярность и безапелляционность, но он, наверное, не стал бы противиться и принял парней в группу, если бы случайно не выяснил, что все пятеро являются телохранителями депутата Костромской городской Думы Иосифа Ивановича Лазарева, бывшего подполковника милиции, сколотившего состояние на посредничестве между криминальными структурами и государственными органами. Пришлось «фиолетовым» отказать, на что они отреагировали крайне болезненно и тоже пообещали Данилину «надрать задницу, чтоб не залупался», и если не согласится учить – засадить его на нары. В серьезности их намерений Андрей не сомневался. Эти люди, не знающие и не пытающиеся принять нормы нравственности и общественной жизни, жили по волчьим законам и считали себя хозяевами страны.
В шесть часов стемнело, на улице зажглись фонари, высвечивая торжественно-медленный, тихий снегопад, а Андрей все сидел у окна в темной комнате, смотрел на снег и думал о свой судьбе, впервые оценив одиночество не как дар, а как испытание. Данилину недавно исполнилось сорок шесть лет. Рост он имел высокий – под метр девяносто, седина только появилась в его темных, не очень длинных волосах. А в карих глазах, да и во всем облике чувствовалась дремлющая сила и доброжелательность. Друзья у Андрея были, но далеко: Толя Гармаш в Киеве, Юра Георгиади в Тбилиси, Слава Кондратьев, с которым он проучился в школе, в одном классе, все одиннадцать лет, в Москве. В Костроме же друзья так и не появились, были только хорошие приятели, с которыми он изредка встречался на работе, в спортзале или на вечеринках. Все-таки этот город не стал для него родным, хотя он и прожил в Костроме двадцать лет, переехав сюда – к жене – после свадьбы.
Впрочем, один друг все-таки имелся в наличии – Лёва, или Лев Людвигович Федоров, инженер-механик, кандидат технических наук, пятидесяти четырех лет от роду. Познакомился с ним Андрей десять лет назад, случайно, на дне рождения у двоюродного брата жены, также инженера. С тех пор они довольно часто встречались, особенно в те дни, когда Лев Людвигович возвращался в Кострому из длительных командировок, и с удовольствием проводили время в беседах. Федоров был старше Андрея на семь лет, но живой и общительный характер, увлеченность идеями и работой делали его намного моложе своего возраста, а если к этому прибавить отменное физическое здоровье – Лев Людвигович выглядел атлетом, – то получался облик спортсмена, а не заморенного кабинетной тишиной ученого. Недаром коллеги Федорова из Института прикладной механики шутили, что он – первый силач среди инженеров и первый инженер среди силачей. Иногда шутка сводилась к тому, что Льву Людвиговичу в институте нет равных по физическому развитию. После паузы следовало продолжение: и по физико-математическому тоже. Что, кстати, вполне соответствовало истине, потому что математическим аппаратом Федоров владел на уровне доктора физматнаук и все свои инженерные решения обосновывал и обсчитывал сам.
Правда, в последнее время, примерно с год, Андрей виделся с ним всего два раза, да и то минутно. У Льва Людвиговича началась полоса каких-то жизненных неурядиц, он ушел из института, некоторое время работал в Брянске у знаменитого на весь мир Владимира Леонова, отца-основателя теории упругой квантованной среды, потом жил в Москве, еще где-то, и Андрей почти потерял его след. Подумав об этом, он потянулся к телефону, собираясь тут же позвонить другу, но телефон вдруг зазвонил сам, будто ждал этого момента.
– Алло, – сказал Андрей, сняв трубку.
– Привет, дружище, – зарокотал в мембране голос Федорова. – Жутко рад, что застал тебя дома!
– И я рад! – искренне ответил Андрей. – Только что о тебе подумал, и тут ты звонишь! Прямо мистика. Ты где?
– Час назад из столицы. Не забежишь? А то я завтра опять уеду. Бог знает, когда еще свидимся.
– Непременно зайду. Лена с тобой?
– Нет, жена в Брянской губернии осталась, у родственников, я один прискакал. Но через месяц и она приедет. Так когда тебя ждать?
– У меня с семи до девяти тренировка, поэтому жди не раньше половины десятого.
– Обнимаю. – В трубке послышались гудочки отбоя.
Андрей, улыбаясь, положил трубку и стал собираться, чувствуя легкое нетерпение и теплое дуновение положительных эмоций. Хотелось бежать к другу немедленно, однако пропустить занятия с группой он себе позволить не мог.
– Я на тренировку, – предупредил Андрей хозяйку. – Буду поздно, друг приехал неожиданно, я к нему загляну. Так что вы меня не ждите, я буду сыт и весел.
– Ты уж поосторожней там, Андрюша, – озабоченно покачала головой худенькая, с лучиками-морщинками на добром лице и прозрачно-голубыми глазами Анна Игнатьевна. – Неровен час, хулиганы встретят. Вон что творится в городе-то – чуть ли не каждый день стреляют!
– Ничего, я тихонечко пройду, как тень, – пообещал Андрей.
Анна Игнатьевна улыбнулась, глаза ее молодо блеснули, и он вспомнил стихотворение:

Вот женщина – она не молода.
Вот женщина – она не хороша.
Но в ней стоит, как вешняя вода,
Высокая и светлая душа.
Поцеловав старушку, ставшую ему чуть ли не матерью, Данилин вышел с сумкой через плечо, но вынужден был остановиться, так как хозяйка догнала его и протянула зимнюю шапку.
– Зима уже на дворе, – сказала она строго, – голову простудишь.
Пришлось надевать шапку, хотя во все времена года он предпочитал обходиться без головного убора, потому что умел регулировать тепловой обмен организма и не мерз даже в лютые морозы.
В семь часов вечера Андрей был уже во Дворце спорта.
Свою секцию он организовал семь лет назад по образу и подобию Школы русского воинского искусства «Любки» (с ударением на последнем слоге), с руководителем московского филиала которой Данилин познакомился много лет назад, еще будучи инструктором минюстовского спецназа. Свою работу с членами секции он построил точно так же: сначала изучение законов движения и строения тела человека – через видение русской традиционной культуры, исследование возможностей своего тела, укрепление здоровья, изучение основ народного целительства, а уж потом – обучение способам самозащиты против одного или нескольких противников и работа с оружием. Такая практика принесла свои плоды. Кроме детской группы, набралась еще и взрослая, люди ходили на занятия с удовольствием, потому что в отличие от «сенсеев» других школ боевых искусств их учитель никогда ни на кого не повышал голос, не муштровал, не заставлял бездумно выполнять приемы и уж тем более не наказывал, хотя дисциплину на занятиях поддерживал достаточно строгую. За это его любили, уважали и готовы были выполнить любое распоряжение.
На этот раз к началу занятий взрослой группы пришли трое новеньких, двое парней и девушка, которые услышали о секции от своих друзей и решили попробовать себя в новом для них деле. Андрей усадил их на скамеечке за пределами тренировочной зоны, посоветовал сначала присмотреться к занятию, а уж потом прийти на следующий «сход» в спортивной форме – если они за это время не раздумают стать «характерниками», как называли сами себя члены группы.
– Сегодня наша теоретическая часть такова, – начал Данилин, когда группа рассредоточилась по залу так, как было удобно всем; одевались ученики по-разному, кто в спортивное трико, кто в кимоно, но большинство все же предпочитали носить обычные холщовые свободные штаны и такие же рубахи с вырезом на груди, как и сам Андрей. – Поговорим об экспресс-оценке возможностей противника. За несколько секунд до нападения вы должны выяснить много важных вещей: физические данные противника, наличие оружия, степень готовности к реальному бою, нервно-психическое состояние и уровень опьянения, если таковое имеется. Последние два аспекта наиболее важны, так как вам могут встретиться люди, которых в народе прозвали отморозками. Это в большинстве своем психопаты и акцентуированные личности, пребывающие в постоянном нервном напряжении, разряжать которое они могут только агрессией, издевательством и физическим насилием. Они отличаются крайней жестокостью, пониженной чувствительностью к боли и притуплением инстинкта самосохранения. И вот с ними-то надо уметь общаться и вести себя достойно.
– Это значит – надо их не раздражать? – спросила одна из женщин, крупнотелая и мощная, способная, наверное, как говорил поэт, и коня на скаку остановить.
– Это значит, – улыбнулся Андрей, – что надо ясно понимать, с кем вы имеете дело. Отморозки, равно как пьяные и наркоманы, способны на что угодно. Многим из них убить человека так же легко, как раздавить муху. Поэтому для общения с ними надо не выглядеть сильным, а быть сильным, и демонстрировать не показное умение строить «японские» позы, а реальное умение драться до конца, невзирая на боль и раны. В ином случае лучше сразу же обратиться в бегство или сдаться на «милость» победителя – со всеми вытекающими последствиями.
Члены группы – в этот вечер их собралось больше тридцати – зашумели и смолкли.
– Но есть ли смысл начинать бой, если они вооружены? – задал вопрос пожилой мужчина с окладистой бородой, Багратион Петрович Самохин, сторож санатория, которого все за глаза почему-то прозвали Кутузовым.
– Вот об этом и побеседуем, – сказал Андрей. – А потом приступим к физическим упражнениям.
Однако побеседовать с учениками ему не дали.
В зал вдруг вошли плотной группой человек семь – все крепкие, накачанные, в одинаковых фиолетовых костюмах, и Андрей узнал среди них своих недавних визитеров, пожелавших поучиться боевому мастерству. Затем из-за их спин не спеша выдвинулся невзрачный господин в желтом костюме, худой, лысоватый, заросший рыжей щетиной, обозначающей, очевидно, бородку. Глаза его закрывали модные «витрины» – зеркальные очки, покрытые светоотражающей, как мыльный пузырь, пленкой. Это был депутат городской Думы Иосиф Иванович Лазарев собственной персоной.
– Мне тут сообщили, – сказал он жирным мурлыкающим голосом, не здороваясь, – что ты отказался учить моих мальчиков. Подумал о последствиях?
Андрей переглянулся с Багратионом Петровичем, прочитал вопрос в его глазах и отрицательно качнул головой. Затевать скандал не хотелось.
– Прошу вас выйти из зала, – сказал он с максимальной вежливостью и убедительностью. – Если вы хотите поговорить со мной, я сейчас подойду.
– Ты отказал моим пацанам, – не обратил на его слова внимания депутат. – Без всякого повода. Меня это сильно огорчило. Ну, раз ты такой крутой и не хочешь их учить, тогда мы тебя слегка поучим. Мальчики, сделайте мастеру бо-бо.
Семеро крепышей двинулись к Данилину, поигрывая появившимися в руках резиновыми дубинками и бейсбольными битами.
Ученики Андрея, ошеломленные таким оборотом дела, в замешательстве начали переглядываться, роптать, кое-кто из парней шагнул вперед, собираясь защитить учителя, но он их остановил.
– Урок продолжается. Вспомните, о чем мы с вами только что говорили. Это те самые отморозки, и с ними надо вести себя соответственно. Никаких переговоров! Голая правда жизни! Передвигайтесь мягко и быстро, не отрывая стопу от пола. Не подпрыгивайте на носках, как боксеры на ринге, не делайте финты, не тратьте время и силы. Смотрите и запоминайте.
Андрей спирально-сложным движением уклонился от ударов двух дубинок сразу, ускорился и уложил обоих атакующих несильными с виду тычками костяшек пальцев в шоковые точки на шее и на затылке. Парни еще не успели упасть на пол, как он достал третьего – сильным ударом в локоть выбил бейсбольную биту, а вторым – ногой в голень – заставил молодого человека с криком отскочить на одной ноге.
На несколько мгновений движение остановилось.
– Может, хватит? – миролюбиво спросил Андрей, продолжая контролировать ситуацию. – Поговорим как цивилизованные люди.
– Я т-тебе покажу цивилизованных! – прошипел Лазарев, ощерясь. – Поломайте ему ребра! Шамиль!
Смуглолицый, с черными усами и гривой черных волос парень достал из чехла на лодыжке нож и, пригибаясь, раскачиваясь с ноги на ногу, держа в одной руке биту, а в другой нож, пошел на Андрея.
– Уровень два, – обратился Андрей к ученикам, словно продолжая лекцию. – Нападение с применением холодного оружия. Никакие спортивные схемы в таких случаях не действуют. И бить противника надо в полную силу, без пощады.
Он дождался, когда подкравшийся со спины парень ударит его дубинкой, ушел с вектора удара и тут же рывком за руку подставил нападавшего под удар черноусого Шамиля, не то чеченца, не то аварца. Раздался крик. Бита легла прямо на плечо парня, перебив ему ключицу. В то же мгновение Андрей оказался сбоку от противника, сжал железными пальцами запястье руки с ножом и сильным ударом в нос отбросил черноусого на двух еще не принимавших участия в схватке приятелей. Затем добил крепыша, который вознамерился было напасть на него с тыла.
Вскрикнувший Шамиль выронил нож, упал, закатывая глаза. У него был сломан нос.
Двое парней с дубинками попятились было, оглянулись на своего босса, потом, повинуясь его жесту, бросились на Андрея.
Ему понадобилось ровно четыре секунды, чтобы справиться с ними.
Русская школа боя культивирует около двух десятков приемов, позволяющих остановить противника сильной болью, не причиняющих при этом существенного вреда здоровью, и Андрей воспользовался двумя из них. Первому парню он, соскользнув с дубинки, нанес удар в бровь, второму – также выкрутившись с траектории дубинки – в спину меж лопатками. С криками боли оба отскочили к своему господину, уже не помышляя о нападении.
Движение в зале снова прекратилось.
Ученики Андрея, восхищенные демонстрацией мастерства своего учителя, замерли и смотрели то на него, то на охающих гостей, то на их обескураженного предводителя.
Очнувшийся Шамиль сунул было руку под борт пиджака, где у него находился пистолет в наплечной кобуре, но Лазарев не стал доводить ситуацию до криминального завершения. Свидетели вооруженного нападения ему были не нужны.
– Уходим! – каркнул он, отступая. – Ну ты и козел, мастер! Ведь мы ж тебя теперь…
Андрей шагнул к нему, и депутат отшатнулся, замолчал, бледнея, попятился к выходу из зала.
Послышался смех – это засмеялись зрители удавшегося спектакля, парни и девушка, впервые пришедшие на тренировку.
Скрипя зубами, прихрамывая, морщась, держась за головы и травмированные части тела, грозные визитеры удалились, оставив несколько дубинок и бит.
– Соберите и выбросьте, – кивнул на них Андрей.
Ученики помоложе с охотой выполнили просьбу.
– Ну а теперь продолжим наши занятия.
– Андрей Брониславович, – сказал Кутузов, теребя бороду, – я не понял, как вы уложили первых двух гангстеров. Что это за приемы?
– Это приемы из арсенала «отравленный коготь» – удары по нервным центрам и чувствительным точкам. У японцев это искусство называется Дим-Мак – искусство «ядовитой руки», у китайцев – Да-цзе-шу – искусство пресечения боя. В русских стилях нет специального термина, хотя некоторые инструкторы и дают данной области единоборств свои названия типа «отравленный коготь» или «техника смертельного касания». Мы тоже будем изучать эту технику, но прежде научимся находить обезболивающие нервные узлы и точки реанимации, что намного важнее. Все, разговорам конец, начинаем заниматься.
Обступившие было учителя взволнованные происшедшим ученики быстро построились, и Андрей мимолетно подумал, что визит депутата Лазарева со своими телохранителями сделал доброе дело – показал всем возможности русского стиля боевых искусств. Более удачных «показательных выступлений» придумать было невозможно.
Тренировка прошла исключительно продуктивно. Воодушевленные примером учителя члены секции занимались познанием техники самореализации с небывалым рвением. Заставлять их добиваться максимальной точности выполнения приемов Андрею не пришлось ни разу.
Закончив занятия, он принял душ и поехал к Федорову, по пути заскочив в магазин и купив коробку конфет. Как и он сам, Лев Людвигович алкоголь не употреблял, зато любил сладкое и соки.
Они обнялись.
Хозяин сжал гостя так, что у того затрещали ребра. Одет он был в цветастый китайский халат, в котором могли уместиться двое таких, как Андрей.
– Рад тебя видеть, мастер. Есть хочешь?
– А что ты можешь предложить? – полюбопытствовал Андрей, разглядывая необычно худое, с темными кругами под глазами, лицо друга. – Ты неважно выглядишь, Людвигович. Али случилось что?
– Ничего не случилось, – отмахнулся Федоров, смурнея, жестом пригласил гостя на кухню. – Лечит меня жизнь, лечит от наивности, да все никак вылечить не может. Может, возраст еще детский, раз я в идеалы продолжаю верить? От искушений отказываюсь?
– Возраст не приносит мудрости, – покачал головой Андрей. – Он лишь позволяет видеть дальше: как вперед, так и назад. И очень грустно бывает оглядываться на искушения, которым ты вовремя не поддался. Так что пора и тебе над этим задуматься.
– Прямо афоризмами заговорил.
– А это и есть афоризм. Роберту Хайнлайну принадлежит, был такой американский фантаст.
– Читал в детстве, хотя ничего не помню. Из еды у меня жареная картошка и селедочка, соления всякие. Будешь?
– Не откажусь после тренировки. Пить что-нибудь в твоем доме имеется?
– Молоко, чай, вишневый сок. Да, я от деда из Брянской губернии сбитень малиновый привез, хочешь попробовать? Только он хмельной, в голову будь здоров как ударяет.
– Нет, лучше соку налей.
– Вольному воля, спасенному рай. А я хлебну дедового сбитня, мне можно, я не спортсмен.
Они чокнулись стаканами, выпили каждый свой напиток. Потом Лев Людвигович поставил на стол сковороду с картошкой, открыл банку с консервированным салатом, и оба принялись жевать, поглядывая друг на друга.
– Я не понял твоего высказывания насчет искушений, – сказал Андрей. – Что ты имел в виду?
– Не то, о чем ты подумал, – ухмыльнулся Федоров; глаза его заблестели. – Как известно, пророков в родном отечестве не любят и не замечают. Попробовал я сунуться со своими предложениями в госструктуры и получил от ворот поворот. Осмеяли и даже пообещали посадить «за попытку получения государственных средств в личное пользование».
– Ну, тупости нашим чиновникам не занимать, – согласился Андрей. – Давно известно, что самый страшный на свете зверь – российский чиновник, защищающий свою персональную кормушку.
– Вот я и говорю – выперли меня на всех уровнях. Только в военном ведомстве пообещали рассмотреть мою заявку, да уже почти год прошел, а от них ни слуху ни духу. Зато американцы готовы взять меня на полный кошт, обеспечить всем необходимым, дать квартиру, машину, счет в банке…
– Искушение действительно великое, – кивнул Андрей. – Неужели ты не согласился?
– Я русский человек, – с прорвавшейся горечью вздохнул Лев Людвигович. – Не могу я жить за границей, вдали от родины, и не хочу. К тому же янки практически в кабалу загоняют, так как по условиям контракта я не имел бы права не то что в Россию ездить, родителей навещать, но и вообще носа высовывать с территории научного центра. Отказался я, разумеется. Вот и маюсь теперь, деньги ищу на исследования и создание опытной установки.
– О чем речь?
– Ты об эффекте Ушеренко что-либо слышал?
– Нет.
– А о теории упругой квантованной среды?
– Ничего, – виновато развел руками Андрей. – Честно говоря, я наукой не сильно интересуюсь.
– Не ты один. Эту теорию создал мой учитель Владимир Семенович Леонов, еще в прошлом веке, в девяносто шестом году. Сейчас он в Белоруссии работает, строит первый У-реактор и кое-что еще. Но не суть. Его теория УКС, естественно, не признается ортодоксальной наукой, в том числе и нашими академиками, ибо это сразу выбивает у них почву из-под ног, но подтверждений правильности теории уже накопилось столько, что отмахнуться от нее никому не удастся. За ней будущее. К тому же Владимир Семенович шел к своей теории от практики, как инженер, поэтому все его постулаты и формулы р а б о т а ю т, то есть проверены в реальных условиях.
– И что конкретно проверено? – скептически хмыкнул Андрей.
– Да все! В том числе созданы первые «летающие блюдца» на эффекте деформации вакуума и энергоустановки, КПД которых достигает семидесяти процентов. Да и это далеко не предел.
– Ну и ну! – качнул головой Андрей. – Ни о чем подобном не слышал. Неужели это возможно?
– Я сам такие фокусы показываю, – махнул рукой Лев Людвигович. – Могу тебе продемонстрировать. Я в деревне под Костромой хату купил и лабораторию соорудил, так как никто из больших начальников ни рубля не дал на проведение экспериментов, вот и пришлось из подручных средств сварганить испытательный стенд и приборную линейку. У меня там энлоид стоит, хочешь посмотреть?
– Что стоит? – не понял Андрей.
– Это я так назвал свой опытный образец летающей «тарелки», она использует те же принципы, что и настоящие НЛО.
– Хотелось бы взглянуть.
– Съезжу в столицу по одному делу, приеду обратно и повезу тебя на экскурсию. Тут недалече, всего-то восемнадцать километров от Костромы, деревня Суконниково.
– Хорошее название.
– Деревня блинами знаменита, так что гарантирую блинную жизнь, а почему ее Суконниковым называют, не знаю. Веселого, кстати, в деревенской жизни мало. – Лев Людвигович погрустнел.
– Иногда мне кажется, что страдания народа российского закономерны. Ведь что материальный достаток и благополучие сделали с Америкой и Европой? Превратили тамошний народ в зажравшееся тупое стадо! Правильно наш известный сатирик Миша Задорнов утверждал: это цивилизация тел, цивилизация жратвы. Мы же вечно находимся в поиске смысла жизни, правды и справедливости, поэтому еще не ожирели и не расслабились, а потому наша цивилизация, Русь – духовна!
– И среди наших соплеменников немало моральных уродов и просто равнодушных ко всему людей.
– Ницше устами Заратустры говорил: «Человек есть нечто, что должно превзойти. Что сделали вы, чтобы превзойти его?»
Лев Людвигович сморщился.
– Такими вопросами интересуются единицы, большинство же довольствуется животной жизнью, удовлетворением инстинктов. Мессии от этой болезни не спасают, ибо требуют изменить себя и свой образ жизни. А кому охота изменять себя, ограничивать свои желания и потребности? Ты много знаешь таких?
Андрей подумал.
– В моей группе есть вполне адекватные ребята, искренне желающие изменить мир к лучшему.
– Все равно их мало и всегда будет мало. Таков человек – хомо стадный. Мой школьный приятель, ставший успешным писателем, недавно бросил писать. Я ему: Серега, ты с ума сошел? У тебя же все хорошо, твои книги раскупаются, пишешь ты интересно… А он в ответ: я всю жизнь писал не о том, понимаешь? Работал не на людей, а на определенную систему идей, оказавшихся ложными. Мои произведения отвлекали читателей от истинного пути, направляли их не в ту сторону, не к тому богу. Я понял это слишком поздно, но хорошо, что понял… Теперь он работает редактором в каком-то издательстве.
– Я его знаю?
– Фантастику читаешь?
– Редко.
– Тогда можешь и не знать. Его зовут Сергей Чесноков. Мне его по-человечески жаль, но ведь нашел же он силы бросить писать. Это многого стоит.
– Волевой мужик. – Андрей отодвинулся от стола. – Все, спасибо, насытился. Расскажи о своей работе. Что такое теория УКС? Над чем ты сейчас работаешь конкретно?
– Теория УКС очень проста. Владимир Семенович доказал, что так называемая «пустота» – вакуум представляет собой на самом деле высокопотенциальную энергетическую среду, своеобразный «вакуумный кристалл», включающий «примеси» – атомы, планеты, звезды и галактики, то есть материю. Он же открыл электромагнитный квадруполь или квантон – элементарный квант пространства, состоящий из четырех безмассовых зарядов: двух электрических и двух магнитных. Вот из этих «кирпичиков» и состоит вакуум, образуя сверхупругую среду. Их поляризация определяет электромагнитные свойства Вселенной, а деформация – гравитационные.
– В школе я учил, что гравитация является искривлением пространства, как доказал Эйнштейн.
– Ничего он не доказал. Он вцепился в свою теорию относительности и проглядел выход на теорию единого поля. УКС же как раз и представляет собой эту теорию, объясняющую не определенную область взаимодействий, а буквально все диапазоны силовых взаимодействий.
– Тогда твоему учителю надо срочно давать Нобелевскую премию.
– Я тебе уже говорил о пророках в родном отечестве, – усмехнулся Лев Людвигович. – Владимир Семенович не исключение. Его просто-напросто не пускают на сцену науки, замалчивают открытия, не дают выхода в печать. Да и мне, кстати, тоже. Я не могу заявить о своих достижениях ни в одном серьезном научном журнале.
Федоров налил полный стакан сбитня и залпом выпил.
– Хрен с ними, с академиками, для них наука – кормушка, а для меня – область применения знаний. Проживу и без их признания. – Он оживился. – А работаю я сейчас над моделью У-реактора. Один УР мы с Владимиром Семеновичем запустили, маленький, всего на сто киловатт. Теперь я скоро запущу реактор на один мегаватт. Ни тебе нефти не надо, ни газа, ни радиоактивных расщепляющихся материалов типа урана и плутония. Знаешь, каковы будут его размеры?
– Величиной с комариный член, – хмыкнул Андрей.
– Подкалываешь? – погрозил ему пальцем Федоров. – Если бы у меня были деньги, я бы, конечно, не экономил на материалах, а так мой УР будет занимать всего лишь багажник автомобиля. В перспективе его можно будет упаковать и в дипломат.
– Неплохо, – сказал Андрей. – Хотя и непонятно, на чем он будет работать. Разве для него топливо не нужно?
– Абсолютно! Необходим некий расходный материал, но им вполне может быть обыкновенный песок. Сам понимаешь, насколько выгодна такая технология. Кремниевого песка на Земле хоть отбавляй.
– Неужели никто из твоих оппонентов этого не понимает?
– Как раз понимают все, да только ничего не хотят делать. Им это невыгодно, теряет смысл собственная работа.
– Ну, хорошо, так реагируют ученые, их понять можно, а практики? Почему они тоже не берутся помогать?
– Потому что многие не хотят рисковать положением, вкладывать деньги в проекты, которые не дают скорого результата. – Лев Людвигович махнул рукой, потянулся было к банке со сбитнем, но передумал. – За все нужно платить. Никто не желает платить вперед и думать о завтрашнем дне, вот я и бегаю по кабинетам олигархов, пытаюсь найти спонсора.
– К сожалению, у меня нет друзей с такими связями.
– Ничего, справимся. Хочешь, фокус покажу?
– Валяй.
Лев Людвигович поспешил из кухни, жестом пригласив гостя следовать за ним. Открыл шкаф в прихожей, вытащил оттуда штангу с коромыслом и железной коробочкой на одном конце коромысла размером с два кулака. Подключил устройство к розетке в гостиной.
– Что это? – полюбопытствовал Андрей.
– Демонстратор антигравитации, – прищурился Лев Людвигович.
Зашелестел, разгоняясь, гироскоп.
Федоров подождал немного, глядя на экранчик какого-то прибора, укрепленного на штанге, щелкнул переключателем, и коромысло с коробочкой, опущенное прежде почти до пола, вдруг начало подниматься вверх.
– Мощность образца всего пятьдесят ватт, – сказал Лев Людвигович, – а поднимает килограмм массы. Точнее – нейтрализует вес тела массой в один килограмм. Моя летающая «тарелка» в деревне уже может поднять человека. Ну, как?
– Здорово! – искренне восхитился Андрей. – Если только это не розыгрыш.
– Обижаешь, начальник, – с улыбкой сказал Федоров. – Этот опыт известен давно, однако лишь теория упругой квантованной среды объясняет его эффект правильно. Конечно, это не прямая антигравитация, надо признаться, но тем не менее изменение квантовой плотности вакуумного поля налицо. Когда увидишь мой энлоид в действии – поймешь, что я занимаюсь серьезными вещами.
– Я и так тебе верю.
Зазвонил телефон.
Лев Людвигович вздрогнул, меняясь в лице.
– Неужели они?..
– Кого-то ждешь? – спросил Андрей, удивляясь перемене настроения инженера.
– Никого не жду. – Лев Людвигович снял трубку. – Слушаю.
Что ему ответили, Андрей не услышал, но увидел, как потемнело лицо друга и побелели крылья носа.
– Пошли вы все!.. – Федоров резко бросил трубку на аппарат, помял лицо ладонями, криво улыбнулся, поймав недоумевающий взгляд гостя. – Сволочи!
– В чем дело?
– Уже не первый раз звонят какие-то типы, стращают, грозят башку оторвать… Откуда только телефоны мои узнают! Даже по мобильному находят.
– Ну, это в нынешние времена не проблема. Что они от тебя хотят?
– Требуют, чтобы я прекратил работу над своими проектами.
Андрей выпятил губы.
– Ерунда какая-то! Кому это понадобилось – запрещать ученому работать над какими-то теоретическими проектами?
– В том-то все и дело, что это не теоретические проекты, а практические, дающие реальный результат. Больше всего этих «доброжелателей» волнует как раз мой УР.
– Реактор?
– Да.
– В чем там соль?
– Все энергетические процессы в конечном итоге сводятся к освобождению энергии из вакуумного поля, независимо от того, зажигаем ли мы свечу или взрываем атомную бомбу. В У-реакторе мы разгоняем с помощью кумулятивных взрывов микрочастицы – обыкновенные песчинки, которые ударяются о мишень и порождают ливни ядерных реакций с очень приличным энерговыделением – до десяти миллиардов джоулей на килограмм массы. Хотя и это не предел. Представляешь?
– Нет.
– Короче, одна опытная установка уже работает, та, которую мы создали с Леоновым, она сейчас в Белоруссии. А вторую я потихоньку монтирую, вот только средств не хватает. Из-за нее и разгорелся сыр-бор. Кстати, начались звонки аккурат после моей встречи с представителями Министерства обороны. Сначала уговаривали не лезть в «закрытые» области науки, потом начали грозить.
Лев Людвигович снова изобразил кривую улыбку.
– И ты не знаешь, кто именно?
– Увы, не знаю. Поэтому и перестраховываюсь, поселил Леночку у родственников, чтобы одна не оставалась, пока я по кабинетам бегаю. Ничего, не бери в голову, прорвемся, мне не впервой воевать с чинушами и рэкетирами. Пойдем еще чайку глотнем.
– Нет, спасибо, поздно уже, хозяйка будет волноваться. – Андрей встал. – Рад был повидаться. В следующий раз уже ты ко мне заявишься.
Лев Людвигович проводил гостя до порога.
– Диана не звонит?
– Встретились как-то раз в универмаге, случайно, с ней какой-то мужичок был молодой, весь в коже, ну я и прошел мимо. А так не звонит.
– Правильно сделал, что ушел, – сказал Федоров. – Она в нашей компании никогда о тебе доброго слова не говорила, да и… – Он осекся.
– Дело прошлое, – слабо улыбнулся Андрей. – Не будем ворошить. Пусть живет, как хочет. А тебе я посоветовал бы заявить в милицию об анонимных угрозах. Делать они ничего не станут, но не принять заявление не имеют права. Если же угрозы будут повторяться, то можно и в Федеральную службу расследований пожаловаться.
– Я подумаю.
– Позвони, как вернешься.
– Обязательно.
Они обменялись рукопожатием, и Андрей вызвал лифт.
По дороге домой он думал о том, что не перевелись на Руси гениальные умельцы, идущие на шаг впереди всей цивилизации, и что их по-прежнему не признают ловкие дельцы от науки и преследуют «авторитеты» всех мастей.

Анна Игнатьевна не спала.
– Тебе только что звонили.
– Кто? – Андрей посмотрел на часы, спохватился. – Извините, Анна Игнатьевна, что так поздно заявился, у друга задержался, давно не виделись. Так кто звонил?
– Он не представился, – пожала плечами старая учительница. – Голос какой-то неприятный, ядовитый. Я его спросила: что передать? А он помолчал и выдал: пусть гостей ждет, должок за ним. Что за гости, Андрюша?
Данилин вспомнил недавний «урок» во Дворце спорта и понял, что в покое его не оставят. Надо было срочно вырабатывать стратегию поведения с обиженным господином Лазаревым.
Остров Мауи, Гавайи
ХХI век, 16 ноября
Небо было странным, темно-бордовым, кристаллическим, с блестками звезд, и эти звезды мерцали не как звезды, а как искры костра. Впрочем, это и в самом деле были не звезды – кристаллики полевого шпата, и смотрел Владислав не на небо, а на стену пещеры, в центре которой горел костер.
Послышались голоса:
– Гроза возвращается.
– Надо сказать командиру…
– Успеем, пусть поспит еще пару минут…
Однако командир группы спецназа, полковник Владислав Захарович Тарасов, не спал. Он вспоминал…
Сначала случился кошмар с «Норд-Остом», когда чеченские боевики захватили ДК на Дубровке с восемью сотнями зрителей, среди которых оказались и родители Тарасова, решившие сводить на мюзикл внучку – двенадцатилетнюю Марину, дочку Владислава. Жена Светлана на представление не пошла, она такие шумные молодежные тусовки не любила, поэтому и осталась в живых. Родители же и дочка домой так и не вернулись, став жертвами террористов в числе других ста двадцати восьми официально зарегистрированных погибших.
Сам Тарасов в это время находился в Северной Корее, будучи сотрудником Службы внешней разведки. Узнав о трагедии, он вылетел в Москву на третий день после штурма Дворца, но успел лишь на похороны близких. В гибель дочери он поверил, только увидев ее в гробу. В одну минуту он поседел и держался лишь на самообладании и силе воли. Рядом находилась превратившаяся в тень жена, которую надо было во что бы то ни стало поддержать.
Ему дали отпуск, и он две недели провел в Москве и на родине отца – в Рязанской губернии, в деревне Чернава, вместе с женой, почти потерявшей интерес к жизни. Лишь его присутствие и терпеливое ухаживание, а в особенности желание родить еще одного ребенка, не позволили Светлане замкнуться и уйти в депрессию. В конце сентября они вернулись домой, и Светлана вышла на работу: она работала старшим продавцом в детском универмаге на улице Народного Ополчения. Владислав же снова улетел в Корею, хотя думал о своей работе меньше всего.
Новая драма разыгралась уже в его отсутствие.
Десятого октября в подсобное помещение магазина, где Светлана разбирала товар, вошел высокий и широкий, как шкаф, рыжий мужчина с усиками соломенного цвета и уставился на нее немигающим взором.
– Сюда, к сожалению, нельзя, – мягко проговорила женщина. – Пройдите, пожалуйста, в торговый зал.
Мужчина продолжал молча смотреть на нее стеклянными глазами.
– В это помещение посторонним вход воспрещен, – продолжала Светлана, почувствовав закрадывающийся в душу страх. – Вы наш покупатель? Пойдемте, я помогу вам выбрать покупку.
– Почему нельзя? – с трудом выговорил посетитель; говорил он с отчетливым акцентом.
Светлана повторила свои слова, добавив, что это служебное помещение не является торговой зоной.
– Почему? – снова спросил незнакомец.
Светлана растерялась. Посетитель явно не понимал русского языка. Она позвала подругу Женю, но та не отозвалась, в то время как посетитель все продолжал твердить, как попугай, свое «почему». Затем он внезапно схватил Светлану за волосы и потащил за собой.
– Это было очень страшно! – рассказывали потом Владиславу шокированные происшедшим продавщицы. – Огромный разъяренный рыжий мужик таскал Свету по всему магазину за волосы, кидал на витрины, бросил ее в стеклянную дверь! Мы кинулись к нему, а он вдруг отпустил Свету, фыркнул, как верблюд, повернулся к нам спиной и спокойно удалился.
Охранник подскочил было к нему, но он показал какую-то книжечку, сказал с акцентом: я есть дипломат неприкосновенни, – и ушел.
Хулиганом оказался тридцатидевятилетний британец Роджер Джордж Уилсон. В родной Шотландии мистер Уилсон занимался посредническими операциями, но разорился и решил поработать в России в качестве поставщика в Шотландию русских девушек. В универмаг на улице Народного Ополчения он завернул случайно, посетив до этого ирландский паб, где выпил несколько кружек пива.
Все это Владислав выяснил уже потом, спустя несколько дней после случившегося. Светлана не стала беспокоить мужа по таким «пустякам», однако по совету коллег написала заявление в милицию, которое подписали все свидетели хулиганской выходки иностранца.
Но ходу ее заявлению не дали.
Сначала Светлану Тарасову вызвали в ОВД «Щукино» и попросили забрать заявление в связи с тем, что мистер Уилсон «очень раскаивается и является ценным партнером» российских бизнесменов. Что, кстати, соответствовало истине. Светлана с таким поворотом дела не согласилась.
Тогда ее вызвали в районную прокуратуру и снова попросили не затевать тяжбу с иностранцем, ссылаясь на «некие важные обстоятельства». Светлана показала работникам прокуратуры свои синяки и царапины, медицинское заключение о побоях, гневно спросила, сколько им заплатили, чтобы они замяли скандал, и ее отпустили. А на следующий день ее сбила машина, которую милиции так и не удалось найти. Через час Светлана умерла по дороге в больницу, прямо в салоне «Скорой помощи».
Владислав прилетел из Кореи на следующий день. Отпускать его не хотели, Москва не дала добро на похороны жены в связи с важными переговорами делегации России в Пхеньяне, но Тарасов все же не послушался, бросил все дела и примчался в столицу хоронить любимую. Его попытались вызвать «на ковер» к руководству, применить методы увещевания и давления, и тогда он просто положил на стол непосредственному начальнику рапорт об увольнении «по жизненно важным личным обстоятельствам». И поскольку российская Фемида не спешила с поисками преступников, начал собственное расследование причин гибели Светланы.
Благодаря многочисленным служебным связям, он сумел установить обстоятельства случившегося, нашел сначала иностранца – в Шотландии, умело пользуясь навыками спецназа, и жестоко избил его, сломав обе руки и челюсть. Расчетливо, с холодной яростью потерявшего всех своих близких человека.
Потом вышел на след убийц, исполнителей преступления, сбивших Светлану, и убил их одного за другим, не пощадив никого!
Его взяли, когда он вышел на заказчика убийства – помощника депутата Госдумы Сясикова, непосредственно занимавшегося прибыльным ремеслом – торговлей девушками и отправкой их за рубеж.
Взяли грамотно, быстро и жестко, так как обеспокоенные начавшейся на них охотой чиновники высшего эшелона власти, коррумпированного чуть ли не на все сто процентов, задействовали лучшие силы Федеральной службы расследований (ФСР) – команду «Рэкс». Конечно, Владислав, в совершенстве владевший искусством рукопашного боя, мог, наверное, освободиться, но для этого надо было действовать на поражение, убивать, а убивать профессионалов, виноватых лишь в том, что они выполняют приказы командования, он не хотел.
Допрашивали его на резервной базе ФСР в подмосковном Дягилеве. Он молчал. Его начали бить. На третий день допросов Владислав понял, что долго не протянет. Следователи не хотели выяснять истину, им было приказано во что бы то ни стало вытащить из пленника, что он знает, а останется ли он после этого живым и здоровым, никого не интересовало. И тогда Тарасов разработал и привел в исполнение план побега, настолько дерзкого и внезапного, что охрана базы не смогла ему помешать. Правда, пришлось драться на пределе сил и стрелять, и, возможно, во время побега он ранил не одного охранника, однако все-таки смог уйти и скрыться от преследователей.
Домой забежал буквально на несколько минут; запасные ключи от квартиры хранились у соседки. Умылся, переоделся, собрал самые необходимые вещи, одежду, забрал спрятанные в тайнике и не найденные операми при обыске деньги и тут же ушел. Нагрянувшие на квартиру по плану перехвата охотники ФСР его там уже не застали.
Зато на следующий день – Владислав переночевал у приятеля – к нему прямо в метро подошли мужчина и девушка, на которых он не обратил внимания, хотя следил за всеми подозрительными лицами, зная, что его усиленно ищут, и предложили ему следовать за ними. Предложили тихо, спокойно, не повышая голоса.
Одно мгновение он колебался, начинать ли схватку в переполненном вагоне метро или подчиниться судьбе, но девушка, уловив его колебания, с мягкой полуулыбкой добавила: «Мы не из Федеральной службы расследований», – и Владислав расслабился, вдруг почуяв изменение психофизического фона: люди, выследившие его, не желали ему зла.
На площади Маяковского они вышли из метро и сели в поджидавшую их отечественную «Волгу-3111». Мужчина сел рядом с Тарасовым, девушка – рядом с водителем, белобрысым парнем с веснушчатым лицом.
– Кто вы? – повернул голову к соседу Владислав.
Тот молча отвернул мочку левого уха, на которой с обратной стороны был вытатуирован силуэтик летящего сокола.
– Не понял.
– Русский национальный орден, – оглянулась девушка.
– Никогда не слышал о существовании такого ордена, – озадаченно покачал головой Тарасов. – Что это такое и с чем его едят?
– Все скоро узнаете, – пообещал спутник девушки; внешность его была так неприметна, что забывалась тут же, как только Владислав отворачивался.
– Значит, вы не имеете отношения к силовым структурам?
– Имеем, но совсем не такое, о каком вы думаете.
– Интересно… А вы, часом, не ошиблись?
– Нет.
Владислав хмыкнул, ощущая волну уверенности, исходившую от спутников.
– Как вам удалось меня выследить? Я вроде бы профессионал, но слежки не заметил.
– Мы тоже профессионалы, – буднично, без тени рисовки или насмешки ответил мужчина.
Больше они не разговаривали.
«Волга» выехала на Волоколамское шоссе, пересекла МКАД и свернула направо, по указателю «Пенягино». Проехали Пенягинское кладбище, свернули за заправкой налево и через полкилометра остановились у сплошного бетонного забора с металлическими воротами, окрашенными в зеленый цвет, с красными звездами на створках. Рядом с воротами, врезанное в забор, располагалось небольшое одноэтажное строение без окон, но с дверью, на которой красовалась табличка: «В/ч 2112. Посторонним вход воспрещен».
Владислав напрягся.
Девушка достала мобильный телефон, сказала негромко:
– Мы прибыли.
Выслушала ответ, спрятала телефон.
Владислав, понимая, что машина подъехала к какой-то военной базе, начал было прикидывать варианты бегства отсюда, но в это время дверь строения распахнулась и порог переступил плотного телосложения мужчина в форме полковника Российской армии. Выглянувший охранник проводил его глазами до «Волги» и скрылся за дверью.
Девушка вышла.
Полковник сел на ее место, снял фуражку. Волосы на его крупной круглой голове были короткими и седыми.
– Поехали, лейтенант.
«Волга» развернулась и оставила за собой площадку въезда на территорию неизвестной базы.
Полковник оглянулся. Глаза у него были светло-серые, цепкие, умные и – в глубине – властно-беспощадные.
– Кто вы? – разжал челюсти Тарасов.
– Полковник Родарев, Всеслав Антонович, начальник двенадцатой базы Управления спецопераций ФСБ. Остальное узнаете чуть позже, Владислав Захарович, не возражаете?
– Откуда вы меня знаете?
– Поговорим и об этом.
– Куда мы едем?
– Ко мне домой. Я живу тут рядом, в Пенягине, потерпите несколько минут.
Попетляв немного, «Волга» остановилась у шестиэтажного жилого дома, стоящего на берегу довольно большого пруда. Высадив пассажиров, она тут же уехала.
Родарев повел Владислава и молчаливого коллегу к дому.
Поднялись на третий этаж недавно отремонтированного, судя по запахам, здания. Ни консьержа, ни охранника в подъезде Тарасов не увидел, но почему-то был уверен, что дом охраняется и не слабо.
Квартира начальника базы ФСБ оказалась трехкомнатной, но лишенной уюта и жилого духа. То ли полковник здесь почти не жил, то ли не был женат, и квартиру заботливые женские руки не убирали.
– Проходите, – отступил он в сторону, – обувь можете не снимать. Жена уже полгода гостит у родственников, сын недавно женился и живет у тещи, и я обитаю тут один. Да и то редко. Степаныч, свари кофейку, пока мы побеседуем с полковником Тарасовым.
Спутник Родарева без слов удалился на кухню.
Хозяин пропустил гостя в большую комнату, где располагались старинный комод, стол с вычурными ножками, диван и пианино. На крышке комода стояла цветная фотография в рамке: улыбающийся, загорелый хозяин квартиры, лет на двадцать пять моложе нынешнего, хотя уже с сединой в волосах, миловидная женщина с косой через плечо и юноша – копия отца, лет четырнадцати от роду.
Родарев поймал взгляд Тарасова, кивнул.
– Моя семья: жена Нина и сын Ратибор. Присаживайтесь, Владислав Захарович, разговор у нас будет долгий.
– На какую тему? – осведомился Тарасов, не двигаясь с места.
– Не торопите события, я все скажу.
– Надо понимать так, что я ваш пленник?
– Отнюдь.
– А если я сейчас повернусь и уйду, ваш Степаныч не выстрелит мне в спину?
– Конечно, нет, – спокойно сказал Родарев. – Вы свободны, полковник, хотя и в пределах допустимого. Я имею в виду, что следаки ФСР вас рано или поздно вычислят и возьмут, и тогда даже мы будем бессильны чем-либо вам помочь.
– Я умею прятать концы в воду.
– Не сомневаюсь, и тем не менее…
– Вы хотите предложить мне «крышу»?
– Нечто в этом роде. – По жестким губам полковника скользнула беглая улыбка. – Садитесь, в ногах правды нет.
Владислав подумал и сел на диван.
Родарев скрылся в спальне, вернулся уже переодетым в домашнее и расположился на стуле, по другую сторону стола.
– Начну издалека, если позволите.
– С вашего Русского ордена, если можно.
– С нашего, – усмехнулся Родарев. – Это организация общего российского пространства, объединенная идеей возрождения традиций русского Рода. В принципе, я не имею права раскрывать вам герметические принципы ордена. Могу лишь дать о нем самое общее представление.
– Что ж, давайте.
– Русский национальный орден был создан в конце прошлого столетия как ответ на распад советской империи, спровоцированный конкурирующими структурами управления. Всего структур три. Одна захватила Америку, вторая Европу, третья исламский мир.
– А Китай? – не выдержал Владислав. – Корея, Япония?
– Китай и Азия вообще – наша надежда… с некоторыми нюансами. Менталитет этих народов таков, что не приемлет никакого давления сверху. Но об этом позже. Таким образом Россия оказалась в кольце чужеродных управлений и в конце концов подчинилась одному из них. Окончательную точку в захвате власти в стране поставили, как ни странно, чеченские боевики, захватив Дом культуры на Дубровке в октябре две тысячи второго года.
– Они-то какое отношение имеют к захвату власти?
– Терпение, Владислав Захарович. После событий с захватом почти тысячи заложников и гибели ста двадцати восьми из них стало ясно, что стране требуется не только глобальная просветительская и учебная система, которую начал создавать Русский орден, но и организация типа «Стопкрим», описанная в известных книгах. Эта организация должна была нести разведывательно-карательные функции, чтобы успешно очистить государство в первую очередь от террористов и бандитов, во вторую – от коррумпированных чиновников.
– В рамках существующего правового поля?
– Вне всяких рамок и ограничений. Официально такую организацию не дали бы создать те же чиновники и наши рьяные «правозащитники», показавшие себя прямыми предателями России, а также истеричные СМИ, уже давно управляемые той самой сатанинской системой. Поэтому «Стопкрим» пришлось создавать в строжайшем секрете. Хотя название организация получила иное.
– Но это же незаконно!
Родарев изобразил улыбку.
– Если судишь по закону – забудь о справедливости, если же судишь по совести – забудь про закон. Я продолжу, с вашего позволения. Думаю, вы вполне согласитесь с тем, что страна катится – при всем внешнем благополучии – в пропасть. Президент откровенно слаб и не может освободиться от влияния известных всем криминальных кланов. Представители власти либо идиоты, либо подчиняются командам сверху. Защитить народ некому! Государство сегодня не обеспечивает выражение интересов российского общества в целом и его корневого ядра – русского народа. Оно обслуживает интересы лишь самого богатого и ничтожного социального среза общества и транснациональных сил. В финансовых структурах, информационном пространстве, идеологической сфере доминируют представители определенных масонских националистически-клановых образований, относящихся к совершенно иному культурно-историческому типу и насаждающих чуждые русскому и другим коренным народам России духовные, точнее – бездуховные ценности. Налицо культурная революция, сопровождающаяся деградацией российских народов, разрушением их многовековых общинных традиций, насильственным подавлением русской самобытности, свободолюбия и творческой инициативы.
– Пропаганда… – пробормотал Тарасов.
– Правда, – грустно качнул головой Родарев. – Это правда, Владислав Захарович. И никуда от нее не деться, не спрятаться. Сегодня операция по ослаблению и расчленению Российского государства вошла в заключительную стадию, и если этому не помешать, будет окончательно разрушена внутренняя система управления страной, начнется разлад хозяйственной жизни, сопровождающийся ростом сепаратистских устремлений и агрессивного национализма. Вы в курсе, что некие силы пытаются приватизировать военно-промышленный комплекс России?
– Нет.
– А к чему это приведет, понимаете?
– Будет потерян контроль за потенциалом Вооруженных Сил… – осторожно сказал Тарасов.
– С их последующим уничтожением… В общем, нет смысла перечислять, что произойдет. Этот процесс уже идет.
– И вы решили…
– И руководство ордена решило: хватит унижений! Пора мочить всех предателей и торговцев Россией! Пора запускать программу ликвидации управляющей нами транснациональной Системы! В результате была создана особая служба, которую ныне возглавляю я.
– Чистилище…
– Что? А-а… Нет, наша служба имеет другое название. – Всеслав Антонович помедлил немного и добавил с едва заметным колебанием:– Она называется СОС.
– СОС? – удивился Владислав. – «Спасите наши души», что ли?
– Не совсем, – улыбнулся собеседник, – хотя и близко по значению. Это аббревиатура слов «суд отложенной смерти». Позже вы поймете, почему она так называется.
– И чем же она занимается? – скептически поджал губы Тарасов.
– Как бы высокопарно это ни звучало, служба рассматривает себя как порождение внутреннего времени российского суперэтноса, его эксперта, хранителя и гаранта.
– Гаранта чего?
– Гаранта сохранения духовной вертикали и связи с коллективным бессознательным русского народа в первую очередь. Служба ставит своей целью такое развитие событий в объективной реальности, при котором максимально сохраняется структура и естественная динамика внутреннего пространства российского этноса.
– Это все общие слова, а конкретно?
– Конкретно роль службы можно сравнить с деятельностью психоаналитика и хирурга, пациентом которых является не отдельный человек, а целое государство. Уговаривать – значит уговаривать, резать – значит резать!
– Круто! – усмехнулся Владислав. – И при этом вы, разумеется, оставляете за собой право решать, в каком случае – уговаривать, в каком – резать.
Родарев остался невозмутимым, хотя глаза его на мгновение стали вдруг как наждачная бумага.
– Да, мы считаем, что у нас есть такое право, хотя мы не играем ни по правилам бандитов, ни по правилам государства, прогнившего насквозь. Политики, торгующие жизнями солдат, и высшие армейские чины, получающие свою часть прибыли от этой торговли, доигрались в войну, не понимая, что мир изменился. Пора с этим кончать! Да вы и сами недавно прошли через это ощущение, потеряв всю свою семью. Не так ли?
Владислав сжал челюсти, отвернулся. Выдавил через силу:
– Я не философ…
– Дело не в философии, Владислав Захарович, вам необходимо осознать то, что осознали мы: пора менять концепцию власти в стране. Нами никто не должен управлять, кроме тех, кого выберет русская идея! Согласны с этим?
Владислав помолчал, пытаясь найти в рассуждениях полковника слабое звено.
– Согласен.
– Чудесно. Идем дальше.
– Я понял. Это… вербовка?
– Скорее предложение о сотрудничестве.
– А если я все же откажусь?
– Не откажетесь, Владислав Захарович. В настоящее время наши интересы совпадают. Мы не только хотим остановить беспредел преступности в стране, но и воздать по заслугам некоторым конкретным деятелям политики, экономики, финансовых и силовых структур. Ваш опыт работы за рубежом очень пригодился бы.
– Что вы хотите сказать?
– Мы дадим вам возможность отыскать спонсоров и помощников чеченских боевиков в Москве, не ради мести, ради восстановления справедливости. В одиночку вам с этим делом не справиться. Кроме того, мы выведем вас на тех, кто прикрывал убийцу вашей жены.
Владислав выдохнул воздух сквозь стиснутые зубы, закрыл глаза, успокаивая разогнавшееся сердце. Мышцы рук напряглись, пальцы скрючились… и расслабились.
– Допустим, я соглашусь, – глухо сказал он. – Что потом? Что вы потребуете от меня? Я убежден, что за все надо платить.
– Мы не являемся эмиссарами дьявола, – улыбнулся Родарев. – Мы на другой стороне. Но придется поработать на благо Родины.
– За рубежом?
– В силу ваших возможностей, образования и опыта. Специалистов по России и у нас хватает, но таких, как вы, знающих языки и специфику забугорной жизни, мало. Насколько я осведомлен, вы владеете четырьмя языками? Английским, французским, китайским и корейским.
– Немного знаю латышский и финский.
– Тем более. У России за рубежом нет друзей, как бы сладко ни пели политики и журналисты, уверяя нас в обратном. У нас есть только враги, явные и скрытые, и деловые партнеры. Президент, кстати, этого не понимает, иначе не способствовал бы приближению НАТО к границам России и не закрывал бы наши военные базы на Кубе, во Вьетнаме, в Корее и Индии, в странах СНГ. Кольцо врагов сжимается, а он целуется с президентом США даже после войны в Ираке и любуется собой.
– Не надо так… о президенте…
– Извините, если я слишком резок, но ведь за державу обидно. Но это к слову. Я не люблю Америку, их паразитарное отношение к природе и остальным народам. Не люблю чиновников, политиков, высокопоставленных говорунов, ненавидящих все русское, и не люблю весь американский народ, давно превратившийся в стадо баранов. Вы не ловили себя на мысли, просматривая американские фильмы, что вам никого не жалко? Ни бандитов, ни героев, ни так называемых простых граждан?
– Я редко смотрю боевики…
– Правильно делаете. Так вот мне никого в этих фильмах не жалко! Да и кого жалеть, если в них отъявленный негодяй сражается за место под солнцем с не менее отъявленным героем, как правило – бывшим бандитом или киллером. И все они действуют по принципу Флеминга: живи и дай умереть другим.
Тарасов усмехнулся.
– Ваша команда разве не пользуется тем же принципом?
– Нет! – отрезал полковник. – Мы пользуемся другим принципом: живи и дай жить другим! Вот почему наша команда называется СОС – «Суд отложенной смерти». Убиваем мы по крайней необходимости, если у наших врагов из террористического интернационала руки по локоть в крови и если объект коррекции не внял предупреждению. Вы еще убедитесь в этом.
В гостиную бочком вошел помощник Родарева с подносом, на котором стояли кофейный прибор, конфеты и сахар.
– Спасибо, Степаныч, – кивнул хозяин. – Подсаживайтесь, Владислав Захарович, кофе отменный, привезен прямо из Бразилии. Я растворимого не употребляю.
Молчаливый помощник полковника присел рядом с Тарасовым, взял чашку. Владислав встрепенулся, подвинулся ближе к столу, размышляя о полученной информации. В глубине души он уже принял предложение Родарева, но оглашать свое согласие не спешил.
– Я бы хотел кое-что уточнить.
– Ради бога.
– Русский орден… это масонская организация? Он как-то связан с другими тайными орденами?
Родарев и Степаныч, возраст которого был трудно уловим, переглянулись. Полковник дернул уголком губ, обозначая усмешку.
– Нет, мы не связаны с другими орденами. Более того, мы с большинством из них антагонисты, хотя едва ли они догадываются об этом. Ведь нас как бы нет. Это тот самый единственный случай, когда страна не должна знать своих героев.
Улыбнулся и Владислав.
– Это я понимаю. Еще вопрос: орден – военная организация?
– Орден – нет, команда СОС – да. Все мы русские офицеры и люди чести. Вы тоже офицер, кадровый разведчик, и понимаете толк в дисциплине, так что для вас не составит труда войти в наш коллектив. Единственное, что вы должны будете усвоить: добровольно принимая на себя обязанность служить высоким целям ордена, его кавалер не ищет в том личных выгод и почестей и подчиняется его правилам и распоряжениям иерархов.
– Добровольно… – скривил губы Владислав.
– Я уже сказал: вы можете уйти отсюда в любой момент. Разумеется, дав обязательство хранить в тайне полученные сведения.
– Этого достаточно?
– Для вас вполне, – кивнул Родарев, и глаза его снова на миг царапнули лицо Тарасова наждачной бумагой. – Вы человек чести, Владислав Захарович, иначе этот разговор не состоялся бы. Могу вас заверить, что РуНО всегда поддержит вас в должной мере и в должное время. Итак, ваше решение?
Владислав допил кофе, действительно оказавшийся ароматным и вкусным.
– Мне надо исчезнуть.
Родарев понял.
– Завтра ваше тело найдут среди участников автокатастрофы в районе Тулы. У вас есть на теле какие-либо заметные пигментные образования, наколки?
– Родинка на животе… и вот это. – Владислав показал выколотую на сгибе указательного пальца букву С.
– С вашего позволения мы скопируем их, а также папиллярный узор на пальцах. Судмедэксперты должны опознать личность погибшего.
– Вы что же, заранее подготовили варианты моего исчезновения?
– У нас большой опыт, – заговорил индифферентным тоном Степаныч, кинув на Тарасова безразличный взгляд. – В командах СОС только двое – живые и реальные люди, не прошедшие «спецотбор», я и Всеслав Антонович. Остальные – «мертвецы».
– И много таких команд?
– Две: СОС-1 и СОС-2. Одна специализируется на Азии, другая на Европе и Америке.
– Понятно. Я хотел бы оставить свое имя.
– Боюсь, это невозможно, – качнул головой Родарев.
– А фамилию?
Собеседники Тарасова обменялись взглядами.
– Это уже технические детали… – начал полковник.
– Фамилию можно оставить, – сказал Степаныч. – Все равно после смерти его никто не будет искать. Хотя не факт. Но имя и отчество придется изменить. Как вам – Роман Алексеевич, подойдет?
– Не имеет особого значения. Пусть будет Роман Алексеевич. Последний вопрос: что я должен делать?
– Придется кое-чему подучиться. – Степаныч собрал чашки, унес на кухню и вернулся. – Методам отвлечения внимания, психотехнике внушения, стимуляции организма, возбуждению экстрасенсорики и другим важным вещам. Через месяц начнете работать самостоятельно. Идемте, я провожу вас.
Тарасов выбрался из-за стола.
– Куда?
– Будете жить и тренироваться на базе. Там вас никто не найдет и никто из посторонних не увидит.
– Удачи. – Родарев протянул крепкую руку. – Мы будем встречаться с вами часто, Владислав… э-э, Роман Алексеевич.
– Вы хороший психолог, Всеслав Антонович. Так быстро меня еще никто не обрабатывал. Кто вы в иерархии ордена?
– Первый князь. Что касается психологии, то, во-первых, вы были готовы к восприятию данной информации.
– А во-вторых?
– Во-вторых, я не только полковник Федеральной службы безопасности, но и доктор психологии.
Владислав встретил полный скрытой озабоченности взгляд Родарева, сквозь которую на мгновение проскочила веселая искра, и они расстались, чтобы встретиться на другой день уже на базе и послушать сообщение по телевизору о крупной автокатастрофе, в которой погибли члены одной из дагестанских криминальных группировок и бывший работник посольства России в Корее Владислав Захарович Тарасов.
Месяц Тарасов провел на базе ФСБ, занимаясь спецподготовкой под руководством Степаныча – Николая Степановича Корнейчука, оказавшегося воеводой Русского ордена и инструктором команды СОС.
В декабре Тарасов получил первое задание – разобраться с чеченскими спонсорами теракта в Москве и с покровителями поставщиков русских девушек за границу.
В конце января он впервые провел операцию за рубежом – в Дании, уничтожив руководителей датского Комитета в защиту Чечни. Затем началась череда других зарубежных операций, и Роман Алексеевич Макаров – фамилию ему все-таки сменили – на год поселился за пределами России. Сердце его после смерти родителей, дочери и жены так и не оттаяло…

Чья-то рука дотронулась до плеча:
– Командир, Гроза вернулся.
Владислав открыл глаза, рывком сел, помассировал шею и оглядел свою гвардию «сосунков».
В наличии имелись все шестеро, запакованные в камуфляжные комбезы, в том числе посланный на разведку Иван Пантелеев по кличке Гроза; они все носили клички и отзывались только на них.
Самым старшим в группе был пятидесятилетний белорус Егор Лукаш, отзывающийся на псевдо Нос. Самым примечательным в его облике действительно был нос – картошкой, причем весьма приличных размеров. И хотя ни на силача, ни на бойца спецназа он не походил никак – с виду обыкновенный мужичонка с пегими волосами и хитрым прищуром глаз, Егор Лукаш на самом деле был высококлассным профессионалом-подрывником и вообще мастером на все руки.
Под стать ему в группе был еще один малороссиянин – сорокалетний Сергей Сергиевский по прозвищу Хохол, также с виду мало напоминающий мастера воинских искусств. Обстоятельный, неторопливый, малоразговорчивый, он больше походил на запорожского казака, торгующего арбузами, хотя в нужное время демонстрировал великолепную сообразительность, подвижность и реакцию. В группе он исполнял обязанности водителя и пилота, а также по совместительству повара, хозяйственника и стрелка.
Остальные были моложе: татарин Резван Темирхан по кличке Хан, тридцати шести лет от роду, снайпер от бога, владеющий всеми видами огнестрельного и холодного оружия, тридцатитрехлетний Гогия Донелиади по прозвищу Батон, тридцатилетний Иван Пантелеев – Гроза и самый молодой боец группы двадцативосьмилетний Анатолий Юрчик по кличке Инженер, спец по компьютерам, устройствам связи и вообще дока в электронной технике любого назначения.
Самому Тарасову исполнилось в июне этого года тридцать пять лет. Был он высок – под сто девяносто сантиметров, широкоплеч, русоволос, голубоглаз, с весьма симпатичным «нордическим» лицом, в данную минуту угрюмым. Угрюмость эта, подчеркнутая сжатыми губами, поселилась на его лице с момента похорон жены и редко уступала место выражению приязни или улыбке.
Бывший полковник Службы внешней разведки был наделен хищной энергией и грацией спортсмена-гимнаста. По природе своей он был скрытен, внимателен к собеседнику, привык держать под контролем собственные эмоции, ценил физическую и психологическую независимость. Иногда он бывал высокомерен – в пределах необходимого, особенно когда этого требовала ситуация, но никогда никого не подводил, был целеустремлен и надежен.
Полковником и помощником пресс-атташе российского посольства в Корее он стал рано, в тридцать два года, а до этого окончил Академию Генерального Штаба, был направлен в Главное разведуправление Министерства обороны, а потом переведен в СВР. Если бы не случившаяся трагедия с захватом заложников и гибелью семьи, Владислав Тарасов добился бы многого на поприще разведчика и дипломата. Теперь же он был «мертв» – официально и носил другое имя: Роман Алексеевич Макаров.
Впрочем, все бойцы группы тоже прошли через это – гибель близких и «собственные похороны».
– Что у тебя? – посмотрел на Пантелеева Тарасов.
– Их шестеро, не считая трех аборигенок, – доложил Гроза. – Можем устроить маленькую победоносную войну в любой момент.
– Нам не нужна война, ни маленькая, ни большая. – Владислав перевел взгляд на Юрчика-Инженера. – Эфир?
– Чист, – отозвался белобрысый крепыш, прослушивающий местный радиоэфир с помощью компьютеризированного сканера. Комплекс в его ранце включал широкодиапазонный пеленгатор и позволял не только перехватывать радиоразговоры в радиусе полсотни километров, но и быстро расшифровывать кодовые передачи.
– Он считает себя в полной безопасности, – подал голос педантичный Хохол-Сергиевский. – Его прятало здесь ФБР, пообещав, что никто не найдет. К тому же он родом отсюда и знает местность как свои пять пальцев.
– Переходим на режим «стойка», – сказал Владислав, поднимаясь с надувного пленочного матраса, на котором спал. – Запускайте «стрекозу». Объект должен услышать «глас божий» не позднее двух часов ночи. В половине третьего за нами прилетит челнок.
Лукаш-Нос кивнул и извлек из контейнера «стрекозу» – летательный аппарат размером с ладонь в виде натуральной стрекозы. Насекомое имело ультраоптику, позволяющую вести видеосъемку днем и ночью, в любую погоду, телепередатчик и систему управления и слышала все звуки в пределах трехсот метров. Использовалась «стрекоза» для разведки и состояла на вооружении израильских спецслужб. Российские спецслужбы тоже имели подобную технику, отечественного производства, но группы СОС за рубежом всегда использовали чужие разработки.
Объект ликвидации, о котором шла речь, был не просто наемником, воевавшим в Чечне на стороне боевиков, но, во-первых, осведомителем Федерального бюро расследований США, во-вторых, журналистом, в-третьих, кинооператором, снимавшим фильм о деятельности чеченских «борцов за свободу». Звали его Аукей Роллинг. Он родился на Гавайях, учился в Канаде, стал корреспондентом журнала «Серые гуси», несколько лет провел в Афганистане, Кашмире, в Косове и, наконец, в Чечне. Себя он считал профессиональным «воином ислама», сражающимся с «неверными». Хотя при этом он служил тем же «неверным» верой и правдой, как пес, выполняя весьма деликатные поручения фэбээровцев. Однако в вину ему вменялась не его работа на спецслужбы США, а кровавая дорожка, оставленная Роллингом в Чечне. Он убивал русских солдат так же бездумно и жестоко, как и его приятели-боевики, и снимал все убийства на пленку. А когда у него под ногами загорелась земля, «воин джихада» сбежал к своим покровителям в Америке, которые попытались спрятать полезного слугу, знающего слишком много, подальше от людских глаз.
Разведка СОС искала его полгода, пока, наконец, не обнаружила на бывшей родине – на острове Мауи, втором по величине из островов Гавайского архипелага. Аукей Роллинг построил себе бунгало на гребне вулкана Халеакала и устроился там со всеми удобствами в окружении пятерки телохранителей и трех девиц, не то жен, не то наложниц. Связь с прибрежными поселениями и столицей Гавайского штата Хало он осуществлял с помощью вертолета, поставляющего воду и продукты. Кроме того, по сведениям разведки СОС, проникшей почти во все структуры американских и западных служб, над Гавайями каждые три часа пролетал американский военный спутник, контролирующий территорию архипелага, через который Аукей Роллинг поддерживал связь со своими боссами из ФБР.
– Поехали, – сказал Толя Юрчик, надвигая на голову дугу с наушниками. – Спутник только что прошел, все тихо.
Владислав подсел к раскрытому на камне кейсу с пультом управления «стрекозой» и экраном наблюдения.
Аппарат шевельнул крылышками, тихо зажужжал и взлетел под потолок пещеры, в которой уже третий день пряталась группа. Сделав круг над головами бойцов, он вылетел в расщелину выхода.
Засветился экран видеопередачи. Стали видны уплывающие вниз склоны кратера.
Халеакалу, воспетую еще Джеком Лондоном, открыл на Мауи в тысяча семьсот семьдесят восьмом году Джеймс Кук. Вулкан высотой три километра доминировал над островом. В переводе с полинезийского Халеакала – Дом Солнца. Местные легенды связывали вулкан с богом Мауи, в честь которого был назван остров.
Ни Тарасов, ни члены его команды никогда не были на Гавайях, поэтому им пришлось сначала изучить географию островов и особенности климата, чтобы ориентироваться на Мауи без проводников. Однако красота Халеакалы превзошла все их ожидания, и если бы не задание, все бойцы, наверное, не преминули бы побродить по окрестностям вулкана, производящего на всех туристов неизгладимое впечатление. Когда они впервые встретили здесь рассвет, членов отряда охватило странное ощущение: надо было смотреть не вниз, на дно кратера, чтобы разглядеть его детали, а вверх! Этот своеобразный обман зрения сопровождал их и дальше, и понадобилось время, чтобы приспособиться к явлению.
«Стрекоза» изменила курс. Стал виден белый конус бунгало Роллинга, выделяющийся на фоне красно-бурых, с сиреневым оттенком, скал. До него от пещеры, в которой расположился отряд, было около трех километров по прямой. Пещеру удалось найти с помощью особой аппаратуры, способной обнаруживать пустоты в горных породах, а также распознавать человека с оружием и даже определять направление ствола оружия противника по характерному ряду резонансов в выходном отверстии пистолета или автомата.
Солнце готовилось нырнуть за гребень противоположной стороны кратера, по дну которого от скал, более мелких вулканических конусов и валунов, протянулись длинные тени.
Аппарат завис в двух сотнях метров от строения, окруженного цепью столбов с металлической сеткой. Стала видна ровная площадка с торчащим посреди вертолетом – легким «ФН-1100» фирмы «Роджерсон хиллер корпорейшн». Никакого движения в радиусе километра от двухэтажной пирамиды Роллинга телекамера «стрекозы» не отмечала.
Солнце зашло.
Вулкан сразу погрузился в полумрак, лишь некоторое время еще светились алым стены бунгало, отражая быстро тускнеющий закат. Восточную часть небосклона затянули приближающиеся полосы облаков.
– Выступаем, – коротко скомандовал Тарасов.
Бойцы группы закинули за плечи ранцы, надели шлемы и превратились в кибер-солдат, принадлежащих неизвестной армии. Маскировочные комбинезоны на них были американского производства, оружие – бельгийское и немецкое, органайзеры и системы связи – японские. Это не говорило о том, что подобные устройства, оружие и обмундирование не имелись в наличии у отечественных спецслужб, но группа действовала за границами России, и во избежание огласки при обнаружении и несчастливом стечении обстоятельств экипировку для бойцов подбирали такую, чтобы нельзя было вычислить государственную принадлежность команды. Правда, с отрядом Тарасова такие случаи еще не происходили. А вооружен он был несколько иначе, в отличие от подчиненных, имеющих бельгийские снайперские винтовки, немецкие пистолеты-пулеметы бесшумного боя и немецкие ножи. Кроме пистолета – Владислав предпочитал испанскую девятимиллиметровую «астру-100», – он имел еще абсолютно секретное оружие, снабженное на всякий случай системой самоликвидации. Любой, кто попытался бы выстрелить из него или просто взять в руки, кроме самого Тарасова, неминуемо был бы уничтожен. Этим оружием был инфран – излучатель инфразвука, поражающего внутренние органы человека без видимых внешних повреждений кожи и мышц. В зависимости от мощности импульс инфрана, настроенный на резонансы с колебаниями внутренних органов человека, мог вызывать страшную боль, ослеплять, парализовывать и убивать.
Для ликвидации Аукея Роллинга Тарасов настроил инфран на мгновенное поражение сердца киллера. Мысль помучить «воина ислама», убившего по крайней мере два десятка российских солдат и офицеров, не один раз возникала в голове, но садистом Владислав не был и наслаждаться болью и муками людей, даже таких законченных отморозков как Аукей Роллинг, не умел.
Краски заката поблекли. Небо налилось фиолетовой глубиной. Темнота в кратере сгустилась.
Все включили приборы ночного видения, переходя на инфракрасное зрение. Нагретые за день скалы щедро отдавали тепло, поэтому ориентироваться в горном хаосе было достаточно легко.
Три с лишним километра от пещеры до бунгало Роллинга, по кромке обрыва, отряд преодолел за час.
Залегли в десяти метрах от сетчатого забора. Юрчик включил малый СЭР,[3] сканируя местность, и через две минуты доложил:
– Сетка под током, но телекамер и лазерных охранных систем периметр не имеет.
– Я вижу на крыше антенну, – сообщил Донелиади; Батоном его прозвали не за любовь к белому хлебу, а в связи с грузинским батоно – сударь, пан.
– Это спутниковый коммуникатор. Территория дома никакой электроникой не контролируется.
– Тем лучше.
– Собаки? – подал голос Владислав.
– Снаружи ни одной. Внутри как будто одна имеется, хотя это может быть и кошка и любое другое животное.
– Начинаем! – скомандовал Тарасов. – До пролета спутника осталось чуть больше часа, так что торопиться особо не стоит.
Инженер и Нос вернули «стрекозу», затем бесшумно выдвинулись вперед и занялись вырезанием отверстия в сетке, используя специальные керамические кусачки. Через минуту метрового диаметра дыра была проделана. Группа переместилась на территорию бунгало, подобралась к стенам строения, сделанного из туфа и покрашенного серебристой краской для лучшего отражения свето-теплового потока. Все же Мауи был тропическим островом и температура воздуха в районе Халеакалы даже зимой не опускалась ниже плюс пятнадцати градусов.
На несколько мгновений все замерли, прислушиваясь к звукам, долетавшим сюда из глубины кратера; на дне вулкана водились дикие свиньи, козы, гавайские гуси и белохвостые кочурки, чьи крики изредка доносились до гребня.
В самом бунгало играла музыка, раздавались голоса хозяев, женский смех и шаги. Включилась душевая кабина. Заработал кондиционер. Все эти звуки ловили спецприборы в ранцах за спиной бойцов и передавали им через наушники. А включенный СЭР, имеющий лазер терагерцового диапазона, мог не только определить количество движущихся людей – по сердцебиению, дыханию и магнитной модуляции крови, текущей по сосудам,[4] но и видеть их сквозь стены.
На уточнение расположения всех присутствующих в доме мужчин и женщин ушло четыре минуты. Затем началось движение.
Гроза и Батон подобрались к главному входу в дом и занялись замками.
Хан проник в бунгало через вторую дверь, играющую роль запасного аварийного выхода.
Хохол и Нос аккуратно выдавили стекло окна на первом этаже и забрались в одно из пустующих помещений дома.
Юрчик-Инженер страховал всех, прослушивая эфир и контролируя территорию бунгало системой электромагнитного сканирования. В непосредственном действии он не участвовал, выполняя более важную задачу идентификации объекта ликвидации и слежения за пространством действия.
Тарасов вошел в бунгало последним, вслед за Грозой и Батоном.
Операция разбилась на фазы.
Первую исполнили Хан и Нос, проникнув в комнату, где располагалось оборудование спутниковой связи, и уничтожили коммуникатор.
Вторую фазу завершил Инженер, определив точное местонахождение Аукея Роллинга и дав соответствующее целеуказание. «Воин джихада» занимался любовью одновременно с двумя девицами в спальне на втором этаже.
Третья фаза означала общее движение к цели – с попутным устранением помех. Каждый член команды делал это по-своему, но – не убивая тех, кого не следовало убивать без нужды, а только отключая сознание – ударом ли в голову, в шею, или тихим удушением.
На второй этаж поднялись только двое, Тарасов и Хан. Несколько мгновений прислушивались к возне в спальне, сопровождающейся стонами, ахами, возгласами и смехом.
– Все тихо, – доложил по рации Инженер. – У нас в запасе двенадцать рабочих минут плюс полчаса на отход.
Владислав посмотрел на спутника. Хан поднял ствол пистолета-пулемета, ударом ноги распахнул дверь и вскочил в спальню, слабо освещенную синеватым ночником.
Тарасов вошел следом.
Это была не просто спальня, но будуар, оборудованный всем необходимым для получения плотских утех. Но больше всего поражала необъятная кровать, на которой смогли бы, наверное, расположиться сразу не менее десяти человек.
Занятые любовью обитатели будуара не сразу поняли, что произошло.
– Какого черта?.. – начал было хозяин бунгало по-английски, абсолютно голый, волосатый, бритоголовый, с роскошной «моджахедовской» бородой, и замер.
Девицы под ним завизжали, заметив наконец две темные фигуры в спальне.
Вспыхнула люстра – Гроза нашарил выключатель.
– Аукей Роллинг? – равнодушно задал вопрос Тарасов.
Бывший наемник оторвался от девиц, сел, потянулся к дверце в стене за кроватью, но до нее было далеко.
– Кто вы?!
– Аукей Роллинг? – повторил вопрос Тарасов, не обращая внимания на девиц, отползших в угол кровати и пытавшихся прикрыться простынями; одна из них была явно аборигенкой, вторая – белой.
– Не знаю никакого Роллинга! – огрызнулся блестящий от пота хозяин бунгало. – Я Абу Муджад.
– Это он, командир, – доложил Инженер. – Аукей. Звуковая карта голоса совпадает полностью.
Тарасов достал инфран, направил ствол на грудь Роллинга и нажал спусковую скобу. Сказал глухо:
– Don't worry, be happy![5]
Роллинг вздрогнул, широко раскрывая глаза, перевел взгляд на грудь, схватился за нее руками. Еще раз вздрогнул, лицо его исказилось, и он ничком повалился на кровать. Конвульсивно дернулся несколько раз, затих.
Девицы снова завизжали.
Хан навел на них пистолет-пулемет, они умолкли.
– Контрольный выстрел не понадобится, командир?
Тарасов подошел к Роллингу, дотронулся пальцем до шеи, покачал головой.
– Он умер.
– Жаль, что слишком легко.
– Уходим!
– Сидите тихо! – приказал Хан девицам по-английски.
Они выскользнули из спальни, где остался лежать остывающий труп бывшего наемника, служившего многим хозяевам. Возмездие настигло его там, где он меньше всего ждал.
Через несколько минут группа расположилась в вертолете Роллинга и вылетела за пределы территории бунгало и вулкана Халеакала, а затем высадилась на южном побережье Мауи. Еще через двадцать минут, переждав пролет спутника, группу забрал катер и доставил на борт подводной лодки, дожидавшейся их вторые сутки. О миссии группы не знал даже ее капитан, получивший приказ снять с острова отряд численностью в семь человек, который выполнял какое-то секретное задание.
Буй-Тур
27—29 ноября
Он не пощадил никого…
Банда промышляла в Уфе грабежом и разбоем. Всего в ней насчитывалось девять человек, уроженцев Чечни, Таджикистана, Грузии и Украины. Управлял бандой молодой отморозок Вано Доридзе по кличке Президент. В августе ему исполнилось двадцать шесть лет.
Во вторник третьего сентября они подстерегли ученого секретаря Академии наук Башкортостана, профессора Нургалина Зинура Амирхановича, шестидесяти шести лет, отца пятерых детей, деда семерых внуков, в подъезде дома и напали на него, очевидно, зная, что ученый получил зарплату за три месяца и нес семье. На беду свидетелями расправы стали сестра Ирина и мать Буй-Тура, проживающие в этом же подъезде, этажом выше. Свидетели бандитам были не нужны, поэтому женщин тоже избили, жестоко и беспощадно.
Все трое: профессор, мать и Ирина скончались, не доехав до больницы. Спасти никого не удалось.
Гордей Буй-Тур, будучи подполковником Национальной гвардии,[6] узнал о случившемся, находясь в Чечне, спустя сутки после трагедии. Ему дали пятидневный отпуск, и подполковник улетел в Уфу, чтобы похоронить близких.
По горячим следам задержать бандитов не смогли.
Их давно подозревали в подобного рода преступлениях, искали, но найти не могли. Как потом выяснилось, в милиции у них были свои покровители, прикрывающие деятельность банды. Не удовлетворенный темпами следствия, Буй-Тур позвонил в Управление гвардии в Грозном и попросил командира дать ему еще неделю отпуска. Командир не разрешил. Тогда Гордей слетал в Грозный, написал рапорт об увольнении и положил на стол командующего группировкой. И вернулся в Уфу. Считая себя свободным от воинских обязательств, он начал собственное расследование обстоятельств гибели семьи; отец, сраженный происшедшим, военный химик в отставке, слег в больницу с инфарктом и умер на третий день после похорон жены и дочери. Таким образом Гордей Миронович Буй-Тур остался один, не считая стариков-родственников, разбросанных по необъятным просторам России.
В мае этого года Гордею исполнилось тридцать шесть лет. Со своим небольшим ростом – метр семьдесят восемь – он не выглядел ни силачом, ни спортсменом, ни мастером воинских искусств. Впрочем, он таковым себя и не считал. Но защищать себя научился, обладая феноменальной для такого невидного мужчины силой и умением ориентироваться в пространстве боя. Родившись на окраине Уфы, в неблагополучном районе Нижегородка, он все детство провел среди хулиганов и шпаны, терроризирующей все местное население, и к совершеннолетию превратился в гения драки, не знающего ни одного «классического» приема, но всегда выходящего победителем из любой потасовки.
Потом была армия, служба в воздушно-десантных войсках, где из него сделали отличного бойца-профессионала, хотя адептом какой-то определенной боевой системы он так и не стал. Приемы рукопашного боя Гордей учил, но оставался все тем же характерником, то есть знатоком своих возможностей и прекрасным мастером их спонтанного применения.
После отбытия обязательного срока службы в армии он остался служить контрактником, перешел в Национальную гвардию и быстро поднялся по служебной лестнице от прапорщика, командира взвода, до капитана, командира батальона. Закончил высшие курсы МВД, получил в тридцать лет звание майора… и едва не отсидел срок за «неадекватное превышение служебных обязанностей». В те времена он служил в Дагестане и перекрыл одну из троп наркотрафика, контролируемого кем-то из высших чинов МВД.
Его понизили в звании до старшего лейтенанта, но он снова поднялся и в тридцать четыре года стал подполковником Национальной гвардии. В тридцать шесть Буй-Тур уже командовал полком, расквартированным в пригороде Грозного.
Волосы у него были темные, глаза зеленоватые, нос пуговкой. А по натуре Гордей был жестким, грубоватым, прямым человеком, иногда вспыльчивым, хотя отходил быстро. Данное кому-либо обещание он выполнял непременно, любой ценой, за что был уважаем всеми, от рядового до командира бригады. По жизни он всегда испытывал потребность в справедливости, за что и попадал в разные неприятные ситуации. Однако никогда не жаловался на судьбу, любил приключения, часто шутил и упрямо шел к цели.
В силу своего характера он и дал себе обещание найти убийц сестры и мамы и покарать. Невзирая ни на что!
В конце концов Буй-Тур нашел их, всех девятерых. Но это были исполнители, а существовал еще высокопоставленный чиновник, предоставлявший бандитам «крышу», который был весьма заинтересован в сокрытии тайных контактов с криминалом. По своим каналам он быстро выяснил о Буй-Туре все и сообщил командованию Национальной гвардии о «связи подполковника с мафией».
Гордея взяли на другой день после его операции возмездия, спящим у друга на квартире. Командир башкирского ОПОНа[7] получил приказ ликвидировать задержанного при попытке сопротивления, однако Буй-Тур не сопротивлялся и остался жив.
Его допрашивали сначала в местной прокуратуре, потом отослали в Москву по требованию Генпрокуратуры. А там, на следующее утро, пятого августа, к нему прямо в камеру в Лефортово пришли двое мужчин в штатском, один помоложе, с короткой стрижкой и шрамом на виске, второй постарше, лет под пятьдесят, седой, с удивительно прозрачными глазами. Иногда он хмурился, хотя это и не относилось к нюансам беседы. Просто он скорее всего вспоминал какие-то неприятные моменты своей работы.
– Здравствуйте, Гордей Миронович, – сказал седой глуховатым голосом. – Мы в курсе ваших злоключений, поэтому пришли побеседовать о вашей судьбе. Она повернулась к вам темной стороной, а это несправедливо.
– Спасибо за сочувствие, – иронически хмыкнул Буй-Тур. – Хотя видит бог, я в нем не нуждаюсь. Сесть не предлагаю, негде. Кто вы и с чем пожаловали?
– У нас к вам деловое предложение.
– У кого это – у нас?
– Мы из службы ППП.
– Никогда не слышал о существовании такой службы.
– Надеюсь, вы в курсе событий, происходящих в стране. Поголовная коррупция, криминал полез изо всех щелей во власть, беспредельщики отстреливают бизнесменов, мэров и губернаторов десятками, разгул бандитизма достиг критической точки, террористы перешли в наступление… в общем, дела неважные. Вы и сами ощутили, что такое криминальная структура, поддерживаемая чиновниками всех уровней, политиками, силовиками и правительством.
Буй-Тур глянул на визитеров исподлобья.
– Выражайтесь конкретнее, я лекций не люблю.
– Мы знаем, – без эмоций кивнул младший из гостей.
– Вас повязали не потому, что вы без суда и следствия замочили банду, – продолжал седой, – а в связи с тем, что вы осмелились пойти дальше, замахнулись на «крышу» бандитов. Ваш настоящий противник сидит в милицейских сферах, большой начальник, и добраться до него нелегко. Даже нам. А пока в милиции, полиции и Национальной гвардии будут работать подонки, обиратели и вымогатели, идиоты, карьеристы и предатели, порядка в стране не будет.
– А вы, значит, этот самый порядок наводите? ППП – это случайно не «прямое поддержание порядка»?
– Это служба профилактики и пресечения преступлений. Она создана в недрах… одной тайной организации, сведения о которой вы получите, когда согласитесь работать с нами.
– А если не соглашусь?
– Тогда вы просто забудете о нашем визите. Но вы согласитесь.
– Почему вы так уверены?
– Потому что страна требует глобальной чистки от всякой мрази, – убежденно сказал молодой, со шрамом. – Потому что только наша служба сможет это сделать. Потому, наконец, что только с нами вы сможете восстановить справедливость, найти мерзавца, торгующего человеческим горем, и покарать его.
Буй-Тур закрыл глаза, откинулся спиной на стенку камеры. Сказал после паузы:
– Ваша служба… законна?
– В рамках Конституции – нет, – улыбнулся седой. – В глобальном человеческом ведическом смысле – да.
Гордей не обратил внимания на слово «ведический».
– Допустим, я согласен. Что дальше? Как вы меня вытащите из тюрьмы? Что потом? Кто вы?
– Официально мы работаем в Управлении специальных операций ФСБ, а неофициально – на организацию, которая называется Русским национальным орденом.
Буй-Тур невольно качнул головой.
– Не слышал. И чем он занимается, ваш орден?
– О целях и задачах ордена вам расскажут позднее, но обязательно, гарантирую. Главное сегодня – ваше согласие.
– Чем я буду заниматься?
– Ликвидацией бандитов и деятелей, до которых наше правосудие не доходит. Без суда и следствия, разумеется. Точнее – без гражданского суда. Суд будет – наш!
– А вы не находите, что это жестоко? Вдруг произойдет ошибка и вы накажете не того человека?
– Мы еще ни разу не ошиблись, – пожал плечами молодой.
– Ну а если?
– Наше общество вообще жестоко, – сказал седой. – Жестоко по отношению к тысячам детей в детских домах, к беспризорникам, к старикам, инвалидам, к тем, кто оказался на дне не по своей воле. Мы сталкиваемся с жестокостью каждый день, и вы это отлично знаете. Вовсе не факт, к примеру, что подростки и молодые люди, участники групповых драк и беспорядков, – нетрезвые или «обкуренные».
– Они «волки»…
– Верно, «волки», не знающие и не пытающиеся понять законы общественной жизни и нравственности. Но кто их сделал такими? Кто провоцирует их на «стихийные протесты»?
– Телевидение…
– Не только, хотя за ним стоят конкретные люди, кому выгодно, чтобы страна все время воевала сама с собой и всего боялась. Вот от них вам и предстоит избавить общество.
– Их миллионы, – усмехнулся Буй-Тур. – А я один.
– У вас будет группа.
– Все равно.
– Таких групп у нас несколько. Одни работают за рубежом, отстаивают интересы государства, другие внутри страны. Но об этом мы еще поговорим.
Буй-Тур еще раз покачал головой, собираясь с мыслями, помял ладонями лицо.
– Вы меня озадачили…
– К сожалению, времени на размышления у вас нет, – немного мягче сказал седой. – Ваше дело хотят запустить как «образцово-показательное», наказать «по всей строгости закона», чтобы убедить общественность в «справедливости власти». Поэтому решайте сейчас.
– Уже решил. Я с вами. Как вы меня вытащите отсюда?
– Завтра вас повезут для допроса в Генпрокуратуру. По дороге вы попытаетесь бежать, и вас «убьют».
– Круто!
– Здесь подробности операции. – Молодой передал Гордею два листочка папиросной бумаги. – Прочтите и съешьте.
– Хорошо. Что еще?
– Больше у меня все, как говорил один генерал, – с улыбкой развел руками седой.
– Дальнейшие инструкции получите после освобождения, – добавил парень со шрамом. – До встречи.
Седой протянул руку.
– Удачи, полковник.
Буй-Тур пожал сухую и жесткую ладонь гостя, затем второго, и они ушли. Звякнули засовы на двери камеры. Гордей остался один. Спохватился, что не спросил имен вербовщиков неведомой службы ППП, потом прочитал два раза текст инструкции, разжевал листочки папиросной бумаги и проглотил. В душе поднялось волнение, которое он попытался успокоить хождением по камере и физическими упражнениями. Затем лег и уснул.
На следующий день его «убили» при попытке к бегству.
Так бывший подполковник Национальной гвардии Гордей Буй-Тур оказался в сверхсекретной службе ППП Русского ордена и получил в подчинение группу «Сокол» в количестве пяти человек. Через месяц он прошел «боевое крещение», уничтожив генерала уфимской милиции, покровительствовавшего бандитам…
Поезд замедлил ход.
Гордей открыл глаза, выглянул в окно.
Показались пригороды Нижнего Новгорода. Пора было готовиться к высадке.
В купе, кроме него, ехали двое пожилых мужчин, с увлечением обсуждавших газетные новости, и старушка с удивительно светлым лицом, с которого не сходила добрая полуулыбка. Она охотно участвовала в беседах мужчин, имея собственное мнение по всем вопросам, но никого, в отличие от них, не ругала и не обвиняла. Хотя более всего Буй-Туру понравилась ее готовность всем помочь и всех успокоить. У него тоже были еще живы бабушки, которые когда-то его воспитывали по очереди, и теперь он с нетерпением ждал встречи с одной из них – бабулей Аграфеной, матерью отца. Жила Аграфена Поликарповна в Нижнем Новгороде одна, похоронив мужа еще в начале девяностых годов прошлого столетия, и недавно прислала письмо, в котором просила внука заступиться перед властью. Буй-Тур не понял толком, чего хотела бабушка, но отказать ей не мог и отпросился у начальства ППП на три дня «по личным обстоятельствам». Благо ему не надо было являться на работу к определенному часу каждый день. Операции же по «лечению» чиновного люда и ликвидации бандитов обычно случались не чаще одного раза в неделю.
Попрощавшись с попутчиками, Буй-Тур вышел на привокзальную площадь и поймал частника, согласившегося отвезти его в центр города, на Большую Покровскую улицу, всего за «скромных» две сотни рубликов.
Однако на улице Большой Покровской его ждал сюрприз.
Двухэтажный деревянный дом, в котором жили четыре семьи, в том числе – Аграфена Поликарповна с двумя кошками, оказался наполовину сгоревшим. Пожар случился уже давно, судя по убранной территории, но в воздухе все еще пахло гарью. Тем не менее жители дом не покинули, только забили досками и затянули полиэтиленовой пленкой окна. Подивившись такой любви к «малой родине», Гордей нашел квартиру бабушки Аграфены и постучал в обуглившуюся снаружи, обклеенную вокруг ручки газетами дверь.
– Входи, милок, – послышался за дверью знакомый голос.
Буй-Тур потянул дверь за ручку, переступил порог, стараясь не испачкаться. Кутаясь в шаль – в доме температура явно была намного ниже оптимальной, на дворе стоял сырой и холодный ноябрь, – на гостя смотрела хозяйка квартиры, высокая, худая, с морщинистым суровым лицом и прозрачно-голубыми глазами, в глубине которых мерцал упрямый огонек. Бабушка Аграфена всегда казалась Гордею слишком строгой и требовательной, и все же он ее любил и в детстве слушался беспрекословно.
– Гордеюшка! – узнала гостя хозяйка, протянула к нему дрожащие руки. – Приехал! Уж и не чаяла увидеть!
Буй-Тур обнял старуху, чувствуя подступивший к горлу ком.
– Я письмо получил, вот и приехал. Что тут у вас случилось?
– Это я от отчаяния написала. Холода наступают, а жить в этой халупе зимой нельзя, никто не хочет ни ремонтировать, ни в новую квартиру переселять. Да ты проходи, раздевайся, – засуетилась Аграфена Поликарповна. – У меня на кухне газ горит, там теплее. А в комнате плюс десять всего.
Гордей снял куртку, прошел в комнату, оглядел небогатое бабушкино хозяйство – все было знакомо и не менялось много лет, – кинул взгляд на фотографии в рамочках на стене. Покачал головой.
– Это я виноват. Давно надо было забрать тебя в город.
– Да я бы не поехала, Гордеюшка, – махнула рукой Аграфена Поликарповна. – Тут моя родина, тут я отца твоего родила и выходила, тут и помирать буду. Только вот хотя бы последние денечки хочется пожить в тепле и покое. Проходи, позавтракаешь, я тебе омлет сделаю царский, твой любимый.
– Не откажусь, – улыбнулся Буй-Тур.
Они прошли на крохотную кухню, и ожившая, повеселевшая старушка занялась плитой, начала пересказывать новости:
– Мы уже второй раз горим, Гордейша. Поджигают, антихристы, чтобы им пусто было, чуть не каждую неделю. Дома на улице старые, им по сто с хвостиком лет будет, но крепкие еще, столько же простоят, а кому-то в верхах очень хочется тут строительство многоэтажных гаражей развернуть, вот и выгоняют нас отсюда таким способом. Соседский дом тоже подожгли, все сараи сгорели, даже кирпичный с магазином пытались поджечь, спасибо, пожарные отстояли.
– Да глупости это все, – не поверил Гордей. – Никто в наше время не станет терроризировать население таким образом, ради новостройки, проще договориться с мэрией и выселить людей официальным путем. Дать им другие квартиры. Дешевле обойдется.
– Может, оно и так, да только слухи идут, что схватились какие-то крымальные группировки меж собой, нашу улицу не поделили, вот и поджигают дома друг другу в отместку.
– Наверное, не крымальные, а криминальные? – улыбнулся Буй-Тур.
– А один бес!
– Вы не пробовали в милицию обращаться, к властям?
– Как же, не один раз петиции писали и на прием ходили, да так ничего и не выходили. Если квартиры и дают, то у черта на куличках, в Гнилицах или в Сормове, где ни магазинов, ни рынка поблизости не видать, а куда мне старой ездить по магазинам, по транспортам клыпать, коли я еле ползаю? Как-никак девяносто пятый годок пошел. Да что это я все о себе? Рассказывай, как живешь. Женился иль бобылем ходишь? Давненько я от тебя весточки не получала.
Буй-Тур почувствовал угрызения совести, обнял бабушку, пробормотал виновато:
– Прости неразумного, я человек военный, подневольный, служу там, куда пошлют, оглянуться по сторонам не успеваю. Но теперь обещаю приезжать чаще. Разберусь тут с вашими ЖЭКами и хозяйственными службами, уеду, конечно, но по весне обязательно навещу.
– Да я не в обиде, – мягко сказала бабушка Аграфена. – Сама была молодая, родителей не часто вспоминала. Правда, время было другое, тяжелое, послевоенное, учиться надо было и работать. Погоди-ка, помешаю, а то сгорит все.
Гордей сел за стол, любуясь суетой бабушки.
– Да и наши времена не из легких, бабуля. Без войны нас завоевали супостаты, до сих пор прийти в себя не могу, поверить, что великая Русь стала подневольной Россией. Куда ни кинь взгляд, что ни тронь – везде завоеватели у власти, нами управляют. Отсюда и все беды наши.
– Я тоже это вижу, внучек, не слепая, – пригорюнилась Аграфена Поликарповна. – Смотрю телевизор, а там все нерусские люди об устройстве русской жизни рассуждают. При коммунистах и то такого не было. А уж при царе – тем боле.
– Цари нынче другие пошли, – усмехнулся Гордей. – Президенты, премьер-министры, депутаты… и все норовят отхватить кусок пожирней, украсть или отнять. Живем, как в той песне:

Нас побить, побить хотели,
Нас побить пыталися.
А мы тоже не сидели,
Того дожидалися.
Бабушка оглянулась на внука, с лукавой усмешкой погрозила ему пальцем.
– Ой, не верю я, что ты из тех, кто дожидается. Сызмальства упрямый был, упертый, как Мирон-покойник говорил, царство ему небесное. Всегда окорот хулиганам давал. Неужто изменился?
Буй-Тур засмеялся.
– Ты права, бабуля, не изменился. Терпеть ненавижу, когда врут, воруют, обижают маленьких и предают своих! Вмешиваюсь, знамо дело, за что и получаю подзатыльники. Вот недавно иду по улице, вижу, к торговой палатке машина милицейская подъезжает. Выходят двое бравых служителей порядка, что-то говорят женщине-продавщице, и она безропотно начинает набивать пакет фруктами, протягивает им. Да еще деньги сует! Представляешь? Ну, я не удержался…
– Эк, удивил, – не обратила старушка внимания на обмолвку внука. – Все знают, что милиционеры дань собирают со всех торгашей. Я их не оправдываю, но и торговцев не привечаю. У нас в Нижнем всей торговлей кавказцы заправляют, чего их жалеть? Ты где-нибудь в других городах видел, чтобы торговцы русскими были?
– Редко, – признался Гордей, жалея, что затронул эту тему.
– Вот и у нас все рынки в городе – черные заполонили. Азербайжаны, армяны, таджики и чечены… А власть берет с них мзду и ничего не делает, чтобы нас защитить.
– Ничего, все скоро изменится, – пообещал Гордей. – Найдутся люди, наведут порядок в стране. Будет и на нашей улице праздник.
Аграфена Поликарповна поставила на стол дымящуюся сковороду с омлетом.
– Ешь, вот грибочки соленые, капустка, огурчики, свое все. Летом-то я на участке живу, а зимой… Ладно, не буду жаловаться. Я так рада, что ты приехал! – Она села напротив, подперла кулачками голову. – Скучаю я по тебе, внучек. По мамке твоей скучаю тоже, по Светочке… – В глазах старушки набухли слезы. – Так хочется на могилку к ним сходить, да уж очень далеко Уфа-то…
Буй-Тур пережил сердечную судорогу, с трудом удержался, чтобы не заплакать самому.
– Весной я заберу тебя, и мы слетаем в Уфу.
– Доживем – увидим. Где ж ты теперь служишь? Все там же, в Чечне? Письмо я тебе на старый адрес послала.
– Мне его передали в Москве. Я теперь в столице живу, а работаю в одной секретной службе.
– Военной? Али в фэсэбэ?
– Не в ФСБ, но тоже в очень серьезной и крутой, – улыбнулся он. – Наводим страх на бандитов. Доберемся и до Нижнего Новгорода.
– Хорошо бы, – покивала старушка. – Только ты на рожон-то не лезь, знаю я тебя, бедового. Ты всегда норовил прежде всех в огонь кинуться.
– Не буду кидаться, – пообещал Гордей. – Я в начальниках хожу, других вперед посылаю.
– Генерал, что ль?
– Не генерал, но полковник. – Он не стал говорить бабушке правду. Ей ни к чему было знать, что полковник он теперь липовый, хотя в ППП его так и звали – полковник. – Расскажи-ка, к кому ты ходила по поводу ремонта и переселения.
– В ЖКУ ходила, к заместителю начальника Управы района ходила, и даже в МЧС вместе с соседями обращалась. А толку никакого.
– Ничего, будет толк. Сама-то ты чего хочешь? Переехать или здесь остаться?
– Я бы здесь осталась, Гордеюшка. Соседи переезжать хотят, их дело молодое, а я старая уже по квартирам бегать.
– Вряд ли Управа согласится ремонтировать дом, – покачал головой Буй-Тур. – Развалится он скоро, стены вон снаружи все в дырках и трещинах. Придется, наверное, переезжать.
– Я понимаю, прикажут – перееду, только не на Гнилицы же, поближе бы к родным местам. Ты уж там не шуми, Гордейша, а то еще в милицию заберут.
– Не беспокойся, бабуля, все будет хорошо. Я знаю, как надо разговаривать с этими деятелями.
Позавтракав, Гордей переоделся, выяснил адреса коммунальных служб района и, успокоив бабушку еще раз, отправился выяснять истинную подоплеку пожаров.
Сначала он посетил районное ЖКУ.
К начальнику управления была очередь. Буй-Тур терпеливо простоял час, потом понял, что может потерять весь день, и зашел в приемную.
– Мне к начальнику.
– Клара Тимофеевна занята, – бросила на него недовольный взгляд смазливая белобрысая секретарша, болтавшая с кем-то по телефону. – Выйдите, не мешайте работать.
– Я по делу, – сухо сказал Буй-Тур, показал красную книжечку и без дальнейших переговоров открыл обитую коричневым дерматином дверь с табличкой: «Начальник ЖКУ № 43 Сидорович К.Т.».
Кабинет начальника управления был невелик, но довольно уютен. За столом с компьютером сидела немолодая женщина с ярко напомаженными губами, в обтягивающей большую грудь белой кофте. У стола маялись два мужика в рабочих робах. Еще один посетитель – в дубленке – сидел напротив начальницы и курил. Все четверо оглянулись на вошедшего.
Брови начальницы сошлись над переносицей.
– Я занята! Кто вас пропустил?
Дверь приоткрылась, выглянула секретарша с виноватым выражением лица.
– Клара Тимофеевна, он…
– Я же сказала никого не пускать! Выйдите, гражданин! – сказала начальница ЖКУ. – Сегодня приема по личным вопросам не будет.
– У него удостоверение… – пискнула секретарша.
Начальница, собравшаяся было добавить что-то нелицеприятное, открыла и закрыла рот, окинула посетителя недобрым взглядом и, видимо, почувствовала в нем что-то необычное. Посмотрела на мужчину в дубленке.
– Найди материал и сделай к вечеру. Я проверю.
– А с пожарной сигнализацией что нам делать? – заискивающим тоном поинтересовался мужик в робе, худой и усатый.
– Отключите пока. Приедет комиссия, будет разбираться, почему она гудит. Все, идите.
Мужики вышли, дверь закрылась.
– Слушаю вас, – попыталась смягчить свой тон начальница ЖКУ. – Вы по какому вопросу?
Буй-Тур подошел к столу, сел без приглашения.
– Собственно, дело простое, хотя и требует кое-каких организационных усилий. Ваше управление обслуживает улицу Большую Покровскую?
– А что? – насторожилась Клара Тимофеевна.
– Меня интересует судьба жильцов сгоревшего дома номер шестьдесят дробь один.
– Во-первых, он не сгорел…
– Он горел! – перебил начальницу Гордей. – И жить в нем нельзя, тем более зимой. Вы должны это понимать. Или вы собираетесь ждать, пока жильцы благополучно перемерзнут?
– Кто вы такой? – возмутилась Клара Тимофеевна. – Я сейчас вызову органы…
– Органы уже здесь, – ухмыльнулся Буй-Тур, показывая книжечку с золотым тиснением: «МВД России». – Я задал вам вопрос.
Клара Тимофеевна ошеломленно похлопала ресницами, потянулась к телефону, и до нее наконец дошло.
– Вы… из милиции?
– Берите выше, – еще раз ухмыльнулся Буй-Тур. – Хотя это не имеет большого значения. Что вы собираетесь предпринять в связи с создавшимся положением?
Тон начальницы изменился.
– А что я могу? У нас в районе таких жилых домов целых семь! Четыре сгорели полностью! Все требуют сноса или капитального ремонта. Где найти средства? Город выделяет крохи. Будем, конечно, пытаться…
– Стоп! – Буй-Тур стукнул пальцем по столу. – Что значит – будем пытаться? На улице минус восемь, в квартире моей бабушки не намного выше! Если с ней что-либо случится, вы же первая под суд пойдете! Вы лично! Устраивает вас такая перспектива?
Клара Тимофеевна вдруг успокоилась.
– Это вы о Савельевой говорите, из второй квартиры? Скандальная старуха…
– Стоп! – угрюмо оборвал собеседницу Буй-Тур. – Это моя родная бабушка, и оскорблять ее не надо. Ничего лишнего она не потребует.
– Мы уже предлагали ей переехать в новый дом…
– Знаю, в Гнилицы, но к каждому жильцу надо подходить индивидуально, как требует если и не закон, то совесть. Аграфене Поликарповне перевалило за девяносто, ей будет трудно жить в неблагоустроенном районе. Если не найдете старушке жилье покачественнее, будем разбираться в другом месте. Вам это нужно?
– Вот и разбирайтесь, – совсем спокойно сказала хозяйка кабинета. – Что у меня есть, то я и предлагаю. Никакой суд не придерется, что я действую неправильно. А вы не боитесь, что вас снимут с работы после этого визита, как вас там? Кто вы по званию, лейтенант, капитан? – В голосе начальницы прорезались нотки пренебрежения.
Буй-Тур понял, что его собеседница вспомнила о своих покровителях, надеясь на их связи и защиту.
– Не капитан, – качнул он головой, – полковник. И мне нечего бояться, кроме страха. Но если я пойду выше, уважаемая Клара Тимофеевна, вы в этом кресле долго не задержитесь. Это я вам обещаю. – Он встал. – Мы договорились?
– Я подумаю, что можно сделать для вашей… бабушки, – проговорила начальница ЖКУ, сдерживаясь, хотя взгляд ее был красноречив: и не таких видали!
Выйдя из ЖКУ, Буй-Тур с минуту размышлял, что делать дальше, и решил продолжить свое хождение по коммунальным мукам. Над Кларой Тимофеевной Сидорович располагалась целая иерархия начальников, которые могли одним росчерком пера или просто телефонным звонком решить проблему.
Ему повезло. Зам главы районной Управы господин Веллер, отвечающий за коммунальное хозяйство района, был на месте и не рискнул отказать в приеме визитеру, представившемуся «полковником Тимошенко, сотрудником Федеральной службы расследований».
Кабинет заместителя главы Управы оказался не в пример больше и роскошнее кабинета начальницы ЖКУ. Он весь блистал стеклом, фарфором, никелем, полированным деревом и напоминал одну из комнат Эрмитажа, где Буй-Туру как-то посчастливилось побывать на экскурсии.
– Что привело столь высокого гостя в наши скромные владения? – вышел навстречу Гордею из-за роскошного стола Веллер. – Мне сказали, что вы из Москвы… э-э…
– Полковник Тимошенко, – небрежно сказал Буй-Тур, решив поменять тактику контактов с представителями местной власти. – Юлий Сергеевич. – Раскрыл и закрыл удостоверение, которое не сдал еще со времени прошлой операции; по мере надобности паспортисты ППП снабжали оперативников поддельными документами любого уровня. – Подразделение «Р».
– Присаживайтесь, пожалуйста. – Невысокий, толстый, лысоватый Веллер галантно шаркнул ножкой. – Можете снять верхнюю одежду.
Буй-Тур расстегнул куртку, подсел к столу.
Веллер сел в свое черное кожаное кресло, выжидательно посмотрел на гостя.
– Слушаю вас.
– Мы начинаем негласное расследование поджогов домов в центральном районе города, – веско проговорил Буй-Тур. – Улицы Большая Покровская, Нижегородская, Трудовая. Что вы можете сказать по этому поводу?
– А что я могу сказать? – заскучал господин Веллер, отводя взгляд. – Ничего. Поджоги действительно имеют место, но этим делом занимаются прокуратура и милиция…
– Я знаю, кто занимается этим безобразием. Меня интересует ваша точка зрения. Что происходит? Кому это выгодно, по вашему мнению?
– Откуда же мне знать? – ненатурально удивился заместитель. – Мы-то здесь при чем?
– Послушайте, господин Веллер, – нахмурился Буй-Тур. – Если вы будете со мной откровенны, возможно, я помогу вам избавиться от неприятных дознавательных процедур. Надеюсь, вы меня понимаете? В противном случае мы включим вас в список лиц, подозреваемых в коррупции. Подходит вам такой вариант?
– Н-нет, – выдавил вспотевший Веллер. – Но я в самом деле не понимаю…
– Все вы прекрасно понимаете, иначе не сидели бы в этом удобном кресле. Итак, повторяю вопрос: кому выгодно отселять людей из старых домов таким диким способом? Я, например, знаю, что жильцы еще не сгоревших домов установили круглосуточное дежурство, чтобы поджигатели не смогли подобраться к ним. Да еще и вооружились. Представляете, чем это может закончиться?
– Честное слово…
– Ну, не надо, – поморщился Буй-Тур. – Давайте обойдемся без излишнего драматизма.
– Не знаю точно… только подозреваю…
– Смелее!
– Одна из крупных строительных фирм города хочет построить там коттеджный поселок…
– Я слышал – гаражи.
– И гаражи. – Веллер вытер взмокшую лысину платком. – Но у муниципальных властей другие намерения…
– То есть у вас. А вы что хотите там строить? Супермаркет? Рынок?
– Здание мэрии…
– Вот оно что! – Буй-Тур хмыкнул, разглядывая лицо собеседника. – Значит, никак не поделите землю? Не сошлись в цене? Кто же поджигает дома? Ваши люди или «шестерки» строительной фирмы?
– Я к этому делу не имею никакого отношения! – заторопился Веллер. – Лично я занимаюсь благоустройством района и отвечаю за теплоснабжение, подачу воды и тому подобное.
– А за отселение и ремонт разве не вы отвечаете?
– Я только составляю списки… утверждает же их Любовь Егоровна Салазка… начальник Управы.
– Это интересно. Документы у вас под рукой? Давайте посмотрим, что вы собираетесь делать с жильцами аварийных домов. К примеру, дом номер шестьдесят по улице Большой Покровской. Сигнал в нашу службу поступил от них.
– Сию минуту. – Веллер нажал клавишу селектора. – Аврора Свиридовна, принесите мне папку номер тринадцать.
– Проверочную? – послышался голос секретарши.
– Рабочую, – покосился на гостя Веллер. – По Большой Покровской.
– Сейчас принесу, Герберт Эмильевич.
Через минуту дородная секретарша Веллера принесла бювар из черной кожи, внутри которого лежала обычная папка из белого картона с номером 13.
– Может, кофе, Герберт Эмильевич?
– Да, свари, Аврора… э-э, Свиридовна. – Веллер посмотрел на гостя. – По капельке коньячку для бодрости, Юлий… э-э, Сергеевич?
– Спасибо, по капельке можно – в кофе, – разрешил Буй-Тур, руководствуясь китайской стратагемой «кнута и пряника».
– Вот, нашел. – Веллер открыл папку и вытащил стопку листков. – В шестидесятом три семьи и гражданка Савельева, очень скандальная старуха, скажу я вам.
Буй-Тур сжал зубы, чтобы не выругаться, сохраняя на лице строго-барскую мину.
– Может быть, она просто ищет справедливости?
– Слишком часто жалуется… так… дом ремонту не подлежит, – продолжал Герберт Эмильевич, – и мы предложили жильцам переселиться…
– В Гнилицы и Сормово, – закончил Буй-Тур.
– Да. Так вы знаете? – растерянно поднял на него глаза заместитель начальника Управы. – Они же отказались…
– Еще бы, – усмехнулся Гордей. – На их месте любой бы отказался. Во-первых, далеко от центра, во-вторых, районы не благоустроены, это еще когда инфраструктура обслуживания там появится, и в-третьих, транспортное сообщение с левобережьем аж никакое.
– Но у нас ведь не только они на очереди…
– Бросьте, – перебил его Буй-Тур. – Не надо мне вешать лапшу на уши, Герберт Самойлович!
– Эмильевич…
– Я все отлично понимаю. Хотите совет?
– Я весь внимание…
– Переселите жильцов втихую, туда, куда они хотят. И сразу избавитесь от всех проблем. У нас был родственник этой вашей… бабушки Савельевой, тоже сотрудник спецслужб, между прочим. Полковник Буй-Тур. У него весьма большие связи. Если вы обидите старуху…
– Я понял, – закивал Веллер. – Переселим к рынку, там у нас шестнадцатиэтажка скоро сдается. Всего в двух кварталах от Большой Покровской.
– Это правильно, – снисходительно кивнул Гордей, берясь за чашку с кофе. – Одной заботой у вас будет меньше.
– А остальных?
– Разберитесь и с остальными. Мы будем следить за ходом дела. У нас везде свои люди.
– Я понимаю… Но вы в случае чего…
– Можете рассчитывать, – подобрел Гордей. – Будете сотрудничать с нами, вам это зачтется. Скоро выборы в городскую Думу, и вы должны успокаивать людей, а не возбуждать.
– Я понимаю…
– Вот и отлично. А о моем визите вашему начальству знать не обязательно. Если понадобится, мы сами его известим.
– Ее… глава Управы – Любовь Егоровна…
– Само собой разумеется. Вот телефончик. – Буй-Тур протянул хозяину кабинета кусочек картона с золотой птичкой и номером телефона, без имени и фамилии. – Если у вас появится информация – позвоните мне.
Телефон был настоящий, мобильный, хотя им Гордей пользовался редко. Определить по нему настоящего владельца номера было невозможно. Однако заместителю начальника Управы знать это было не нужно.
– Конечно, конечно, Юлий… э-э, Сергеевич. – Веллер спрятал визитку.
Допив кофе, Буй-Тур пожал вялую потную руку Герберта Эмильевича и вышел, пообещав наведаться «через неделю». Он не был уверен в действенности своей «терапии», но не сомневался, что коммунальный начальник все же исполнит данное обещание и переселит бабушку Аграфену поближе к ее нынешнему жилью.
Вечером Гордей рассказал старушке историю своих вежливых бесед «с властями», и обрадованная Аграфена Поликарповна даже всплакнула, пораженная успешной попыткой внука восстановить справедливость. Уснула она нескоро.
Гордей тоже долго не ложился спать, прокручивая в памяти все свои перипетии разговоров с начальницей ЖКУ и замом главы Управы. В конце концов он согласился с собственной оценкой ситуации, что все закончится хорошо. Даже если начальница ЖКУ обратится в Управу, ей объяснят, что происходит, а ее «крыша» вряд ли захочет связываться с Управлением «Р» Федеральной службы расследований. Пусть представитель этого Управления полковник Тимошенко и не существовал в природе.
Однако на душе у Гордея так и осталась царапина: его метод восстановления справедливости был далеко не безупречен. А главное – не гарантировал стопроцентного результата.
Ничего, в случае чего я еще раз приеду, пообещал он сам себе, и уже не один, а с группой. Посмотрим тогда, чья возьмет.
Внезапно зазвонил мобильник.
«Неужели Веллер? – удивился Буй-Тур. – Что там у него стряслось?»
Но это был не заместитель начальника Управы.
– Добрый вечер, Гордей Миронович, – раздался в трубке голос главного наводчика ППП Афанасия Петровича Лапина. – Ты где?
– В Нижнем, – ответил озадаченный Буй-Тур.
– Возвращайся, есть дело.
– Что случилось?
– В общем-то, что и обычно. Трупы.
– Конкретнее.
– Чеченский синдром.
– Где?
– Волгоград, Ростов, Челябинск. Убито двадцать семь человек, в основном русские, два украинца, армянин. В общем, дело не терпит отлагательств.
– Я давно говорил, что пора мочить этих гребаных «шахидов», житья не дают!
– Завтра в двенадцать сбор по сигналу «Вихрь».
– Есть.
Связь прервалась.
Буй-Тур выключил телефон и с грустью подумал, что побыть с бабушкой подольше и окончательно успокоить ее не удастся. Его ждала работа.
Федоров
Кострома – Москва
1 декабря
Лев Людвигович с детства отличался упорством в достижении цели. В Московский инженерно-физический институт он поступил только с третьего раза, но все-таки добился своего, не изменив ни мечте, ни характеру. Закончив институт, он поступил в аспирантуру, хотя рано оставшаяся без мужа мать Федорова не могла реально помочь сыну деньгами, и ему пришлось учиться и одновременно зарабатывать на жизнь и платить за квартиру, которую он снимал на окраине Москвы.
В двадцать пять лет Лев Людвигович женился на студентке медицинского института, тоже иногородней, как и он сам. Но брак его неожиданно оказался настолько удачным, что вытерпел все жизненные потрясения, неудобства, отсутствие собственного жилья, денежных средств и перспектив. Единственное, с чем никак не мог смириться Лев Людвигович, это отсутствие детей. Лена по каким-то физиологическим причинам никак не могла родить, несмотря на все попытки медиков помочь супругам обзавестись ребенком. Спустя тридцать лет совместной жизни с женщиной, которую он любил, Федоров перестал мечтать о ребенке, всецело отдаваясь работе и своей выстраданной теории.
Конечно, он понимал, что добиться признания в столь консервативной среде, как академическая наука, очень трудно, если вообще возможно, однако упрямо шел вперед, экспериментировал, описывал опыты, писал статьи и книги и продолжал обивать пороги кабинетов академиков, известных ученых и чиновников, отвечающих за развитие науки в стране. Пока безуспешно. Его не пускали на академический Олимп, ибо его теория камня на камня не оставляла от фундамента признанных теорий, таких, как теория относительности или квантовая хромодинамика, хотя Лев Людвигович и не отрицал их важность и значение. Он просто отталкивался от них и шел вперед своим путем. Но главное – он мог доказать правильность своих расчетов не только теоретически, но и практически, так как подобрался к апробации УКС со стороны эксперимента, а не теоретических выкладок и экзерсисов. Будучи инженером с изумительным чутьем и знанием математики, Лев Людвигович сначала строил реально действующие модели – как это делал и его учитель Владимир Семенович Леонов, также мало чего добившийся на поприще признания истинности теории УКС, а уж потом объяснял их действие. Другое дело, что даже эксперименты не производили на ученых и чиновный люд должного впечатления. А на создание полномасштабных моделей антигравитационных «летающих тарелок» и ударно-ядерных реакторов на эффекте Ушеренко у Федорова не хватало денег. Он и так всю свою институтскую зарплату тратил на приобретение аппаратуры и материалов. Жили они с Леной на ее скромную зарплату детского врача-терапевта.
И тем не менее Лев Людвигович не отчаивался, будучи оптимистом по натуре, и продолжал заниматься разработкой новых устройств на базе УКС и хождением по кабинетам в надежде на то, что когда-нибудь ему встретится влиятельный и умный чиновник или олигарх, который проникнется идеей создания мощных источников энергии с почти стопроцентным КПД, не зависящих от нефти и газа, и летательных аппаратов, способных в считаные часы доставить экспедицию землян на Марс или на любую другую планету Солнечной системы.
В Костроме тех, кто бы мог помочь Федорову создать научно-экспериментальный центр, не оказалось. Не нашлось энтузиастов, готовых рискнуть состоянием, и в Брянске, на родине Лены. Белорусы могли принять инженера, но в Минске уже работал Леонов, а расширять базу и увеличивать расходы на содержание ученых они не могли. Сам же Лев Людвигович не хотел стеснять учителя, справедливо полагая, что должен выйти из положения самостоятельно.
В принципе, он мог бы уехать за границу. Американцы предлагали ему место в Йеллоустоунском научном центре, работающем на Пентагон. Но, во-первых, по условиям предлагаемого контракта Федоров не должен был покидать территорию научного городка ни под каким предлогом. Мало того, он не имел права не только посещать родину, но и писать научные статьи и публиковать их в журналах. Во-вторых, Лев Людвигович не мыслил себя без России, так как был ее патриотом не на словах, а на деле.
Встреча с Андреем Данилиным, к которому он питал искренние дружеские чувства, взбодрила Льва Людвиговича, заставила его посмотреть на мир другими глазами и преодолеть апатию, владевшую душой последние несколько дней. Снова появилось чувство уверенности в своих силах и убеждение, что он добьется-таки своего вопреки всем проискам недоброжелателей.
Вообще уже не впервые Федоров уверялся, что после встреч с бывшим инструктором по рукопашному бою у него всегда повышается настроение, уходит усталость и тоска, «растут крылья», образно говоря. И он пришел к выводу, что Данилин не просто мастер воинских искусств, но мастер жизни, прекрасный психолог, способный работать целителем, восстанавливать у людей тонус и утраченное душевное равновесие. Лев Людвигович наутро после встречи даже хотел позвонить Андрею и поблагодарить его за «лечение», но передумал. Приеду с результатами и позвоню, решил он. Надеюсь, мне удастся в конце концов свернуть горы.
В тот же день он уехал в Москву, где ему пообещали устроить встречу с одним из бизнесменов, интересующихся, по слухам, наукой, чье имя уже вошло в первую двадцатку олигархов России. Звали этого бизнесмена Иван Кежеватович Шарипов, он был одним из директоров концерна «Ямалгаз».
Приятели из числа приближенных к властным структурам не подвели.
Утром первого декабря за Федоровым к гостинице «Академическая» подъехал сверкающий лаком джип «Лексус», и Лев Людвигович впервые почувствовал себя важной персоной. Правда, ненадолго, буквально до ворот подмосковной виллы, принадлежащей Ивану Шарипову.
Он даже улыбнулся, вдруг припомнив свой визит к одному из королей российского бизнеса Олегу Дерифаксу. Ситуация повторилась даже в мелочах: у Дерифакса была точно такая же вилла – с виду, и за Федоровым он тоже прислал джип, только не «Лексус», а «Лендкрузер».
Льва Людвиговича провели через металлоискатель на входе в один из корпусов виллы, двухэтажный, из белого и бордового кирпича, с коричневой металлокерамической крышей в форме скопления конусов разных размеров, и когда он «зазвенел», велели открыть портфель. Пришлось показать охране «демонстрационный набор» и заверить, что к бомбе предметы в портфеле не имеют никакого отношения, и что он не камикадзе. Однако пропустили его в здание только после того, как портфель обнюхала собака – на предмет наличия взрывчатых веществ.
Владелец виллы Иван Кежеватович Шарипов ждал гостя в огромном холле, в котором он устроил самый настоящий японский сад камней.
– Точная копия сада Рёандзи, – сказал Шарипов, оценив взгляд гостя; подошел, пожал руку. – На меня он производит изумительный успокаивающий эффект. Не удержался, сделал себе такой же.
Федоров бывал в Японии и видел сад камней храма Рёандзи в Киото. Зрелище действительно впечатляло. Одни созерцатели видели в скоплении камней образы тигрицы с маленькими тигрятами, другие – горы, окутанные облаками, третьи – китайский иероглиф сердца на фоне моря, сам же Лев Людвигович представлял сад в виде полевых взаимодействий квантонов – мельчайших «кирпичиков» пространства, заполняющих, точнее, образующих вакуум. Некоторые группы камней почти идеально соответствовали наглядным изображениям поляризации и деформации вакуума, ответственным за электромагнитные и гравитационные свойства Вселенной.
– Я гляжу, вас заинтересовало мое невинное увлечение? – улыбнулся Шарипов.
– Как иллюстрация моих идей, – очнулся Лев Людвигович.
– На композицию лучше всего смотреть именно с той точки, где вы сейчас стоите. А вообще по словам ученых, анализирующих влияние таких садов на психику человека, пространство между камнями образует как бы ствол дерева с ветвями, что подсознательно улавливает человек. При созерцании этого «дерева» человек расслабляется, отдыхает.
Шарипов бросил задумчивый взгляд на свой сад, повел рукой.
– Пойдемте наверх, в гостиную. Не хотите оставить портфель здесь?
– Нет, он мне понадобится для беседы, – сказал Федоров.
– Как пожелаете.
Хозяин повел гостя на второй этаж виллы.
Был он молод, высок, строен, черноволос, хотя в резковатых чертах лица проглядывали славянские «мотивы»: нос луковкой, широкие скулы, серые глаза.
Гостиная Льва Людвиговича привела в состояние ступора. Ее интерьер был выполнен в стиле «нью-мобайл», и разобраться в переплетениях и пересечениях труб, крученых решеток, лент, стоек и плоскостей было трудно. Казалось, вся комната представляет собой гротескно увеличенную кристаллическую решетку какого-то минерала, едва оставляющую место для небольшого стеклянного столика, дивана и пары кресел.
– Присаживайтесь, – кивнул Шарипов на одно из бесформенных с виду зеленоватых кресел. – Шампанское, вино, ром, коньяк?
– Сок, – ответил Федоров, осторожно устраиваясь в кресле. – Вишневый, если можно.
Тотчас же одна из «молекулярных панелей» интерьера отошла в сторону, и молодой человек в белом костюме вкатил в гостиную столик с напитками. Налил гостю в широкий фужер вишневого сока, бесшумно исчез.
– Слушаю вас, – проговорил Шарипов, изучая лицо инженера. – Я навел о вас справки, Лев Людвигович, на всякий случай, вы уж не обижайтесь. Все говорят о вас как о человеке дела.
– Понимаю, – кивнул Федоров. – Шарлатанов вокруг масса, и у всех «гениальные» идеи, требующие вложения больших сумм денег.
По губам директора «Ямалгаза» скользнула улыбка.
– Рад, что вы понимаете ситуацию. Говорят, вы недавно посещали Америку.
– Да, в составе научной делегации, на симпозиуме по проблемам высшего образования.
– Какое отношение вы имеете к образованию?
– Я читаю лекции в МИФИ по основам торсионной механики.
– И что же вы привезли из Америки?
Лев Людвигович скривил губы.
– Убеждение, что уровень русской школы преподавания, особенно в области математики и физики, намного выше американского и западноевропейского.
– Никто в этом не сомневается, – улыбнулся в ответ Шарипов. – Я иногда заседаю в ученом совете при президенте и знаю проблему. Кстати, как вы относитесь к очередной попытке реформаторов от науки ввести некий «стандарт знаний»?
– Отрицательно! – качнул головой Федоров. – Обсуждаемый проект предусматривает беспрецедентное снижение уровня образования в стране! Я абсолютно согласен с академиком Арнольдом: вслед за неизбежным снижением интеллектуального уровня населения реализация этого плана повлечет за собой и снижение индустриального и оборонного уровней. «Реформаторов» надо не просто остановить и лишить всех постов, их надо посадить за решетку!
Шарипов засмеялся.
– Не слишком ли вы драматизируете ситуацию?
– Нисколько! Франция увеличила затраты на науку и образование с пяти процентов национального валового дохода до семи, а мы, наоборот, снизили в десять раз! Куда же дальше? «Реформаторы» как раз и хотят добиться очередного снижения расходов, хотя суть их «благих намерений» в другом: их планы сводятся к снижению нашего образовательного уровня до американских стандартов. Я был в Калифорнии и встречался с членами комитета по подготовке студентов и школьников, возглавляемого известным физиком Гленом Сиборгом, так вот этот комитет стал требовать от абитуриентов при поступлении в вузы следующего стандарта знаний: поступающие должны уметь делить число сто одиннадцать на три без помощи компьютера.
Шарипов с недоверием посмотрел на гостя.
– Вы серьезно?
– Более чем, – кивнул Лев Людвигович. – Но и этот уровень для американских школьников оказался непосильным, поэтому вашингтонские федеральные власти потребовали отменить эти «антиконституционные и расистские» стандарты. Есть примеры и похлеще. По статистике Американского математического общества, в нынешних Штатах разделить число «одиннадцать вторых» на число «одна четвертая» могут от силы два процента школьных учителей математики. Представляете? И вот теперь нам предлагают стать такими же «образованными», как американцы! Впрочем, и европейцы недалеко ушли от этого уровня. Один студент-математик четвертого курса Второго парижского университета спросил меня на экзамене по теории динамических систем: «Скажите, пожалуйста, дробь четыре седьмых больше или меньше единицы»?
Иван Кежеватович снова засмеялся.
– Не может быть!
– Может, к сожалению. Так что я готов подписаться под любым письмом президенту, чтобы образумить наших мракобесов из Минобразования. Это не что иное, как диверсия, попытка направить Россию по пути уничтожения образования, науки и культуры. Принятие идиотских «стандартов» нанесет огромный ущерб государству. Наверное, даже больший, чем «утечка мозгов» за границу.
– Да, это в нынешние времена тоже большая проблема. Хотя мы пытаемся ее решить.
– Каким образом?
– Летом я у себя в Ямало-Ненецком округе выдал наиболее одаренным выпускникам школ вместе с аттестатами еще и специальные сертификаты. Те из них, кто останется в округе, а не уедет за рубеж, через пять лет получат по две тысячи долларов.
– Я слышал о подобном эксперименте в Нижнем Новгороде. – Лев Людвигович с интересом посмотрел на собеседника. – Но не очень верю, что идея сработает.
– Тем не менее что-то в этом направлении делать надо, раз государство ничего делать не желает.
– Согласен.
– А вы, оказывается, патриот России, – сказал Шарипов с некоторым удивлением.
– Это плохо?
– Почему же плохо, это хорошо. Слава богу, в этом плане в стране начали появляться носители национальной идеи. По крови я наполовину мордвин, наполовину украинец, но по духу – русский, так что хорошо понимаю ваши чувства. Но к делу. О чем вы хотели поговорить со мной?
– О будущем.
Шарипов с сомнением приподнял бровь.
– О моем? Или о вашем?
– О будущем всего человечества.
– Тогда вы обратились не по адресу. Хотя если это шутка…
– Я редко шучу на деловых встречах. Здесь – расчеты и описание проектов. – Лев Людвигович достал из портфеля красную папку. – Не хотите взглянуть?
– Расчеты чего?
– Расчеты У-реактора с практическим выходом энергии до тысячи мегаватт и летательного аппарата на базе УКС.
– Что такое УКС?
– Теория упругой квантованной среды, разработанная моим учителем Владимиром Семеновичем Леоновым.
Шарипов снова шевельнул бровью, но папку взял. Открыв, начал рассматривать схемы и рисунки, нашел текст.
– Читайте только резюме, – посоветовал Федоров. – Этого пока достаточно. Я тоже наводил о вас справки, прежде чем идти к вам на прием, и мне понравился ваш деловой подход. Если вы рискнете вложить в эти проекты не такие уж и большие средства, отдача будет во сто крат больше. Это я вам гарантирую. У-реакторы могут быть какой угодно мощности и размеров. Их можно ставить хоть на автомобили, хоть на корабли, хоть на самолеты. А моя «летающая тарелка» способна долететь до Марса за сорок два часа.
Шарипов дочитал пояснительную записку, вскинул на гостя глаза, в которых сквозь сомнения и колебания просверкивал огонек заинтересованности.
– Вы серьезно предлагаете мне вложить капиталы в эти проекты?
– Абсолютно, – кивнул Лев Людвигович. – Для начала хватит ста тысяч «зеленых» – для создания лаборатории и проведения полномасштабных экспериментов. Хотя я спокойно приму любое ваше решение. Отфутболивали меня много раз и на разных уровнях, так что я уже привык. Тем не менее хотел бы, чтобы ко мне не относились как к сумасшедшему.
– Это будет нелегко, – улыбнулся Иван Кежеватович. – Особенно после заявления о полете на Марс за сорок часов.
– Сорок два часа – не предел, этот срок просто отражает нынешнее состояние техники и материаловедения. В будущем длительность полета можно будет сократить вдвое.
– Тем более.
– Я понимаю, – усмехнулся Лев Людвигович. – Наверняка вам уже приходилось сталкиваться с разного рода фанатиками и псевдоучеными, обещающими грандиозную прибыль. Теоретическую. Я же – практик. У-реактор в действии я вам показать не могу, первая модель сейчас находится в Минске, а вторую я недоделал из-за отсутствия финансирования. Но модель «летающей тарелки» могу продемонстрировать.
– Она у вас с собой?
– Естественно. – Лев Людвигович вытащил из портфеля коробку из-под электроутюга. – Это уже второй образец. Первый я подарил генеральному директору концерна «Энергия». Все надеялся, что его заинтересует мой проект.
– Не заинтересовал?
– Увы. Ракетные технологии для наших космофирм гораздо привычнее и надежнее, да и поддерживаются на государственном уровне. Мои технологии для ракетчиков – темный лес, а конкурентов они не любят.
– Конкурентов никто не любит.
Лев Людвигович открыл коробку и достал оттуда обычную детскую юлу, только без центрального стержня.
– Вот мое творение.
– Юла?!
– Энлоид – летательный аппарат на базе сферической деформации вакуумного поля. Внутри – гироскоп, батарейка «Крона», чип и устройство возбуждения поперечных квантовых осцилляций. То есть, по сути, генератор гравитации. Очень маломощный, конечно.
– И это – летает?
Вместо ответа Лев Людвигович установил юлу на специальной подставке с конической выемкой, вытащил из портфеля пульт дистанционного управления и нажал кнопку включения аппарата.
Тонко свистнул гироскоп, разгоняясь до нужной скорости.
Подождав минуту, Лев Людвигович нажал другую кнопку.
Генератор изменил вакуумную плотность над юлой, и она вспорхнула в воздух как пушинка, словно внезапно потеряла вес. Поднялась к потолку гостиной, где сходились косые решетки и плоскости, образуя своеобразный шатер.
Лев Людвигович слегка уменьшил скорость вращения гироскопа, и юла начала плавать в воздухе, стукаясь иногда о металлические детали интерьера.
– Неплохой фокус, – хмыкнул Шарипов.
– Это не фокус, – возразил Федоров. – Конечно, в модели нельзя реализовать полную антигравитацию, для этого нужны другие мощности и сдвоенные торсионы, однако принцип тот же. Генератор изменяет квантовую плотность вакуумного поля, возникает градиент силы, и объект начинает двигаться в сторону отрицательного градиента. В пояснительной записке есть схема…
– Я видел. Значит, вы утверждаете, что открыли антигравитацию?
– Антигравитация – иллюзия, я создал летательный аппарат, использующий базовые эффекты УКС – деформацию и поляризацию вакуума. Но выглядит энлоид как описанный сотни раз в фантастических романах антиграв.
– Как долго он будет летать? – полюбопытствовал Шарипов, наблюдая за эволюциями юлы.
– Пока не кончится заряд батарейки. В этой модели я не стал монтировать управляющий контур, для демонстрации эффекта достаточно и просто подъема, но в принципе нет никаких препятствий для создания управляемого аппарата. У себя в деревне я строю «тарелку», способную поднять человека. Скоро она полетит.
– На какую высоту?
– На любую. Хоть за пределы атмосферы.
Иван Кежеватович покачал головой, налил себе соку.
– Неужели наши вояки отказались от этой штуки? Ведь антигравитационные двигатели – мечта всех транспортников, это переворот в технике, тем более – военной. Если только и в самом деле – не фокус.
– Можете не сомневаться. Хотя военных можно понять: с фантазией у них всегда были проблемы, а рисковать креслом не хочет ни один генерал.
– Идиотизм!
– Полностью с вами согласен. – Лев Людвигович выключил игрушку, юла тихо спланировала на пол. Он упаковал ее в коробку, выжидательно посмотрел на директора «Ямалгаза». – Вас это не заинтересовало?
– Как раз наоборот, – не согласился Шарипов. – Это революция в технике, колоссальный прорыв…
– И вы будете первым, кто оседлает этого коня.
– Допустим, я рискну… – Иван Кежеватович почесал горбинку носа, оттянул губу. – С чего начать? Меня же могут запросто придавить коллеги по бизнесу, получающие прибыль с продажи традиционных энергоносителей…
– Это уже детали.
– Для вас, может быть, и детали, для меня – вопрос безопасности, – слабо улыбнулся Иван Кежеватович. – Пожалуй, начну я с поддержки на правительственном уровне, позвоню Лойману…
– Кто это?
– Замминистра энергетики. Потом встречусь с… ладно, не буду вас больше задерживать. – Шарипов встал. – Это мои проблемы. – Он достал мобильный телефон, набрал номер, подождал ответа. – Куда он подевался, хотел бы я знать?
– Кто?
– Борис Абрамович… – Шарипов поймал взгляд гостя, добавил: – Я имею в виду Лоймана. – Позвал: – Саша, зайди.
В гостиной объявился давешний молодой человек в белом.
– Найди мне Бориса Абрамовича.
– Слушаюсь, Иван Кежеватович.
Шарипов кивнул на портфель Федорова:
– Вы оставите ваши доказательства?
– Конечно, у меня есть несколько копий на дискетах и комплект записки.
– А юлу… э-э, то есть энлоид?
Лев Людвигович посмотрел на коробку с моделью «летающей тарелки», поколебался немного, потом махнул рукой.
– Пусть остается. Но через пару дней я ее заберу.
– Двух дней мне будет достаточно для консультаций. Просто мне хочется произвести впечатление на господ чиновников. Как она управляется?
Федоров показал собеседнику нужные кнопки на пульте управления, и Шарипов проводил гостя к выходу.
– Куда вас отвезти, Лев Людвигович?
– Обратно к гостинице, если вас не затруднит.
– Ответ я вам дам завтра после обеда.
– Спасибо, буду ждать.
Охранники усадили инженера в джип, и он уехал.
Шарипов проводил машину задумчивым взглядом, передернул плечами – на улице было довольно холодно – и вернулся в здание. Несколько минут забавлялся новой игрушкой, запуская юлу. Пробормотал:
– Чем черт не шутит? Вдруг это и в самом деле великое открытие? Почему бы не стать первым, кто начнет его эксплуатировать?..
Зазвонил мобильный телефон.
– Слушаю, – поднес трубку к уху Шарипов.
– Ты меня искал, Иван?
Это был Лойман.
– Появилась интересная идея, Борис Абрамович. У меня только что побывал один творческий чудак, оставил проект и действующую модель летательного аппарата. Не хочешь взглянуть?
– Кто был?
– Лев Людвигович Федоров, инженер, кандидат технических наук, слышал о таком?
– Еще бы, он нам все пороги пооббивал, пытаясь доказать, что он гений, и требуя открыть финансирование для создания холодно-ядерного реактора нового поколения.
– А мне он показался вполне адекватным человеком.
– Наплюй и забудь! Это псих.
– Значит, не приедешь?
– У меня нет времени заниматься псевдонаучной галиматьей. И тебе не советую. Не суй нос в это дело, прищемят. Все, пока, я на совещании в главке, времени нет. Забегай как-нибудь, побеседуем.
В трубке засвиристели сигналы отбоя.
Шарипов выключил телефон, полюбовался плавающей по комнате юлой, покачал головой.
– Что-то ты больно категоричен, Абрамыч. Да и проговорился, напомнив о чьих-то интересах. Как еще понимать твое: «не суй нос в это дело, прищемят»? Выходит, дело-то существует? Иначе за что будут мне нос прищемлять? Нет, тут разобраться надо. Уж не хочешь ли ты сам снять сливки, начав раскрутку проекта? Или наоборот – закрыть его наглухо…
Иван Кежеватович походил по гостиной, поглядывая на шелестящую гироскопом юлу, и снова взялся за телефон.
Мон-Сен-Мишель
2 декабря
Маленький островок Мон-Сен-Мишель у юго-западного побережья Нормандии известен паломникам и путешественникам более тысячи лет. Много столетий назад он был частью материка и во времена древних римлян назывался Могильной горой – кельты использовали его как место захоронения предков. Друиды поклонялись здесь солнцу.
В пятом веке земля осела, а еще через сто лет гора стала островом. Во время прилива море полностью отрезало его от материка. Затем остров привлек внимание монахов, которые построили там маленькую часовню. Острову дали новое имя – Мон-Сен-Мишель, что означает – гора Св. Михаила. По преданию, явивший-ся во сне основателю часовни епископу Обберу Авраншскому архангел Михаил указал источник пресной воды и велел воздвигнуть часовню. В девятьсот шестьдесят шестом году на этом месте был построен бенедиктинский монастырь. Возведение монастырской церкви, и поныне венчающей вершину скалы, было начато в тысяча двадцатом году, а достроено в пятнадцатом веке. Еще одно чудо архитектуры – готический монастырь Ла-Мервей был построен на северной стороне острова к тысяча двести двадцать восьмому году. В нынешние времена, после всех достроек и реставраций, Мон-Сен-Мишель является одной из основных туристических достопримечательностей Франции, наравне с Парижем и Версалем.
В тысяча четыреста шестьдесят девятом году король Людовик ХI основал орден рыцарей Св. Михаила, и один из залов Ла-Мервея, разделенный на четыре части рядами каменных колонн, стал залом заседаний ордена.
Над островом и монастырем пронеслись пять столетий, изменился мир, изменились мораль и власть, наука и техника достигли небывалых высот, а в зале по-прежнему продолжались – сначала явно, потом тайно – заседания ордена Св. Михаила.
В двадцатом веке мистерии заседаний претерпели трансформацию, да и сам он изменился, подчиненный СТО – Союзу тайных орденов мира. К началу двадцать первого столетия его деятельность была уже так засекречена, что ни рядовые монахи, ни духовенство Ла-Мервея не знали ничего об истинном положении вещей. О том, что на территории Мон-Сен-Мишеля существует прекрасно оснащенный всеми чудесами техники эзотерический центр СТО – Синедрион, управляемый жрецами, так называемыми бессмертными, не догадывался даже управделами монастыря, отвечающий за его охрану.
Сначала Синедрион располагался в Египте, затем в Византии, перебазировался в Швейцарский Базель, но в конце девяностых годов двадцатого века был перенесен в Ла-Мервей. К этому времени на территории монастыря, точнее – в его недрах, был оборудован суперсовременный компьютерный центр, куда начали стекаться потоки информации о деятельности всех тайных орденов Земли.
Первым Великим Отцом СТО стал испанский архиепископ Маруцци, однако не преуспел на этом поприще, открыто выступив против «засилья» в Совете СТО американских пастырей. Его место занял датский епископ Акум III, молодой, жестокий, амбициозный, дерзнувший заявить о своих претензиях на власть. В две тысячи втором году он был посвящен в главные тайны СТО и стал бессмертным. Спустя еще два года его допустили до личного контакта с руководителем Криптосистемы, осуществляющей надгосударственную концептуальную власть на Земле. Система эта именовалась Геократором. Направлял деятельность Геократора жрец Тивел, носящий сан Кондуктора Социума. Сколько ему исполнилось лет, не знал никто. Акум подозревал, что не менее двухсот.
Обитал Кондуктор Социума в Мировом центре Геократора, располагающемся в американском штате Аризона, в Долине памятников. Хотя никто из коренных жителей штата об этом не знал и не догадывался. Те, кто случайно становился свидетелями появления «неопознанных летающих объектов» – Геократор пользовался принципиально другой техникой – или удивительных «явлений природы», как правило, теряли память или вообще исчезали.
Акум дважды посещал центр управления Геократором и каждый раз восхищался его совершенной системой защиты и маскировки. Ни издали, ни вблизи, ни с высоты птичьего полета или со спутниковых орбит распознать центр в одном из гигантских каменных останцов Долины памятников было невозможно. Впрочем, и система защиты Синедриона была достаточно мощной, чтобы не допускать утечек информации о его существовании. Однако все же жрецы Геократора имели больше возможностей, чем бессмертные, и главу СТО это задевало.
Первое декабря началось для него с плохих новостей от агентов влияния, внедренных практически во все правительства мира. Наметилось некое движение, мешающее Союзу проводить свою политику, проявляющееся в участившихся провалах агентов и исчезновении некоторых наиболее ценных и активных исполнителей.
Рабочий кабинет аббата Ла-Мервея – официально – и главы СТО – неофициально – располагался в недрах монастыря, рядом с компьютерным центром Союза. По сути, это была комфортабельная «келья», в которой можно было работать и жить, не вылезая на божий свет. Рядовым монахам Ла-Мервея кабинет аббата был недоступен. На этот уровень допускались лишь маршалы и генералы орденов, если Акуму требовалось их личное присутствие, а также охранники и слуги. Плюс работники компьютерного центра Синедриона. Их насчитывалось всего шесть человек. Это были наиболее одаренные специалисты в области компьютерных технологий, отобранные кадровиками СТО и проверенные на молчание. Через них проходили все информационные потоки, объединяющие ордена, секты, научные центры и военные базы, подконтрольные Синедриону. Они могли вскрыть любые засекреченные и защищенные сети и знали столько, что их приходилось охранять как самого владыку СТО. Один из них серьезно заболел, что тоже не повышало настроения Великого Отца, так как теперь он был вынужден искать замену компьютерщику, получившему инсульт.
Ознакомившись с перечнем первоочередных задач, которые надо было решить лично главе Синедриона, Акум вызвал своего ближайшего помощника и агента по особым поручениям Джеральда Махаевски, магистра ордена Раздела, пользующегося большим авторитетом среди руководителей европейских масонских лож.
Махаевски появился в кабинете Акума через пять минут. Он не имел личной «кельи», как его господин, так как резиденция ордена Раздела располагалась в Базеле, но большую часть времени магистр проводил в Мон-Сен-Мишеле.
Это был тридцатишестилетний американец, закончивший Московский государственный университет, а также Лондонский богословский институт и ставший профессором богословия. Кроме того, он всерьез занимался боевыми искусствами и овладел третьим «кольцом силы» древней боевой школы друидов «черная завеса». Эта школа славилась жестокостью приемов, а ее адепты превосходили по мастерству широко известных монахов Шаолиня и других боевых эзотерических систем. На равных с ними могли сражаться лишь последователи гиперборейских боевых практик «жива» и «потоп», передаваемых из поколения в поколение славянскими правниками – витязями и волхвами. При всех своих достоинствах Джеральд Махаевски не выглядел атлетом, но Акум видел его в деле и знал, на что способен его помощник.
Волосы Махаевски носил до плеч, бледное равнодушное лицо тщательно брил и больше походил на учителя истории, нежели на монаха или мастера боевых искусств. Желтоватые глаза его оживлялись редко, да и то лишь в моменты принятия какого-либо важного решения или во время получения сексуального удовольствия. Вывести магистра из равновесия было практически невозможно. По сути, он являл собой достойного кандидата на пост Великого Отца и мог заменить Акума по многим вопросам. Что, с одной стороны, радовало владыку Синедриона, с другой – заставляло держать магистра на дистанции.
Одевался Махаевски подчеркнуто щегольски, «от кутюр», покупая костюмы известных во всем мире модельеров. Некоторые из его приобретений стоили немалых денег, так как изготавливались эксклюзивно, чуть ли не в единственном экземпляре, но Джеральд Махаевски мог позволить себе невинное развлечение и жил и одевался так, как хотел. По вызову Великого Отца СТО он явился в темно-коричневом, в желтоватую полоску, костюме фирмы Альцгеймера. Такие костюмы носили только три человека в мире: премьер-министр Великобритании, президент России и сам мастер Альцгеймер. Джеральд Махаевски был четвертым обладателем престижной модели, цена которой зашкаливала за шестьдесят тысяч долларов. Однако мало кто знал, что основную долю стоимости костюма составлял особый материал подкладки, представляющий собой процессор компьютера. По сути, этот костюм был «распределенной» компьютерной системой, позволяющей владельцу в считаные секунды решать задачи связи с любым абонентом в любой точке земного шара, входить в Интернет и локальные компьютерные сети спецслужб, получать почтовые сообщения, анализировать политические и экономические новости, обходиться без переводчика при беседах с людьми на любом языке, управлять своими помощниками.
Акум знал об особенностях носимых Махаевски одежд, но сам предпочитал одеваться скромнее. Компьютеризированные пиджаки, фраки, штаны и свитера он не любил, хотя понимал, что за ними будущее. Техника уверенно шагала по пути создания «компьютерного человека», живущего виртуальной жизнью.
– Слушаю вас, лорд, – склонил голову магистр, переступив порог кабинета аббата.
– У нас проблемы, – сказал глава СТО, жестом приглашая помощника сесть.
– Все наши проблемы решаемы, – бесстрастно отозвался Махаевски.
– Надеюсь, что так. Вам придется вплотную заняться Россией.
– Разве наши люди в России не справляются со своими обязанностями? Маршал Буркин докладывает, что у них все в порядке.
– Уже не в порядке. Буркин не справляется со своей миссией контролера. Маршал Меллон предпочитает европейский климат и безвылазно сидит в Копенгагене. Маршал Российского ордена Власти Етанов докладывает, что все идет нормально, что во всех эшелонах властных структур сидят наши агенты, что наука и культура управляются нашими эмиссарами, а интегральный анализ показывает, что в России появилась неподконтрольная нам сила. Вы в курсе?
– Самая неконтролируемая сила в любом государстве – это его народ, – хладнокровно проговорил Махаевски. – Россия не исключение. Именно русский народ и порождает пассионарность, как обозначил это явление их ученый и наш ставленник Лев Гумилев. То есть – непокорность и непринятие иных ценностных ориентиров. Но мы работаем над этим…
– Я имел в виду другое явление. Наметилась некая негативная тенденция сопротивления нашей деятельности. Властные структуры России действительно подчиняются нам, но в ее социальных недрах родился слой носителей национальной идеи, достигший, судя по результатам, качества самовыражения.
– Русские до сих пор руководствовались нашей идеей, подсунутой им с подачи наших агентов влияния – получение материальных благ вне сферы созидания.
– Это хорошая идея, но в России она работает плохо. Мне кажется, наряду с реанимированием древних языческих традиций в России предпринята попытка перехвата управления. Есть у вас информация в этой области?
Джеральд Махаевски на мгновение задумался. Лицо его при этом осталось абсолютно равнодушным. Ничего нельзя было прочитать на этом лице, и даже глаза магистра, подернутые флером легкого безумия, не выдавали его мыслей и настроения. Акуму захотелось причинить собеседнику сильную боль, чтобы тот наконец проявил хоть какие-нибудь эмоции.
– Последняя отчаянная попытка перехвата управления была предпринята в России в начале пятидесятых годов прошлого века, – сказал наконец Махаевски. – Остальные не в счет. Управляли процессом наши люди. Приоритеты те же – методология, хронология, идеология, все они находятся под нашим контролем.
– Уже не все. Под второй приоритет давно копают объявившиеся в России аналитики и реаниматоры истории.
– Вы имеете в виду Фоменко, Носовского, Бузгинова, писателей Демина и Асова, историков Платонова и Леонова? По-моему, наши агенты успешно манипулируют общественным мнением, вымазав этих деятелей дерьмом, доказав, что они создают заказные исторические мифы. В то время как…
– В то время как все обстоит наоборот. Ну, это не наша заслуга, а наших предшественников. Вам предстоит усилить колонну агентов влияния в России. Для борьбы с новой силой нужны другие раскрученные имена.
– Солженицын…
– Солженицын, Лихачев, Волкогонов, Гумилев, Зюганов уходят в прошлое, как ушли Маркс, Троцкий, Ленин и Сахаров. Нужны такие люди, как Александр Мень, Виссарион, Кураев, хорошо зарекомендовавшие себя в навязывании религиозных «истин», подменяющих откровения божьи.
– Наши люди работают и в этом направлении. Мы создали вокруг России и внутри ее второй Террористический интернационал…
– Этого мало. Национальное самосознание русских не приемлет диктата, поэтому террор не пройдет. Нужны другие методы, более тонкие. Для того чтобы дискредитировать какое-либо общественное движение, его надо возглавить. Именно таким образом были перехвачены линии управления наукой и культурой. Хотя и этот метод не дает стопроцентного результата. Всегда находится гений-самоучка, который начинает ниспровергать столпы и колебать устои. Вы знаете, что в России появились ученые, непростительно близко подобравшиеся к истинному устройству Мироздания?
– Вы имеете в виду академика Леонова? Он под контролем.
– Я имею в виду его ученика Федорова. Этот изобретатель вышел на одного из молодых олигархов, трудно поддающихся разумным доводам, с предложением создать летательный аппарат на основе эффектов теории упругой квантованной среды и снабдить его реактором на принципе, открытом еще одним русским ученым…
– Ушеренко.
– Вы знаете?
По губам магистра скользнула едва заметная улыбка.
– Все под контролем, владыка.
Акум пережил приступ раздражения, тщательно скрытый от посторонних глаз. Ему еще ни разу не удалось поймать помощника на незнании предмета, уязвить его, заставить оправдываться. Но очень хотелось.
– Что ж, держите руку на пульсе, магистр. Русские не должны получить доступ к технологиям, открывающим прямой выход в космос и сберегающим экологию. Прорыв надо немедленно нейтрализовать.
– Будет сделано, лорд.
– А теперь о том, чего вы не знаете. Сила, мешающая нам полностью перехватить управление Россией, называется Русский национальный орден. Это секретная организация, не контролируемая государством, глубоко законспирированная, имеющая своих покровителей в военных кругах и отличных исполнителей. Основа ордена…
– Славянские, ведические, языческие национальные общины и союзы, казачество и хранители древней веры.
Акум встретил иронично блеснувший взгляд магистра и содрогнулся. Сведения, которые он получил от Кондуктора Социума, были достаточно целевыми, секретными, не доступными никому из генералов орденов и даже Высшим Посвященным. Но Махаевски откуда-то имел о них представление. Вспомнился универсальный принцип управления, используемый жрецами Геократора: разделяй и властвуй! Вполне возможно, что Кондуктор Социума применял этот принцип и в отношениях с членами СТО, приближая одних и держа на дистанции других, а то и стравливая их между собой.
– Я займусь Русским орденом, лорд, – добавил магистр, почуяв сдерживаемое неудовольствие аббата. – Воевать с ним на шестом приоритете не стоит, мы справимся с ним изнутри, на третьем или на втором уровне[8] средств управления.
– Конкретнее.
– Мы стравим меж собой лидеров ордена, вечевой службы Рода и государственной власти. Это первая фаза перехвата управления. Вторая фаза: утверждение своих ставленников на руководящие места. Третья: изменение идеологии, а потом полный разворот системы в противоположную сторону. Точнее – в нужную нам сторону. Это проверено веками, лорд.
– Недурно, – усмехнулся Акум. – Я хотел то же самое предложить вам, а вы и сами все знаете. Что ж, свяжитесь с маршалом Етановым и задействуйте его профессионалов. У маршала есть неплохие наработки в данной области использования человеческого материала. Однако перехват управления дело долгое, а утечка информации может произойти в любой момент. Начните с ликвидации возможных источников утечки и с дискредитации идей этих русских гениев. Человеческому стаду еще рано думать о звездах, еще не все непокорные обращены в лоно нашей веры.
– Слушаюсь, лорд. Считайте, что так называемый Русский национальный орден уже вошел в наш Союз. Но я знаю, что он подчиняется высшим иерархам национальной русской элиты – волхвам. Разрешите внедрить агентов влияния в их систему?
– Волхвы – не ваш уровень, магистр. С ними впрямую не рискуют связываться даже наши покровители.
– Я бы рискнул.
– Не берите на себя… – Акум замолчал, вдруг подумав, что если магистр сломает на войне с волхвами шею, то это решит многие проблемы. – Впрочем, почему бы и не попытаться? Я подумаю над вашим предложением. А пока займитесь этим регионом вплотную. Вы хорошо знаете русский язык?
– Я пять лет учился в Москве.
– Ах, да, я забыл. Что ж, ступайте. Жду вас с планом действий.
Джеральд Махаевски склонил голову и бесшумно покинул кабинет-келью Великого Отца Союза тайных орденов.
Акум проводил его темным взглядом, посмотрел на часы. В Аризоне, где находилась резиденция Кондуктора Социума, еще была ночь, но дело не терпело отлагательств. Глава СТО тронул клавишу с цифрой 1 на клавиатуре компьютера. Заработала спутниковая система связи. Через полминуты на экране монитора проявился красный паучок – символ защиты канала, и на хозяина кельи глянул жрец Тивел, Кондуктор Социума, колдун и маг, осуществляющий контроль деятельности тайных орденов. Его узкие синеватые губы шевельнулись:
– Что-нибудь случилось, владыка?
Акум выдержал черный огонь взгляда жреца, поежился, стараясь выглядеть таким же невозмутимым.
– Мой помощник получает откуда-то важную конфиденциальную информацию…
– Это нормально, – ровным голосом сказал Тивел. – У него должны быть свои каналы получения информации.
– Да, конечно, – согласился Акум, – только при этом он мне не отчитывается. Что настораживает. Но суть не в этом. Попытки полного подчинения России нашей идеологической системой не приводят к успеху. Мало того, наших людей начинают уничтожать. Причем везде: не только на территории самой России, но и за ее пределами. Требуется пересмотреть целевые установки…
– Я понял. Хотя… пересматривать наши идеологемы рано. Мы еще не полностью реализовали потенциал третьего приоритета. Дойдем и до второго, и до первого. Всему свое время. Ошибочно считать, что покорение России – дело одного-двух десятилетий. Мы работаем с ней уже две тысячи лет. А вашему Союзу – всего полстолетия. Работайте в прежнем режиме.
Акум поймал еще один высверк гипнотического взгляда собеседника, склонил голову.
– Согласен, господин.
– У вас все?
– Есть абсолютно неотложные мероприятия…
– Я в курсе. Ваш помощник вполне справится со всеми вашими поручениями.
– Он жаждет схватиться с Русским орденом, – ухмыльнулся аббат.
– Это ему не по зубам, но пусть попробует. Что-нибудь еще?
– Русский орден подчиняется вашим соперникам, волхвам…
– Это заблуждение. Орден действует самостоятельно, хотя контакты и возможны. Кстати, этим обстоятельством можно воспользоваться для дискредитации движения и перехвата управления. Орден должен войти в СТО, под ваше крыло, дорогой лорд, и тогда мы займемся…
Он не договорил, но Акум и так понял, кем собирается заняться Кондуктор. Русские волхвы в самом деле были непримиримыми врагами жрецов и магов Криптосистемы. И несмотря на то что волхвы потерпели поражение в прямой войне с магами, еще во времена гипербореев, они не подчинились Геократору и продолжали готовить своих учеников, витязей, для новой освободительной войны. И становилось их – несущих идею русского возрождения – все больше и больше.
– Прощайте, лорд, – сказал Тивел. – Понадобитесь, я сам свяжусь с вами.
Он как бы подчеркивал, что не стоит беспокоить его по пустякам. Хотя Акум на сто процентов был уверен, что Стратега волнуют те же проблемы.
Экран монитора показал красного паучка и погас.
В кабинете тенью проявился слуга.
– Время омовения, владыка.
– Иду, – отозвался Великий Отец СТО.
Федоров
6 декабря
Лев Людвигович ехал из Москвы в Кострому буквально окрыленный.
Шарипов не только пообещал профинансировать проекты по созданию У-реактора и «летающей тарелки», но и построить научно-производственный центр, который должен был возглавить Федоров. Задачи центру пока не ставились, но и так было понятно, что главный спонсор ждет от этого начинания конкретной отдачи, воплощения в металле теоретических разработок инженера.
Договорились они и о том, что создание центра пока должно вестись тайно, тихо, без пиара и шума в прессе, чтобы идею не перехватили возможные конкуренты. Последняя просьба Шарипова показалась Льву Людвиговичу смешной, конкурентов у него не было, если не считать Владимира Семеновича, работавшего в Минске, но тем не менее обещание сохранить развертывание центра в тайне он дал.
– Поезжайте домой, – сказал ему на прощание директор «Ямалгаза», – подготовьте все материалы, модели и недостроенные аппараты к перевозке. Я еще не знаю, где мы будем устраиваться, в столице или в Салехарде, где я ни от кого не завишу. Как только решение созреет, я дам вам знать. Желаю удачи.
С этим напутствием Лев Людвигович и уехал из Москвы. Сначала в Кострому, чтобы разобраться в документации, потом в Брянск, за женой, а оттуда снова в Кострому. Позвонил Данилину, чтобы обрадовать друга своими успехами, пригласил его к себе. Договорились встретиться в субботу седьмого декабря на квартире Федоровых, предвкушая теплую дружескую беседу.
Пятого декабря Лев Людвигович съездил в деревню Суконниково, полдня провозился в холодном сарае, заканчивая монтаж действующей «летающей тарелки», хотел было даже запустить ее, но отложил эксперимент: ударили морозы, температура воздуха упала ниже двадцати градусов, и полет был чреват обморожением. Нужно было подготовиться к летным испытаниям серьезно, приобрести летный комбинезон и унты.
Шестого декабря Лев Людвигович снова занялся упорядочиванием документации, хранящейся в шкафах, и копированием наиболее важных своих теоретических работ и расчетов. Переписав их на дискеты, он спрятал один комплект в стол, а второй положил в конверт, написал: «Андрюше Данилину», – и спрятал в карман зимней куртки, чтобы передать при встрече Андрею. Не то чтобы он подстраховывался на случай потери расчетной части проектов, не слишком надеясь, что она для кого-то будет представлять интерес, но все же считал, что документация должна храниться в надежных руках.
В принципе, он мог бы и отдохнуть дома после трудов праведных, расслабиться в компании с женой, привыкшей терпеливо ухаживать за мужем и сносить его образ жизни, но дом для Льва Людвиговича никогда не был тихой гаванью. Он везде работал, в том числе в собственной квартире, превратив ее в лабораторию, в небольшой испытательный стенд. Здесь он сделал первые расчеты стандартных квадрупольных генераторов, здесь провел первые опыты с антигравитационными весами, здесь построил и испытал первые модели «летающих тарелок».
Вечер шестого декабря застал Федорова за компьютером. Он все еще искал «изящное» решение конструкции космического корабля для полета на Марс. Хотелось окончательно сразить Шарипова и его экспертов, представив им детальный чертеж «тарелки», способной доставить на Красную планету экипаж в количестве семи человек.
– Может быть, сходим поужинать в ресторан? – робко заглянула в кабинет мужа Лена.
Лев Людвигович отрицательно мотнул головой, увлекшись работой. Жена тихо закрыла дверь, зная, что в минуты творчества мужу лучше не мешать. Она была идеальной супругой для такой увлекающейся натуры, как Федоров, и он иногда ловил себя на мысли, что ему крупно повезло в жизни. Женщины, подобные Елене, дарини и берегини, – встречаются на дороге жизни нечасто.
Подумав об этом, Лев Людвигович записал изображение «тарелки», вместе с расчетами, на «сиди», прибавил несколько слов от себя – напутствие Данилину и решительно выключил компьютер. Надо было отдохнуть. Предложение жены пойти поужинать в ресторан прозвучало весьма кстати.
– Собирайся, Ленок, – объявил он, появляясь в гостиной, где жена смотрела телевизор. – Пойдем ужинать.
Елена расцвела, засуетилась, убежала в спальню переодеваться. Оделся для похода в ресторан и Лев Людвигович, вытащив из шкафа единственный «парадно-выходной» костюм в темно-синюю полоску, в котором он ездил в Москву.
Однако осуществить задуманное супругам не удалось.
В дверь позвонили.
– Открой, Лева, – попросила из спальни Елена. – Я еще не готова.
– Интересно, кто это решил навестить нас, – хмыкнул Лев Людвигович, глянув на часы: шел девятый час вечера. – Может, Андрей?
Он посмотрел в дверной «глазок».
На лестничной площадке перед дверью стояла молодая женщина в дубленке зеленоватого цвета и вязаной шапочке. В руках она держала блокнот и ручку.
– Кто там? – спросил Федоров.
– Я из ЖЭКа, – заговорила женщина. – Откройте, пожалуйста. Мы проводим опрос жильцов района и записываем их пожелания по улучшению качества обслуживания.
– Надо же, проснулись… – пробормотал Лев Людвигович. – Неужели у властей руки и до этого дошли? Не зря я за мэра голосовал.
Он открыл дверь.
И тотчас же возникшие буквально из воздуха дюжие молодые люди в обычной гражданской одежде – куртки, вязаные шапочки, кепки, шарфы – заломили за спину руки Льву Людвиговичу и втащили в прихожую.
Из спальни на шум выглянула Елена в темно-вишневом вечернем платье, округлила глаза.
– Что вы делаете?! Кто вы такие?!
Женщина в дубленке и третий молодой человек в меховой куртке подскочили к ней, схватили за руки, зажали рот. Затем силой усадили на стул и связали принесенной с собой клейкой лентой, сноровисто заклеили рот.
Льва Людвиговича тоже попытались усадить в кресло, но он уже пришел в себя и начал сопротивляться. Обладая недюжинной физической силой, он буквально впечатал одного из держащих его парней в комод, а второму сломал палец, стряхивая его с себя. Однако брали его профессионалы, знающие приемы рукопашного боя, поэтому борьба длилась недолго.
Льва Людвиговича ударили в живот, в спину, по голове, скрутили, связали и впихнули в кресло. Женщина в дубленке подошла к нему, дернула за волосы, заставляя Федорова задрать голову к потолку.
– Где материалы?!
– Какие материалы? – с трудом выговорил инженер, перед глазами которого плыли огненные круги; от удара в живот внутренности плавились и корчились, и он боялся, что его вот-вот вырвет.
– Те, что ты привозил Шарипову!
– Я ничего не…
Удар по затылку! Искры из глаз!
– Где расчеты У-реактора и «летающей тарелки»?! Говори, иначе умрешь!
– Подите вы на…
Еще удар!
– Не скажешь, герой, искалечим жену! Миха, выколи ей глаз!
– Нашел, – раздался из кабинета Федорова голос одного из непрошеных гостей. – У него все расчеты в компе и дискеты в столе.
– Должны быть еще копии.
– Вроде нет ничего.
Женщина сняла вязаную шапочку, приблизила странно неподвижное, равнодушное лицо со сверкающими фанатическим блеском глазами к лицу Льва Людвиговича. У нее были очень короткие льняные волосы, как у мальчишки. И еще Лев Людвигович заметил в ушах гостьи черные – не металлические, а как будто керамические – сережки в форме креста.
– Есть еще копии? Говори!
– Н-нет… – прохрипел Лев Людвигович.
– Миха, отрежь ей нос!
– Не надо! – дернулся Лев Людвигович, застонал, получив удар по лицу. – У меня все там… в компе… в кабинете… За что?! Чего вы хотите?!
– Ты влез не в ту сферу знаний, изобретатель, – усмехнулась визитерша, провела ладонью по лицу; у нее были длинные ногти, выкрашенные черным лаком с золотыми точечками. – Занялся бы лучше разработкой тракторов для сельского хозяйства, а не теорией УКС. Или спортом. Вон какой ты большой и здоровый. Как там говорит пословица? В здоровом теле – здоровый член?
Спутники допросчицы заржали.
Она тоже улыбнулась, и тут же глаза ее заледенели.
– Где твои экспериментальные образцы? Ну?!
– Я отдал…
– У Шарипова только один, игрушка, где остальные?
Удар в грудь!
Лев Людвигович задохнулся от боли, закашлялся.
– Говори!
– Дураки… будьте прокляты!.. у меня ничего не…
Удар, глухая темнота.
Женщина в дубленке недовольно скривилась, подошла к Елене. По ее жесту парень сдернул с губ пленницы ленту.
– Может, ты знаешь, где муж прячет свои цацки?
– Здесь у него куча всяких приборов и устройств, – подал голос помощник женщины. – Две юлы, какие-то коробки…
– Шарипов признался, что инженер где-то строит образец в натуральную величину. Где он, моя милая? Говори, не то отрежу нос и уши!
– Я не знаю… – проговорила, содрогаясь, Елена, с ужасом глядя на допросчицу с мальчишеской прической. – Здесь ничего нет, только в деревне…
– Конкретнее!
– Лена, молчи! – пришел в себя Федоров.
Его ударили по затылку, но он вдруг неимоверным усилием разорвал путы, вскочил и страшным ударом в лицо отбросил повисшего на нем парня к стене, буквально расплющив ему нос.
Раздался выстрел.
Пуля попала Льву Людвиговичу в грудь.
Он с удивлением посмотрел на дырочку, появившуюся в белой рубашке на груди, поднял брови. Потом ноги его подкосились, и он мягко осел в кресло.
– Идиот! – гневно бросила предводительница группы. – Он был нам нужен живым!
– Он мне башку чуть не снес!
Завизжала Елена, пытаясь встать. Парень сзади ударил ее рукоятью пистолета по затылку, и она потеряла сознание.
Женщина склонилась над Федоровым.
– Кто еще знает о твоих разработках? Ну?! Где ты хранишь свою «тарелку»? Здесь? В Брянске? Ну?! Говори!
– В Брянске… – Лев Людвигович поднял на нее мутнеющие глаза; изо рта на подбородок и на рубашку стекла струйка крови. – Вас будут судить…
– Вряд ли. Но твои исследования мы закроем.
– Дураки… этот процесс… уже не остановить… по моим следам идут десятки других исследователей… а будут сотни и тысячи…
– Где ты спрятал аппарат?!
Лев Людвигович скосил глаза на скорчившуюся жену, прошептал:
– Прости, Леночка… – Затем пальцы его правой руки сложились в кукиш, он вздрогнул, широко раскрывая уже ничего не видящие глаза, и застыл. Пальцы разжались.
– Сволочь! – выругалась начальница группы, разгибаясь. – Ищи теперь…
– Она сказала – в Брянске, – заметил парень, который стрелял в Федорова, морщась и держась за голову. – Найдем.
– Обыщите квартиру.
– Здесь больше ничего нет.
– Уходим.
– А с ней что делать?
– Не оставлять же в живых, свидетели нам не нужны. Поройтесь в их вещах, заберите деньги и бижутерию, пусть менты думают, что это ограбление.
Раздался еще один негромкий выстрел…
Данилин
7 декабря
Неделя закончилась спокойно, без инцидентов и конфликтов. Депутат городской Думы Лазарев и его «шестерки» больше не приставали с требованием «поучить мальчишек» рукопашному бою, в школе тоже установился благоприятный климат, и Андрей слегка расслабился, веря в окончательную победу здравого смысла над темными силами. Добавил приятных оттенков в настроение и звонок Федорова, который приехал из Брянска с женой и пригласил Данилина в гости, на семейный ужин.
Утром в субботу седьмого декабря Андрей встал рано, убрал кровать, позанимался полчаса растяжкой мышц и сухожилий – без особой нагрузки – и принялся разбирать сложенные стопками по углам комнаты книги. Единственный книжный шкаф был забит под завязку, две полки над столом тоже ломились от книг, и надо было почистить библиотеку, освободиться от старых, ненужных и прочитанных книг.
В девять часов его позвала Анна Игнатьевна – завтракать.
Сначала он стеснялся такого проявления заботы со стороны старой учительницы, потом понял, что иначе она жить не может, не ухаживая за кем-нибудь, и смирился с положением «полуквартиранта-полуродственника».
На завтрак были манные котлеты, фруктовый салат и чай.
Бабушка Аня знала пищевые пристрастия постояльца и всегда готовила ему именно то, что он выбрал бы и сам.
– Прочитала тут газету недавно, – сказала она, наблюдая, как Андрей ест. – Правительство автор высмеивает. Как ты думаешь, имеет право?
– Наверное, имеет, – пожал плечами Данилин. – В нынешние времена всяк может слабого обидеть. А что пишут-то?
– Сейчас процитирую, – улыбнулась Анна Игнатьевна, разворачивая газету. – Уж больно ерничает автор. Вот, нашла. – Она поправила очки. – «Наше правительство – это команда единомышленников. Артель профессионалов. Союз смышленых и находчивых. Смешливых и добычливых. Это – наши Столыпины, Плеве и Витте. Наши битте-дритте. Наши грефы и трефы. Они – те, кто по первому зову, отбросив все лишнее, несущественное, могут тут же собраться и сыграть в преферанс».
Андрей не выдержал, засмеялся.
Рассмеялась и Анна Игнатьевна.
– Тут еще есть пассажи, про министров – кто за что отвечает, и даже про президента. Не боятся же такое писать! Раньше при коммунистах автор живо загремел бы на Соловки.
– Свобода слова, Анна Игнатьевна, ничего не поделаешь. А что про министров пишут?
– Пожалуйста. «У каждого свой участок, свое хобби. Военный министр отвечает за падающие вертолеты и взорванные бэтээры. Вице-премьер ответственна за голодовки учителей и самоубийство безденежных офицеров. Министр экономразвития отвечает за «экономическое чудо» в отдельно взятых родовых поместьях олигархов. Сельхозминистр – за лебеду. Министр образования – за неграмотность. Министр культуры, с привычным для элиты матерком, занимается реституцией».
Андрей опять засмеялся.
– Хорошо их припечатали, весело. Только вряд ли они читают газеты, наши супердорогие министры. Как занимались своими личными делами, не обращая внимания на критику, так и будут заниматься.
– Это верно, – грустно согласилась Анна Игнатьевна. – Что для наших чиновников глас народа? Пустой звук. Главное для них – добраться до властного кресла, а там хоть трава не расти. Ты куда сейчас собираешься?
– На тренировку.
– Отдохнул бы, а то вон какой худой, никак я тебя не откормлю.
– Я всегда такой был, Анна Игнатьевна. А отдыхать не приучен. Как говорит мой друг Лева: жизнь – это небольшой труд перед большим отдыхом.
– Это какой-то классик говорил, уж не помню, кто именно.
– Может быть.
– Лева – это Лев Людвигович, у которого ты в гостях был недавно?
– Он приехал с женой, сегодня посиделки устраиваем. Очень интересный человек и блестящий ученый. Открытие сделал.
– Какое?
– Как полететь на Марс, не применяя жидкотопливные ракеты.
– А какие же? Атомные, что ли?
– Говорит – антигравитационные. Игрушки у него действительно летают, так что чем черт не шутит? Вдруг получится.
– Ну, пожелай ему божеского просветления.
– Непременно передам.
Повозившись еще с полчаса с книгами, Андрей побрился и поехал на тренировку.
Собрались почти все. Отсутствовал только Кутузов, который передал через свою племянницу, тоже ходившую на занятия, что он в командировке.
– Сегодня мы продолжим знакомство с упражнениями, которые начали изучать на прошлом занятии, – сказал Андрей, привычно прикидывая готовность группы воспринимать его указания. – Медитативно-сенсорная гимнастика поможет вам раскрыть ранее неизвестные силовые возможности. Для того чтобы они проявились еще более мощно и помогли добиться цели, нужно прежде всего восстановить былую гибкость позвоночника, суставов и эластичность мышц. Упражнения, которые я вам предлагаю, предельно просты в исполнении, но прекрасно развивают суплес, помогают разработать суставы и добиться истинной молодости тела. Кстати, их можно выполнять вместо утренней гимнастики.
Итак, начнем с дыхания. Эта дыхательная система проверена опытом тысяч людей и зарекомендовала себя как эффективное средство очищения организма от негативных энергий и «шлаков» – остатков психических перенапряжений.
– Вопрос можно? – поднял руку Жора Решетов, самый молодой член группы; его больше всех интересовал смысл каждой практической методики. – Дыхание ведь это один из методов подготовки медитации, так? Разве мы будем медитировать, а не тренироваться?
– Не спеши, – улыбнулся Андрей, – всему свое время. Вы должны научиться не только защищаться и калечить противника, но и самостоятельно лечиться, нормализовать сосудистые реакции, гармонизировать сердечную деятельность, укреплять мышцы диафрагмы, восстанавливать самочувствие и многое другое. Начинаем. Исходное положение: ноги чуть шире плеч, слегка согнуты в коленях, спина прямая, ладони повернуты к животу, кончики указательных и больших пальцев соприкасаются, образуя ромб.
Андрей прошелся по рядам учеников, показывая, на какой высоте устанавливаются ладони.
– Руки согнуты в локтях, локти разведены в стороны. А теперь делай, как я. Вдох начинаем медленно, ровно и одновременно поднимаем раскрытые ладони, повернутые вверх, к плечам…
Он показал упражнение, проверил выполнение каждым учеником. Затем продолжил занятие, показав вторую и третью фазу цикла, отличную от первых двух тем, что последний вдох задерживался в груди, и выдох делался за счет мышечного сокращения грудной клетки.
– Это стандартный «лотос», – закончил движение Андрей. – Если будете начинать день с этого упражнения и делать постоянно, по девять циклов в течение дня, то скоро почувствуете значительное повышение тонуса. Теперь займемся непосредственно системой восстановления позвоночника. На эту тему есть великолепные стихи, написанные одной целительницей:[9]

Тихо замираю – силу собираю
И ее пускаю молнией-спиралью
Каждой клетке тела, чтобы тело пело,
Чтоб оно звенело, птицею летело!
Синей птицей счастья я парю над лесом,
Сила защищает от болезней, стрессов.
От хандры, от горя нет верней защиты.
Справа вижу моря зеркало в морщинках.
В этом небе синем я над морем синим
Стану крепкой, сильной, молодой, красивой!
Я могу, я смею, человек все может!
Выстоять сумею. Сила мне поможет.
Сила в жилах потекла,
Позвоночник как стрела.
С-с-сила! Ставлю я замок,
Чтобы стресс пройти не смог.
Последние слова Андрей выговорил с мощной подачей вибрирующего звукового потока, и группа шатнулась, зароптала, послышались восклицания, вздохи восхищения, хлопки в ладоши.
– Приготовились, – поднял руку Андрей, покоряя шум. – Встанем в исходную стойку. Ноги шире плеч, слегка согнуты в коленях. Руки согнуты в локтях перед грудью…
Занятия продолжались еще час и закончились тренингом приемов рукопашного боя без оружия. В половине второго Андрей вышел из Дворца спорта, глубоко вдохнул морозный воздух и подумал, что, несмотря ни на что, жизнь продолжается. Хотя отношение к ней у разных людей разное. Вспомнились стихи Анны Ахматовой:

Все мы немного у жизни в гостях.
Жить – это только привычка.
Наверное, у поэтессы имелись причины так говорить, но Андрей в данную минуту был с ней не согласен. Он делал свое дело, учил детей, тренировал взрослых, ищущих способы самовыражения и самосовершенствования, он был востребован жизнью и любим учениками, и некоторые мешающие жить счастливо моменты погоды не портили. В конце концов, как говорил первый учитель Данилина по рукопашному бою: все проблемы решаемы, кроме смерти.
На деревья в парке напротив Дворца спорта села стая ворон. Одна из них сделала круг над Андреем, словно спрашивая, чего он остановился, и ему вспомнился случай, происшедший во дворе дома, где он теперь жил. В подъезде жила семья бездомных котят, которых кормили чуть ли не все жильцы дома. Андрей тоже иногда выносил им остатки еды и стал свидетелем того, как огромная ворона вдруг стала оттаскивать котят от плошки с кашей за хвосты! А тех котят, которые норовили подойти к своей кормушке снова, она тюкала клювом по голове. Пришлось отгонять наглую птицу, прославленную во многих сказках и легендах благодаря отнюдь не птичьему уму.
Андрей улыбнулся, зашагал к машине.
Ворона, наблюдавшая за ним, сорвалась с ветки и сделала над ним еще один круг.
Что за наваждение? Неужели он так ей понравился? Или, наоборот, птицу раздражает цвет его куртки – голубой, с белыми прострочками?
Андрей вдруг почувствовал легкую тревогу. Прислушался к себе, не понимая, чем вызвано беспокойство.
Субботний день был по-зимнему свеж, безмятежен, искрился снег под лучами низкого солнца, прохожие спешили по своим делам, не обращая внимания на застывшего Данилина, редкие машины проскакивали мимо, шелестя по асфальту шипованными шинами, ничто не задевало сознания и не привлекало взор. И тем не менее Андрею показалось, что небо закрыла грозовая туча.
Он поспешил к машине, подумав прежде всего об Анне Игнатьевне. Старушка часто жаловалась на быструю утомляемость и головные боли. Он лечил ее, снимал синдром хронической усталости, понимая, что старость не лечится никакими медикаментами, но всерьез за жизнь старой учительницы не беспокоился. Ее предел еще не наступил. Но вдруг случилось что-то более серьезное?..
Однако все его страхи оказались напрасными.
Анна Игнатьевна спокойно сидела в гостиной в своем уютном старом кресле и вязала.
– С вами все в порядке? – обрадовался он, сдерживая разогнавшееся сердце. – В магазин сбегать не надо?
– Да я уже сама сходила, – улыбнулась Анна Игнатьевна. – Тебе звонили из милиции, капитан Скы… Скир…
– Скрылев? – Андрей почувствовал, как напряглись мышцы живота. Интуиция его не подвела: что-то случилось. Но что? И с кем?
– Что он сказал?
– Просил позвонить, как только ты приедешь.
Андрей без лишних слов набрал номер мобильного телефона Скрылева. Кирилл Степанович был капитаном криминальной милиции, его сын занимался в спортивной секции в школе, где работал Данилин, и они были знакомы давно, уже несколько лет.
– Кирилл Степанович? Это Данилин. Вы мне звонили?
– Приезжайте на Советскую, срочно!
– Что случилось?
– Убиты ваши знакомые.
– Кто?!
– Лев Федоров и супруга.
Сердце оборвалось.
– Еду! – глухо проговорил Андрей, глядя перед собой невидящими глазами. Бросил трубку, зашагал к выходу.
– Что с тобой, Андрюша?! – всполошилась Анна Игнатьевна. – Случилось что?
– Леву убили… – выговорил Андрей замерзшими губами и стремительно вышел.
Возле дома Федорова стояли полицейский «уазик» с мигалкой и «Скорая помощь». У подъезда толпился народ. Тихо переговаривались мужчины, некоторые женщины плакали.
Андрей протиснулся сквозь толпу, по лестнице поднялся на третий этаж и на лестничной площадке, где беседовали какие-то люди в гражданской одежде и полицейские, был остановлен парнем в серой форме с погонами сержанта:
– Сюда нельзя.
– Там мой друг…
– Идет дознание, посторонним вход запрещен.
– Позовите капитана Скрылева.
Сержант хотел было привычно спровадить настырного гражданина, но встретил его взгляд, переменился в лице. Достал рацию:
– Товарищ капитан, вас тут спрашивают… Фамилия? – спросил он у Андрея.
– Данилин.
– Какой-то Данилин… понятно… – Сержант отступил в сторону. – Проходите.
Андрей вошел в приоткрытую дверь, наткнулся на работавших криминалистов, отметил беспорядок в прихожей: все вещи и одежда были разбросаны по полу, будто здесь шла нешуточная борьба. Из гостиной выглянул Скрылев в обычной гражданской одежде: распахнутый полушубок, свитер, шарф, форменные брюки. Увидев Данилина, мотнул головой:
– Они здесь.
Андрей вошел в гостиную и увидел сидящего на стуле Льва Людвиговича в окровавленной белой рубашке. Глаза инженера кто-то закрыл, поэтому казалось, он спит. Лицо его было спокойное, разгладившееся, только слегка удивленное и бледное.
– Пуля в сердце, – сказал Скрылев, наблюдая за Андреем. – Но умер он, судя по всему, не мгновенно. Очень сильный мужик был.
Андрей перевел взгляд на скорчившееся в кресле тело Елены. Было видно, что в нее стреляли с близкого расстояния, сзади, и пуля попала ей в затылок.
Эксперты, работавшие в квартире, мешали смотреть на погибших, Андрей шагнул было к ним, но капитан удержал его за локоть.
– Не подходите, затопчете следы. Пойдемте на кухню.
Они прошли на кухню Федоровых, где тоже работали молчаливые криминалисты.
– Их обнаружили случайно, соседка позвонила в дверь, хотела попросить отвертку, а дверь открылась. Но убили их давно, еще вчера вечером.
– За что? – глухо спросил Андрей.
– Похоже на ограбление, но истинные мотивы станут известны позже. Вы давно их знаете?
– Десять лет.
– Когда виделись с ними в последний раз?
– С Левой… Львом Людвиговичем – несколько дней назад, он звонил мне, и мы встретились. Лена была у родственников в Брянске, еще с лета…
– Федоров был инженером, кандидатом технических наук и даже лауреатом Государственной премии – мы тут нашли кое-какие документы. Над чем он работал?
– Над практическим применением УКС.
– Уголовного кодекса, что ли?
– УКС – это теория упругой квантованной среды. Лев строил летательный аппарат на основе антигравитации и проектировал реактор на базе эффектов УКС.
Скрылев, полный, лысоватый, с длинными рыжеватыми бачками, превращавшими его в шкипера, слабо улыбнулся.
– Фантастика…
– Я видел его модели в действии. Они летают. Это прорыв в науке и технике, можете быть уверены.
– Да я не возражаю. Его убийство может быть связано с его научной деятельностью?
– Не знаю.
– А коммерческой деятельностью Федоров не занимался?
– Насколько мне известно – нет.
Андрей вспомнил чье-то[10] изречение, которое любил повторять Лев Людвигович: «Либо вы часть проблемы, либо вы часть решения». Очевидно, жизнь Федорова в чем-то подчинялась этой формуле. Его убили за то, что он стал частью проблемы. Но чьей?
– Следы какие-нибудь нашли?
– Следов много, но отпечатков пальцев ни одного. Работали явно профессионалы. И на мой взгляд, это не просто ограбление.
– У них нечего было грабить, Лева вечно сидел без денег.
– Может быть, грабители приходили за его инженерными разработками?
– Возможно.
– Вы могли бы определить, что у него пропало? Патенты, изобретения, документы, чертежи какие-нибудь.
Андрей неопределенно дернул плечом.
– Не уверен.
– Сейчас следователь освободится, и мы посмотрим, что осталось у хозяина, а что пропало, не возражаете?
Данилин равнодушно кивнул.
Через несколько минут его пригласили в небольшой кабинет-спальню Федорова, где эксперты разбирали бумаги покойного. Однако помочь им Андрей ничем не смог. Лев Людвигович никогда не показывал ему свои чертежи и расчеты, за исключением последней встречи, поэтому судить о том, что именно пропало, а что нет, он не имел возможности.
Прощаясь с капитаном, Андрей спросил:
– Вы мне потом расскажете о результатах следствия?
– Вообще-то не имею права, – вздохнул Скрылев. – Но вам сообщу. Кстати, соседка вроде бы видела двоих мужчин и женщину, куривших на лестничной площадке в тот вечер. Женщина была молодая, высокая, скуластая, в зеленоватой дубленке. Еще соседка заметила, что у этой дамы были черные сережки в форме креста и длинные ногти с черным лаком.
Андрей покачал головой.
– Наблюдательные у нас соседи. Вы хотите сказать, что это были грабители?
– Не обязательно, но весьма вероятно. И еще… – Скрылев поколебался немного, что-то решая про себя. – Мы нашли в кармане пальто убитого конверт с дискетой…
Андрей подождал продолжения.
– Так вот эта дискета предназначалась вам, – закончил капитан. – Мы ее просмотрели. Там – несколько слов хозяина, что, мол, сохрани, Андрюша, для потомков, на всякий случай, и чертежи каких-то устройств, копии патентов. Сейчас отдать вам дискету мы не сможем, но вернем, как только закончится следствие.
– Спасибо. Это все, что там записано?
– Еще Федоров сообщил, что был у некоего Шарипова, и тот обещал ему всестороннюю поддержку.
– Кто такой Шарипов?
– Только один Шарипов имел возможность помочь вашему другу – Иван Кежеватович, директор компании «Ямалгаз». Но он тоже убит. Вчера днем. У себя на даче, в бассейне. Такие вот дела.
Андрей постоял немного, переваривая услышанное, закрыл глаза, вспоминая басовитый смех Льва Людвиговича, его оптимизм, веру в людей и в себя, и мысленно поклялся найти убийц инженера. Во что бы то ни стало!

Хоронили Федоровых девятого декабря.
Из Брянской губернии прилетели родственники Елены: отец, мать, тетки, а также престарелый отец Льва Людвиговича. Мать инженера приехать не смогла, у нее случился сердечный приступ, и ее положили в больницу.
Всего в похоронах участвовало около тридцати человек, в том числе коллеги Льва Федорова по работе, институтское начальство, приятели и друзья. Андрей помогал нести гроб с телом друга, а потом долго успокаивал – своим присутствием, заговорами и энергетически – родичей Федоровых, среди которых почти не было молодежи, а возраст стариков перевалил за семьдесят. Он и с кладбища уходил одним из последних, вспоминая свои встречи с Левой, беседы, споры, совместные походы на лодках по рекам и озерам Костромской губернии и на Урал.
Собственное расследование обстоятельств гибели Федоровых Андрей начал, не надеясь на российскую Фемиду, сразу же после второй – вечерней – встречи с капитаном Скрылевым. Выяснились дополнительные подробности происшествия, которыми Скрылев поделился с Данилиным, уступив его просьбам.
Во-первых, нашлись свидетели, которые тоже видели молодую женщину с очень короткой прической, в светло-зеленой дубленке. «Стриженая» садилась во дворе дома в новую «Ладу-151» цвета «брызги шампанского». С ней вместе якобы сели в ту же машину еще четверо молодых людей, хорошо одетых, но неразговорчивых и несуетливых. Как призналась свидетельница, выгуливавшая свою собаку породы чау-чау, она была удивлена поведением молодежной компании, не произнесшей ни одной шутки, ни одного слова. Все словно воды в рот набрали, и никто из них ни разу не улыбнулся. А двое из них передвигались с трудом. Один держался за голову, второй баюкал руку.
Во-вторых, убиты были Федоровы из одного и того же пистолета калибра четыре и пять десятых миллиметра иностранного производства, пули которого, попадая в тело жертвы, разворачивались лепестками, увеличивая объем поражения тканей. Бронежилет такие пули не пробивали, и использовалось оружие подобного типа исключительно в целях быстрой ликвидации пленников интернациональными диверсионно-террористическими группировками, имеющими к этому времени собственные оружейные мастерские и конструкторские бюро.
В-третьих, еще один свидетель якобы видел, что за рулем «сто пятьдесят первой» «Лады» тоже сидела женщина, курившая сигарету.
– Нашли окурок? – поинтересовался Андрей.
– Мы нашли почти два десятка окурков, – ответил хмурый Скрылев, которому поручили расследование преступления; сам он считал, что это стопроцентный «висяк». – Один из них явно бросила женщина – на окурке остались следы помады. Сигарета без фильтра, с добавлением «травки», такие сейчас официально разрешены к употреблению во многих европейских странах, в том числе в Латвии.
– Женщины… – пробормотал Андрей.
– К сожалению, – вздохнул Скрылев. – Самый непредсказуемый и опасный контингент. Причем день ото дня количество преступлений, совершенных «слабой половиной» человечества, увеличивается. Мало того, если у мужской жестокости есть тормоза, то у женской – нет.
– Это ваш личный вывод?
– Это статистика, – снова вздохнул капитан. – Кстати, на лице Федорова и на шее его жены обнаружены ссадины и царапины от женских ногтей.
Андрей пристально посмотрел на собеседника, и тот добавил:
– Их били, пытали, требуя что-то отдать.
– Документы…
– Точно так. Поэтому я считаю, что убийство было заказным. Это не рядовое ограбление, как утверждает… – Скрылев замолчал.
– Кто?
– Начальство настаивает квалифицировать инцидент как ограбление и искать преступников среди уголовников.
– Вы тоже так считаете?
– Я считаю, что действовали профессионалы.
– Но они же оставили следы, прокололись с машиной…
– Полагаю, это группа некоего определенного круга, но не военные и не из спецслужб. Те сделали бы все тихо, без свидетелей.
– Наверное, вы правы. Номер «Лады» установили?
– Только цифры – 316.
– Можно найти машину по этому номеру?
– Мы уже ищем, но вряд ли он настоящий. Скорее всего грабители перевесили номера, так что ничего мы доказать не сможем, несмотря на запоминающийся цвет минивэна. Однако искать будем.
– Фотороботы предполагаемых убийц будете составлять?
– Попытаемся.
– Мне нужны копии.
– Зачем это вам, Андрей Брониславович? – Скрылев с грустным недоумением посмотрел на Данилина. – Вы хотите участвовать в расследовании?
– Я хочу найти убийц.
– Едва ли мы их найдем. Знаете, каков у нас по стране средний процент раскрываемости особо тяжких? Всего восемь процентов!
– И все же я вас очень прошу помочь.
Скрылев помолчал, закуривая.
– Хорошо, Андрей Брониславович. Я вам позвоню. Кстати, вот ваша дискета. – Он достал из кармана куртки прозрачную коробочку с дискетой. – Мы скинули файл в наш компьютер.
– Спасибо.
– Не за что. Как там мой Вовка?
– Хороший парень, – усмехнулся Андрей. – Волевой, настырный, занимается с удовольствием.
– Он у меня философом растет, книжки всякие умные читает, библиотеку собирает. Спасибо, что вы его в секцию взяли.
– Не за что.
Этот разговор состоялся девятого декабря, сразу после похорон Федоровых. А вечером того же дня Андрею позвонили.
Сняла трубку Анна Игнатьевна:
– Але? Да, здесь… сейчас… Андрюша, тебя.
– Кто? – выглянул из спальни Данилин.
– Женщина какая-то, голос не узнаю.
Андрей взял трубку, подумав о жене.
– Слушаю.
– Будешь путаться под ногами – уберем! – раздался незнакомый женский голос, уверенный и грубый. – Понял?
– Кто говорит?
– Пиковая дама, – засмеялись на том конце провода. – Имей в виду, мы не шутим.
– О чем идет речь?
– Не притворяйся, ты знаешь. И если твой дружок дал тебе какие-нибудь бумаги на сохранение – лучше уничтожь, пока не поздно.
– Это все?
– А разве мало?
Андрея вдруг озарило: с ним разговаривала та самая молодая женщина в дубленке, которую видели соседи Федоровых. Она, очевидно, и руководила группой ликвидации.
– Я понял, – медленно проговорил он. – А теперь послушай, что я тебе скажу… пиковая дама. Обещаю приложить все усилия, чтобы найти всех убийц Левы! Даже если вы спрячетесь на дне океана!
– Ну-ну, – ответили ему с сарказмом. – Безумству храбрых поем мы песню… Прощай, учитель. Мы тебя предупредили.
– До встречи, – ответил Андрей, слушая раздавшиеся гудки.
До этого разговора он действительно колебался, стоит ли продолжать собственное расследование трагедии, теперь же вдруг понял, что стоит. Сомнения испарились.
Русский орден
8 декабря
Владимир Владимирович Белогор родился в тысяча девятьсот сорок пятом году в Смоленской губернии.
Окончил Московский химико-технологический институт имени Менделеева, затем экономический факультет МГУ.
Работал начальником цеха, главным инженером Карачаровского завода пластмасс, первым заместителем гендиректора НОП «Полимербыт».
В тысяча девятьсот девяносто первом году стал председателем Московского городского комитета по науке и технике, в девяносто втором – председателем совета директоров закрытого акционерного общества «Москомнаука». Защитил две диссертации, получив степени кандидата экономических наук и кандидата химических наук.
В тысяча девятьсот девяносто пятом году создал и возглавил корпорацию «Ком-С» («Компьютерные системы»), начавшую разработку новейших периферийных устройств для компьютерных сетей.
Женился поздно, в сорок лет, поэтому ребенок в семье был один – сын Руслан.
По всем отзывам Белогор слыл человеком целеустремленным, требовательным, жестким, не любил людей необязательных, не держащих слово, ленивых и болтливых. Увольнял таких безжалостно, даже если они были хорошими специалистами, следуя мудрости Софокла: «Много говорить и многое сказать – не одно и то же».
Однако мало кто из его коллег, приятелей и даже родственников знал, что Владимир Владимирович является еще и Пресветлым Князем Русского ордена, раскинувшего крылья над территорией многострадальной России от Калининграда до Владивостока. Эта организация была так глубоко законспирирована, что о ее существовании не ведала ни одна государственная спецслужба страны. Уровень ее возможностей был еще невелик, но уже начал вносить существенный вклад в расстановку политических сил внутри России. О чем опять же знали только несколько человек в высших эшелонах власти, ставшие адептами ордена.
Восьмого декабря Владимир Владимирович вызвал в свой офис, располагавшийся на территории корпорации «Ком-С», Первого князя ордена, занимавшего официальный пост начальника базы Управления спецопераций ФСБ. В одиннадцать часов утра Первый князь – полковник Всеслав Антонович Родарев переступил порог кабинета главы «Ком-С».
Они поклонились друг другу.
– Присаживайся, Всеслав Антонович, – повел рукой глава ордена.
Родарев подсел к Т-образному столу, на краю которого стоял плоский монитор современного компьютера, выполняющего роль защищенной системы связи и постоянно включенного.
– Слушаю, князь, – сказал полковник. – Плохие новости?
– Аналитические, – ответил Белогор без улыбки; в его устах это означало – «новости напряженные», то есть новости рабочего состояния. – Аналитики выдали последние расчеты, и по их прогнозам ничего хорошего ситуация нам в ближайшее время не сулит.
– Кто-нибудь из наших агентов провалился? – осторожно поинтересовался Родарев.
– Прямых провалов нет, однако наметились некие опасные тенденции. Разведка докладывает, что СТО начинает усиливать давление на Россию. В ближайшие дни следует ждать идеологической, а то и агентурной атаки. В связи с чем я забираю из-под твоего крыла, князь, тактическое подразделение и передаю твоему заместителю.
– Воеводе Николаю?
– Нет, князю Шельмину.
Родарев помолчал, обдумывая решение главы РуНО.
– Алексей не справится с ППП.
– Первое время ему будет действительно нелегко, пока он не войдет в курс дела. Но он справится. Ты же полностью переключишься на решение стратегических задач. Деятельность дружин СОС мало эффективна. Ликвидация лидеров бандформирований – не главная их головная боль. Лидерами СТО делается очередная попытка полного подчинения управления Россией. Они многого добились, надо признаться, расставив везде своих людей, контролируя сферы производства, финансов, культуры и образования, осталось только прибрать к рукам управление спецслужбами, институтом президентства, местными органами самоуправления и творческой реализацией.
– Ты имеешь в виду науку?
– Науку в том числе. По нашим сведениям, нападения на известных ученых, изобретателей и гениальных самоучек не случайны, все это часть плана СТО по уничтожению творческого потенциала России.
– Творческий потенциал народа уничтожить никому не под силу, – усмехнулся Родарев.
– Тем не менее реагировать на попытки уничтожения надо быстро и остро.
– Согласен.
– Вот почему я и разделил нашу оперативную базу. Для твоих людей есть цели поважнее: финансисты боевиков, агенты Синедриона, чиновники – торговцы людьми и ресурсами, министры-коррупционеры, разработчики планов дробления России, уничтожения ее культуры и традиций, духовного потенциала, прямые враги отечества за рубежом.
– Чем же тогда будет заниматься система ППП?
– Не беспокойся, у нее работы хватит. Предстоит очистить от скверны всю территорию страны. Но если ты против назначения Шельмина…
– Я плохо его знаю.
– Он молод, амбициозен, но проверен в деле, хороший тактик и многого добьется. В случае каких-либо негативных последствий назначения мы его заменим. Но ведь и молодежи надо приобретать опыт?
Родарев промолчал, не желая вслух высказывать свои сомнения. Алексей Харлампиевич Шельмин был сыном старого приятеля главы РуНО и давно зарекомендовал себя ярым последователем этнической чистки государственных властных структур.
– У тебя есть возражения по существу? – сузил проницательные карие глаза Владимир Владимирович. – Зная присущую тебе осторожность…
Родарев качнул головой, по его губам скользнула тонкая усмешка.
– Мне как феномену присущ самовозрастающий логос.
Глава ордена поднял брови, откинулся на спинку стула, с некоторым сомнением разглядывая твердое волевое лицо полковника.
– Очень интересное заявление.
– Я пошутил. Это не мои слова.[11] Если ты решил назначить руководителем системы ППП князя Шельмина – ничего не имею против. До сих пор он действовал в пределах наших представлений и доктрин, выполнял все поручения, хотя мне и не нравится его упрямство и чрезмерная заносчивость. По опыту знаю, что гордыня – прекрасная база для ошибок и смены ценностных ориентиров.
– Тем не менее мы с тобой не боги и не в состоянии лично контролировать все сферы деятельности ордена. Пусть Алексей поработает.
– Ему придется несладко. Мы живем в эпоху великого равнодушия, и подвигнуть инертную массу народа, полностью зазомбированного телевидением и средствами массовой информации, на благое деяние – почти невозможно.
– На первых порах ты ему поможешь. Он справится. И все на этом, вопрос с назначением решен. Давай поговорим о твоих собственных проблемах. По данным разведки, стало известно, что Синедриону требуется компьютерщик, и не просто компьютерщик, а высококлассный специалист. Необходимо подсуетиться и устроить туда нашего человека. Сможешь?
Родарев провел ладонью по седому ежику волос.
– Такие задачи мы еще не решали. Сколько у меня времени?
– Вчера.
– Понятно.
– Если мы внедрим в СТО нашего агента, будем знать все о планах врагов.
– Меня агитировать по этому поводу не надо. Но и проваливаться бы не хотелось. Разреши позвонить?
– Звони.
Родарев включил свой сотовый:
– Николай? Найди Сашу Королева… Через полтора часа будьте у меня… все. – Выключил телефон. – Вторая проблема?
– В течение двух недель надо сделать два дела. Первое: обложить со всех сторон, как волка, одного религиозного деятеля – Етанова Николая Игоревича.
– Архимандрита РНХЦ?[12]
– По нашим предположениям, он является не только главой церкви, но и маршалом Российского ордена Власти. Но учти, он дружен с самим Джеральдом Махаевски, Высшим Посвященным…
– Магистром датского ордена Раздела.
– Все-то то знаешь, князь. Махаевски – очень сильный противник. Адепт черной магии, мастер воинских искусств, философ, ученый, знаток России. Блестяще знает язык.
– У меня тоже есть орлы такого полета.
– Сомневаюсь. Поэтому будь осторожен. Вторая задача, которую тебе надо решить быстро, – Грузия. По нашим сведениям, на территории Грузии оборудованы схроны с переносными зенитно-ракетными комплексами «Игла-2» российского производства.
– Которыми боевики сбивают наши вертолеты на границе с Чечней?
– Теми самыми. Требуется уничтожить схроны, боевиков, использующих ПЗРК, а также грузинских чиновников, прикрывающих эти операции. Хватит цацкаться с ними и уговаривать коллег не зарабатывать на крови наших солдат и офицеров!
– Хватит, – согласился Родарев. – Может, заодно прихлопнуть и этого маразматика, грузинского президента? Попил кровушки своего родного народа, не одного хорошего человека в тюрьме сгноил, да и нам насолил крепко.
– Его свои уберут, надоел всем, так что не надо суетиться. Кроме этих двух первоочередных задач, тебе следует заняться и другими, не менее важными. Космонавтика, медицина, общее состояние науки – это тоже наши приоритетные направления работы. Науку разваливают практически в открытую, космонавтику в первую очередь.
– Для этого нужны специалисты.
– Получишь. Будешь работать с Андреевым и его молодыми и рьяными «лаборантами», которые разбираются в научных проблемах не хуже академиков.
– А что у нас с наукой? Я как-то не интересовался…
– А зря. В развитых странах в сфере науки и высоких технологий занято до двадцати пяти процентов трудовых ресурсов, в России – три. Финансирование НИОКР в странах ЕС достигает пятидесяти пяти процентов, в США – шестьдесят семь, у нас – двенадцать. Есть разница?
– Существенная. Причины проанализированы?
– Та же коррупция и прямое предательство. Чиновников, голосующих за сокращение расходов на высокие технологии и ратующих «за улучшение жизни народонаселения», будем убирать беспощадно! В отдельных областях знаний царит тот же беспредел. Космонавтика – яркий пример. Сейчас в космосе летает более тысячи аппаратов, из них российских – сколько ты думаешь?
– Двести?
– Всего сто десять! О бюджете отечественной космонавтики и говорить не приходится, цифра просто смехотворна. А принимают решения о финансировании отрасли известные всем министры и лоббисты из Госдумы.
– Всех – мочить!
– Давно пора.
– А что в медицине?
– Тебе выдадут полный пакет данных по медицине. Один только пример: в Питере закрыли Институт мозга, ученые которого начали успешно лечить наркоманов стереотоксическими методами.
– Хотят, чтобы Россия стала «отстойником» алкоголиков и наркоманов…
– Именно. Те, кто начал кампанию травли медиков и дискредитации метода, известны.
– Понял.
– Я в тебе не сомневался, – улыбнулся Владимир Владимирович. – Теперь давай покумекаем над нашими проектами…
Через полчаса Всеслав Антонович покинул кабинет Пресветлого Князя, нагруженный информацией «под завязку». Однако привычка контролировать эмоции помогла выглядеть уверенным, невозмутимым, сильным, и подчиненные полковника увидели своего командира таким же подтянутым и деловито-сосредоточенным, как и прежде.
– На базу, – бросил он водителю новой «триста двенадцатой» «Волги», принадлежащей Управлению спецопераций.
В час дня Родарев встретился у себя в кабинете с воеводой ордена Николаем Степановичем и специалистом по компьютерным сетям Александром Королевым, который знал всех известных компьютерщиков мира. Только он мог порекомендовать специалиста из числа своих друзей или знакомых, кто согласился бы послужить ордену – и Отечеству – верой и правдой, внедрившись в святая святых СТО – Синедрион.
Буй-Тур
8 декабря
Обычно задание Гордей получал через службу наведения ППП. На этот раз его вызвал к себе сам Спирин – воевода ордена, правая рука князя, руководившего операциями ППП на всей территории России.
Встретились они в профилактории «Благоево» Министерства обороны, располагавшемся в десяти километрах от Московской кольцевой автодороги по Новорижскому шоссе, где Русский орден создал базу службы ППП. Буй-Тур бывал здесь нечасто и не знал, где находится кабинет воеводы, но догадывался, что Спирин принадлежит скорее всего к руководству профилактория.
Так оно и оказалось. Кабинет под номером 3, куда ему велено было явиться, оказался владениями заместителя директора профилактория по хозяйственной части.
Встретил Буй-Тура средних лет мужчина с тяжелым мясистым лицом, на котором выделялись густые брови и прозрачно-серые цепкие глаза. Волосы у замначальника профилактория были черные, тоже густые, с проседью. Весь его облик дышал силой и властной непреклонностью.
– Садитесь, Гордей Миронович, – привстал он из-за стола, протягивая широкую ладонь. – Давайте сразу к делу, времени у меня мало.
Гордей оглянулся на дверь.
– Вы без охраны?
– Пусть вам так не кажется. Территория профилактория охраняется по высшему разряду.
– Я заметил только дежурного на входе.
– В устах профессионала это похвала. Итак, вашей группе поручено выполнить за десять дней два задания. Первое: надо физически устранить одного иркутского бизнесмена, возжелавшего обанкротить, а потом за бесценок купить Верхне-Ленское речное пароходство, и предупредить губернатора края, что если он будет и дальше поддерживать бандитов, сам отправится на тот свет. Фамилия бизнесмена – Добрынин, он, кроме всего прочего, еще и депутат краевой Думы. Второе задание – ликвидировать чеченскую бандитскую команду, терроризирующую весь юг России – от Ставрополья до Ростова и Волгограда. Нельзя допускать, чтобы бандиты диктовали свою волю местным властям и ставили на колени весь народ.
– Снова чеченцы?
– Вас что-то не устраивает, полковник?
– Просто это слово уже оскомину набило…
– К сожалению, оскомина – не главная наша беда. Хотите недавний пример? Позавчера кавказцы избили в кафе «Мартан» двух девочек-школьниц.[13] Им не понравилось, что девочки не захотели с ними знакомиться. И что? Вы думаете, кто-нибудь встал на их защиту? Даже скины не почесались! Другой пример: в Корее американский пьяный офицер сбил на джипе двух девушек,[14] так по всей Корее прокатилась волна антиамериканских выступлений! Избили полсотни американцев, солдат и туристов! Вот как надо защищать свой народ! И пока мы этого не поймем – над нами будут измываться все, кому не лень. Еще примеры нужны?
– Нет.
– Вот, ознакомьтесь.
Спирин подал Буй-Туру стопку листов.
Гордей быстро прочитал отпечатанный на листах текст – донесения разведки ППП с мест событий. Всего донесений было шесть, и все они рассказывали о бесчинствах переселившихся из Чечни, Дагестана и Ингушетии жителей этих субъектов Федерации на территории Волгоградской, Ростовской, Челябинской, Курганской, Ярославской губерний и Ставропольского края.
Хмыкнув, Буй-Тур перечитал донесения внимательней.
В одном говорилось об убийстве на дискотеке в станице Клетской двумя чеченцами русского парня Романа Лопатина. Поминки по убитому переросли во все-станичный сход, потребовавший от властей выгнать всех кавказцев и запретить им селиться в районе. Как всегда, нашлись горячие головы, а возможно – провокаторы, ринувшиеся мстить и увлекшие за собой толпу. Сгорело общежитие, в котором проживали одна чеченская семья и три русских. Милиция перекрыла дороги и не пустила в станицу чеченскую подмогу. Но общая ситуация в Клетском районе осталась напряженной. Численность населения района составляет двадцать семь тысяч человек, чеченцев насчитывается всего около трехсот, но им удалось организовать сбор «дани» с местных жителей и держать в страхе даже милицию. Роман Лопатин был убит за то, что отказался платить свой «взнос». Следствие по этому делу, как водится, зашло в тупик «из-за отсутствия доказательств».
Второе донесение рассказывало о побоище между местными казаками и чеченцами в селе Богородицком Ростовской губернии. В нем участвовало более семидесяти человек, вооруженных металлическими прутьями, обрезками труб, топорами и ножами. Чеченцы к тому же имели и огнестрельное оружие – обрезы и самодельные пистолеты. Тяжелые ранения получили двенадцать человек.
Совет атаманов губернии закончился массовыми беспорядками. Чеченцы притихли, но не надолго.
Но больше всего Гордея поразило сообщение из поселка Черниговка Челябинской губернии. Жители поселка оказались жертвами систематического террора чеченцев из соседнего села Магнитка. Началось все с дискотеки, как и в станице Клетской. Группа чеченцев стала приставать к шестнадцатилетней Евгении Лошкиной. Вступившегося за нее Антона Седого пятнадцати лет выволокли на улицу и жестоко избили, угрожая пристрелить любого, кто попытается вмешаться. Покидая место конфликта, опьяневшие от злобы чеченцы въехали на «копейке» в толпу молодежи, сбив и покалечив несколько человек. В Агаповском РОВД жителям Черниговки в помощи отказали. И через неделю не получившие отпора хулиганы заявились на танцплощадку снова. Напали на парней, нанесли семь ножевых ран двум молодым людям – Соловьеву и Дьяченко, выкрикивая: мы вас, русских свиней, в Чечне резали и здесь будем резать!
Пятеро казаков во главе с атаманом Магнитогорского казачьего войска обратили банду в бегство, но при въезде в Магнитку все были задержаны милицией.
– И осуждены за разбой!.. – вслух дочитал Гордей. Поднял на воеводу посветлевшие от сдерживаемого гнева глаза. – Их засудили?!
– Казаков? Увы, да. Троим дали по три года, одному – два и атаману – четыре. Общего режима.
– А чеченцам?
– Ничего. Предупредили, что если будут безобразничать – их привлекут к ответственности.
– Но это же кретинизм!
– Согласен. Однако судьи у нас до сих пор легко продаются и покупаются. А чеченцы все так же издеваются над жителями Черниговки и всего района.
– Вожаков выявили?
– Вот все данные. – Спирин подвинул к Буй-Туру папочку алого цвета с тисненым серебряным соколом. – Я мог бы и не вызывать вас сюда, полковник, но хочу предупредить. Разборки с кавказцами – дело тонкое, требующее учета всех местных деталей, особенностей, отношений, традиций и менталитета. Бандитов, причастных к террору, надо наказать, рядовых чеченцев и других южан – предупредить, но так, чтобы они поняли. Нам не нужны грандиозные победоносные войны с тяжкими последствиями. Законопослушные граждане страны пострадать не должны.
– Меня уже инструктировали по этому поводу.
– И тем не менее я вынужден еще раз акцентировать внимание на подходе к проблеме. Нельзя наказывать всех чеченцев огулом, и нельзя дать повод «правозащитникам» кричать на каждом углу, что мы разжигаем межнациональную рознь.
– Мне кажется, разборки с шайками отмороженных – дело неблагодарное и второстепенное.
– Кому-то надо выполнять и эту далеко не чистую работу. Приграничные с Чечней районы – не последние очаги терроризма на территории России, и вам придется чистить ее всю, в том числе в сердце страны – на Южном Урале и в Сибири. Но вы правы, ликвидация бандитов – важная, хотя и вторичная проблема. Террор – дело интеллектуалов, а не «обколотых» исполнителей. Боевики, к великому нашему сожалению, имеют не только высоких покровителей у нас и за рубежом, получающих бешеные прибыли на использовании бандформирований, но и свои интеллектуальные центры, мозговые штабы экстремистских партий и международных «миротворческих» организаций.
– Вот ими и надо заниматься в первую очередь.
– Ими занимаются другие наши дружины.
– Тогда ладно. С какой задачи мне начать?
– По вашему выбору.
– Тогда начну с «лечения» чеченских отморозков и фанатиков.
– Не возражаю. Но помните…
– Не забуду, Михаил Константинович. – Буй-Тур встал. – Правду говорят, что у нас новый генеральный?
– Руководство ППП осуществляет теперь другой князь.
– А старый что ж, сплоховал?
– Он отвечает за другую область деятельности службы, – сухо ответил воевода, давая понять, что разговор окончен.
Гордей взял пакет с данными по решению конкретной задачи и вышел.
Уговаривать его «работать тихо, без последствий» не требовалось, он и сам понимал последствия возможной неудачи, утечки информации или неосторожного обращения с населением глубинки России. Люди должны были знать, что их защищают, но не должны были даже догадываться – кто этим занимается.

Каждую операцию Буй-Тур со товарищи готовил тщательно и проводил в шесть этапов.
Первым этапом шло изучение материалов дела, подробностей, фактов, документов следствия – если таковыми располагала группа, а также личных характеристик и привычек объектов воздействия.
На втором этапе группа изучала местность, где проживали объекты, на третьем – выбирала место, где должна была проходить операция, и готовила подходы к нему.
Четвертый этап включал в себя разработку основного и запасных вариантов воздействия на «клиентов» ППП, а также вариантов отхода группы.
Пятый представлял собой выбор средств доставки и воздействия, связь со службой обеспечения, экипировку и снабжение группы в соответствии с «легендой» ее передвижения по району операции.
Шестой завершал операцию, ибо по сути являлся ее вершиной – ликвидацией или иным способом воздействия на объект.
На все подготовительные этапы операции в Челябинской губернии, куда сначала направилась группа, ей потребовалось три дня.
До Челябинска летели из подмосковной Лялихи на военном транспортнике – как «армейские снабженцы», имеющие предписание доставить в столичный гарнизон новое обмундирование. Из Челябинска в Златоуст их отвезли на автобусе, заказанном в военной комендатуре Челябинска специально для «снабженцев». Из Златоуста в Магнитку, где проживали основные главари чеченской диаспоры, терроризирующие местное население, а также их покровители из местной администрации и силовых структур, каждый член группы добирался самостоятельно, чтобы не вызвать подозрения у правоохранительных органов.
Одиннадцатого декабря, когда в округе слегка потеплело – температура воздуха повысилась с минус двадцати двух до минус двенадцати, все пять членов группы «Сокол» – включая Гордея – собрались на квартире, которую им сняла в Магнитке заранее квартирьерская служба ППП. Все они когда-то были офицерами Российской армии, служили в спецназе или в десантно-воздушных войсках, и это было все, что знал о них Буй-Тур. Настоящих фамилий своих подчиненных он не знал, во время операций они пользовались поддельными документами, как и он сам, и отзывались исключительно на имена: Влад, Борис, Жека-Евгений и Олег.
Влад был блондином, всегда тщательно брился, носил очки, хотя обладал острым зрением; в группе он выполнял роль снайпера.
Впрочем, все они отлично стреляли, владели приемами рукопашного боя и всеми навыками десантника-диверсанта, а главное – были хорошими актерами, легко при нужде перевоплощавшимися в стариков, женщин и «хлипких интеллигентиков». За плечами всех четверых были два, а у кого и четыре года работы в службе ППП, поэтому свое дело они знали туго.
В списках объектов воздействия, которые имелись на руках у Буй-Тура, значилось двенадцать человек. Троих из них – двух наиболее агрессивных, злобных и жестоких вожаков бандформирования, называвших себя «шахидами» – мстителями за веру, а также их покровителя из местных силовых структур, надо было убрать физически. К остальным следовало применить меры «административного воздействия»: четверых избить до полусмерти – эти люди также отличались жестокостью и агрессивным поведением и уважали только силу; троих напугать до такой степени, чтобы они до конца своих дней не решились выходить «на тропу войны» с исконными хозяевами земли русской; двоих предупредить.
После короткого совещания решено было начать операцию с «крайних мер», требующих особой осторожности. До сих пор операции по ликвидации бандитов, ушедших от возмездия со стороны правоохранительных органов, удавалось проводить без шума. Группа появлялась и исчезала как «небесная карающая сила», не оставляющая следов. Гордей надеялся, что и здесь им повезет, так как они не были простыми наемниками, работающими за деньги, но очищали свою землю от нелюдей, от подонков, не имеющих права жить. Правда, в их случае дело осложнялось тем, что операцию надо было проводить в зимних условиях, что накладывало дополнительные условия по маскировке группы и усложняло отход.
Первым в плане ликвидации стоял молодой чеченский отморозок Абдулла Темиров, родственник местного чеченского богатея Аслаханова, сколотивший из шпаны, в основном – чеченского и ингушского происхождения, мобильную команду, вымогавшую у молодежи района дань за «крышу». Хотя жителям окрестных сел и поселков никакой «крыши» не требовалось, защищать их надо было скорее от самих «защитников».
Вторым в списке на уничтожение значился майор городского РОВД Мовсар Аллаулин, прикрывающий деятельность банды. Каким образом этот человек, воевавший против федеральных войск в тысяча девятьсот девяносто шестом году на стороне Дудаева, стал начальником РОВД Магнитки, еще предстояло выяснить. Очевидно, у него были очень влиятельные покровители в Челябинске, а может быть, и в Москве. Сомнений же в том, что именно Аллаулин закрыл несколько заведенных на чеченцев уголовных дел, у Буй-Тура не было.
Майора решено было брать в сауне, куда он любил заглядывать по четвергам в компании с местными красавицами.
Операция началась в семь часов вечера по местному времени.
В сауну, построенную на деньги Аслаханова, создавшего Общество с ограниченной ответственностью «Алко-борз», которое торговало пивом и алкогольными напитками, и располагавшуюся в центре Магнитки, на улице Уральской, зашел средних лет мужчина в дорогой меховой шубе и не менее дорогой пыжиковой шапке, небольшого роста, с усиками «а-ля Чарли Чаплин».
– Прошу прощения, уважаемый, – сказал он, картавя. – Могу я погреться в вашем заведении?
– К сожалению, сауна сейчас занята, – развел руками охранник. – Моется один очень важный начальник. Если хотите – подождите до девяти часов вечера или приходите завтра, мы вас обслужим.
– Позовите вашего директора. Я хотел бы посмотреть на удобства.
– Он… ушел по делам, – замялся охранник. – Могу позвать кого-нибудь из обслуживающего персонала.
– Вас так много?
– Четверо. Напарник на запасном выходе дежурит и двое на обслуживании.
– Неужели двух официантов хватает, чтобы обслужить компанию клиентов?
– Как правило, приходят по трое-четверо, максимум – шестеро, так что справляемся. А вы хотите прийти один или с друзьями?
– С друзьями. А с этим вашим «важняком» много людей?
– Сегодня он один, – расплылся в улыбке охранник. – Если не считать девушек.
– Неужели он ничего не боится?
– А чего ему бояться, он сам из милиции. – Охранник виновато кашлянул, понимая, что сболтнул лишнее. – Я сейчас позову Мамеда…
Он повернулся спиной к посетителю… и упал лицом вниз от несильного, но точного удара по затылку.
Мужчина в шубе достал рацию.
– Начали.
Тотчас же в небольшой вестибюльчик сауны быстро вошли трое парней в одинаковых серых куртках, натянули на головы вязаные шапочки с прорезями для глаз.
– На улице все чисто, – обронил один из них.
– Второй охранник дежурит у запасного выхода, – сказал гость в шубе. – Снять тихо, без летального исхода.
– Обижаешь, командир, – проворчал тот же парень, доставая дистанционный электрошоковый разрядник. – Много их здесь?
– Охранников всего двое, плюс обслуга – два человека, плюс девочки и клиент.
– Он что же, без телохранов в сауну ходит?
– Зачем ему телохраны в родном поселке? К тому же вряд ли в его интересах светиться в саунах с компанией. Все, время пошло!
Парни в масках рассредоточились. Двое скользнули в дверь, ведущую в комнату обслуживающего персонала, третий направился по коридору в торец строения, где дежурил второй охранник. Мужчина в шубе подождал немного, прислушиваясь к звукам музыки, долетавшим в вестибюль из анфилады комнат, в которых располагались парилки, бассейн, бильярд и зона отдыха, потом не спеша двинулся вслед за двумя парнями, не снимая ни шубы, ни шапки.

Майор Мовсар Халилович Аллаулин, начальник РОВД Магнитки, плавал в бассейне, гоняясь за двумя девицами, когда в зал вошли трое незнакомцев: один в шубе, двое – в куртках, с шапочками на головах, скрывающими лица. Майор был волк битый и сразу все понял, но попытался выкрутиться из безнадежного положения.
– Вы что здесь делаете?! – заорал он, прячась за девиц. – Вон отсюда!
Девушки, заметив гостей, завизжали, но тут же притихли.
– Он? – спросил один из парней.
– Он, – подтвердил мужчина в шубе.
– Девочки – вон из бассейна!
Испуганные приятельницы майора поплыли к лесенке, полезли на бортик бассейна. Аллаулин ухватился было за одну из них, пытаясь прикрыться ею, снова заорал:
– Я начальник милиции! Немедленно убирайтесь! Не то вызову ОМОН!
– ОМОН уже здесь, – спокойно сказал мужчина в шубе. – Я полковник службы пресечения и предупреждения преступлений Русского ордена. Судья и палач в одном лице. Майор Аллаулин, ты приговорен к смерти за связь с бандитами и предательство своих товарищей. Пора отправляться на встречу со своим богом.
– Да я вас!..
Раздался тихий хлопок, почти не слышный на фоне музыки.
Во лбу майора расцвела красная розочка. Сила удара пули отбросила тело к стенке бассейна, затем оно без плеска ушло под окрасившуюся кровью воду.
– Уходим, – ровным голосом сказал мужчина в шубе; это был Буй-Тур.
Не торопясь, но и не медля, они покинули притихшее заведение для отдыха местной «элиты» и через несколько минут сели в поджидавший их микроавтобус «Баргузин» с челябинскими номерами, за рулем которого был пятый член группы «Сокол», круглолицый, с обманчиво добродушными глазами, Жека-Евгений.
– Удачно? – спросил он.
– Нормально, – ответил Буй-Тур, не испытывающий ни малейших угрызений совести. – У нас всего час времени, если девицы не поднимут шум раньше.
– Не поднимут, – отозвался Борис. – Я запер их на кухне, вместе с обслугой и приказал сидеть тихо до двенадцати часов. Телефон обрезал, а мобила была только у одного охранника.
– Все равно рано или поздно органы перекроют дороги района и придется напрягаться.
– Успеем, не впервой.
«Баргузин» резво помчался по улицам поселка, очищенным от снега только в центре. Выскочил на трассу, соединявшую Магнитку с городом Куса. В начале девятого он остановился на окраине поселка Октябрьский, куда, по данным разведки, направился следующий объект ликвидации Абдулла Темиров и его «кунаки», особенно отличившиеся в запугивании населения района.
– Что слышно? – повернул голову к Борису Буй-Тур; он уже снял шубу и пыжиковую шапку, отклеил усы и теперь переодевался в спецназовский комбинезон для ведения боевых действий в зимних условиях. Остальные члены группы делали то же самое.
– Пока все тихо, – ответил Борис, прослушивающий с помощью монитора диапазоны милицейской связи. – Обычный служебный треп.
Буй-Тур включил рацию:
– «Две тройки», как слышите? Прием.
Позывной «две тройки» принадлежал группе разведки и обеспечения, контролирующей передвижение объектов воздействия по территории района.
– Слышим хорошо, «две единицы», – отозвался динамик рации. – Объект только что подъехал к магазину «Продукты» на улице Пугачева, там у них пиво-водочный склад. С ним трое неправильных пацанов.
– Охрана у магазина есть?
– Небритый дядя неопределенного возраста, изредка выходит на улицу покурить. Вооружен кобурой, но что в кобуре – неизвестно. На всякий случай будьте порасторопней. Склад же охраняется двумя джигитами, у одного помповое ружье, второй что-то носит под курткой, скорее всего обрез.
– Понял, «две тройки». Из магазина на склад можно пройти?
– Можно, через подсобку.
– Мы уже в селе, начнем через четверть часа. Конец связи.
Буй-Тур выключил рацию, оглядел «соколов».
– Темиров со своими абреками сейчас в магазине. Более удобного случая не представится. Нас здесь не ждут, поэтому операцию можно провернуть за несколько минут. Все готовы?
– Как штык! – дружно ответили «соколы» ППП.
– Работаем на опережение, желательно – без лишней стрельбы. Мирные жители пострадать не должны.
– Да знаем… – начал было Олег.
– Отставить базар! – жестко перебил его Буй-Тур. – Я знаю, что вы знаете. Но буду всегда напоминать об осторожности. Люди должны быть уверены, что мы действуем безошибочно. Только тогда нам будут сочувствовать, доверять и помогать. Любой наш прокол или неосторожность обернутся против нас же. Поэтому ошибок не потерплю! Всем ясно?
Ответом Гордею было молчание.
– Вопросов нет. В таком случае поехали.
«Баргузин» устремился к центру поселка, освещенного оранжевыми фонарями.
Буй-Тур вспомнил одну из своих операций в Чечне, когда он с группой спецназа «зачищал» село Тамашки в горном районе республики. Операция закончилась провалом, потому что боевики успели уйти из тех домов, где они останавливались на ночлег. Их предупредили сами жители Тамашек, симпатизировавшие родичам, а не федеральным силам. Как только группа «зачистки» вошла в село, забрехали собаки, и тотчас же как по команде в некоторых домах загорелись окна. Причем не хаотично, а по определенной схеме, выстроившись в цепочку в сторону гор. Одновременно с оконной сигнализацией над печными трубами появились белые дымки, хорошо видимые издали.
Для этих целей пособники боевиков зимой всегда держали ворох кукурузной соломы, летом – промасленную бумагу, для черного дыма. Кинул спичку – и готово.
Когда спецназ подошел к домам, в которых, по агентурным данным, должны были отдыхать «воины гор», там уже никого не было.
Буй-Тур невольно бросил взгляд на проплывающие мимо дома Октябрьского. Тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Это был русский поселок, и пособники бандитов среди его мирного населения не водились, они сидели в начальнических кабинетах, как майор Аллаулин.
«Баргузин» остановился у освещенного магазина «Продукты».
Подождали, пока вышедшие оттуда две пожилые женщины скроются в переулках поселка.
– Начинаем, «две тройки», – включил рацию Буй-Тур.
– Горизонт чист, – отозвался наблюдатель группы обеспечения; Гордею очень хотелось бы знать, где он находится в данный момент, но ребята свое дело знали. – Объект все еще на складе.
– Не вижу его машины.
– Она во дворе, белая «девятка».
– Понял. Мы пошли.
Буй-Тур вылез из машины и, не мешкая, зашагал к магазину. Его подчиненные направились следом, на ходу перестраиваясь. Олег остался сзади прикрывать командира, остальные обогнули магазин, чтобы зайти на склад через другой вход.
Буй-Тур натянул шапочку поглубже, превращаясь в спецназовца без лица, имени и фамилии, открыл дверь, впуская в магазин клуб пара, и сразу увидел охранника, о котором предупреждали наводчики группы. Он сидел на стуле у игрового автомата (надо же – и в глубинку России проникла эта цивилизованная зараза!) и отреагировал на появление двух мужчин в камуфляже слишком поздно. Приблизившийся к нему Гордей вырубил небритого увальня одним ударом, стараясь не покалечить. Огляделся.
В торговом помещении магазина присутствовало всего три человека: двое покупателей – молодой парень в кожаном полушубке, женщина в летах и продавщица в халате, натянутом на ватник. Все они оглянулись на входную дверь, проводили глазами упавшее тело охранника и теперь молча, в изумлении, дивились на спецназовцев, не понимая, что происходит.
– Спокойно, граждане, – сказал Буй-Тур скучным тоном. – Без паники. Просим всех оставаться на местах и не мешать работе ОМОНа. Мы проводим операцию по захвату бандитов, терроризирующих район. Пожалуйста, отойдите к прилавку и подождите. Как только операция закончится, мы вас отпустим. Сюда входили лица кавказской национальности?
– Трое, – кивнула на дверь подсобки за своей спиной ошеломленная продавщица. – Взяли деньги и пошли на склад.
– Они у вас всегда деньги берут?
– Магазин принадлежит их родственнику…
– Понятно. Хозяин, значит, тоже здесь?
– На складе.
– Понятно.
– А этот с ними был, – затараторила пожилая покупательница. – Он на рынке часто ошивается, тоже деньги собирает, моего племянника застращал…
Парень в желтом полушубке с капюшоном сунул руку в карман, и тотчас же Олег прыгнул к нему через ящик с крупами, в два удара уложил на пол. Залез под мышку парня и достал старинный «наган».
– Ковбой хренов! Где они только такое коллекционное оружие достают? Плюс патроны к нему. Этой пукалке лет шестьдесят, не меньше.
Буй-Тур промолчал, огибая прилавок.
Дверь в подсобку скрипнула, открываясь. Из нее выглянула смуглая бородатая физиономия.
– Что тут у вас за шум?
Буй-Тур ударил мужика в лоб рукоятью пистолета, оглянулся на застывших женщин.
– Прошу вести себя тихо, на улицу не выходить, на помощь не звать. Везде наши люди.
Перешагнул тело бородатого, одного из тех, кто вместе со своим вожаком Абдуллой Темировым принимал участие в наведении «чеченского порядка» на территории района.
Короткий коридор с рядом закрытых дверей, последняя дверь – из толстых прокопченных досок – приоткрыта. Она и ведет на склад, принадлежащий родственнику Темирова, который контролирует в районе алкогольный бизнес.
– Где Шалва? – послышался из-за двери чей-то гортанный голос. – Пусть грузит товар.
Говорящему ответили не то на чеченском, не то на грузинском языке. Послышались приближающиеся шаги.
Буй-Тур оглянулся на Олега, придвинул к губам усик рации.
– Вы где?
– На месте, – ответил Жека. – Во дворе. Водитель «девятки» уснул, все тихо. Кто начинает?
– Время пошло!
– Яволь, командир. Как говорил поэт: «Вперед, заре навстречу, товарищи в борьбе! Штыками и картечью проложим путь себе».[15]
– Никакой картечи!
– Яволь! – Жеке-Евгению нравилась его работа.
Дверь открылась, пропуская молодого чеченца в стандартном «кавказском мундире»: черная кожаная куртка, черные штаны, горные ботинки, вязаная шапочка. Едва ли он успел сообразить, что происходит, получив ослепляющий удар в лицо, сломавший ему нос и швырнувший в глубь полутемного помещения склада.
Буй-Тур и Олег ворвались туда мгновением позже, застав обитателей склада врасплох. Всего их там оказалось четверо, включая вожака банды Абдуллу Темирова и его дядю Асламбека Аслаханова, владельца сети ларьков и магазинов, торгующих, по данным разведки ППП, «паленой» водкой.
На появление гостей в камуфляже оперативно отреагировал лишь один человек из четверых – Абдулла Темиров. Он вдруг бросился бежать к другому выходу из помещения, на ходу вытаскивая из-под полы обрез.
– Не двигаться! – рявкнул Буй-Тур. – Всех перестреляем!
Темиров оглянулся, выстрелил.
И в этот момент дверь, ведущая из помещения склада во двор, распахнулась, в ней сформировалась из облака пара человеческая фигура, и в плечо полуобернувшегося Темирова вонзилась извилистая фиолетовая молния электроразряда. С диким воплем он выронил обрез, упал на четвереньки, очумело тряся головой.
Его приятели и подельники опомнились, вскакивая из-за стола, за которым играли в карты.
Но Олег, Жека и Влад в течение нескольких секунд скрутили чеченцев, уложили на пол лицом вниз, и операция по захвату «сборщиков дани» закончилась.
– В чем дело?! – обрел голос хозяин склада, все еще не понимая, что происходит. – Кто вы такие?!
– Лекари мы, – тем же скучным голосом проговорил Буй-Тур, подходя к Аслаханову. – Ассенизаторы. Насколько я понимаю, вы Асламбек Аслаханов, почтенный бизнесмен, торгующий подпольно изготовленной водкой.
– Какой еще подпольной? – возмутился чеченец, озираясь. – У меня лицензия… разрешение… меня начальник РОВД знает…
– С удовольствием отправил бы тебя к твоему другу начальнику РОВД, сволочь, – тем же тоном сказал Буй-Тур, – но у меня нынче другой заказ. Тебя же мы пока предупреждаем: не прекратишь поддерживать бандитов, финансировать боевиков, содержать притон – последуешь за ним.
Гордей кивнул Борису, и тот выстрелил в голову Темирова из его же пистолета.
Чеченец упал навзничь, раскинув руки.
– Это касается всех! – добавил Буй-Тур, повысив голос. – Будет лучше, если вы по-тихому уберетесь отсюда к себе в Ичкерию. А это вам за лозунг: «Мы вас в Чечне резали, русские свиньи, и здесь будем резать!» Помните?
Гордей снова кивнул.
Влад и Жека вывернули руки молодых подельников Темирова и прострелили им ладони. Оба с воплями схватились за простреленные места, попадали на пол от ударов по затылку, замолчали.
– Не переборщили? – недовольно хмыкнул Буй-Тур.
– Выживут, гниды! – мрачно процедил сквозь зубы Жека.
– Итак, повторяю вопрос: вы все поняли? – повернулся к Аслаханову Гордей.
– По-по-понял… – мелко закивал владелец склада.
– Учти, мы на ветер слов не бросаем. Будешь продолжать свою поганую политику – пойдешь вслед за этим волком.
– Н-не б-буду…
– Вот и славно.
Гордей кинул взгляд на Олега, и тот нанес Аслаханову точный удар в висок, погрузивший чеченского «бизнесмена» в долгое беспамятство.
– Уходим.
В ухе заговорила рация:
– «Две единицы», что у вас? «Вертушка» на подлете.
– Закончили, выходим, минут через пятнадцать будем на месте.
На сбор и посадку в машину потребовалась минута. Еще через десять минут «Баргузин» выехал за пределы поселка и остановился у приткнувшейся к заснеженной обочине шоссе белой «Волги». Из «Волги» вылез мужчина в полушубке, поднял вверх сжатый кулак. Это был один из сотрудников группы обеспечения ППП.
Буй-Тур и его «соколы» вышли из «Баргузина». Мужчина в полушубке пожал Гордею руку и сел на место водителя. «Баргузин» уехал. За ним умчалась «Волга». Оперативники «Сокола» остались одни в полной темноте. Однако через минуту послышался гул вертолетных винтов, на дорогу с неба упал сноп света, и над людьми зависла туша «Ми-8».
Когда в районе была объявлена тревога – в связи с убийством начальника Магнитского РОВД майора Аллаулина, группа «Сокол» в полном составе была далеко за пределами Челябинской губернии.
Тарасов
12 декабря
Что его потянуло в недавно построенный недалеко от Поклонной горы и запущенный в эксплуатацию аквариум-аттракцион «Океан», Владислав не знал. Тоска. Или, может быть, судьба, как говорят в таких случаях.
Аквариум был спроектирован и построен новозеландской фирмой Marinescape и вошел в Книгу рекордов Гиннесса как самое первое, самое большое и самое стильное заведение подобного рода в мире. Площадь его достигала двадцати пяти тысяч квадратных метров, а вмещал аквариум одиннадцать миллионов литров воды. Его изогнутый горизонтально акриловый тоннель – самый длинный в мире – для рассматривания подводной фауны и флоры являлся новым технологическим вывертом среди подобных развлечений. В аквариум было запущено около десяти тысяч рыб разных видов, в том числе двадцать трехметровых акул, а за жизнью обитателей аквариума можно было наблюдать часами. Недаром к кассам аквариума тянулись длинные очереди и даже существовал черный рынок входных билетов: тысячи россиян, жителей столицы и ее гостей, никогда не видевших жизнь моря «изнутри», стремились познакомиться с ней с веселой энергией энтузиастов-любителей аттракционов.
Увлекся и Тарасов, обойдя аквариум кругом и потратив на это занятие больше полутора часов.
Впрочем, посетителей аквариума ждало немало сюрпризов другого плана, способных задержать их еще больше. На его территории располагались и подводный ресторан, и подводный театр, и детский развлекательный комплекс, а также учебные аудитории, конференц-зал, пляж с тропическим лесом и клуб подводного плавания. Кроме того, встретившись под водой, влюбленные пары могли здесь же и пожениться – не выходя на поверхность, так как здание аквариума имело еще и подводный свадебный зал.
По слухам, на возведение этого развлекательного гиганта было потрачено больше пятидесяти миллионов долларов. Однако, во-первых, государство, по тем же слухам, не потратило при этом ни копейки, а во-вторых, заведение стоило того, чтобы его построили в столице России и о нем заговорили во всем мире, как об очередном технологическом «чуде».
Побродив по территории гигантского сооружения, Тарасов проникся восхищением к создателям «чуда» и простил правительству Москвы, что оно доверило строительство аквариума не отечественным, а зарубежным специалистам.
Полтора часа пролетели незаметно.
Прогуливаясь по тоннелю, Тарасов вдруг обратил внимание на очень красивую девушку с печальным лицом, длинноногую, стройную, с волной пышных рыжеватых волос, падающих на плечи. Ее сопровождали трое плечистых парней вполне определенного вида, в строгих костюмах песочного цвета, скорее всего не друзья, а телохранители, судя по их поведению, и они, очевидно, раздражали девушку своим присутствием, так как она все время пыталась дистанцироваться от них. Поймав ее тоскливо-равнодушный взгляд, Владислав понял, что она тяготится своим положением и с удовольствием осталась бы одна, но существовал некий порядок, установленный кем-то еще, мужем или отцом, который она не могла нарушить при всем своем желании.
Посочувствовав незнакомке с милым курносым носиком, Тарасов уже было забыл о ней, любуясь проплывающими над головой акулами, но тут к ней и компании охранников присоединился еще один молодой джентльмен в светло-коричневом костюме, отличавшийся от троицы бодигардов большей живостью лица и свободными манерами.
Он был длинноволос, длиннонос, смугл, носил галстук золотистого цвета и крупный перстень-печатку из желтого металла. Он часто улыбался, прикасаясь пальцами к локтю девушки, хотя улыбки эти Тарасову не понравились. Было в них нечто притворное, циничное, самоуверенное, будто молодой человек то и дело норовил показать собеседнице, что хозяин здесь он.
Тарасов невольно прислушался к разговору понравившейся ему незнакомки с ее кавалером.
Говорил больше молодой человек, продолжая прикасаться к локтю или к плечу девушки, что ее, судя по мимике, раздражало. Она морщилась, отклонялась и в конце концов отдернула локоть, бросив тихо-гневное:
– Не трогай меня! Я не хочу с тобой разговаривать!
– А ты пожалуйся отцу, – засмеялся длинноволосый. – Посмотрим, что он скажет.
Девушка закусила губку, бросила вокруг слепой взгляд человека, обреченного слушать собеседника, опустила голову. Видимо, она знала, что жаловаться отцу бесполезно. К тому же было неясно, кем является для нее самоуверенный молодой человек с длинными волосами и неприятными нагловатыми маслеными глазами.
– Идем домой? – предложил длинноволосый.
– Не хочу, – сжала зубы его спутница.
Лицо парня на мгновение стало злым.
– Идем, я сказал! – прошипел он. – Не забывай, что мы помолвлены, и ты будешь делать то, что я велю, поняла?
Девушка снова оглянулась вокруг. Владиславу был знаком этот отчаянный молчаливый призыв – мольба о помощи, неприцельно брошенная в никуда и как пуля попавшая в цель! Целью же оказался Тарасов, подспудно готовый завладеть вниманием незнакомки.
Подошел к молодой паре. Сказал предельно вежливо, ловя боковым зрением встрепенувшихся атлетов в желтоватых костюмах:
– Прошу прощения, сударыня, я все слышал. Одно ваше слово – и я избавлю вас от этого надоедливого хамоватого кавалера.
В широко распахнувшихся глазах девушки сквозь тоску проглянуло изумление и радостное недоверие. Но тут же сменилось обреченностью.
– Спасибо, не надо.
– Ты чего, козел?! – опомнился спутник незнакомки. – Совсем оборзел?!
– Как знаете, – кивнул Тарасов и сделал одно мгновенное движение, почти незаметное со стороны, точно попав пальцем в нервный узел над верхней губой парня, начавшего угрожающе надвигаться на Владислава.
Парень застыл столбом, бессмысленно вытаращив глаза и потеряв дар речи.
Тарасов отошел и принялся неторопливо разглядывать очередные подводные «чудеса», одновременно удерживая в поле зрения всех спутников девушки. Они ничего не поняли, хотя и заговорили меж собой, кидая озадаченные взгляды на возмутителя спокойствия. Зато поняла девушка, которую они не то опекали, не то охраняли, не то содержали под стражей. Она посмотрела на своего кавалера, перевела взгляд на Тарасова, и в глазах ее зажглись искорки любопытства и удивления. Впрочем, ненадолго. Ее спутник очнулся, что-то сказал обступившим его приятелям, а может быть, подчиненным, и те одновременно оглянулись на оставшегося невозмутимым Владислава. Затем он, потирая губу, бросил что-то резкое спутнице, так что она возмущенно и беспомощно посмотрела на него, покраснела, и свет в ее глазах погас.
– Послушай, ты… – прошипел длинноволосый, подходя к Тарасову. – Я же тебя…
– Милейший, – перебил его Владислав ровным голосом, не глядя на него, – еще раз оскорбишь даму словом или действием в моем присутствии, я тебе вобью язык в глотку. Же не компран? Донт андестенд? Или повторить?
Все замерли.
– Что ты сказал?! – обрел дар речи длинноволосый. – А ну, повтори!
Владислав посмотрел на него снизу вверх, усмехнулся.
– Я не то еще сказал бы. Про себя поберегу.
– Чего?!
– Да ты, оказывается, туговат на ухо. Был такой поэт, Твардовский, это его стихи. Вопросы еще есть?
– Ну, ты сам напросился! – Длинноволосый попытался ударить Тарасова в лицо, но кто-то вдруг дернул его за руку, и он промахнулся, оглядываясь: сзади стояла его собеседница, гневно хмуря брови.
– Геннадий, сейчас же прекрати!
– Да пошла ты на… – договорить он не успел.
Тарасов без замаха ткнул пальцем ему под кадык, и Геннадий онемел, захлебнулся собственной слюной, схватился за горло, скорчился, опускаясь на четвереньки. Прием этот назывался «шарик для гольфа» и входил в арсенал приемов смертельного касания, известный далеко не всем мастерам рукопашного боя. Заметить движение Тарасова никто не сумел, с такой быстротой оно было сделано.
– Он, наверное, что-то съел, – сказал Владислав озабоченно. – Вызовите врача на всякий случай, не помер бы.
Растерянные приятели Геннадия захлопотали вокруг босса, пытаясь привести его в чувство.
Владислав поймал удивленно-вопросительный взгляд незнакомки, виновато пожал плечами.
– Извините, пожалуйста. Так получилось, не сдержался. Однако я посоветовал бы вам сменить компанию. Скучноватая она какая-то.
Несколько секунд девушка смотрела на него невидящим взглядом, потом словно что-то вспомнила, повернулась к нему спиной и направилась к выходу из аквариума. Тарасов с сожалением вздохнул, понимая, что шанс познакомиться упущен. В поведении красивой незнакомки крылась какая-то загадка, и было видно, что она почему-то зависима от своего окружения.
– З-з-задержите… ее… – прохрипел длинноволосый. – И этого… г-гребаного… к-каратиста…
Один из атлетов подскочил к девушке, дернул ее за руку.
Закусив губу, она попыталась вырваться.
Тарасов преодолел внутреннее сопротивление – была надежда на мирное урегулирование инцидента – и превратил себя в боевую машину. Только с поправкой на реалии жизни: перед ним были не враги, которых можно и нужно было ликвидировать, а хамы и наглецы, не умеющие себя вести в приличном обществе, поэтому их надо было просто поставить на место в пределах «пресечения грубости».
Парень, схвативший и удерживающий девушку, внезапно отпустил ее и потерял всякий интерес к происходящему, согнулся и оперся о стену тоннеля, пугая посетителей. Глаза его остекленели.
Два его напарника, повернувшиеся к Тарасову, чтобы исполнить приказ своего вожака, успели увидеть лишь мелькнувшую перед глазами тень, затем тоже согнулись пополам, глотая воздух раскрытыми ртами. Бронежилетов на них не было, и Тарасов безошибочно «обработал» солнечное сплетение каждого, хотя и не в полную силу. Таким ударом – прием назывался «бросок кобры» – можно было и убить.
Девушка, вырвавшаяся из лап своего опекуна, быстро направилась, почти побежала к выходу из аквариума, провожаемая тихим шумом и возгласами посетителей, обративших внимание на эту сцену. Затем вдруг замедлила шаги, оглянулась и подбежала к медленно идущему следом Владиславу.
– У вас есть машина?
– «Субару», – кивнул Тарасов.
– Увезите меня отсюда!
– С удовольствием.
Длинноволосый, что-то бормочущий себе под нос, наконец разогнулся, ощерился, сунул руку под борт пиджака.
– Эй, ты!..
Тарасов и девушка оглянулись.
– Ты пожалеешь, что связался со мной, пидор! Оставь ее, иначе…
– Идемте, – взял незнакомку под руку Тарасов. – У него временное помутнение рассудка.
Они пошли к двери, навстречу двум молодым парням в белых рубашках с галстуками; это были охранники.
– Выпроводите их, – кивнул назад Тарасов. – Привязались, буянят. Только будьте осторожны, они, похоже, вооружены.
В машине девушка запахнула красивую бело-полосатую шубку из искусственного меха, притихла, прижав к груди кулачки.
Тарасов вырулил на шоссе, направил машину в сторону Кутузовского проспекта.
– Куда едем?
Девушка не сразу отвлеклась от своих невеселых мыслей, тряхнула головой.
– В Гнездники… Большой Гнездниковский, дом десять.
Владислав кинул на спутницу оценивающий взгляд. В центре Москвы по нынешним временам могли себе позволить жить лишь старожилы-москвичи, унаследовавшие жилплощадь, либо состоятельные граждане, бизнесмены, имеющие возможность купить квартиру за весьма солидную сумму.
– Мы недавно туда переехали, – добавила девушка, догадавшись о мыслях спутника. – Всего два года назад. Папа купил трехкомнатную квартиру…
– Кто же ваш папа, если не секрет?
– Директор авиакомпании «Росавиа».
Тарасов хмыкнул.
– Кажется, я зря затеял разборку. Это были ваши телохранители?
– Вы жалеете?
– Ни в коей мере. Не терплю хамского обращения, а тем более с женщинами. Как говорил мой приятель: сам не хам и другому не дам. Однако мне показалось, что тот молодой человек с длинными волосами вел себя не как простой охранник.
Девушка закусила губу, отвернулась.
– Это партнер папы… и мой друг… бывший.
– Друзья себя так не ведут, даже бывшие. Но это к слову. Давайте не будем о грустном. Меня зовут Влади… э-э, Роман, а вас?
Дочь директора авиакомпании «Росавиа» не обратила внимания на обмолвку Тарасова.
– Меня зовут Яна.
– Очень приятно. Учитесь, работаете?
– Закончила МГИМО, работаю в МИДе секретарем-референтом.
– Я примерно так все и представлял. Ну и как работа, нравится?
Яна слегка оживилась.
– В общем, нравится, хотя есть свои плюсы и минусы. Очень мало свободного времени, много встреч, переговоров, аналитических совещаний и бумажной рутины.
– За границей бываете?
– Не часто, но бывала. К сожалению, перспектива роста слабая, поэтому иногда я хандрю.
– Как сегодня?
Яна улыбнулась.
– Нет, сегодня я просто повздорила с…
– Другом.
– Он работает в папиной фирме, и папа хочет, чтобы я… вышла за него замуж.
– А вы?
– А я не хочу!
– Полностью на вашей стороне. Я бы тоже не вышел за него замуж.
Яна снова улыбнулась, оценив способность спутника шутить.
– Ну а вы кто? Где работаете? Случайно не в спецназе? Уж больно лихо вы справились с телохранителями Геннадия.
– Так это были не ваши телохраны, а его?
– Конечно. Мне-то они зачем?
– Как я сразу не понял? Что ж, это совсем другой расклад. Одно дело – обижать ваших приятелей или охранников, другое – приятелей постороннего лица. А то у меня кошки на душе скребли. Не люблю конфликтных ситуаций, которые надо разрешать силовым путем. С другой стороны, такие амбалы понимают только силу, вежливость они воспринимают как проявление слабости. Что касается вашего предположения, то отдаю должное вашей проницательности: я действительно работаю в спецназе. Однако не спрашивайте – в каком, наша служба не любит утечек информации.
– Мне знакомы многие офицеры из ФСБ – через папу.
– Нет, я не служу в ФСБ. – Тарасов вспомнил изречение: если хочешь выглядеть умным в глазах женщины – заставь ее говорить. – Обычная рутинная служба, с частыми командировками, но тихая и спокойная. Как зовут вашего отца?
– Виталий Евгеньевич Гладышев.
– Кажется, я слышал эту фамилию. А маму?
– Мама – Галина Ивановна, работает в рекламной компании «Русь». Она у меня очень занятая женщина, я ее вижу реже, чем отца. Кстати, ее подруга – вице-спикер Госдумы Любовь Плиска.
– Слышал, – кивнул Тарасов. – Крутая женщина. Я гляжу, у вас суперсовременная бизнес-семья.
– Это следует понимать как порицание?
– Отнюдь. Ведь ваши родители достигли своего положения самостоятельно? Головой, руками, убеждениями, работой. За что же их осуждать? Это только люмпены считают, из зависти, что все богатые люди – бандиты, ворюги и коррупционеры. Я прекрасно знаю, что такое – работать директором крупной компании или менеджером.
Яна задумчиво посмотрела на профиль Тарасова, ведущего машину с обманчивой небрежностью профессионала.
– Вы странный…
– Чем же? – удивился он.
– Из моих знакомых никто не рассуждает так…
– Занудно?
– Здраво.
– Спасибо. Вот и ваш Большой Гнездниковский. Иногда я проезжаю мимо, теперь буду проезжать медленней. Как получилось, что вы переехали именно сюда? Кстати, откуда?
– Из старой шестнадцатиэтажки на Рогова. А почему именно сюда – это вопрос к папе. Хотя мне здесь нравится.
– Дом-то, по-моему, тоже довольно старый.
– Не старый, а старинный. Его построили в прошлом веке, в тысяча девятьсот четырнадцатом году, по проекту архитектора Эрнста-Рихарда Нирнзее. В те времена этот дом был самым большим во всей Москве. У него интересная коридорная система – заблудиться можно, да и форма окон необычная, видите? А на крыше устроена площадка для увеселений. Правда, сейчас ею никто не пользуется.
– Откуда вы так хорошо знаете историю дома?
– Я познакомилась с соседями, они старожилы, знают все обо всем. – Яна взялась за ручку дверцы. – Спасибо вам за помощь, Роман. Вы меня выручили. Только будьте осторожны, Геннадий считает себя птицей высокого полета и не прощает оскорблений.
– Переживу, – улыбнулся Тарасов. – А вы тоже считаете его птицей высокого полета?
Яна задержала на его лице задумчивый взгляд.
– Нет, я так не считаю. Но папа ему доверяет во всех делах. До свидания, и еще раз спасибо.
Она вышла.
– Подождите, – быстро сказал Владислав, наклоняясь к противоположной дверце. – У меня возникла идея. Не хотите съездить в Ново-Переделкино, покататься на лыжах? Там построили чудесный горнолыжный комплекс. Если, конечно, вам ничто не помешает…
Девушка усмехнулась.
– Вы неправильно оценили ситуацию Я, конечно, кое-чем обязана Геннадию, но не до такой степени. Хотя мне надо подумать.
– Хорошо, думайте. Когда мне позвонить?
– Завтра. Запишите телефон.
– Я запомню.
Яна продиктовала номер, протянула ему руку, и он галантно поцеловал ее холодные пальцы. Задержал руку в своей ладони.
– Простите за назойливость. Где вы встречаете Новый год?
Она прищурилась, не спеша отнимать руку.
– Это следует считать предложением?
– Почему бы и нет? Это действительно серьезное предложение.
– Обычно я справляю новогодний праздник в кругу семьи, иногда с друзьями… а у вас есть идеи?
Владислав понял, что дочери директора авиакомпании осточертела компания партнеров отца и она не прочь изменить устоявшиеся и не слишком приятные традиции.
– Вообще-то я тоже провожал Старый и встречал Новый год с родителями…
– Что-то изменилось?
– Родители погибли.
Яна огорченно прижала свободную руку к груди.
– Простите, я не знала.
– А теперь я стараюсь проводить праздник вне стен квартиры. На улице, к примеру, на площади, в парке. Или в каком-нибудь уютном клубе.
Яна сморщила носик.
– Я не люблю шумные клубные тусовки, все-таки новогодний праздник имеет иные корни. Для народных гуляний годятся другие праздники.
– Вы меня озадачили.
– Чем же?
– Трезвостью суждений. Современная молодежь весьма неравнодушна к тусовкам.
– Можно подумать, вам за семьдесят.
– Жизнь не всегда измеряется количеством прожитых лет. Однако спорить не буду, так как полностью с вами согласен. Кстати, я читал рекламу, что с двадцать восьмого на площади Революции начнется международный фестиваль и выставка ледовых скульптур.
– Да, я знаю, моя подруга принимает в ней участие, она архитектор и скульптор. Если пригласите, наверное, я пойду.
– Приглашаю.
Яна снова окинула Тарасова задумчивым взглядом.
– Позвоните мне. До свидания.
Пошла к дому, ощутимо гибкая и притягивающая взоры, открыла дверь подъезда, исчезла. Тарасов ждал, что она оглянется, но крутая дочь крутых родителей, странно зависимая от папашиного партнера и заместителя, не оглянулась. Впрочем, настроение у Владислава от этого не испортилось, оно так и осталось приподнятым и радужным. Интуиция подсказывала, что знакомство продолжится, несмотря на все проблемы, огорчающие Яну. Которые, кстати, наверняка можно было решить тем или иным способом.
Зазвонил сотовый.
Тарасов очнулся от грез, достал телефон.
– Говорите.
– Владислав Захарович, – заговорила трубка, – вы где?
Тарасов окончательно пришел в себя. Владиславом его называли только два человека: воевода и князь ордена. Звонил ему воевода Николай.
– Еду домой, – ответил он, трогая машину с места.
– Подскочите, пожалуйста, на Новокузнецкую.
– Буду через полчаса. Что-нибудь случилось?
– Назрела необходимость срочной командировки.
– Куда?
– В Грузию.
Тарасов, наметивший на следующий день встречу с Яной, испытал разочарование и сожаление.
– Задержаться на день-два нельзя? По личным… э-э, обстоятельствам.
– Это очень важно?
Тарасов помолчал, вздохнул.
– В принципе, не очень.
– Тогда жду. Дело не терпит отлагательств.
– Понял. Еду.
Вздохнув еще раз, он повел машину в сторону Новокузнецкой, где Русский орден имел нечто вроде оперативного штаба, управляющего деятельностью команд СОС. Еще была надежда, что ему удастся выкроить часок на короткую встречу с понравившейся ему девушкой.

Чуда не произошло.
Поздно вечером двенадцатого декабря Тарасов вылетел в Тбилиси рейсом Аэрофлота – как сотрудник фирмы, торгующей изделиями АвтоВАЗа. Остальные члены группы должны были прибыть в Грузию самостоятельно, по одиночке, под разными «легендами». Тринадцатого декабря в четырнадцать часов по местному времени, в местечке Зугдиди, в десяти километрах от столицы республики, их ждали сотрудники службы наведения СОС.
Еще в Москве, во время сборов, Тарасов порывался позвонить Яне и отложить поход в Ново-Переделкино. Но что-то мешало. Не то чувство неловкости: он не любил торопить события, а тем более – приятные, – не то ощущение вины, хотя ни в чем виноват, в сущности, не был. Поэтому позвонил он девушке уже утром тринадцатого, прямо из аэропорта Тбилиси.
Она не особенно удивилась, услышав, откуда он звонит, но и не обрадовалась, судя по голосу. Видимо, проблемы, мешающие ей чувствовать себя свободной, так и не разрешились, да и не могли разрешиться за один вечер и ночь. Конечно, она пообещала подождать возвращения Владислава, однако занимали ее другие мысли, и теплого разговора не получилось.
Настроение Тарасова сразу стало минорным, и лишь внутренние волевые установки не дали прорваться этому настроению наружу. К моменту встречи со своими ребятами и сотрудниками группы наведения он выглядел, как всегда, собранным, энергично-деловым и целеустремленным.
Наводчиков было двое, оба они были грузинами и работали в местных силовых структурах. Майор Тамаз Гамсахурдиа – в Национальной гвардии, капитан Кето Кавсадзе – в Управлении национальной безопасности. Почему они – люди иной национальности и жизненных приоритетов – стали сотрудничать с Русским орденом, Тарасов не знал, да и не задавался такими вопросами. Достаточно было того, что грузинские мужчины нашли в себе силы и мужество сразиться с земляками, став на сторону справедливости и правды.
Встреча с ними длилась около часа. Офицеры показали на карте, где находится секретная база грузинской армии, на которой чеченские боевики, свободно перемещавшиеся по территории Грузии, хранили похищенное оружие, – естественно, не обошлось без прямого предательства со стороны высших должностных лиц республики, – и сообщили обо всех подходах к ней и о способах преодоления защитных линий. Кроме того, грузины дали всю имевшуюся у них информацию о тех, кто прикрывал террористов, сотрудничал с ними и помогал скрываться от правосудия.
Таких людей в списке службы СОС оказалось шестеро: двое – из окружения президента, остальные работали в спецслужбах и в штабах разного рода армейских подразделений Грузии. Однако ликвидации подлежали только трое особо отличившихся в истории с похищением и передачей боевикам десяти комплектов зенитно-ракетных комплексов «Игла». Остальных надо было напугать до такого состояния, чтобы они сами пошли в правоохранительные органы и во всем сознались.
Помимо того, группе предстояло уничтожить са-му базу с оружием, на которой хранились российские ПЗРК. Причем сделать это надо было быстро, безошибочно, без затяжных боев с охраной и без потерь со своей стороны, а главное – таким образом, чтобы ни у кого не возникло сомнений – кто это сделал: не российский спецназ, а «чеченцы-кровники», поклявшиеся добраться до своих сородичей. Для этого группа должна была оставить следы, прямо указывающие на принадлежность диверсантов к одному из чеченских родовых кланов, наиболее пострадавших от набегов своих же земляков. Что, кстати, имело место в реальности.
Наводчики ушли.
Группа приступила к разработке плана операции.
Решили разделиться на двойки, так как объектов ликвидации было трое, и все они жили и работали в разных селениях. Полковника Мерзоева доверили Хану и Хохлу, капитана Чодишвили – Грозе и Инженеру, а Тарасову с Батоном таким образом достался генерал Шеварадзе, начальник грузинской погранслужбы, контролирующей Панкисское ущелье и горные склоны северной границы республики. Именно его «умелое» руководство подчиненными ему погранчастями позволяло боевикам чуть ли не свободно пересекать границу с Россией, уходить от преследования и проникать в города Грузии, где у террористов имелись свои лечебные и реабилитационные центры, арсеналы и источники финансирования.
По данным наводчиков, генерал Шеварадзе в настоящее время находился в Тбилиси. После недавних событий с прорывом группы боевиков из России в Грузию, когда ему не удалось замять этот факт, генерал решил взять отпуск и до Нового года подлечить расстроенную нервную систему в одном из домов отдыха, принадлежащих Министерству обороны Грузии.
Дом отдыха располагался в древнем замке, некогда принадлежавшем князю Лордкипанидзе, хорошо охранялся, и атаковать его в лоб силами спецгруппы было безумием. Тем не менее Тарасов решил не отступать и довести дело до конца. С некоторых пор он изъял из своего лексикона слово «невозможно».
Спорили долго, до вечера, обсуждая варианты операции, пока не пришли к единому мнению. После этого начали готовиться, звонить снабженцам СОС, дожидавшимся сигнала, чтобы те к утру следующего дня доставили по указанным адресам требующуюся технику и снаряжение. Тарасов уже привык к своему положению: группа СОС представляла собой как бы «наконечник копья», в то время как очень большую часть работы службы выполняло «древко копья» – наводчики, наблюдатели, снабженцы, техники, компьютерщики и прочий технический персонал. Правда, лишь после нескольких операций Владислав узнал, что служба подготовки СОС опирается на старые базы КГБ СССР, расположенные практически во всех странах мира, в том числе в странах СНГ.
Для ликвидации Мерзоева решили использовать новейшую снайперскую винтовку «ТУ-02», разработанную в мастерских ордена. «ТУ» означало – «ты убит». Сама же винтовка была сделана из дерева, по особой технологии: для прочности ствол ее подвергался молекулярному уплотнению. Хватало винтовки всего на один-два выстрела, но больше, как правило, и не требовалось. Металлодетекторы такие винтовки не брали, а уничтожить ее было очень просто: стоило поджечь приклад, снабженный специальной камерой с воспламенителем, как винтовка в считаные секунды сгорала без остатка.
Капитана Чодишвили, лично знакомого с чеченскими полевыми командирами Бушменом и Пещен-Бабой, решили просто взорвать. Он часто ездил один на служебной «Ниве» и посещал хорошо известное в Тбилиси увеселительно-развлекательное заведение под названием «Казино Тбилисо». Что косвенно подтверждало его вину: капитаны тбилисской спецслужбы зарабатывали на службе гораздо меньше, чем тратил Чодишвили за одно посещение казино.
План ликвидации генерала Шеварадзе, предложенный Тарасовым, почти не обсуждали. Он был до безумия прост, абсурден, лаконичен и неожидан, а потому гениален. Исполнить его мог только суперпрофессионал. И все же Тарасов настоял на своем. Все члены группы в прошлом были офицерами, понимали толк в дисциплине и доверяли своему командиру всецело, зная его высокие физические и психические кондиции.
Утром четырнадцатого декабря снабженцы доложили о выполнении своей части операции, сообщили точки выдачи заказанного снаряжения, и группа отправилась на задание, имея конкретные сроки выполнения личных планов. После ликвидации «клиентов» и акции устрашения остальных деятелей, причастных к похищению «Игл» и получающих мзду за сотрудничество с чеченскими боевиками, всем предстояло снова собраться в Зугдиди и закончить операцию уничтожением базы с оружием. Для этой акции требовалось участие всех членов группы.
Тарасов и Батон направились по указанному адресу в одиннадцать часов утра. Для решения своей задачи им понадобился старенький джип «Паджеро», инфразвуковой разрядник с блоком самоликвидации, замаскированный под мобильный телефон, форма грузинского спецназа и кое-какие изменения внешности. После гримировки Тарасов выглядел как чистокровный бородатый чеченец с безумными светящимися белыми глазами; для того, чтобы они «светились», Владиславу закапали в глаза специальное средство аллотропан, не влияющее на зрение, но усиливающее люминесцентный – как у кошки – отсвет.
Батона же гримировать почти не пришлось, он и так был грузином. В жизни он брился, теперь же стал усатым. Кроме того, его повысили в звании до «подполковника грузинской армии».
Замок Лордкипанидзе, ставший домом отдыха, располагался в красивейшем ущелье Галадзор, на обрыве, нависающем над речкой Метехи, притоком Куры. Естественно, он охранялся силами Национальной гвардии, так как числился на балансе Министерства обороны Грузии. История создания замка уходила в начало восемнадцатого века, когда Грузией правила династия Сасанидов. Он был невелик – четыре башни и центральное строение – и довольно угрюм, как и все готические сооружения подобного рода, много раз достраивался и ремонтировался, но сохранил величие старины, а главное – вполне устраивал армейское начальство, любившее отдыхать на лоне природы и создавшее внутри замка уютное гнездышко со всеми суперсовременными техническими комплексами и дизайнерскими решениями.
В половине первого к воротам замка подкатил заляпанный снегом фиолетовый джип «Паджеро» с тбилисскими номерами. Посигналил. Из ворот вышел рослый молодой человек в форме грузинской армии, поправил автомат, висевший на ремне, таким образом, чтобы ствол смотрел на джип, остановился в трех метрах от машины. Внимательно посмотрел на седого подполковника, сидевшего за рулем, потом на пассажира – угрюмого бородача со сверкающими глазами.
– Документы, – потребовал страж ворот по-грузински, невольно прикинув положение пассажира, водителем которого был подполковник.
Водитель опустил стекло дверцы, протянул охраннику коричневую книжечку с гербом Грузии и надписью на грузинском языке: «Министерство национальной безопасности». Тот раскрыл удостоверение, глянул на фотографию, вернул книжечку, козырнул.
– Проезжайте.
Ворота раскрылись. Джип проехал во двор замка, остановился у входа в центральное строение, имевшее вполне современный вид, несмотря на узкие стрельчатые окна с решетками и готического вида детали, надстройки и обводы. Двор был вымощен брусчаткой и очищен от снега, по периметру были припаркованы несколько автомашин разного класса, от военного «УАЗа» до «пятисотого» «Мерседеса».
Из двери центрального входа в здание вышел еще один атлетического вида спецназовец в камуфляже, с автоматом Калашникова через плечо. Он посмотрел на джип, на водителя-подполковника, перевел взгляд на пассажира.
– Документы.
Дверца джипа открылась. Из него неторопливо выбрался верзила в камуфляже, с завязанным платком на голове, смуглый, горбоносый и бородатый. Глаза его сверкали, как лед, неукротимой фанатической воинственностью. Он мельком взглянул на мрачные стены и башни замка, достал из внутреннего кармана квадратик черного картона с отпечатанной на нем белой краской головой волка.
– Что это? – Охранник удивленно повертел в пальцах кусочек картона.
– Пэрэдайтэ гэнэралу Шэварадзэ, – проговорил бородач гортанным голосом по-русски, но с довольно сильным акцентом.
– Какому генералу?
Бородач повернулся к охраннику спиной и залез в джип. Сказал, закрывая дверцу:
– Я падажду.
Охранник еще раз повертел в руке черный квадратик с изображением головы волка, пожал плечами и скрылся за дверью. Прошла минута, другая, пятая.
Подполковник-водитель и пассажир джипа за это время не сказали друг другу ни слова, ни разу не оглянулись и не сделали ни одного лишнего движения. Они знали, что двор просматривается телекамерами и сейчас за ними наблюдают внимательные глаза охранников.
Дверь открылась, вышел тот же гигант-охранник.
– Пройдемте.
Бородач в платке вылез из джипа, кивнул на водителя:
– Он подождот мена здэс.
– У нас мало времени, – обрел дар речи водитель.
– Успээм, – отмахнулся бородач.
Один за другим они вошли в здание, где их встретили еще двое охранников с автоматами.
– Оружие есть? – обратился к гостю один из них, сделав движение стволом автомата.
– Нэт, – лаконично ответил бородач, приподнимая руки.
Охранники переглянулись. Тот, что был постарше, провел вдоль тела гостя рамкой металлоискателя. Загорелась красная лампочка, прозвенел звонок.
Руки охранников легли на стволы автоматов.
– Это нож, – остался спокойным бородач. – В сапогэ. И мобыла.
Его обыскали, вытащили из чехла на лодыжке финский охотничий нож, из кармана мобильный телефон.
– Больше ничего, – доложил охранник.
– Отдай мобылу, – сверкнул лютыми глазами бородач.
Охранники снова переглянулись.
– Отдай, – приказал старший. – Гурген, проводи его в солярий, генерал сейчас поднимется наверх.
Бородача отвели в левое крыло здания с высокими стрельчатыми окнами и оставили одного. Он оглядел практически пустой зал с плиточным полом и двумя диванами у стен, подошел к окну, сцепив руки за спиной. Однако стоял так недолго. Из коридора донеслись шаги, и в помещение вошли трое мужчин. Один из них, одетый в песочного цвета махровый халат, оказался генералом Шеварадзе, два его спутника, молодые, сильные, угрюмые, были его телохранителями.
– Кто ты? – нахмурился генерал; лицо у него было одутловатое, тяжелое, в складках, лысину на голове окружал венчик белых волос, и он очень здорово походил на бывшего президента Грузии.
– Шамиль, – глухо сказал бородач, опуская руки по швам. – У мэна пысмо вам.
– От кого?
Бородач посмотрел на телохранителей генерала, качнул головой.
– Ныкто нэ должэн знат.
– Говори при них.
– Нэт, – упрямо качнул головой бородач. – У мэна прыказ командыра.
– Я тебя не знаю. Не хочешь говорить – уходи.
Бородач молча повернулся и пошел к двери.
– Стой! – Генерал посмотрел на своих спутников. – Отойдите в угол. Глаз с него не спускайте!
Телохранители повиновались.
– Подойди!
Бородач приблизился.
– Кто тебя послал?
– Мачо Кетоев.
Генерал вздрогнул, нервно облизнул губы.
– Я же говорил ему – никаких прямых контактов! Скотина упрямая! Ему надо немедленно убираться из ущелья! Иначе все закончится трибуналом!
– Он пэрэдал пысмо.
– Сахацеви берел! – выругался генерал по-грузински. – Скотина безмозглая!.. Давай письмо!
Бородач достал из кармана дискету и мобильный телефон.
– Мнэ надо позвоныт командыру.
– Звони и убирайся!
Бородач повернулся спиной к телохранителям генерала, направил на него торец мобильника и набрал номер. На трубке мигнул красный огонек.
И тотчас же генерал вздрогнул, широко раскрыл глаза, схватился за грудь.
– Быстро! – рявкнул бородач, оглядываясь на телохранителей. – Эму плохой!
Парни бросились к своему боссу, подхватили под руки, наперебой спрашивая, что с ним. Бородач в это время успел еще раз набрать на мобильнике ту же цифровую комбинацию, и генерал потерял сознание, получив еще один инфразвуковой импульс «отложенной смерти».
Его уложили на диван, расстегнули халат, начали массировать грудь; причем бородач принимал в этом самое деятельное участие, до тех пор, пока не прибежали врач и дежурная медсестра. После этого о бородаче забыли, и он спокойно вышел из здания, сел в джип.
– Поехали.
Подполковник-водитель завел двигатель, повел джип к воротам. Выпустили машину через минуту. И лишь когда она скрылась за поворотом дороги, ведущей в обход ущелья, к городу, во дворе замка началась суета. Генерал Шеварадзе умер от сердечного приступа, и очнувшаяся охрана военного дома отдыха вспомнила о посетителях замка.
Однако догнать их не удалось. На дне ущелья в семи километрах от замка нашли джип «Паджеро». Но ни водителя, ни бородача-чеченца грузинские спецподразделения обнаружить и задержать не смогли. А еще через час стало известно о гибели полковника Мерзоева и капитана Чодишвили. Одного застрелил неизвестный снайпер, второго взорвали вместе с его внедорожником «Нива».
Спустя сутки после этих событий недалеко от Телави был взорван склад боеприпасов грузинской армии. Вину за эту акцию взяли на себя представители некоего интернационального движения СОС, обвинившие убитых грузинских военачальников в пособничестве бандитам.
Но следов после себя боевики этого движения не оставили никаких – кроме дискеты с перечислениями преступлений покойников.
В Москву Тарасов прилетел шестнадцатого декабря.
КС
16 декабря
Сигнал срочной связи застал Махаевски рано утром в городе Санкт-Петербурге, который сами жители называли «второй столицей» России. Он прибыл сюда двое суток назад как представитель миссии ОБСЕ и устроился в офисе этой международной организации, имеющей давние связи с тайными орденами Европы.
Мобильный телефон магистра имел некоторые дополнительные функции и мог работать в режиме автосинхронизации с местными компьютерными сетями, то есть подключаться к ним дистанционно. Получив сигнал, напоминающий плач ребенка, Махаевски дотянулся до телефона – Джеральд еще спал в комнате для VIP-гостей, перевел его в нужный режим и прочитал проступивший на миниатюрном дисплее текст сообщения: «Кондуктор – балансору: ответьте по варианту «оборотень».
Махаевски дернул уголком губ, обозначая снисходительную улыбку. Звонил сам глава Геократора жрец Тивел. Его требование «ответить по варианту «оборотень» означало проверку абонента – работает он самостоятельно или под контролем. Магистр набрал на клавиатуре телефона буквенно-цифровой код варианта, отправил сообщение. Экранчик телефона почернел, высветил в уголке алый крестик и выдал новый текст: «Магистр, вы опаздываете! Мы только что получили информацию о ликвидации в Грузии наших агентов влияния. Вы знаете об этом?»
«Знаю», – отстучал ответ Махаевски.
«Немедленно выясните, кто это сделал, и доложите!»
«Судя по почерку, это работа какой-то оперативной спецкоманды Русского ордена. В ближайшее время я получу последние данные и нанесу ответный удар: уберу лидеров ордена, руководящих этими командами, а также исполнителей».
«Наносить ответные удары на территории, контролируемой другой системой, стратегически неверно! Это будет, как говорил философ, не та война, не в том месте, не в то время и не с тем противником. Такая война никогда не будет эффективной. Гораздо лучше подчинить лидеров, заставить их бессознательно или сознательно выполнять нашу волю».
«Мне понадобится высокопрофессиональная спецкоманда воинов».
«Команда с этим делом не справится. Нужна иная концепция».
«Прошу прощения?»
«Нет смысла убивать руководителей движения, на их место придут другие и, возможно, еще менее сговорчивые. Но любого человека можно купить».
«Вы не знаете русских».
«Я знаю человеческую натуру! Купить можно любого, вопрос только в цене. Что касается исполнителей Русского национального ордена, уничтоживших много наших людей, их надо достать во что бы то ни стало! Они слишком рьяно взялись за дело. Но ни в коем случае не превращайте этих людей в героев! Они должны уйти из жизни безымянными».
«Почему?»
«Отрицательная роль героев очевидна: они зарождают в народе надежду на торжество идеалов добра и справедливости. Этого допускать нельзя!»
«Не помню, кто сказал: несчастна страна, которая нуждается в героях».
«Бертольт Брехт. Но сказанное им не вечно, в наше время его слова надо понимать с точностью до наоборот. Что касается исполнения задачи, то тут я согласен – вам команда понадобится. Сформируйте ее из местного материала, желательно – из женщин, сидящих в русских исправительных учреждениях».
«Вы уверены, что это правильное решение?»
«Не настаиваю, но убежден, что в профессии киллера с женщинами не сравнится никто. Они гораздо большие фанатики, чем мужчины, способны выполнить любое задание, преданны, послушны, дисциплинированны и не ведают сомнений. Для набора команды используйте связи маршала Етанова, он хорошо знает обстановку в России».
«Мне понадобится одобрение и помощь лорда Акума. Насколько я могу на него положиться?»
«Только в пределах его компетенции. Он постарается сделать все, чтобы вы сломали себе шею в России, но, с другой стороны, он предоставит вам любую помощь».
«Понял, великий! На все ваша воля!»
«Вы уже выяснили, как далеко продвинулся вперед этот русский ученый – Федоров?»
«Дальше небольших демонстрационных моделей он не пошел».
«Найдите всех, кто его знал, с кем он работал, и ликвидируйте».
«Будет сделано, великий».
«Сколько вам понадобится времени?»
Махаевски замешкался с ответом, поколебался немного, осторожно набрал текст:
«Две недели».
На экранчике высветился алый паучок, и связь прервалась.
Магистр подождал немного, держа в руке мобильный телефон как готовую взорваться гранату, потом сменил режим работы аппарата и пошел умываться. Он был доволен разговором с главой Криптосистемы, управляющей почти всеми государствами мира. Кондуктор Социума Тивел не был обычным человеком, он был магом, и его покровительство значило очень и очень многое, а главное – давало возможность возвыситься, стать одним из тех, кто дергает за ниточки управления не только толпой, но и пастырями этой толпы из СТО.

В этот же самый момент жрец Тивел думал примерно о том же, разве что с еще большей долей цинизма и уверенности в своих возможностях. Он был доволен, что приблизил к себе молодого и амбициозного магистра, уравновесив таким образом силы влияния внутри СТО, глава которого аббат Акум также хотел добиться еще большей власти, нежели имел. Что ж, пусть оба доказывают, что каждый из них полезен больше, чем другой. Это заставит их работать с максимальной отдачей. А кому в конце концов достанется трон – неважно.
Тихо засвистел датчик консорт-линии: включилась спутниковая связь.
Тивел, облаченный в белые одежды, напоминающие саронг, встрепенулся и подошел к компьютеру, дисплей которого был встроен в стену кабинета, хотя мог бы беседовать с абонентом и с помощью своего компьютеризированного саронга, как только что беседовал с Джеральдом Махаевски. Однако на этот раз его вызывал тот, кого он ненавидел и боялся, хотя Тивел и не был ксенофобом.
По экрану разлилось жемчужное сияние, собралось в изображение паутины, расплывшейся через несколько мгновений серым туманом. Затем на экране возникло печальное человеческое лицо, смуглое, с бородой и усами, обрамленное длинными вьющимися русыми волосами. Большой нос, печально опущенные уголки губ, большие глаза, полные неизбывной скорби. Собеседнику явно нравилось представать пред глазами Тивела в облике Иисуса Христа.
Жреца передернуло.
Перед ним находился властелин Экзократора, высшего Центра управления человечеством, формирующего законы транснациональной концептуальной власти и стратегию развития мира. Нечеловек, отзывающийся на странное имя-кличку – Арот. Если история Геократора как Криптосистемы, управляющей человечеством, уходила в прошлое на двадцать тысяч лет, то история Экзократора была смехотворно малой, умещаясь в две тысячи лет. И тем не менее именно Экзократор олицетворял собой нынче Власть! Именно он управлял жизнью Земли, подмяв под себя все региональные управленческие структуры.
– Приветствую Превышнего, – склонил голову Тивел.
Арот ответил не сразу, разглядывая владыку Геократора своими «кроткими» глазами, разливающими вокруг мировую скорбь. Он никогда и ни с кем не здоровался. Наконец губы его шевельнулись:
– Мы обеспокоены.
– Чем же, ваше первейшество? – вежливо осведомился Тивел.
– По нашим расчетам, деятельность вашей системы сползла в область неблагоприятного прогноза. Случайные флуктуации почему-то ведут к накоплению негативных статистических последствий.
– У нас есть проблемы, – поджал губы Тивел, – но они решаются и не ведут к нарушению равновесия. Однако мы учтем ваши замечания и проанализируем ситуацию в тех странах, где уровень нашего контроля недостаточен.
– Вы должны были сделать это самостоятельно, геарх. Китай, Иран, Индия, Корея до сих пор плохо управляемы. В России тоже появилась не контролируемая нами сила. Что сделано в ответ?
– Мы работаем, ваше превышество, – холодно сказал Тивел. – Такие проблемы быстро не решаются. Мы шли к перехвату управления в России тысячи лет и уже близки к завершению задачи. Не стоит волноваться по поводу какой-то там «неконтролируемой силы». В скором времени мы подчиним русское Сопротивление. Для этого я усилил наше давление на этот регион.
– Для эффективного надгосударственного управления не нужны армии агентов и властные пирамиды. Достаточно в каждой из стран иметь пять-десять процентов беспрекословно подчиняющихся человеческих особей, чтобы возник эффект автосинхронизации. Тогда дальнейшие события будут развиваться в нужном для нас направлении. Разве у вас в России не работает сеть агентов влияния?
– Работает, ваше превышество, но их недостаточно, и я счел необходимым послать туда команду быстрого реагирования. Это профессионалы, и они справятся с любой проблемой.
– Вы так доверяете этому человеку?
– Какому? – сделал непонимающие глаза Тивел.
– Джеральду Махаевски. Насколько нам известно, он предан своему господину лорду Акуму.
Тивел раздвинул в сардонической усмешке сухие губы.
– Как говорил один очень известный политик:[16] «Может быть, это сукин сын, но это наш сукин сын».
– Что вы имеете в виду? – не понял Арот.
– Джеральд Махаевски мой агент и подчиняется в первую очередь мне. Скоро он сменит лорда Акума на его посту.
– Акум еще молод и полон сил.
– К сожалению, ноша держателя Союза тайных орденов ему не по плечу. Именно из-за его упрямства и амбиций некоторые направления деятельности СТО нами упущены.
– Это ваши проблемы.
– Это наши проблемы, – согласился Тивел.
– Попрошу ускорить строительство в России и странах Азии элитарных управленческих структур. Этот процесс непозволительно затянулся.
– А чем будете заниматься вы, ваше превышество? – не выдержал Тивел.
Арот не возмутился и не обиделся. По-видимому, человеческие эмоции были ему недоступны.
– Мы занимаемся формированием определенных типов психики человеческих особей, способствующих прямому подчинению. Держите нас в курсе событий, особенно в части деятельности вашего эмиссара.
Скорбный лик Экзократора стал на мгновение объемным и исчез. По экрану монитора рассыпались и поползли алые паучки защитной программы. Затем экран погас.
Тивел задумчиво подошел к нему ближе, щелкнул пальцами. Экран ожил, снова превратился в объемное изображение головы «мученика» Арота. Тивел несколько мгновений рассматривал его лицо, потом плюнул, и во лбу изображения открылся «третий глаз» – слепой и черный.
Движением руки Тивел убрал «голову Экзократора» и, не оглядываясь, вышел из кабинета.
Данилин
17 декабря
Урок физкультуры в школе закончился неприятным инцидентом.
Новая ученица Люся снова отказалась выполнять задания учителя, и Данилин без лишних слов отправил ее за пределы спортзала, чтобы она не расхолаживала остальных учеников. Однако Люся закатила истерику, пообещала пожаловаться «директору и прокурору» и со слезами на глазах выскочила из зала. Данилин понял, что родители девочки продолжают поощрять дочь, и решил после уроков поговорить с директором школы, чтобы разработать дальнейшую стратегию поведения. Но директор сам пришел в спортзал, понаблюдал за уроком и вызвал Андрея в коридор.
– Знаете что, Андрей Брониславович, – сказал он, страдальчески изогнув брови, не глядя на собеседника, – наверное, нам придется расстаться. Мне постоянно поступают жалобы от родителей ваших учеников, вот и сегодня Эльвира Жановна Агапова…
– Знаете что, Семен Аркадьевич, – перебил директора Данилин, – если хотите разобраться во всей этой истории с жалобами, давайте поговорим отдельно, у вас в кабинете, а сейчас у меня урок.
– Хорошо, зайдите ко мне, – согласился директор. – Я соберу педсовет, и мы обсудим ваше… э-э, поведение.
– Обсуждать надо не мое поведение, – усмехнулся Данилин. – Обсуждать надо школьную атмосферу, созданную задолго до моего появления, причем не без вашего участия.
Директор вздернул редкие брови, пожевал губами, смерил Данилина неприязненным взглядом и направился к лестнице.
Андрей с грустью подумал, что ему действительно придется уходить из гимназии в скором времени. На директора, стареющего партфункционера, давно заслужившего пенсию и пожизненное заключение одновременно, вышли влиятельные друзья обиженного Андреем депутата Лазарева, и тот начал давить на учителя физкультуры, изобретая все новые и новые причины для его увольнения.
Закончив урок, Андрей к директору не пошел. У него была назначена встреча с капитаном Скрылевым, что для Данилина было намного важнее внутришкольных разборок.
Встретились они в кафе «Лицедей» на улице Советской. Управление внутренних дел, где работал Скрылев, находилось в двух кварталах от кафе.
Капитан был хмур и малоразговорчив.
– Новых данных почти нет, Андрей Брониславович, – сказал он, заказав пиво и овощной суп. – Дело об убийстве Федорова ушло «наверх», в Москву. Так что больше ничем не смогу вам помочь.
Данилин тоже заказал суп, начал есть, как будто сказанное собеседником к нему никак не относилось.
Скрылев покосился на него, болезненно поморщился, пригладил редкие волосы на макушке.
– Я действительно ничем больше не смогу вам помочь. К великому сожалению. Не обижайтесь.
– Я понимаю, – сдержанно отозвался Андрей. – И не обижаюсь.
– Единственное, что удалось установить точно, так это принадлежность микроавтобуса, на котором предполагаемые убийцы подъехали к дому Федорова. «Баргузин» приписан к гаражу костромской службы МЧС. Но и водитель, и завгар клянутся, что никто им в тот день не пользовался. Машина как стояла в гараже, так и стоит.
– Вы ее осмотрели?
– Как положено. Ничего. Ни одного самого малейшего следа. – Скрылев промокнул губы салфеткой. – Кроме одного: в салоне сохранился запах женских духов.
Данилин вспомнил разговор по телефону с «пиковой дамой».
– Значит, им кто-то покровительствует в МЧС?
– Возможно. Однако дело у нас забрали, и доказать мы уже ничего не сможем. – Капитан виновато развел руками.
– Ничего, я пойду дальше. Духи не идентифицировали?
– Эксперт сказал, что это скорее всего недорогие «Серебряные росы» отечественного производства. У них камфарно-травянистый запах, и не очень приятный, на мой вкус.
– Что ж, Кирилл Степанович, спасибо и на этом.
– Не за что. А правда, что ваш друг… э-э, Лев Людвигович, изобрел «летающую тарелку»?
– Разве вы не просмотрели дискету с его чертежами? Там есть и почти детальная схема аппарата.
– Чертежи-то мы видели, а вот «летающую тарелку» в натуре…
– Будьте уверены, она существует. И летает.
– Мы ничего у него не нашли.
Данилин вспомнил слова Федорова, что один экземпляр опытного образца «летающей тарелки» в натуральную величину стоит у него в сарае в деревне под Костромой. Интересно, никто не догадался туда заглянуть?
Скрылев оценил молчание собеседника, кивнул со вздохом.
– Жаль мужика. Знаете статистику? За последний год в России убито уже девять ученых разных научных направлений. Непонятно, что происходит, но создается впечатление, что идет планомерный отстрел лучших отечественных умов, не уехавших по каким-то причинам за границу. Неужели в верхах никто этой проблемой не занимается?
– Должны заниматься, – сказал Данилин не слишком уверенно.
– Я тоже так думаю. Ходят слухи, что у нас появилась какая-то крутая организация, мочит бандитов и крупных аферистов без пощады. Не слышали?
– Нет.
– Ну, ладно, заговорился я тут с вами. – Скрылев торопливо допил пиво, подозвал официанта. – До свидания, Андрей Брониславович. Если понадоблюсь – звоните.
Капитан расплатился за обед, пошел к выходу из кафе, но вдруг вернулся, наклонился к уху Данилина:
– В Брянске сгорел дом родителей жены вашего друга Федорова. Погибли все, кто там был, в том числе мать и отец жены и родная сестра. И еще: в Минске совершено покушение на учителя Льва Людвиговича. Он чудом остался жив. Понимаете?
– Нет.
– Идет охота за всеми родственниками и друзьями Федорова. А вы его друг. Так что будьте осторожны, Андрей Брониславович.
Скрылев ушел.
Данилин же еще посидел за столом несколько минут, ссутулившись, рассеянно наблюдая за обедавшей неподалеку симпатичной девушкой с длинными волосами редкого льняного цвета. Девушка заплатила за обед, встала, и Данилин увидел ее выдающийся животик: она была беременна. Хотя беременность – тоже редкий случай – почти не портила ее фигуру. Видимо, до замужества она занималась художественной гимнастикой либо фигурным катанием.
Девушка, вернее молодая женщина, оделась в белую шубку, заметила взгляд Данилина, подняла бровь, и он поспешил отвернуться, не желая смущать приглянувшуюся ему будущую маму. В голове вращалась одна мысль: убийцы Левы продолжали свое черное дело, планомерно уничтожая всех его родных и близких. И он чувствовал, что они находятся где-то неподалеку, хотя с момента телефонного разговора с «пиковой дамой» никто его не тревожил.
Из кафе он вышел спустя пару минут после беременной и сразу увидел ее возле голубой «Оки», растерянно пятившуюся от какого-то здоровенного молодого мужика в дутой куртке с откинутым капюшоном, небритого, с квадратной челюстью, коротко стриженного. В руке он держал авоську с несколькими банками пива. Мужик замахнулся на женщину, та отпрянула и чуть не упала, успев опереться о капот своей «консервной банки».
Данилин сделал три быстрых шага, перехватил руку мужика, завернул за спину, так что тот охнул и согнулся.
– Что случилось? – мягко спросил Андрей незнакомку.
– Отпусти, с-сучара, убью! – прохрипел мужик.
Данилин нажал на локоть небритого чуть сильнее, тот еще раз охнул и перестал сопротивляться.
– Отпустите его, пожалуйста, – прошептала женщина; в глазах ее стояли слезы. – Это мой муж.
– Муж? – удивился Андрей, слегка ослабляя нажим. – Почему же он так себя ведет?
– Мне нельзя было идти… одной… в кафе…
– Вот те раз! Мне казалось, в России законы шариата не действуют. – Андрей освободил руку мужа незнакомки. – Извините, что вмешался. Я не знал, что она ваша жена. Хотя так с женами не поступают.
– Ах ты, курва пере…я! – Небритый поставил авоську на тротуар и очень умело нанес Данилину удар в живот правой рукой и в челюсть левой; по-видимому, он был когда-то неплохим боксером. Если бы Андрей не был готов к такому повороту событий, удары вполне могли пройти.
Движением живота он «притормозил» удар правой руки, чуть увел в сторону голову, и прохожим со стороны, невольным зрителям сцены, показалось, что высокому парню в отливающей серебром черной куртке, без шапки, очень крепко досталось.
Вскрикнула женщина в шубке, бросаясь к мужу.
– Борис, не смей!
Тот отшвырнул ее, так что она снова отлетела к машине и на этот раз не удержалась на ногах, пошел на Данилина, оскалясь, держа перед собой руки, сжатые в кулаки.
– Ну что, с-сучара?! Давно не били?!
Желание Андрея решить конфликт мирным путем улетучилось.
Демонстрировать приемы «ядовитой руки» на морозе, в условиях зимы, на скользком тротуаре не стоило. Поэтому он просто заблокировал удары небритого – точно боксер, собака, профессионально лупит! – а затем сам нанес один мощный рубящий удар в переносицу парня. Тот отлетел назад и упал с выражением изумления на лице.
Андрей погасил тигриный блеск глаз, помог подняться беременной женщине.
– Еще раз прошу прощения за причиненные неприятности. Но пройти мимо просто так я не мог. Как вас зовут?
– Млада.
– Красивое имя. И редкое.
Женщина перевела взгляд на ворочавшегося в снегу мужа, всхлипнула, передернула плечами:
– Не могу так больше…
Андрей хотел сказать: правильно сделаете, зачем жить с узурпатором, если он так относится к вам? Ребенка можно воспитать и без мужа. Но вслух он этого не сказал.
– Хотите, я подвезу вас до дома?
– Спасибо, не надо, я на машине. – Женщина открыла дверцу «Оки», оглянулась на вставшего на четвереньки мужа, поколебалась немного и села в кабину.
– Стой, стерва! – хрипло взревел небритый Борис. – Я кому говорю?!
– Езжайте, – кивнул Андрей. – Где вы живете?
– На Беговой, дом девять.
– Так это же рядом со мной! – Андрей с невольным удивлением покачал головой. – Я в третьем живу, рядом с рестораном «Север». Позвольте вас проводить?
– Не надо. Спасибо за помощь. До свидания.
Дверца закрылась. «Ока» тронулась с места, уехала. Толпа зрителей стала расходиться.
Небритый муж Млады наконец встал на ноги, сунул руку в карман, вытащил складной нож.
– Ты покойник, сучара! Понял?! Я тебя на ремни порежу…
К нему подскочил какой-то чернявый парень, такой же небритый, но моложе, в кожаной куртке и вязаной шапочке.
– Ты что, упал, Борик?
– Вот этот сучий потрох меня ударил! – Борис, ощерясь, щелкнул лезвием ножа, указывая на Данилина.
Чернявый недоверчиво оглядел Андрея.
– Не может быть! Его же соплей перешибить можно. А ты мастер по боксу.
– Он ударил… сзади.
– Во, бля! Так давай сделаем его!
Андрей шагнул к ним, сунув руки в карманы. Глаза его снова вспыхнули хищным угрожающим блеском. Боксер и его приятель замолчали, вдруг ощутив внутреннюю силу приблизившегося к ним человека.
– Слушай внимательно, мразь! – медленно, тяжело, глубоким бархатным баритоном проговорил Андрей. – Я не знаю твоих отношений с женой, но это далеко не любовь. Не любишь – уйди! Будь мужчиной, а не бандитом в семье. Станешь продолжать ее обижать – я тебя найду! Обещаю!
Он еще несколько мгновений гипнотизировал боксера светящимися тигриными глазами, потом повернулся и спокойно пошел к своей машине.
– Что он сказал?! – очнулся чернявый парень. – Ты слышал, Борик?! Он же нас за пидоров держит! Давай догоним…
За спиной началась возня, но Андрей не оглянулся. Сел в машину, завел двигатель, прогрел салон, боковым зрением фиксируя действия небритой парочки. Чернявый прыгал вокруг своего вожака, жестикулировал, что-то доказывал, кивая на «Надежду» Данилина, а Борик гладил лоб, щупал переносицу и явно не торопился лезть в драку.
Андрей усмехнулся. Удар, которым он остановил боксера, запомнится ему надолго и храбрости не прибавит. Обычно «колун» приводит к сотрясению мозга, и применяют его исключительно в целях пресечения атаки. Что ж, сам виноват, боксер.
Андрей вспомнил полный тоски и боли взгляд Млады. Жалость к ее мужу тут же прошла.
Кафе с матерящейся парой и редкими зеваками осталось позади. Лишь одна машина – белый микроавтобус «Лада-151» – двинулась следом за «Надеждой» Данилина. Сначала он не придал этому значения, желая догнать «Оку» с Младой за рулем, потом вдруг вспомнил, что к Леве Федорову убийцы тоже приехали на «пятьдесят первой», и начал присматриваться к держащемуся в сотне метров позади микроавтобусу. Через несколько минут он понял, что за ним ведется слежка.
Сердце заработало в полную силу.
С момента похорон Федоровых и звонка неизвестной женщины, представившейся «пиковой дамой», прошло уже несколько дней, и появление «пятьдесят первой» «Лады» с наблюдателями явилось первым напоминанием о том, что охота на приятелей Левы продолжается. Вот только охотники едва ли догадывались, что объект их охоты – не простой школьный учитель физкультуры.
«Ока» стояла во дворе дома номер девять.
Андрей вышел из машины, прошелся по двору, глядя на окна дома и гадая, какие из них принадлежат квартире Млады. Сел обратно в кабину, размышляя, что делать дальше. «Пятьдесят первая» во дворе не появилась, но это ничего не значило, наблюдатели могли ждать его и на улице, зная, где он живет на самом деле.
Подождав несколько минут, Андрей решил уже ехать домой, и в это время во двор заехала красная «Лада-112», из которой выбрались недавние оппоненты Данилина – Борис, муж Млады, и его приятель. Не обратив внимания на машину Андрея, они зашагали к подъезду, налитые угрюмой недоброжелательностью ко всему на свете. Было видно, что настроены они весьма решительно, а что стояло за этой решительностью, представить не составляло труда.
Андрей вылез из «Надежды», направился следом.
Муж Млады и его спутник поднялись на второй этаж дома, открыли дверь своим ключом. Их голоса пропали.
Андрей бесшумно преодолел два лестничных пролета, остановился на лестничной площадке, прислушиваясь к звукам, долетавшим из четырех квартир. Сосредоточился на резонансной ориентации в звуковой среде. И тотчас же услышал голос Млады:
– Я ни в чем не виновата! И я не хочу больше жить как в тюрьме! Не хочу!
– Тебя никто не спрашивает, чего ты хочешь! – раздался угрожающий голос ее мужа. – Сказано – сиди дома, значит, сиди!
– Не буду! Я ухожу!
– Никуда ты не уйдешь, сучка! Будешь делать то, что я скажу! Кто этот тип, что вмешался не в свое дело?!
– Не знаю. Ты ведешь себя, как свинья, вот он и вмешался.
– Кто свинья?! Я свинья?! А ты тогда кто?! Б…ь?!
Послышался треск и вслед за ним вскрик женщины.
Андрей одним рывком сломал замок двери и стремительно ворвался в квартиру, уже не думая о последствиях.
Млада, скорчившись, держась за щеку, сидела на диване. Ее грозный муж горой навис над ней с ремнем в одной руке и боксерской перчаткой в другой. Его приятель сидел за столом с бутылкой минеральной воды и пил из горлышка. От обоих за версту разило перегаром. Видимо, друзья успели где-то крепко нагрузиться.
Действуя в темпе пулеметной очереди, Андрей хлопнул ладонями по ушам небритого Бориса, вырвал у него ремень и в мгновение ока скрутил ему руки. Несильным, но точным толчком в грудь отправил парня в кресло в углу комнаты. Тем же манером обработал чернявого приятеля боксера, едва не захлебнувшегося водой, усадил на пол, рядом с креслом. Подошел к ошеломленно взирающей на него Младе, у которой на щеке алел рубец – след ремня.
– Извините, что снова вмешиваюсь в вашу жизнь, – сказал он виноватым тоном. – Если вы меня прогоните, будете совершенно правы. Но тогда у вас не будет шанса избавиться от этой скотины.
– Как вы сюда попали?!
– Случайно проходил мимо, – улыбнулся Андрей.
По губам Млады тоже скользнула беглая улыбка.
– Вы не понимаете… я хочу…
– Ничего не надо объяснять. Собирайтесь и уходим.
– Куда?! – растерялась женщина.
– Я найду вам уютную квартиру, где вы обретете покой и уход. Верьте мне! – последние слова он произнес как мантру, с подачей энергетического импульса.
– А-а-а… э-э… – послышался голос Бориса, таращившего на них глаза. – Т-ты кто, с-сучара? Чего тут распоряжаешься?! Совсем оборзел?!
Андрей и Млада одновременно посмотрели на него, переглянулись.
– Собирайтесь. – Он мягко подтолкнул ее к гардеробу. – Я не дам вас в обиду.
Она несколько мгновений колебалась, прикусив губу, потом глянула на боксерскую перчатку и решительно бросилась в спальню.
Зашевелился спутник небритого боксера, начал материться, пытаясь встать на ноги.
Андрей пнул его в колено.
– Сидеть! – От его голоса зазвенели стекляшки люстры под потолком. – Время рабства кончилось! Она будет жить отдельно. И не дай вам бог попытаться найти ее и заставить вернуться! Поняли?
– Я же тебя, сучара, из-под земли… – Борис не закончил.
Андрей шагнул к нему, лязгнули зубы.
Боксер прикусил язык, ойкнул.
– Понял, спрашиваю?!
Борис кивнул, бледнея.
Из спальни выскочила Млада с большой синей сумкой в руке, где лежали ее наспех собранные личные вещи.
– Все, мне больше ничего не надо.
– Идемте.
– Эй, ты куда?! – опомнился Борис. – Не сходи с ума! Куда ты пойдешь, беспризорщина?! Ни кола, ни двора! Я этого твоего хахаля по асфальту раскатаю, ты меня знаешь! Вернись, курва!
Млада съежилась как от удара, но Андрей подхватил ее под руку, вывел из квартиры.
– Спускайтесь к моей машине – белая «двадцатка», я сейчас.
Он вернулся в квартиру, откуда на лестничную площадку долетали крики и мат, зашел в гостиную. Приятели, уже почти освободившиеся от пут и пришедшие в себя, разом замолчали, увидев сверкающие глаза их «воспитателя».
Андрей звонко шлепнул ладонью по лбу чернявого, усаживая его обратно на пол, и с неизъяснимым удовольствием врезал вскочившему и ставшему в стойку боксеру кулаком в живот, пробивая неслабый мышечный каркас. Таким ударом, уплотнив его энергетическим посылом, можно было пробить человека насквозь. Но Андрей не ставил задачи убить или покалечить противника, он только добавил инерционную волну, усиливающую массу удара, и боксер улетел в другой угол гостиной, влип спиной в шкаф, выбив телом дверцу, и сполз на пол, хватая ртом воздух и выпучив помутневшие глаза.
– Еще раз услышу оскорбления в адрес этой женщины – выбью зубы! – предупредил Андрей. – А обещания я обычно выполняю!
Он тихо вышел из квартиры, догнал во дворе Младу, оглядывающуюся на дверь подъезда.
– Что вы с ними сделали?
– Не беспокойтесь, просто посоветовал вести себя по-человечески. Садитесь, пожалуйста. – Он открыл дверцу машины.
– Куда мы едем?
– К одной очень хорошей женщине, старой учительнице. У нее трехкомнатная квартира, и там вам будет хорошо.
Млада села, сжалась на переднем сиденье, глядя перед собой огромными черными глазами. Губы у нее были пухлые, потемневшие, искусанные. И Андрей мимолетно вспомнил Леву Федорова, который любил шутить по поводу губ своей жены, что «такие губы уже не носят».
«Пятьдесят первая» «Лада» стояла на другой стороне улицы. Как только машина Данилина выехала из арки, микроавтобус тут же тронулся с места и пристроился в ста метрах сзади. Следившие за Андреем люди не скрывали своих намерений, а может быть, наоборот, хотели показать своему «клиенту», что он находится «под колпаком», заставить его нервничать и спешить.
Потерпите немного, подумал он угрюмо, поиграем в кошки-мышки в следующий раз. Сейчас я занят более важными делами.
Словно услышав его мысли, микроавтобус отстал, а затем и вовсе свернул в переулок.
Андрей загнал машину во двор своего дома, помог тихой и подавленной Младе вылезти и повел ее на квартиру Анны Игнатьевны.
Старая учительница встретила их улыбчиво, без каких-либо расспросов согласилась оставить гостью у себя, захлопотала вокруг нее, повела переодеваться, потом в ванную. Андрей предложил было свою помощь, но был с негодованием отвергнут и загнан на свою территорию, где просидел почти час, пока Анна Игнатьевна ухаживала за Младой, лечила ссадины на лице и показывала новое жилье. Единственное, что она согласилась принять от постояльца, так это его бальзам.
Этот бальзам Андрей приобрел в Москве, в общине «Любки», которой руководил его учитель и друг Иван Попов. «Ярила» – так называлось это средство – замедлял старение организма, укреплял иммунитет, избавлял от насморка и кашля, уменьшал усталость и прибавлял сил. Анна Игнатьевна по совету квартиранта принимала бальзам по чайной ложечке каждый день и уже оценила его лечебную силу.
Наконец-то хлопоты закончились, и Андрею любезно разрешили присоединиться к женщинам пить чай с вареньем.
Млада в халатике, чистая, свежая, румяная, разомлевшая от тепла и ухаживаний, выглядела по-домашнему милой и близкой. Даже позеленевший синяк на лице не портил ее, и Андрей вдруг получил самый настоящий сердечный приступ, сразу и бесповоротно осознав, что эту юную женщину он ждал всю жизнь!
Анна Игнатьевна почувствовала его скрытое волнение, искоса посмотрела на постояльца, улыбнулась и снова захлопотала возле гостьи, предлагая ей то одно, то другое, то третье. Млада смущенно принимала ухаживания, отвечая на взгляды Андрея как-то по-особенному, с верой и надеждой – так ему показалось, и в душе у него поселилось светлое ожидание чуда. И страстное желание стать небезразличным этой женщине, отважившейся бросить все и уйти от мужа.
Он затеял было разговор, вспоминая веселые случаи из школьной жизни, но заметил, что Млада клюет носом, и решительно поднялся из-за стола.
– Уложите ее спать, Анна Игнатьевна, она устала.
Млада запротестовала, однако ее подхватили под руки, увели в спальню и уложили на кровать. Уснула она мгновенно, как только ее голова коснулась подушки. Анна Игнатьевна вышла из комнаты, приложила палец к губам:
– Спит, сердешная. Где это ты такую красавицу раздобыл, Андрюша?
– На улице нашел, – улыбнулся Данилин. Заглянул в спальню, полюбовался на умиротворенно-счастливое расслабленное лицо Млады, послал ей импульс «эфирной нежности», закрыл за собой дверь.
– В кафе познакомились, случайно, – добавил он. – К ней пристали какие-то негодяи, я немножко поговорил с ними, они отстали. А потом выяснилось, что это ее муж с приятелем.
– Странное знакомство, – покачала головой старушка. – Такие просто так не происходят. Как же ты ее увез, от мужа-то?
– Под наркозом, – пошутил Андрей, смущенно пожал плечами. – Достал ее муж, вот она и ушла. Вы уж простите меня, что я привел ее сюда. Поговорю с друзьями, найдем ей другую квартиру.
– Зачем же другую? Пусть живет с нами, все веселей будет. Только ты уж поосторожней на улице, Андрюша, больно времена плохие настали. Да и муж у нее бывший мастер спорта по боксу, связался с дурной компанией, нигде не работает, озлобился на весь мир.
– Откуда вы знаете?
– Она сама рассказала. А что тут такого? Тепло да ласка любой язык развяжут. Сначала у них все хорошо было. Познакомились на Спартакиаде народов России, в Москве, она тогда художественной гимнастикой занималась, даже в сборную страны попала, а он тоже в сборной был – по боксу. Поженились, год прожили в разъездах, потом он вдруг запил, вылетел из сборной, и покатилось все под откос.
– Примерно так я себе это и представлял. Но если он нигде не работает, откуда берет деньги на еду, на машины? Ведь Млада тоже не работает?
– Этого не знаю, не спрашивала. Но девица она хорошая, чистая, только робкая, затурканная.
– Какая? – удивился Андрей.
Анна Игнатьевна усмехнулась.
– Так моя мама говаривала. Это значит – забитая, несамостоятельная, обиженная судьбой.
– Скорее мужем, а не судьбой. Если она решилась уйти, не все еще потеряно. Да и я буду рядом… – он осекся.
Анна Игнатьевна прищурилась.
– А не пожалеешь, Андрюша? Ребеночек-то не твой, трудно тебе будет.
– Будет мой! Не пожалею. Лишь бы она не отвернулась.
– Да, судя по разговорам, ты произвел на нее благоприятное впечатление.
– Правда? – обрадовался он.
– Можешь не сомневаться. Заговорилась я с тобой, пойду постираю ее бельишко, пока она спит.
Зазвонил телефон.
Анна Игнатьевна просеменила в прихожую, сняла трубку.
– Але?.. Да, он дома… тебя, Андрюша.
Данилин взял трубку.
– Слушаю.
– Андрей Брониславович?
– Так точно. Кто говорит?
– Майор Ларин. Убит капитан Скрылев. Вы можете подъехать в управление?
– Когда?!
– Прямо сейчас.
– Нет, когда убит? Я же с ним виделся буквально два часа назад!
– Приезжайте, поговорим.
В трубке раздались гудки.
– Что случилось? – всполошилась Анна Игнатьевна. – Кого убили?
– Моего знакомого, – глухо ответил Андрей, – капитана Скрылева Кирилла Степановича. Его сын у меня в секции занимается.
– Матерь божья! – перекрестилась старушка. – Что творится! За что же его убили, бедного?
Андрей вышел из ступора, быстро оделся и выскочил из квартиры, на бегу попросив учительницу не выпускать Младу на улицу. Ответа Анны Игнатьевны он не услышал. А когда выехал на машине со двора, снова увидел белую «пятьдесят первую», выехавшую из-за угла и направившуюся за ним. Наблюдатели действительно знали, где он живет, и продолжали слежку. Пора было выходить на «тропу войны» и начинать активные действия.
Буй-Тур
17 декабря
Разговор по телефону с бабушкой Аграфеной из Нижнего Новгорода слегка улучшил настроение Гордея. Его визит к местным хозяйственным начальникам возымел действие, они засуетились и предложили старушке неплохой вариант обмена старой квартиры в полусгоревшем доме на новую. Гордей пообещал ей помочь с переездом и попросил предупредить его за три-четыре дня до этого события, чтобы успеть договориться с начальством о небольшом отпуске. До конца года времени у него на визит в Нижний не было совсем.
Шестнадцатого декабря его снова вызвал к себе в профилакторий «Благоево» воевода Спирин и вручил план работы на оставшиеся две недели до праздника. План состоял из четырех пунктов.
Пункт первый: разобраться в пожарах, случившихся в Москве, в результате которых сгорели сразу пять деревянных зданий дореволюционной постройки – на Трубной площади, на Остоженке, в Леонтьевском переулке, на улице Сергия Радонежского и на Пятницкой. Гордей, прочитав задание, подивился сходству ситуации с той, которую он решал в Нижнем Новгороде, где тоже горели старые дома, мешающие кому-то завладеть территорией.
Пункт второй: «подлечить» главу Ленинского района Московской губернии, почуявшего себя «удельным князем» на землях района и творившего неслыханные беззакония.
Пункт третий: наказать националистов из Татарского общественного центра «Миллийорт», поддерживающих банду братьев Кашаповых, которые затерроризировали русское население Набережных Челнов и ближайших к ним городов Татарстана под лозунгами «движения за права татарских мусульман». По данным разведки ППП, эта банда успела разрушить две церкви, православный храм, русскую школу, разорить несколько русских кладбищ.
И, наконец, четвертым пунктом плана было уничтожение сети порноиндустрии в славном русском городе Костроме.
Этот пункт заинтересовал Буй-Тура больше всего, так как он даже не представлял себе, какой размах может приобрести торговля порнографической продукцией через Интернет.
А началась вся эта история с письма директора ФБР США директору Федерального агентства расследований России, в котором говорилось о появлении во «всемирной паутине» ужасного полутораминутного видеофильма, показывающего сцены издевательства над девочкой шестилетнего возраста. На кадрах были запечатлены поистине изуверские сцены. Двое «актеров»-мужчин сначала насиловали кроху, а потом забавлялись ее мучениями, отрезая уши, выкалывая глаза и так далее. Проведенная американцами экспертиза показала, что фильм не является плодом больного воображения и спецэффектов, а отражает реальное событие. Следствием также было установлено, что этот видеоролик американские пользователи Сети получали всего за четыреста долларов – за копию – со специализированного русского сайта.
Отечественные киберсыщики провели оперативное расследование и вышли на след так называемой «порнотриады». В эту триаду входили группа, непосредственно занимавшаяся подбором малолетних «актеров», съемкой, распространением видеопродукции в Сети, и «крышующая» бандитская структура. Второй неотъемлемой частью триады являлись коррумпированные чиновники, лоббирующие интересы преступников, предупреждающие их об опасности и оказывающие любые другие услуги. Третьей частью триады являлась банковская структура.
Доходы порнодельцов, по данным ГУВД России, составляли около тридцати тысяч долларов в месяц с одного только сайта или более тысячи процентов чистой прибыли от вложенных на создание фильмов затрат. Было от чего хвататься за голову и принимать немедленные меры. Однако дальше предварительного расследования факта продажи видеофильма с жуткой сценой дело не пошло. И тогда расследованием занялась служба ППП Русского национального ордена, быстро вышедшая на тех, кто смог закрыть расследование (уровень правительства!), и на тех, кто заказал, исполнил, записал фильм и распространил его по Сети.
Группе «Сокол» под командованием Буй-Тура предписывалось уничтожить всю цепочку триады – от исполнителей до чиновников, сотрудничающих с порнодельцами, и Гордей взялся сначала именно за это дело. Люди, зарабатывающие деньги таким путем, а точнее – нелюди, не должны были, не имели права жить!
Конечно, Гордей не состоял в лагере ханжей, на словах осуждающих «свободную любовь», а на деле вовсю пользующихся ею. Однако и к женщинам он относился специфически, считая, что каждая из них должна выполнять определенную функцию. Одни хорошо готовили, другие находили себя в сфере обслуживания, третьи были отличными продавцами, четвертые устраивались моделями в салоны мод. Но существовали и женщины, предназначенные для производства детей, а также те, что прекрасно обходились без них, посвятив себя божеству секса. Последних Гордей презирал, хотя не чурался встреч с ними, объясняя это «сохранением мужского здоровья». В последнее время, на исходе тридцать шестого года жизни, он уже начинал подумывать о женитьбе, слегка изменив свою «натурфилософию», хотя женщину, способную стать женой – по его меркам, – пока так и не встретил. Однако заниматься сексом – одно, а снимать порнофильмы и напрягать ими неокрепшую детско-юношескую психику – по Интернету бродило огромное стадо младолетних юзеров – другое, и Гордей был абсолютно убежден, что порнодельцы заслуживают самого сурового наказания.
В Кострому группа «Сокол» прибыла семнадцатого декабря и сразу приступила к реализации задания.
Следаки ППП выяснили, что владельцем сервера, через который шло распространение «порноужастика», является один из мелких костромских провайдеров из числа тех, которые выкупают около тысячи доменных имен (адресов в Интернете), а потом предоставляют клиентам за определенную плату. Данный провайдер использовал свой сервер в качестве анонимайзера – устройства, скрывающего реальный сервер, на котором фактически хранился фильм. Его партнерами были именно те члены «порнотриады», которые и снимали фильм. Разведка ППП дошла до оператора и «актера», участвующего в съемках ролика, но оставались неизвестными еще второй «актер» – вьетнамец, судя по лицу, и заказчики продукции, а также те, кто помогал триаде процветать, чиновники костромской администрации, имеющие также высоких покровителей в Москве.
Гордею и его людям предстояло размотать всю цепочку производства и сбыта порнофильмов и ликвидировать ее «под ноготь». Что вполне соответствовало его внутренним убеждениям о вредоносном воздействии «всемирной паутины» на психику людей. Да и в приложении к заданию приводились страшные факты такого воздействия. С тысяча девятьсот девяносто седьмого года прошлого столетия по нынешний год только в США школьники, воспитанные «стрелялками» и «ужастиками», распространяемыми по Интернету, убили больше трехсот человек – одноклассников, учителей и случайных прохожих! Появились такие «герои», убежденные в том, что жизнь – такая же видеоигра, которую всегда можно «перезагрузить», и в России.
Начал Буй-Тур свою работу с визита к оператору, снявшему жуткий фильм с убийством девочки.
Оператором оказался Иван Кирунов, двадцативосьмилетний безработный костромич, закончивший в свое время журфак МГУ. Жил он тем, что торговал видеопродукцией определенного содержания, а потом начал снимать порнофильмы, не брезгуя самыми грязными сюжетами. Жил он на улице Катушечной, недалеко от стадиона Октябрь.
Вечером того же дня Гордей, переодевшись в форму офицера криминальной милиции, позвонил в дверь квартиры номер одиннадцать на третьем этаже старого шестиэтажного здания. Жилец на звонок отреагировал не сразу. Оторвать от компьютера его было трудно. Наконец кто-то посмотрел на Гордея в дверной «глазок».
– Кто там? – послышался чей-то недовольный голос.
– Гражданин Кирунов? – вежливо проговорил Буй-Тур. – Откройте, милиция.
За дверью озадаченно помолчали.
– В чем дело?
– К нам поступил сигнал от ваших соседей, что вы поздно вечером включаете громкую музыку.
– Что за фигня? – удивились за дверью. – У меня даже музыкалки нет.
– Разрешите проверить? Вот мое удостоверение. – Буй-Тур развернул красную книжицу с буквами МВД.
На этот раз молчание за дверью длилось дольше. Обострившимся чутьем Гордей поймал тоненький писк и понял, что хозяин квартиры кому-то звонит по мобильному телефону. Отвернувшись, он придвинул к губам усик рации:
– Будьте готовы к появлению «крыши». Клиент кому-то звонит.
– Всегда готовы, – отозвался Олег. – Надеюсь, он звонит не в милицию.
Загремели засовы, дверь открылась.
На «офицера милиции» глянул длинноволосый молодой человек с бледным лицом, заросшим многодневной рыжей щетиной. Хотя, возможно, владелец лица просто «косил» под известных отечественному телезрителю шоуменов типа музыканта Гергиева и художника Краснова. Гордей сам брился не каждый день, но почему-то заросших и щетинистых мужиков не любил.
– Вы один? – подозрительно осведомился Кирунов хриплым голосом; одет он был в спортивные штаны и белую запятнанную футболку.
– А с кем я должен быть? – шевельнул бровью Буй-Тур. – Конечно, один.
– По-моему, у нас другой участковый.
– Я не участковый, наша контора покруче. Показывайте свое жилище, гражданин Кирунов.
Хозяин отступил в сторону, пропуская гостя, выглянул в коридор, закрыл дверь.
– Проходите, обувь можете не снимать. У меня нет музыкального центра, а телевизор я практически не включаю. Сижу за компьютером или балуюсь с видеоаппаратурой. Вот, пожалуйста, смотрите.
Буй-Тур заглянул на кухню, увидел в мойке гору грязной посуды, стоявшую на столе початую бутылку водки, консервы, засохший хлеб. По всему было видно, что женские руки не прикасались к интерьеру кухни давно.
Квартира у Кирунова состояла из двух комнат.
В гостиной стояли ширмы, по всему полу были разбросаны подушки и пуфы, стол отсутствовал, а на диване лежали фотоаппараты разных марок, видеокамера «Сони» и куча видеокассет и лазерных дисков.
– Я занимаюсь любительской видеосъемкой, – пояснил Кирунов, наблюдая за гостем. – Но очень тихо. Никто не жаловался. Даже странно, что вам кто-то позвонил.
Буй-Тур прошел в другую комнату, соединявшую в себе спальню и кабинет. Здесь стояла неубранная кровать, а на столе у окна красовался современный компьютер с плоским двадцатидюймовым монитором. Компьютер был включен, и по экрану плавали человеческие губы, то складываясь в ехидную улыбку, то принимая скорбное выражение.
– Хорошая машина. – Гордей одобрительно кивнул на компьютер. – Не каждому по карману. Вы, наверно, неплохо зарабатываете, гражданин Кирунов.
– Гроши, – ухмыльнулся хозяин.
– Так уж и гроши. Небось в коммерческой фирме работаете?
Глаза Кирунова сузились, ухмылка пропала.
– В фирме. – Голос его дрогнул. – У вас ко мне все, товарищ капитан?
– Тамбовский волк тебе товарищ, – усмехнулся Буй-Тур, выходя в гостиную, указал на диван. – Садись, поговорим.
– Мы же все выяснили…
– Не все, однако. – Буй-Тур повернулся к Кирунову лицом, расставил ноги, спрятал руки за спину. – Теперь ты расскажешь, гнида, кто твой заказчик. Кому ты сбываешь свои «художественные фильмы»? Сам ведь не продаешь? Только снимаешь?
Глаза оператора триады вильнули, хотя он тут же принял оскорбленный вид.
– Не понимаю, о чем вы говорите. Я сейчас позвоню в милицию и…
– Да хоть самому мэру или даже президенту. Я задал вопрос: кто твой хозяин, тварь?! Кому ты продал ролик, на котором записано, как твои дружки насиловали и убивали девочку? Где они? Ну!
Кирунов отступил на шаг, глаза его забегали, пальцы на руках скрючились.
– Вы меня с кем-то путаете… я журналист, интеллигентный человек… и никогда не позволю…
Буй-Тур усмехнулся, вспомнив слова вождя мирового пролетариата товарища Ленина: «Интеллигенция не мозг нации, а говно».
– Не виляй глазками, интеллигент поганый! Вопрос повторять больше не буду! Не ответишь здесь – поедешь со мной.
– Куда?
– В столицу нашей родины. Там тебя живо приведут в чувство и заставят говорить.
– Я ничего не понимаю… – Кирунов отступил еще дальше, прислушиваясь к чему-то и кидая взгляды на часы.
– Один мой знакомый говорил:[17]

Давно пора, … твою мать,
Умом Россию понимать!
– Собирайся, пошли.
– Никуда я с вами не пойду! – окрысился Кирунов. Глаза его радостно вспыхнули – он услышал шаги нескольких человек в коридоре. – Сейчас с тобой разберутся мои друзья, капитан долбаный, в натуре объяснят, что ты ошибся адресом.
Дверь открылась. В квартиру вошли двое.
У Кирунова отвисла челюсть.
– В-вы к-кто?! К к-кому?! – Он вдруг прыгнул к двери спальни, но Гордей подставил ногу, и оператор порностудии, споткнувшись, врезался головой в косяк двери, охнул, хватаясь за голову, упал. Его подхватили под руки и усадили на диван.
Буй-Тур посмотрел на Олега, также переодетого в представителя органов охраны правопорядка.
– Их было четверо, – ответил тот на молчаливый вопрос в глазах командира. – На белой «пятьдесят первой». Трое вооружены пистолетами, у четвертого еще и «калаш» десантного образца.
– «Крыша»?
– Так точно. Жека с ними сейчас разберется и все выяснит. Ну а с этим что?
Буй-Тур подошел к обалдевшему хозяину квартиры, наклонился над ним, заглядывая в глаза.
– Он туго соображает, но заговорит. Как сказал один уважаемый человек:[18]

Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет
В тяжелых, нежных наших лапах?
Олег хмыкнул, опустился у ног Кирунова на корточки, ласково спросил:
– Сам будешь говорить, падаль, или нам сделать то же самое, что сделали твои приятели с той девчушкой?
Кирунов попытался вскочить, но получил толчок в грудь и упал обратно на диван, бледнея еще больше.
– Я ничего не знаю… не понимаю… я никого не убивал. Это их инициат… – Он осекся, поняв, что проговорился.
Гордей кивнул. Олег вонзил в ладонь парня нож. Тот взвизгнул, хватаясь за рану, вскочил и снова был усажен на диван.
– Тихо! – проговорил Олег, поднося к его лицу лезвие ножа. – Соседей разбудишь!
Кирунов сжался, замолчал.
– Тебе лучше все рассказать сейчас. – Буй-Тур присел на диван рядом с ним. – Мы не изобретем ничего нового, пытая тебя, все уже изобретено до нас, но уверяю тебя, ты заговоришь.
Сказано это было спокойно, равнодушно, обыденным тоном, но даже подчиненных Гордея продрал мороз по коже от его слов.
Широко раскрытые глаза Кирунова помертвели.
– Х-хорошо… я с-скажу… – выдохнул он. – Весло… Веселовский живет на седьмой Рабочей, дом семнадцать… а Саня… Санг Вонг, он вьетнамец, в общаге на Шагова, напротив депо.
– Молодец, – кивнул Гордей. – Ведь можешь, если хочешь… – Он помолчал и добавил: – Жить. Но это мы выяснили только адреса «актеров». Кто из них был инициатором съемок?
– Саня…
– Понятно. Азиаты всегда бежали к пропасти впереди цивилизации. Как там говорилось в лозунгах: русский и вьетнамец – братья навек?
– По-моему, это про китайцев было сказано, – подал голос Влад, просматривающий записи в компьютере. – Посмотрите-ка, что у него тут хранится.
– Потом. Идем дальше. Кому ты сбывал свою продукцию?
– Я его не знаю, общались только через комп… – забормотал Кирунов, прижимая к груди окровавленную ладонь.
– Врешь, – покачал головой Гордей, посмотрел на Олега. – Давай.
Бывший лейтенант армейского спецназа замахнулся ножом.
Кирунов пискнул, вжимаясь в спинку дивана.
– Он меня убьет!
– Сначала это с удовольствием сделаем мы, тварь, но будем делать это долго!
– Говори, – кивнул Гордей. – Как ты уже догадался, мы не государевы люди, хотя и радеем за государство, но до суда доводить это дело не будем. Пришьем – и все! Итак?
– Он… депутат… нашей Думы… уважаемый человек…
– Конкретнее.
– Лазарев… Иосиф Иванович…
Буй-Тур и Олег переглянулись.
– Кажется, у нас есть компромат на этого деятеля, – вспомнил Олег. – Но в другой сфере.
– Поставка девочек в Москву на всевозможные кастинги и конкурсы.
– Точно! Оказывается, наш клиент подходит к бизнесу со всех сторон, спереди, и сзади, и сверху.
– То есть полностью в дерьме. – Буй-Тур посмотрел на потного жалкого Кирунова. – Где живет твой заказчик?
– В центре, на проспекте Мира… и еще у него особняк за городом, недалеко от Ипатьевского монастыря. Но туда вам не пройти, дом хорошо охраняется.
– Разберемся. Где он любит отдыхать?
– В казино «Север»… в ресторанах… в боулинг-клубе «Депо»… – Кирунов оживился. – У нас проходит чемпионат города по преферансу, Лазарь… э-э, Лазарев в нем участвует. Завтра финал.
Буй-Тур смерил оператора оценивающим взглядом, посмотрел на Олега.
– Может быть, это вариант.
– У нас маловато времени на разработку.
– Попытаемся успеть. Где проходит чемпионат?
– В ДК «Космос» на Советской. Начало турнира в четыре часа дня.
– Спасибо за информацию. – Буй-Тур встал с дивана. – Уходим.
– А с ним что делать?
– Командир, посмотри-ка, – позвал Влад.
Гордей вошел в спальню, несколько секунд разглядывал картинку на дисплее компьютера, включенного Владом, вернулся в гостиную. Молча вынул пистолет с глушителем и выстрелил Кирунову в голову.
– Ему нет прощения! Пиши записку, пусть народ знает, за что он сдох.
Олег хмыкнул, заглянул в спальню, полюбовался на экран компьютера и вышел.
– Вот сволочь!
Влад отстучал на клавиатуре текст записки, отпечатал на принтере, вложил листок бумаги в пальцы убитого.
Через минуту группа собралась во дворе дома, у белой «пятьдесят первой» «Лады», в салоне которой сидели связанные бандиты из местной группировки, охраняющей дельцов порнобизнеса. Двое из них так и не пришли в себя после короткой схватки с «соколами» Буй-Тура, двух пришедших в себя допрашивали Жека и Борис.
– Все тихо, командир, – доложил Жека, загримированный под кавказца. – Они все рассказали. «Крыша» работает на депутата местной Думы Лазарева, ее вожак – начальник частного охранного агентства «Туз», бывший подполковник внутренних войск МВД. В команде этого «туза» спортсмены, боксеры и самбисты. Похоже, они весь город держат в ежовых рукавицах.
Буй-Тур кивнул. Он читал сводку криминальных новостей по Костроме. Только за последнюю неделю в городе произошло больше десятка громких преступлений, среди которых наиболее важными были убийства известного ученого Федорова, вместе с женой, а также капитана Скрылева из Управления внутренних дел Костромы.
– Обычное дело. «Крыша» и должна выглядеть достаточно респектабельной. Будь у нас время, можно было бы заняться этими ребятами, но у нас другая задача. Едем к «актерам», которых сдал оператор. Потом начнем работать по ДК «Космос».
– Зачем?
– Клиент завтра будет играть там на первенстве города по преферансу.
– Ух ты! Клевая игра! Я тоже иногда пишу «пульку» в приятной компании. А с этими что делать?
– Отключи их.
Жека двумя ударами «отключил» парней в салоне «Лады», выжидательно глянул на Гордея.
– Что дальше? «Мочить» их без веских причин…
– «Мочить» не придется. Отведи машину поближе к местному УВД, сунь в руки каждому их оружие и двигайся на седьмую Рабочую, к дому номер семнадцать. Будем брать «актера» Веселовского.
– А вы?
– Позвоним в милицию, что видели белую «пятьдесят первую» с вооруженными людьми, и тоже поедем на Рабочую. Да, не забудь уничтожить их мобилы, чтобы не смогли позвонить своему боссу.
– Он и так узнает о захвате.
– Но не сегодня.
– Понял. – Жека сел за руль «Лады» и уехал.
Остальные члены группы сели в серенькую вазовскую «десятку», предоставленную им группой обеспечения, и отправились по указанному Кируновым адресу, где проживал один из «актеров» порнофильма, подлежащий безусловному уничтожению.
В половине двенадцатого группа обнаружила «клиента» в компании девиц в своей квартире на седьмой Рабочей улице и тихо выполнила свою работу, оставив труп со свернутой шеей стыть на кровати, приказав девицам молчать и сидеть в ванной до утра.
Еще через час с небольшим в общежитии для иностранцев на улице Шагова был убит вьетнамец Санг Вонг, известный в городе торговец порнографическими слайдами и фотографиями. Приятели, в компании которых он находился, отстоять своего компаньона не смогли. Их избили до потери сознания, а когда они очнулись, увидели труп Санг Вонга с приколотой к груди фотографией, на которой он терзал малолетнюю девочку.

Первенство Костромы по преферансу среди профессионалов и любителей проводилось под эгидой Российской лиги интеллектуальных игр уже пятый год подряд и собрало в Доме культуры «Космос» более ста участников. Организаторы турнира озаботились квалифицированной судейской коллегией и свято блюли принцип справедливости и равенства возможностей. Вступительный взнос «профи» составлял семьсот пятьдесят долларов, «мастера» платили по двести, а любители – по двадцать долларов за участие в состязаниях. Из этих сумм и формировался призовой фонд в каждой из категорий, плюс утешительные призы от мэрии города, взявшей на себя хлопоты с арендой Дома культуры.
Первый этап в четыре тура по швейцарской системе, когда все участники играют без выбывания, занимая места за столами по жребию, прошел семнадцатого декабря. На следующий день игроков рассаживали уже по суммам набранных очков, и в действие вступила неумолимая олимпийская система.
Состязания начались в четыре часа пополудни, и к восьми часам вечера ряды бойцов, без устали писавших «пулю» за «пулей», изрядно поредели. В десять за столами остались только три «великолепные четверки» финалистов, среди которых – за столом профессионалов – оказался и публично известный депутат городского собрания Иосиф Иванович Лазарев.
Вопреки расхожему мнению преферанс не французская игра, а чисто русского происхождения. Она появилась в России в тридцатых годах девятнадцатого века и, в отличие от «железки», фараона, кикса и других, стала игрой не только азартной, но и коммерческой. По сложности и красоте комбинаций ее не зря сравнивают с шахматами, а некоторые даже усматривают в ней родство с древнеиндийскими шахматами, в которые тоже играли вчетвером.
Преферансу отдавали дань уважения Белинский, Некрасов, Достоевский, Толстой, Тургенев, выдающиеся отечественные композиторы и ученые, хотя в России он считался традиционно офицерским развлечением, воспитывающим джентльменский дух и мужественность, умение принимать непростые решения, просчитывать шансы и предвидеть удачу.
Неизвестно, владел ли игрок Лазарев всеми этими качествами, однако играть он умел и уверенно шел к победе.
Игра проходила в фойе Дома культуры, за ломберными столиками, доставленными сюда из казино «Север».
Зрителей было мало, в основном – те, кто уже закончил игру и остался за бортом турнира. Хотя среди присутствующих находились и влиятельные люди города, чиновники местной администрации, депутаты Думы, бизнесмены и бандиты, легализовавшие свой преступный промысел и ставшие «уважаемыми коммерсантами».
Шести судьям помогали молодые охранники из частного агентства «Туз». Кроме того, здание ДК охранял костромской ОМОН, а обстановка в фойе и в двух буфетах контролировалась телекамерами.
Игрокам разрешалось вставать со своих мест и прогуливаться у зеркальной стены с фарфоровыми панелями, вычурными светильниками и современной скульптурой из металлических труб и шаров. Они также могли у специальной стойки пить различные напитки и при необходимости посещать туалеты.
Правда, гуляли игроки редко, предпочитая обдумывать свое положение за столом, но пили и ходили в туалет довольно часто. Не отличался долготерпением и Лазарев, одетый в белоснежный костюм с черной рубашкой. Он играл нахально, считал быстро и к концу игры начал посматривать на своих соперников с брезгливым высокомерием. В своей победе он уже не сомневался.
Пил Иосиф Иванович только пиво – отечественную «Балтику» № 8, изредка закусывая солеными орешками. Перед финальной раздачей карт он опрокинул кружечку «Балтики» и направился в туалет в сопровождении трех богатырского телосложения телохранителей, дежуривших вне зоны игры. У некоторых VIP-персон тоже имелись телохранители, но и они тусовались за пределами фойе, чтобы не отвлекать игроков и судей. Соревнования проводились под патронажем мэрии города, и это создавало иллюзию порядка и защищенности. Да и вход в здание охранялся дюжими молодцами в камуфляже, что также добавляло уверенности всем присутствующим.
Туалеты Дома культуры располагались в двух противоположных торцах здания, слева и справа от фойе, снабженные табличками с силуэтами мужчины и женщины. Лазарев, с кружкой пива в руке, остановился у двери с мужским опознавательным символом, кивнул телохранителям. Двое из них зашли в туалет, осмотрели помещение и вышли. Депутат передал кружку ближайшему телохранителю и скрылся за дверью.
Истекла минута, другая, третья. Лазарев не показывался.
Судьи за столом профессионалов объявили перерыв.
Телохранители депутата переглянулись, самый мощный из них попытался открыть дверь, не смог, в недоумении нажал на створку сильнее. Дверь не поддалась. Его сослуживцы кинулись к нему, налегли на дверь и сломали внутренний запор, ворвались в помещение. Однако внутри никого не было! Туалет был пуст!
– Что за хрень?! – пробормотал первый. – Куда он подевался?!
– Ищи! – выдохнул второй, нагибаясь к полу.
Третий еще раз проверил кабинки одну за другой, заглянул зачем-то в писсуар, ошалело потряс головой.
– Нет его нигде!
– Ищите, идиоты! Он никуда не мог деться!
Они с новым рвением принялись осматривать туалет, теряя драгоценное время и давая похитителям депутата шанс выбраться из здания ДК до объявления тревоги…
Команда Буй-Тура готовилась к этой акции с раннего утра.
Сначала под видом пожарных бойцы «Сокола» проникли в здание, осмотрели все подсобные помещения, туалеты, коридоры, комнаты различного назначения, киноконцертный зал и фойе, чтобы наметить варианты основного действия и отходы. И ушли, оставив Жеку в пустующем кинозале.
Затем они вернулись в ДК, но уже в облике электриков и сантехников, якобы для проведения «технических работ по замене лампочек, пускателей, насосов и труб». На этот раз Дом культуры посетили четверо «рабочих», а вышло двое. Влад и Борис остались в здании, маскируя разобранную стену в мужском туалете. Буй-Тур и Олег пришли в ДК к шести часам вечера как болельщики и зрители турнира.
Конечно, они устали, дожидаясь своей минуты, будучи не до конца уверенными, что их план сработает. Но «клиент» не подвел, решив посетить «разгрузочное» заведение, и группа захвата сработала превыше всяческих похвал.
Жека и Влад легко скрутили Лазарева, так что он и пикнуть не успел, выдернули из туалета через пролом в стене. Борис мгновенно замаскировал пролом древесно-стружечной плитой с наклеенным на ней кафелем. Буй-Тур и Олег, переодевшись в камуфляж-комбинезоны, сняли двух омоновцев на запасном выходе, и вся группа пропала в темноте за Домом культуры; фонарь во дворе был выведен из строя заранее.
На всю операцию потребовалось четыре минуты.
Тревога в ДК началась, когда машина с пленником была в трех кварталах от здания. Однако догнать похитителей депутата не удалось. Свидетелей похищения практически не оказалось, не считая охранников, но они только разводили руками, не понимая, что произошло, и клялись, что никого не видели…
Допрашивали Лазарева прямо в машине, используя пословицу: куй железо, пока горячо.
Он долго не сопротивлялся, признавшись во всех своих грехах и сообщив все о своих покровителях в мэрии города и в правительстве Москвы. Видимо, Иосиф Иванович своей откровенностью рассчитывал смягчить сердца молчаливых и страшных допросчиков. Но он не учел, что их сердца давно сгорели, ожесточились, превратились в камень. Щадить его не стали.
Затем Жека сел за руль «десятки», на заднем сиденье которой остался труп Лазарева, разогнал машину и направил ее с обрыва на лед Волги в районе Краснинской пристани. Машина лед не проломила, хотя и разбилась вдребезги, а потом загорелась.
Ждать, пока она догорит, Буй-Тур не рискнул. Бойцы группы разошлись в разные стороны, чтобы перебраться на новые места жительства. Задание еще не было выполнено в полной мере, и им предстояло задержаться в Костроме на какое-то время.
Гордей, поселившийся в гостинице «Театральная», менять место проживания не стал. Он был уверен, что никто не сможет опознать в скромном тихом постояльце гостиницы командира группы киллеров, «замочивших» четырех дельцов, связанных с порнобизнесом.
Приняв душ и переодевшись в чистое, Гордей включил телевизор, послушал новости – о смерти «клиентов» и похищении депутата в них не было сказано ни слова – и лег спать. Однако уснуть не успел, зазвонил мобильный телефон.
– Что у вас, полковник? – раздался в трубке голос воеводы.
– Все идет по плану, – доложил Буй-Тур. – «Шестерки» ушли. Осталась более крупная рыба.
– Похоже, вам придется задержаться в Костроме сверх необходимого.
– Причина веская?
– Найдите там одного местного жителя, учителя физкультуры двенадцатой гимназии, и приглядитесь к нему. Фамилия учителя – Данилин.
– Он тоже из этой шайки?
– Нет.
– Тогда зачем он нам нужен?
– Возможно, его тоже придется… нейтрализовать.
– Вы не уверены? – удивился Гордей.
– Приказ поступил от князя, а информации у меня нет, поэтому я и прошу понаблюдать за парнем, выяснить, с кем он встречается, на кого работает, что вообще за человек.
Гордей озадаченно дернул себя за ухо.
– Мы же не разведчики…
– Давайте не будем обсуждать мои задания, полковник.
– Слушаюсь.
– Жду сообщений.
В трубке запищали сигналы отбоя.
Гордей посмотрел на нее, нажал кнопочку с красной трубочкой и пошел спать. Задание его не взволновало и не расстроило. Хотя показалось странным, что воевода, похоже, не был уверен в необходимости «нейтрализации» объекта по фамилии Данилин. Да и фамилия эта ничего не говорила Буй-Туру. Человека с такой фамилией он не встречал и был равнодушен к его судьбе.
Тарасов
18 декабря
Несмотря на то что он вернулся из Грузии шестнадцатого декабря, с Яной ему удалось встретиться только восемнадцатого.
Естественно, он позвонил ей сразу, как только прилетел и отчитался перед воеводой о проделанной работе. Но девушка явно не была настроена общаться с новым знакомым и быстро свернула разговор, сославшись на спешку: она куда-то опаздывала.
На следующий день Тарасов снова позвонил ей и снова получил вежливый отказ в виде туманного обещания подумать над его предложением встретиться «на природе». Он расстроился, понимая, что пришелся не ко двору, и даже решил больше не звонить, чтобы не выглядеть чересчур назойливым. Однако обладая упрямым и целеустремленным характером, Владислав на следующее утро вдруг поехал в центр и остановил машину напротив высотки под номером десять в Большом Гнездниковском переулке, где жила Яна. С собой он никогда не лукавил и, если девушка нравилась, комплексовать по этому поводу не собирался.
Интуиция его не подвела.
В девять часов утра дверь подъезда распахнулась, и по ступенькам на тротуар сбежала Яна в золотистой короткой дубленке с меховой оторочкой, в меховом берете такого же цвета и замшевых сапожках, обтягивающих лодыжку. У Тарасова перехватило дыхание. Девушка безусловно была красива, на нее оглядывались мужчины и с завистью поглядывали женщины.
Он вышел из машины, галантно распахнул дверцу.
– Доброе утро. Садитесь, подвезу.
– Вы? – не сразу узнала своего защитника дочь директора авиакомпании. – Как вы здесь оказались?
– Случайно проезжал мимо.
– Вы меня ждали, – догадалась Яна.
– Прошу прощения за настойчивость, но вы обещали подумать над моим предложением поехать на выходные в Ново-Переделкино. Если обещание было дано из вежливости, я уеду и больше надоедать не буду.
– Вы действительно настойчивы. – Девушка смерила Тарасова задумчиво-оценивающим взглядом. – Но я еще не решила.
– Ситуация почти по Блоку, – улыбнулся он.
– Это как? – подняла она брови.

Я звал тебя, но ты не оглянулась,
Я слезы лил, но ты не снизошла.
Яна тоже улыбнулась.
– Вы любите стихи Блока?
– Не только. Мне нравится Бунин, Киплинг, Есенин, Лермонтов, Верхарн, Андреев.
– Удивительно. Впервые встречаю человека спецназа, читающего стихи. Однако вы меня совсем не знаете, Роман. У меня не все гладко складывалось в жизни. И ситуация моя – почти по Есенину, а не по Блоку.
– Это как? – прищурился он.

Кто любил, уж тот любить не может,
Кто сгорел, того не подожжешь.
Тарасов покачал головой.
– Уверен, вы ошибаетесь. Я действительно не знаю, как вы живете, что у вас стряслось, какие проблемы вы решаете, но убежден, что неразрешимых проблем не существует.
– Я думаю иначе.
– Это по молодости. Есть только одна по-настоящему нерешаемая проблема – воскрешение мертвых. – Глаза Владислава на мгновение потемнели. – Я бы дорого заплатил, чтобы она… – он замолчал. – Извините.
– У вас кто-то умер? – догадалась девушка.
– Давно. Однако не будем о грустном. Куда вы идете? Разрешите, я вас подвезу?
– Вообще-то за мной должны прислать машину… – Яна глянула на ряд стоящих вдоль тротуара автомобилей, затем решительно тряхнула головой. – Поехали. Мне на работу, на Смоленку.
– К зданию МИДа?
– Не к главному входу, а со стороны Арбата.
– Без проблем.
Он помог девушке сесть в машину, и в это время к подъезду подкатил черный, сверкающий лаком джип «Лендкрузер». Из него выскочил крутоплечий атлет в кожаной куртке нараспашку, а вслед за ним вылез длинноволосый молодой человек, в котором Тарасов узнал приятеля Яны по имени Геннадий. Посмотрел на девушку.
– Это за вами?
Она прикусила губку.
– Поехали.
Владислав завел двигатель, хотел было сдать назад, чтобы развернуться, но джип вдруг рывком перекрыл ему дорогу, а бугай в кожаной куртке постучал костяшками пальцев по боковому стеклу:
– Выходи, водила.
– Не связывайтесь с ними, – быстро проговорила Яна. – Лучше я выйду.
– Посидите минутку, – вежливо ответил он. – Я быстро урегулирую этот вопрос.
– Кажется, ты так и не понял, каратист, – сказал Геннадий, подходя ближе; на нем было длинное меховое пальто и шарф; шапку или иной головной убор он не носил. – Эта девушка не нуждается в защите и ухаживании. А непонятливых мы…
Тарасов без замаха, сверху вниз, выбросил кулак, попадая парню в куртке точно в низ живота. Обошел его, согнувшегося от боли, приблизился к джипу, рванул дверцу со стороны водителя на себя и, когда щель оказалась достаточной, схватил водителя за плечо и одним рывком выдернул из кабины. Добавил ускорения, так что крепкий молодой человек в такой же черной кожаной куртке врезался головой в стоявшую рядом «Газель» и упал на гору неубранного снега.
Из кабины джипа выскочил третий спутник Геннадия в кожане, бросился на Тарасова с кастетом на руке и получил хлесткий удар тыльной стороной ладони по скуле, а затем второй – по шее. Владислав сел на место водителя, не обращая внимания на застывшего с изумлением на лице Геннадия, отвел в сторону «Лендкрузер», выдернул ключ зажигания и бросил шоферу, очумело трясшему белой от налипшего снега головой.
– Лови. – Посмотрел на приятеля Яны. – Я один раз уже предупреждал, это второй и последний. Еще раз вякнешь что-либо своим грязным языком – останешься немым на всю жизнь!
После этого он сел в кабину своей «Импрезы» и выехал из переулка на соседнюю улицу.
С минуту в кабине царило молчание. Потом Яна негромко сказала:
– Вы действительно ничего и никого не боитесь? У Геннадия много знакомых в милиции, полиции и ФСБ.
– Извините, – сказал Владислав без особого раскаяния в голосе. – Но хамы всегда вызывали у меня обострение синдрома хронического бешенства. С любым разумным человеком всегда можно договориться, найти компромисс, но с хамом – никогда! Ваш Геннадий – хам, даже если он партнер вашего отца. А теперь признавайтесь, почему он вас преследует и при этом ведет себя как…
– Кто?
– Как муж, подозревающий жену в измене.
Яна с любопытством посмотрела на твердый профиль спутника, прикусила по обыкновению губку, помолчала.
– Зачем вам это знать?
– Я вижу, что вы зависимы от этого человека, причем сильнее, чем может себе позволить такая девушка, не нуждающаяся в средствах и чьей-то персональной опеке. Если вас тяготит эта опека, а я вижу, что вы действительно не хотите быть зависимой от него, то я помогу вам освободиться.
– Это невозможно.
– Я не знаю такого слова.
Машина выехала на Садовое кольцо, и в зеркальце заднего вида Тарасов увидел догоняющий их знакомый джип. Однако увеличивать скорость не стал и спутнице о преследователях не сказал.
– Итак?
– Я сказала вам неправду… Он… мой муж.
«И улыбка познанья играла на счастливом лице дурака», – вспомнил Владислав стихотворение Юрия Кузнецова. Дураком в данном случае был он сам. О непростой связи Яны с Геннадием ему следовало догадаться раньше.
– Кажется, я попал впросак. Хотя все равно не понимаю, почему ваш муж так относится к вам.
– Мы не живем вместе уже год…
– Ну и разошлись бы, если все кончилось.
– Мы состояли в гражданском браке.
– Тем более.
– Папа настаивает на официальной регистрации…
– Почему? Он же не может заставить вас выйти замуж силой.
– Есть два обстоятельства…
– Говорите все. По крайней мере я буду знать, что нам делать.
Яна пропустила его «нам» мимо ушей.
– Я не уверена, что это вам нужно знать. Вы не в состоянии мне помочь.
– Думаю, вы ошибаетесь, – твердо заявил он. И эта его твердость и решительность благотворно сказались на ее настроении.
– Вы услышите неприятные вещи…
– Я готов!
– Геннадий хотел ребенка… но я сделала аборт.
– Аборт вещь жестокая, но не смертельная.
– Он в самом деле меня любит и очень хотел… и хочет ребенка.
– Хочет – перехочет. Вы же не любите его?
– Нет.
– И не хотите с ним жить?
– Н-нет.
– Так в чем же дело?
Яна помолчала, набираясь храбрости.
– Второе обстоятельство хуже… Это Геннадий помог папе стать директором компании… дал деньги… и устроил меня в МГИМО.
– Та-ак, – протянул Тарасов. – Час от часу не легче. Значит, от этого человека зависит вся ваша семья, а не только вы?
Яна опустила голову.
– Теперь вы знаете все. Надеюсь, охота встречаться со мной у вас отпала?
Машина остановилась на углу Арбата и Денежного переулка.
– Наоборот, – усмехнулся Владислав. – Я псих и люблю преодолевать непреодолимые препятствия. Мне очень хочется разрубить этот ваш гордиев узел. И много ваш отец должен своему заму?
– Много… лучше не спрашивайте.
– Как же это произошло? Откуда у Геннадия такие деньги? И почему он сам не стал директором?
Яна отвернулась, колеблясь, отвечать ей или нет.
– Геннадий связан с какой-то криминальной структурой… ему нельзя было сразу идти в чиновники такого масштаба, поэтому он подставил папу… он страшный человек! – Яна зябко передернула плечами.
Тарасов стиснул зубы, однако постарался держаться уверенно и оптимистически. Положил ей руку на локоть.
– Доверьтесь мне, Яна. Я вполне отдаю отчет своим словам. Организация, в которой я работаю, покруче любой криминальной структуры. Если понадобится, мы отобьем охоту вашему бывшему мужу даже смотреть в вашу сторону. За километр будет обходить вас.
Яна посмотрела на него завороженно, слабо улыбнулась.
– Вы странный… и сильный… мне почему-то хочется верить вам…
– Так в чем же дело?
Она задумалась на несколько мгновений, потом решительно вздернула подбородок.
– Вы хотели поехать в Ново-Переделкино, покататься на лыжах, не передумали?
– Никогда!
– Увезите меня из Москвы! Я сейчас возьму отпуск на неделю, и мы сразу уедем.
Владислав не поверил ушам.
– Согласен.
– Ждите.
Она выпорхнула из машины и побежала к левому крылу здания Министерства иностранных дел, скрылась за дверью служебного входа. А он остался сидеть в машине с эйфорически кружащейся головой, в которой металась одна мысль: она согласилась! Затем Владислав увидел остановившийся неподалеку джип «Лендкрузер», и эйфория прошла. Подумав немного, он неторопливо вылез из машины и направился к джипу, сунув руки в карманы, являя собой решимость.
Но пассажиры джипа не стали дожидаться того, кто играючи справился с ними у дома Яны. «Лендкрузер» тронулся с места и влился в плотный поток машин на Садовом кольце.
– Так-то лучше, – проворчал Тарасов, глядя ему вслед. Он понимал, что основные разборки с командой Геннадия еще впереди, но не боялся их, веря в свои силы и возможности команды СОС.
Яна появилась через сорок минут, оживленная, раскрасневшаяся, деловито-энергичная. Плюхнулась на сиденье «Импрезы».
– Ох, что было!.. Пинский ошалел… Но меня все же отпустили.
– Едем.
– Интересно, что я маме скажу.
– Мы ей позвоним из Переделкина.
Яна озадаченно глянула на спокойно-сосредоточенное лицо Тарасова, вдруг обхватила его шею рукой, поцеловала.
– Теперь поехали! Двум смертям не бывать, а одной не миновать.
– Я знаю другую поговорку, более жизнерадостную, – хмыкнул он. – Да здравствует все то, благодаря чему мы, несмотря ни на что!
Она засмеялась в ответ, и обоим стало легко и радостно, будто небосвод наконец очистился от снежных туч, появилось солнце, все невзгоды отступили и впереди засияла надежда на счастье.

В три часа дня они поселились в гостинице «Переделки», принадлежащей оздоровительному горнолыжному комплексу Ново-Переделкино. Причем Тарасов хотел взять два раздельных номера, но Яна, все еще находясь под впечатлением собственной смелости, настояла на том, чтобы они сняли один двухкомнатный люкс.
Ни один, ни другая не брали с собой лыжи, однако здесь можно было взять напрокат отличные «джампинги», чем и воспользовались новые постояльцы гостиницы.
Как оказалось, Яна прекрасно умела кататься на лыжах, не боялась крутых виражей, Тарасов тоже прилично стоял на «горняках», и они наслаждались снежными склонами, свежим воздухом и отличной погодой практически до ужина.
Вечером, после сауны и бассейна, пара сидела в ресторане гостиницы на втором этаже, с удовольствием пила легкое вино и с аппетитом поглощала пищу, приготовленную весьма умело местными поварами.
Яна буквально светилась от избытка впечатлений, часто смеялась, и Тарасов подумал, что это реакция на давно желанную свободу. Хотя, возможно, добавил он про себя, ей и в самом деле интересно с ним, несмотря на значительную – десять лет – разницу в возрасте.
Заговорили о литературе.
Яне нравилась проза Улицкой и Арсеньевой, детективы она не любила и потому мастеров этого жанра не читала, зато не чуралась фантастики, что Владислава порадовало. Он любил фантастику с детства и привычек не менял до зрелого возраста, хотя читал уже не все подряд, а выборочно, зная, что и от какого автора ждать. В конце концов сошлись на том, что так называмые «элитарные» авторы, лауреаты всяких Букеров и Антибукеров, либо маргиналы, либо бездари, поддерживаемые такими же бездарями, а читать стоит только тех, тиражи книг которых говорят сами за себя. В нынешние времена ни славу, ни известность, ни многомиллионные тиражи купить было невозможно, и если книги автора раскупались быстро, это подтверждало известный тезис: дыма без огня не бывает. Интересные писатели не зря становились народными любимцами, а бесталанные – «элитарными» соискателями всевозможных, пусть даже скандальных, премий.
Увидев входящую в ресторан молодую пару в вечерних туалетах, заговорили о моде.
Яна хорошо разбиралась в известных всему миру домах моды, отличала костюмы Ива Сен-Лорана от костюмов Жанфранко Ферре и могла точно сказать, где и по какой цене куплено то или иное платье. В бытность свою сотрудником внешней разведки Тарасов тоже следил за модой, обращал внимание на одежду, поэтому беседовал на эту тему со знанием дела. Удивил он спутницу тем, что знал имена модельеров и мог оценить их вкусы.
Поговорили о жизненных приоритетах. Эта тема почему-то волновала собеседницу. Для нее самой важной проблемой оказалась проблема свободы и безопасности, а уж потом шли закон, семья и достаток. Тарасов ее понял, хотя с грустью посетовал, что один из главных приоритетов, от которого зависела нормальная жизнь общества, – справедливость – задвинут у нынешней молодежи куда-то на задний план. Впрочем, как и достоинство, труд, воля и духовность. Хотя потом выяснилось, что Яна все-таки думает о таких вещах и не ставит во главу угла материальные блага.
Тарасов вспомнил своего школьного приятеля, ставшего известным ученым-физиком, лауреатом Госпремии, но не уехавшим за границу, и разговор свернул в русло творческих успехов бывших однокашников и студенческих знакомых обоих.
Яна рассказала о дальнем родственнике отца, который получил Нобелевскую премию по химии, а Владислав привел примеры так называемых Иг-Нобелевских премий, присуждаемых Гарвардским университетом за тупость, шарлатанство и абсолютную бесполезность проделанных работ. Яна долго смеялась, узнав, что лауреаты премии на полном серьезе доказывали присутствие сексуального влечения страусов к людям, рассчитывали площадь поверхности слонов, уверяли, что пивная пена оседает в сосуде, подчиняясь математическому закону экспоненциального затухания, приводили всеобъемлющую классификацию человеческих пупков и разрабатывали наиболее оптимальный способ макания бисквита в жидкость.
– Идиоты! – заключила Яна, отсмеявшись.
– Больные люди, – кивнул также развеселившийся Тарасов. – Даже по этим примерам видно, как вырождается зажравшийся Запад. Хотя справедливости ради замечу, что я встречался там и с умными симпатичными людьми. Мне жаль наших соотечественников, бегущих за границу ради заработка и мифических свобод. Россия, конечно, не идеальное место для талантливых людей и пророков, но Запад их просто съедает с потрохами и выплевывает уже тупыми и безвольными.
На эстраде в торце зала зашевелился оркестр, молодая певица в немыслимом костюме запела что-то о «я тебя люблю – лю-лю-лю…».
Яна поморщилась.
– Не терплю попсы. Я и в Москве редко хожу на концерты, слушать нечего, кроме такого вот «лю-лю-лю».
– Один юморист заметил, что нет такой глупости, которую нельзя было бы спеть. Вот и поют. Самое плохое, что молодежь от этих песен «тащится». Хотя это еще вовсе не означает, что из слушателей попсы обязательно вырастут дураки и бандиты. Я в свое время тоже увлекался музыкой – от рока до рэпа, практически не вслушиваясь в слова песен.
– Классику любишь? – перешла на «ты» Яна.
– Не дошел, – развел руками Владислав. – Остановился на романсах, предпочитаю старинные русские, с гитарными переборами и флейтой.
В зале появились двое крупногабаритных парней в одинаковых свитерах, сели недалеко от столика Тарасова. Яна остановила на них взгляд, перестала улыбаться. Парни оценивающе посматривали на нее, обмениваясь репликами, и не обращали внимания на спутника девушки.
– Успокойся, – сказал Владислав, накрывая руку девушки своей ладонью. – Здесь нас никто из твоих опекунов не найдет. Ты маме не сказала, куда поехала?
– Нет.
– Ну и не переживай.
– Эти… так смотрят…
– Ты красивая, вот и смотрят, терпи. Всем глаза не заклеишь. Пока я с тобой, тебе нечего бояться. Да и не увлекаются бандиты горными лыжами, они энтузиасты других видов спорта.
На лицо Яны набежало облачко.
– Я знаю… Геннадий любит играть в гольф… чуть ли не каждый день посещает боулинг-клуб… А его «шестерки» ходят качаться…
– Стандартные увлечения стандартной полукриминальной тусовки. Надеюсь, твой Геннадий все же повыше уровнем. Он не связан со спортивным бизнесом, случайно? Или его деньги добыты с помощью нефтяных скважин?
– Я не интересовалась. – Яна передернула плечиками. – Иногда мне казалось, что он способен убить любого… – Она снова зябко вздрогнула. – В каком же сволочном и страшном мире живут эти люди – бандиты, воры, убийцы, насильники! Как они не стреляются от дикой безысходности? Ведь никто из них не доживает до старости!
– Потому что они не люди, Яна, – мягко сказал Владислав; на миг показалось, что рядом сидит жена и печально улыбается; он зажмурился, надавил пальцами на глаза – видение исчезло. – Они нелюди. Но давай не будем портить себе вечер чужими проблемами. Мы приехали сюда отдыхать, и никто нам не помешает. Потанцуем?
– Хорошо, – согласилась она, с усилием заставляя себя думать о приятном.
Через минуту они забыли обо всем, что не входило в сферу их отношений, и снова почувствовали себя независимыми и счастливыми. Больше Яна чужих взглядов не пугалась.
– У меня предложение, – сказал Владислав, прижимая к себе девушку, хмельной от близости и ожидания чего-то.
– Ты не человек, – засмеялась она, находясь примерно в таком же настроении, – а фонтан идей. Готова выслушать любое твое нескромное предложение.
– А если скромное?
– Тогда я в тебе разочаруюсь.
Он улыбнулся в ответ.
– В воскресенье, двадцать второго, московский клуб исторической реконструкции «Серебряный волк» будет справлять йоль. Не хочешь со мной посмотреть на это экзотическое зрелище?
– Что такое йоль?
– По языческому календарю это начало года, то есть языческий Новый год. Мне рассказывал приятель, что на таких сборищах бывает очень весело и интересно.
– Я согласна. Никогда не встречала Новый год в компании с язычниками. Далеко ехать?
– На берег Пироговского водохранилища, есть там такая бухта Радости. За час доберемся. Представляешь? Сказочный заснеженный лес, огромный шатер посреди поляны, в нем люди в старинных одеждах, на стенах оружие – мечи, секиры, копья, щиты, горит очаг, полно питья – горячего пива в деревянных чашах и в бычьих рогах, дохристианский антураж…
– Не представляю, но гулять так гулять. А поскольку твое предложение действительно чересчур простое, я предлагаю подняться в номер.
Владислав отодвинулся, продолжая сжимать талию девушки в своих руках, разглядывая ее разрумянившееся лицо с маняще полуоткрытыми губами.
– Не рано?
Яна прыснула.
– Не помню, кто из поэтов написал:

Ты сказала мне: «Нельзя же сразу».
Я сказал: «Нельзя же никогда!»
Теперь засмеялся Владислав.
– Все-таки ты удивительная девушка! То вздрагиваешь от любого неосторожного слова, то ничего не боишься!
– Это похвала или осуждение?
– Пойдем. – Он взял ее под руку. – Я закажу шампанское в номер.
Они выбрались из толпы танцующих, поднялись на свой этаж гостиницы, прижимаясь друг к другу, открыли дверь в номер. Владислав хотел было включить центральную люстру, но Яна остановила его, дернула за шнурок бра, свет которого создал в комнате уютный полумрак. Затем, глядя на него огромными дразнящими глазами, она потянула «молнию» на платье, гибко шевельнулась, платье соскользнуло с ее плеч на пол, и красота обнаженного тела девушки заставила его замереть бездыханным. Вспомнилось:

Одежды на ней – поясок из бус
Да грива шальных волос.
А в черных глазах, как смертельный укус,
Таится немой вопрос…
Три дня и три ночи пролетели незаметно.
Они любили друг друга, наслаждались уединением, ни на кого не обращали внимания, с удовольствием катались по «горным» склонам Ново-Переделкина, веселились, дурачились, шалили, посещали ресторан, бар и боулинг-зал, загорали, снова катались и снова любили друг друга, щедро растрачивая поступавшую откуда-то – с небес, что ли? – энергию.
Наверное, идиллия могла бы продолжаться и дальше, так как никаких признаков скуки, пресыщения или усталости Яна не демонстрировала, но появилось препятствие, которое Владислав подспудно ждал, хотя и молился в душе, чтобы оно позволило им отдохнуть – если их образ жизни можно было назвать отдыхом – еще несколько дней. Препятствием этим было сообщение координатора СОС, полученное Тарасовым по мобильному телефону, что ему в субботу двадцать первого числа надлежит явиться к воеводе.
Владислав попытался сманеврировать, сославшись на недомогание, и перенести встречу на понедельник, однако координатор сухо подтвердил дату и время встречи, и Тарасов с сожалением констатировал, что его отпуск кончился. Он смущенно доложил Яне о необходимости отлучиться в Москву на несколько часов, еще не зная, сможет ли вернуться обратно в гостиницу, и был приятно удивлен, когда девушка заявила, что поедет с ним и подождет, где бы и сколько бы времени он ни задержался.
– Это по работе? – спросила она проницательно, нежась под пуховым одеялом. – Нельзя отказаться?
– К сожалению, нет, – развел он руками. – Дисциплина в конторе – святое дело.
– У нас еще есть один день и одна ночь, так что не будем печалиться. Потом поедем в Москву, и если удастся – вернемся сюда. Или поедем встречать твой йоль.
Он потянулся к ней руками, норовя поцеловать в шею, одеяло соскользнуло… и встали они нескоро.
Позавтракали, покатались на лыжах, провели день в прекрасном расположении духа. Поужинали в ресторане, почти выспались ночью, а наутро, в субботу, поехали в Москву. Яна уговорила Тарасова забросить ее на пару часов домой, что он и сделал с облегчением, трезво рассудив, что это лучший выход из положения. Он всегда чувствовал себя неуютно, заставляя кого-то ждать своего возвращения, а тут все сложилось удачно, и Яна могла не волноваться, и ему не надо было поглядывать на часы и торопить события.
Воевода Николай Степанович ждал командира группы СОС на квартире, принадлежащей не ему лично, а Русскому ордену. Но он был не один. Вместе с ним ждал Тарасова сам князь ордена, полковник Родарев.
У Владислава непроизвольно участилось дыхание. Присутствие князя указывало на важность проблемы, которую надо было решить, а это в свою очередь означало, что с лыжным отдыхом в Ново-Переделкине пора было прощаться. Задавив в душе сожаление и разочарование, Владислав поздоровался с руководителями службы СОС РуНО, сел в предложенное кресло.
– Я готов выслушать вас, судари мои.
Воевода и князь переглянулись.
Родарев улыбнулся.
– Мы знаем, что оторвали вас от увлекательного занятия, Владислав Захарович, и, возможно, вам еще представится возможность вернуться на пару дней в Ново-Переделкино. Однако ситуация в стране осложнилась, а я на несколько дней вынужден покинуть Россию, поэтому и решил поговорить с вами сегодня, дать новое задание.
Тарасов порозовел.
– Я только хотел…
Родарев прервал его жестом.
– Не надо оправдываться, вы имеете полное право отдыхать, как вам заблагорассудится. Даже поехать на Пироговское озеро и встретить языческий Новый год.
Владислав нахмурился.
– Меня «пасут»… ваши люди?
– Никто никого не «пасет». Так получилось, что гостиница «Переделки» является нашей вотчиной. Там отдыхают многие наши сотрудники.
Тарасов вспомнил двух парней в свитерах, которые часто встречались ему на пути то в баре, то на лыжных трассах комплекса. Покачал головой.
– Мне следовало самому догадаться.
– Не обижайтесь, Владислав Захарович. У нас нет причин не доверять вам, а вот причины оберегать вас – есть.
– Не понял?
– По нашим данным, за вашей командой началась охота. Для этой цели в Россию заброшен один из операторов Союза тайных орденов Европы Джеральд Махаевски. А это очень сильный противник, маг и мастер воинских искусств. Вот почему мы решили вызвать вас для беседы сюда, оторвав от заслуженного отдыха.
– Это любопытно, – хмыкнул Тарасов. – До сего времени я считал, что наша контора покруче каких-то там «тайных орденов».
– К сожалению, у нас маловато опыта, в то время как история тайных союзов уходит корнями в седую древность. Но мы быстро учимся.
– Однако для того, чтобы начать охоту за моей группой, этот Махаевски должен знать ее членов. У нас произошла утечка информации?
– Мы не уверены, поэтому запустили систему собственной безопасности, проверяющую сейчас все наши службы. Тем не менее у СТО есть агенты во всех государственных и коммерческих структурах России, и не будет ничего удивительного, если один из них окопался в наших рядах. Разведки таких серьезных организаций для того и существуют, чтобы внедрять своих эмиссаров в управленческие структуры противника.
– Откуда вам стало известно о заброске Махаевски?
Родарев усмехнулся.
– Мы тоже не сидим сложа руки. Наши парни работают в большинстве государственных служб, в том числе в правительстве, в ФСБ, СВР и ГРУ. Ну и, естественно, за рубежом. Однако давление на Россию со стороны СТО увеличивается, и мы должны реагировать на угрозу адекватно.
– Бедная Россия, – пробормотал Тарасов. – Кто только не пытается прибрать ее к рукам.
– Она не бедная, – качнул головой воевода Николай. – Она очень богатая, особенно творческим потенциалом, потому ее и пытаются подчинить и уже почти добились цели. Россия завоевана, завоеватели сидят во всех властных креслах, и это надо признать со всей очевидностью. Только мы пока не все осознаем эту трагедию.
Родарев погладил бритый череп.
– Согласен.
– Что ж, пусть поохотится за нами господин Махаевски, – пожал плечами Тарасов. – Мы отобьем ему охоту охотиться.
– Не переоцените свои силы, Владислав Захарович. К тому же Махаевски – не ваша забота. Группа СОС – лезвие оружия справедливости, она должна заниматься своим непосредственным делом. Контрразведкой у нас ведает другая служба. Хотя предупредить вас мы были обязаны. Теперь к делу. Давайте обсудим дальнейшие планы вашей дружины.
Тарасов тряхнул головой.
– Мы готовы. Однако я хотел бы просить вас об усложнении заданий. Мы способны на большее, нежели ликвидация террористов и их пособников. Я неплохо разбираюсь в социальных проблемах страны и считаю, что борьба с бандитизмом и криминалом вообще – уровень государственных структур. Мы можем и должны работать глубже, искать корни явлений, а не рубить головы по верхам.
Родарев и Николай обменялись понимающими взглядами.
– Я иногда забываю, что вы бывший аналитик Службы внешней разведки, – улыбнулся полковник. – Хотя вы безусловно правы. Несомненно, ваша группа заслуживает более серьезного отношения, о чем я имел честь беседовать с Пресветлым Князем ордена. После чего произошла некая переоценка ближайших планов СОС. Мы хотели направить вашу дружину в Америку, чтобы вы нашли и наказали предателей, сбежавших в последние годы за рубеж.
– Вы имеете в виду перебежчиков из спецслужб?
– Совершенно верно. Уже длительное время разведки мира по негласной договоренности никого из перебежчиков не похищают и не расстреливают. Но перебежчик перебежчику рознь, и такие мощные фигуры, знающие очень много государственных секретов, как экс-генерал КГБ Калугин, экс-полковник ГРУ Бохан, майор внешней разведки Бутков и другие, не должны жить. С другой стороны, не они наносят самый большой ущерб отечеству и, конечно же, не террористы.
– Те, кто за ними стоит?
– Агенты влияния СТО, просочившиеся на все посты управленческих систем страны. Примеров – бесчисленное количество. Причем не надо особенно стараться, чтобы выйти на тех, кто занимается деструктурирующей деятельностью, достаточно почитать газеты или посмотреть некоторые аналитические программы ТВ. Захватчикам пока не удается реализовать план контроля всех СМИ, и это вселяет надежду. Хотите примеры?
– Я читаю газеты.
– Тогда вы должны понимать, что тайная подрывная работа агентов влияния в России продолжается, полным ходом идет невидимый непосвященным процесс развала экономики, снижения производства, деградация промышленности, вывоз энергоносителей и ценнейшего сырья. За примерами далеко ходить не надо. Почти открыто, на уровне решений правительства, уничтожается авиационная промышленность, космическая, снижается доля наукоемких технологий. Представьте, куда может завести страну этот процесс. Вот вам маленький конкретный пример. Некая коммерческая организация в Питере «Прометей-инжиниринг» решила сознательно обанкротить и распродать имущество крупнейшего артиллерийского завода в регионе, а также Кронштадтского морского завода, основных поставщиков оружия и отремонтированной военной техники на Северный Кавказ. Об этом действительно писали газеты.
Тарасов качнул головой.
– «Мочить»!
Родарев усмехнулся.
– Это правильная реакция. Но для контроля таких инцидентов у нас существует другая служба, родственная вашей: ППП.
– Что-нибудь вроде «поиск и перехват преступников»?
– Это аббревиатура слов «пресечение и предупреждение преступлений». Одно из подразделений службы уже неплохо зарекомендовало себя чисткой рядов спецслужб, второе успешно ликвидирует террористов и бандитов. Есть и другие «чистильщики», занимающиеся криминалом. А вот ваша задача – окружение России. Точнее – заграница.
Тарасов понял, что лирические отступления кончились, подтянулся.
– Слушаю вас.
– Точек приложения силы за рубежом – множество. Практически весь Запад так или иначе не дружит с Россией, пытаясь при этом извлечь свою выгоду. Я не говорю о народах, населяющих те или иные земли, я говорю о политических и управленческих системах, замыкающихся на определенные структуры и агентуры. Поэтому нам очень важно заставить эти структуры не только уважать нас, но и прекратить экспансию чуждой нам культуры и так называемых «демократических ценностей». На уровнях политики и дипломатии работают другие наши люди, вашей же группе предстоит жестко пресечь попытки наших врагов унизить, растоптать достоинство, вымазать грязью, засудить россиян или превратить их в бессловесных рабов, в рабочий скот.
– Чаю хотите? – предложил воевода, заметив взгляд Тарасова, брошенный на графин с водой.
– Соку, если можно, – согласился Владислав, – или минералки.
Николай вышел и принес чашку вишневого сока.
– Вам на выбор предлагается посетить «с дружественным визитом» четыре страны, – продолжил Родарев. – Турцию, Данию, Швецию и Францию. Определенные круги этих стран «достали» нас окончательно. Турция – связями с чеченскими и международными террористами, Дания – также своим чересчур лояльным отношением к террористам и экстремистам, и Франция – чудовищной кампанией против наших спортсменов и тоже связями с экстремистами.
– О нападениях на автобусы с нашими туристами в Турции я слышал, – кивнул Тарасов. – С Данией вроде бы тоже все ясно. Там до сих пор привечают чеченских эмиссаров, разрешают проводить «Всемирные чеченские конгрессы» и открывают «Центры помощи чеченским борцам за свободу». Давно пора по-серьезному разобраться, кто все это делает и с какой целью. А Франция и Швеция?
– Вы не следите за успехами наших спортсменов за рубежом?
– Специально – нет, разве что с удовольствием смотрю по телевизору соревнования по теннису, чемпионаты мира по футболу и волейболу и Олимпийские игры.
– Несколько лет назад Международный олимпийский комитет и Международная федерация лыжных видов спорта дисквалифицировали наших лыжниц Ларису Лазутину и Ольгу Данилову якобы за применение допинга. Затем и Арбитражный спортивный суд – CAS отклонил апелляции спортсменок, оставив решения МОК и FIS в силе. Хотя их «доказательства» были абсолютно неубедительными, наши эксперты доказали это. И вот новые скандалы: с подачи Международной антидопинговой комиссии WADA лишили золота Веронику Орлову, нашу чемпионку по художественной гимнастике. Почти одновременно с этим эти же деятели лишили чемпионских медалей нашу мужскую сборную по биатлону. Апелляции не помогли. Международные федерации по этим видам спорта с нескрываемым удовлетворением дисквалифицировали наших спортсменов, а CAS поддержал их своим скандальным решением. Наши эксперты опять доказали, что допинговый скандал инициирован директором антидопинговой комиссии во Франции господином Салье и поддержан арбитрами и президентом CAS господином Мбоангом Тротом, бывшим вице-президентом МОКа, ныне гражданином Франции. Эти люди должны уйти со сцены истории! Церемониться с ними мы больше не намерены.
– Я хотел бы получить более подробную информацию об этом деле.
– Разумеется, мы предоставим вам все необходимые материалы. Кроме спортивных деятелей, если их можно причислить к спортивным, вам надо будет разобраться еще с двумя прямыми врагами родины. Один – судья, по сговору с истцом отсудивший дочь у законной матери, нашей соотечественницы, второй – директор французской Национальной федерации Лиги прав человека.
– Неужели он такой же рьяный правозащитник, как наши?
Родарев усмехнулся краешком губ.
– Наши доморощенные «правозащитники» не уступают ему по цинизму, но с ними разберутся другие наши службы.
– Что же сделал директор федерации?
– Господин Штиффлер является еще и другом Ханби Умарова, президента Комитета Чечни во Франции, защищая деятельность этого Комитета с пеной у рта. Между тем Умаров уже объявил о намерении чеченских шахидов-смертников, так сказать, «борцов за независимость», сбивать наши самолеты над территорией Франции.
– Это серьезная угроза или пиар?
– Нельзя утверждать наверняка, но ведь вы знаете: иной раз угроза сильнее ее исполнения. Так что влияние Штиффлера велико, и терпеть это дольше невозможно.
– Я понял, – сказал Тарасов. – Несомненно, эти люди должны быть наказаны. Срок выполнения задания?
– До двадцать восьмого декабря. Мы даем вам два дня на ознакомление с материалами и разработку вариантов операции. В понедельник двадцать третьего самолет доставит вас вместе с командой в Германию. До Парижа будете добираться самостоятельно. Документы готовы. Там вас будут ждать люди из службы обеспечения и наведения.
Тарасов кивнул. Он давно не удивлялся молниеносности проведения десантных операций по ликвидации тайных и явных врагов родины. Собственно операции предшествовала долгая, кропотливая, скрупулезная работа разведчиков, аналитиков и экспертов СОС, и группа Владислава лишь завершала эту работу, являсь своеобразным инструментом – «острием меча возмездия», удар которого и должен был наноситься быстро и точно.
– Тогда у нас все, – развел руками полковник. – Еще раз прошу вас быть осторожнее, внимательно присматривайтесь ко всему необычному вокруг вас, особенно к поведению случайных прохожих. Угроза в отношении вас и ваших людей со стороны Махаевски не просто слова, этот господин обладает редкостным талантом доводить свои угрозы до исполнения. Мы дважды пытались ликвидировать его…
Тарасов встал, вполне понимая смысл недосказанной фразы князя.
– Обещаю быть осторожным. Надеюсь, наша контрразведка не оплошает и найдет этого парня. С удовольствием приму участие в его захвате.
– Едва ли это доставит вам удовольствие, – проворчал Николай. – Желаю удачи.
Тарасов сделал короткий поклон и вышел, сохраняя в памяти взгляды людей, наделенных полномочиями судить врагов Отечества. Они не сомневались в своем праве уничтожать предателей и подонков, но привыкнуть посылать своих подчиненных в бой не могли. Именно так Владислав расшифровал тень вины и сожаления, отраженную во взглядах, которыми проводили его руководители РуНО.
Данилин
20 декабря
Млада оказалась настолько милой и благодарной квартиранткой, что Анна Игнатьевна души в ней не чаяла, ухаживая за молодой женщиной как за собственной дочерью. Естественно, сначала Млада стеснялась, не решаясь принимать эти ухаживания как должное, пыталась помогать хозяйке убирать квартиру, готовить пищу и стирать. Потом смирилась со своим привилегированным положением и превратилась по сути в члена семьи, хотя семьи необычной: Данилин и Анна Игнатьевна в родственных связях не состояли, да и сама Млада была для них чужой, случайной знакомой.
Андрея такое положение «семьи» вполне устраивало, поэтому он старался сделать так, чтобы понравившаяся ему женщина чувствовала себя как дома. Все свободное время он проводил с ней. По вечерам поил Младу бальзамом, настоял на необходимости принимать массаж и с удовольствием занимался лажением,[19] способствующим восстановлению энергетического баланса организма и обмена веществ, а также улучшающим местное кровообращение и циркуляцию нервных «токов». Почувствовав целебную силу рук Андрея и явное повышение тонуса, Млада перестала стесняться и смотрела на Данилина с тихим обожанием. Он же, понимая ее состояние, не торопил события и вел себя скорее как отец, а не влюбленный мужчина.
Поскольку срок беременности Млады пошел всего лишь на восьмой месяц, прогулки на свежем воздухе ей противопоказаны не были, и Андрей каждый день гулял с ней по проспекту Мира до парка за областной больницей и обратно. Кроме того, он дважды приглашал будущую маму на свои занятия с учениками в секции единоборств, а в пятницу повез посмотреть на состязания по натурбану, проводившиеся под Костромой, в местечке Коряково, где для этой цели были созданы санные трассы и возведен целый комплекс для отдыха горожан и местных жителей.
Дословный перевод слова «натурбан» – натуральная трасса. Спортсмены в этом виде спорта мчатся наперегонки не по ледяному желобу, как в бобслее, а по горному склону, выбирая кратчайший путь к финишу, и смотреть на это лихое действо интересно. Данилин уже бывал на чемпионате мира по натурбану, проводившемся в деревне Парамоново Дмитровского района Московской губернии, и ему очень понравился этот вид «гонки по жилам адреналина». Вообще же натурбан зародился в Норвегии и быстро распространился по всей Европе, а потом добрался и до постсоветского пространства. Его фанаты замечены не только в России, но и в Белоруссии, Грузии, Украине и Казахстане. Предпоследний этап Кубка мира по натурбану проходил в Костроме впервые, и Данилин не мог пропустить столь увлекательное зрелище.
Млада отнеслась к его предложению скептически, но ехать согласилась, и к одиннадцати часам – как раз к началу соревнований – они уже заняли места на ступенчатом склоне амфитеатра для зрителей, подобравшись к санным трассам поближе, чтобы видеть не только склон холма, но и финишный створ. Данилин взял с собой термос с чаем и булочки, жестом фокусника предъявил это богатство Младе, что произвело на нее должное впечатление.
– Вы, оказывается, очень хозяйственный мужчина, Андрей Брониславович, – сказала она, когда он подал ей стаканчик горячего чая. – У меня отец был такой же, и больше никого подобного ему я не встречала, вы первый.
Млада упорно отказывалась переходить с ним на «ты», каковое обстоятельство первоначально огорчало Андрея. Но потом он понял, что ей хочется сохранить хотя бы иллюзию дистанции, позволявшую считать себя независимой и благодарной одновременно, и смирился с этим. «Не гони лошадей», – любил повторять отец, и это правило Андрей усвоил на всю жизнь.
– Ты мне так и не сказала, где живут твои родители.
– Отец умер шесть лет назад – рак, – опечалилась Млада. – Мать вышла замуж за другого человека и теперь живет в Армении. Я была у нее в гостях один раз, но больше не поеду.
– Почему?
– Не спрашивайте. – Млада отвернулась. – Давайте смотреть.
– К тебе приставали тамошние джигиты? – догадался Данилин.
– Не хочу вспоминать об этом.
– Хорошо, не буду. Я давно хотел задать тебе вопрос, достаточно интимный, можно?
Млада с любопытством покосилась на собеседника, сморщила носик.
– По-моему, вы имеете полное право задавать любые вопросы.
– А ты имеешь право не отвечать на них, – засмеялся Андрей. – Вопрос простой на самом деле: почему ты ушла из спорта? Ведь тебе всего двадцать лет, еще можно было заниматься гимнастикой лет пять.
Млада закусила губу, снова отвернулась.
– Борис не захотел, чтобы я оставалась в команде… после того как ему пришлось уйти… поэтому я и ребенка захотела… думала, он образумится… только хуже стало…
– Он что же, не хотел иметь детей?
– Он их ненавидит! Когда узнал, что я беременна, чуть не… убил!
– Понятно. Дрянь – человек! Ничего, ты теперь свободна. А вот я люблю детей.
– Правда? – с радостью и сомнением спросила Млада.
– Конечно, правда, иначе я не работал бы в школе. В нашей семье было семь детей, я – шестой ребенок, предпоследний. Мы жили в деревне, в собственном доме, и, несмотря ни на что, жили дружно и хорошо.
– Но это же очень большая семья!
– Ну что ты, бывают и больше. Например, у царя Алексея Михайловича было четырнадцать детей. Правда, от разных жен. А у Льва Толстого – тринадцать. Хотя рекордсмен, по-моему, немецкий композитор Иоганн Себастьян Бах, у него было двадцать детей.
Млада недоверчиво покачала головой, но в это время начались заезды, и отвлекаться на разговоры стало недосуг. А Данилину вдруг показалось, что солнце, сиявшее в синем безоблачном небе, на несколько мгновений потускнело. И настроение его упало. Экстрасенсорика организма отметила какие-то негативные изменения, происшедшие вокруг, нестандартные колебания общего пси-фона, что могло означать вполне конкретное проявление недружественных сил. А их хватало.
Во-первых, директор гимназии все-таки собрал педсовет и сообщил учителям о «недостойном» поведении учителя физкультуры, предложив вынести ему общественное порицание и уволить. С этим решением согласились не все учителя, выговор получился вялый, но свое положение в гимназии Андрей оценивал как очень шаткое.
Во-вторых, он продолжил свое собственное расследование обстоятельств гибели Федоровых и убийства Скрылева и на этом поприще также нажил недоброжелателей и даже откровенных врагов, хотя сдаваться не собирался, решив идти до конца. Так, ему удалось выявить свидетелей, видевших предполагаемую убийцу капитана – женщину в зеленой дубленке и машину, на которой она уехала. После этого выйти на след группы, орудовавшей в Костроме и разъезжавшей на автомобилях местного отделения МЧС, не составило труда. Андрей был знаком с диспетчером этой организации Марией Парамоновой, подругой бывшей жены, чей сын занимался в секции Данилина, и через нее он выяснил, кто ведает транспортом МЧС и где живет. Теперь ему оставалось выйти на этих людей и задать им несколько вопросов. А в том, что они знают заказчиков транспортных средств, он не сомневался.
В кармане запиликал мобильный телефон.
Андрей с замиранием сердца включил его и услышал голос майора Гарина, непосредственного начальника Скрылева:
– Андрей Брониславович?
– Да, слушаю, Николай Сергеевич.
– Когда вы в последний раз общались с депутатом Лазаревым?
– С кем? – удивился Данилин. – С Лазаревым? Я практически с ним не общался. Как-то дней десять назад он заходил в спортзал, где я веду занятия с ребятами, и после этого я его не видел. А что?
– Он убит. Вы не могли бы подъехать и дать показания?
– Вот это сюрприз! – Андрей покосился на Младу, вцепившуюся в локоть и азартно переживавшую за мчащихся по склону саночников. – Но я действительно с той поры его не встречал.
– Тем не менее прошу вас зайти в управление, у меня к вам есть еще пара вопросов.
– Хорошо, после обеда буду.
– Мы можем прислать за вами машину.
– Не надо, я нахожусь за городом и смогу прибыть только после трех часов.
– Хорошо, жду.
Майор отключил связь.
– Что-нибудь случилось? – поинтересовалась Млада, не отрывая взгляда от склона горы. – Смотрите, как они несутся! Здорово, правда?
– Здорово, – согласился он. – Ничего не случилось. Но мне часа в три надо быть в УВД.
Млада перевела взгляд на него, лицо женщины стало серьезным.
– Значит, что-то все-таки произошло. У вас неприятности? Из-за меня?
Андрей улыбнулся.
– Во-первых, ты здесь совершенно ни при чем, тем более что твой уход от мужа – твое личное дело. – Он подумал и добавил: – И мое. Во-вторых, в Костроме каждый день что-то происходит, в том числе – преступления разной степени тяжести. К примеру, мне сообщили, что убит депутат Лазарев Иосиф Иванович. Но я не знаю, доброе это известие или нет. Человеком он был неприятным.
– Я тоже его знаю. То есть знала. И он действительно очень нехороший человек.
– Откуда ты его знала?
– Борис встречался с ним, и мы даже отдыхали вместе прошлым летом в Греции.
Андрей невольно покачал головой.
– Действительно, мир тесен. Однако давай смотреть соревнования и наслаждаться жизнью. Мы приехали сюда не для того, чтобы переживать по поводу разгула преступности. За кого будем болеть?
– За наших, конечно, – заявила Млада.
– Согласен, – засмеялся он. – Наши, кстати, выступают в бело-сине-красных костюмах, легко различить.
Прозвучал голос диктора, назвавший победителя заезда, вниз сорвалась очередная лавина саночников, и зрители зашумели, засвистели, закричали, переживая за спортсменов и радуясь погоде, свежему воздуху и солнцу. А вместе с ними и Андрей с Младой включились в это веселое сумасшествие, отбросив заботы, невзгоды, неприятности и проблемы. И длилось их бодрое настроение больше трех часов, до обеда, пока судьи не объявили перерыв.
На финалы решили не оставаться. Млада явно устала, а Данилин все время ощущал тревожное напряжение пси-фона, что мешало ему сосредоточиться на отдыхе и чувствовать себя свободным, несмотря на умение отстраиваться от внешнего воздействия.
Допив чай, они спустились к автостоянке, сели в машину, и Андрей сразу заметил выехавшую вслед за ними белую «десятку». Интуиция была права. Неведомые наблюдатели продолжали следить за ним, не выпуская из поля зрения ни на миг. Стиснув зубы, он увеличил скорость, понимая, что они не отстанут, пока он не предпримет ответные активные шаги. Появление в его жизни Млады заставило Андрея отложить разыскные мероприятия, и теперь он остро пожалел об этом. Надо было не поддаваться чувствам, а делать свое дело, потому что убийцы Левы Федорова продолжали топтать землю и считать себя хозяевами положения.
Конечно, вести слежку за ним могли и муж Млады с приятелями, которые каким-то образом вычислили «похитителя». Но скорее всего это были филеры бандгруппы, убившей Леву и капитана Скрылева и почуявшие угрозу со стороны самодеятельного следователя. Их долготерпение – ничего не предпринимают, только следят – тревожило и наводило на размышления. Вполне вероятно, что они просто готовились к внезапной атаке.
Сдав подопечную Анне Игнатьевне, он поехал в Управление внутренних дел Костромы.
Белая «десятка», сопровождавшая его «Надежду» от Корякова до Костромы, куда-то запропастилась, зато появилась белая «Лада-151», которая принадлежала все тому же гаражу МЧС, как уже знал Андрей. Его «пасли» открыто, словно подчеркивая, что никуда он не денется и ничего сделать не сможет. Возможно, будь на месте Данилина человек послабее духом, он, наверно, занервничал бы, стал суетиться и звонить в милицию, но Андрей прошел такую школу выживания, которая и не снилась тем, кто следил за ним. Поэтому он делал вид, что ничего не замечает, и спокойно ждал следующих шагов преследователей.
В Управлении внутренних дел его встретила целая команда сыщиков, специализирующихся по уголовным делам. Их интересовали все мелочи, известные Данилину, и в особенности – суть отношений тренера по боевым искусствам и депутата костромской Думы Лазарева. Андрей честно рассказал полицейским все, что знал сам, и удивился, когда майор Гарин прокомментировал его рассказ одной фразой:
– С депутатами лучше не ссориться.
– Я и не ссорился, – возразил Данилин. – Просто считал и считаю, что имею право тренировать тех, кого уважаю. «Шестерок» Лазарева я не уважаю.
– И теперь эти «шестерки» валят все на вас, – буркнул майор. – Утверждают, что вы угрожали Лазареву, а потому повинны в его смерти.
– Чушь, – спокойно сказал Андрей. – У меня нет никаких причин убивать Иосифа Ивановича. Да и не волк я по крови своей.
Гарин с любопытством окинул взглядом лицо Данилина, кивком отпустил подчиненных и, когда они покинули кабинет, сказал, понизив голос:
– Если бы не ваша репутация, Андрей Брониславович, и не знакомство с капитаном Скрылевым, загремели бы вы сейчас на нары по подозрению в убийстве.
– Вопрос можно?
– Ну?
– Нашли убийц Скрылева?
Гарин нахмурился, поиграл желваками, смерил собеседника неприязненным взглядом.
– Не суйте свой нос куда не следует, Андрей Брониславович. Мне сообщили, что вы пытаетесь расследовать дело об убийстве Федоровых, посещаете некоторые организации, задаете вопросы… Так вот мой вам совет: прекратите самодеятельность! Иначе придется вас арестовать.
Андрей помолчал, сидя с каменным лицом.
– Значит, я свободен?
– Пока да. Оформим подписку о невыезде и можете идти. Но учтите, что вы первый кандидат на арест по делу об убийстве Лазарева.
Андрей хотел было съязвить, но глянул на бледное одутловатое лицо майора, лицо человека, обремененного множеством забот, и передумал.
– Что мне подписать?
– Вот эту бумажку.
Он подписал бланк предупреждения о невыезде за пределы Костромы и вышел.
Интуиция сработала, когда он уже подходил к своей машине.
Мотоциклист, сидевший на своем тарахтевшем монстре в десяти шагах от автостоянки УВД, вдруг сорвался с места, в секунду преодолел расстояние до Андрея и нанес ему сильнейший удар монтировкой по голове. Точнее – хотел нанести. Предупрежденный проснувшейся экстрасенсорикой организма, Данилин среагировал вовремя, отпрянув в сторону, и мотоциклист промахнулся. Его монтировка только скользнула по плечу Андрея и начисто снесла левое зеркальце машины.
Однако это было еще не все.
Если бы Андрей, ошеломленный нападением, провожал мотоциклиста взглядом, второй мотоциклист, прятавшийся за зданием УВД, смог бы довершить начатое напарником. Он объявился рядом как чертик из коробки и тоже ударил Данилина металлическим ломиком, целясь в голову. К счастью, Андрей уже вошел в состояние боевого транса и контролировал сферу воздействия-ответа, ощущая все пронизывающие окружающее пространство токи угрозы.
Ломик зацепил воротник куртки, больно царапнул затылок, дернул куртку и вылетел из руки нападавшего. Андрея бросило вперед, но он все-таки удержался на ногах и, не мешкая, прыгнул на сиденье своей «Надежды».
Первый мотоциклист уже достиг перекрестка, свернул и исчез. Второй, едва не упавший с сиденья мотоцикла, вильнул вправо, ударился боком о снегоуборочный агрегат, вильнул влево и понесся вслед за своим напарником. Но скрыться не успел. Андрей на форсаже – с ревом мотора и визгом шипованных колес – устремился за ним и догнал на втором перекрестке, когда мотоциклист сворачивал на улицу Горького.
Удар!
Мотоцикл подбросило вверх, так что он перелетел ограждение бордюра и врезался в овощную палатку.
Мотоциклист выпустил руль, кувыркнулся через голову и растянулся на тротуаре, сбив с ног двух прохожих. Остальные шарахнулись прочь, раздались крики испуга.
Андрей с трудом затормозил, выскочил из кабины, подбежал к ворочавшемуся мотоциклисту. Выбил у него из руки нож, рванул за ремешок и сдернул с головы шлем. На него, моргая и кривясь, смотрел муж Млады Борис, небритый по обыкновению и едва ли трезвый: от него несло перегаром и сложным коктейлем неприятных запахов.
– Жаль, что мне не разрешили взять шпалер, – прохрипел он, пытаясь вырваться из железных пальцев Данилина. – Ты был бы уже трупом, козел…
– Кто не разрешил?! – металлическим голосом спросил Андрей. – Кто тебя послал, урод?! Кто за мной следит?! В глаза смотри!
Борис дернулся назад, глаза его расширились.
– Они тебя… все равно достанут… рано или поздно…
– Кто они?! Говори!
– Отдай жену сначала… тогда скажу…
– Она не вещь! Сначала научись уважать ее мнение. Кто тебя послал?!
В глазах Бориса мигнул торжествующий огонек.
Андрей, еще не видя опасного движения, но ощущая луч угрозы, резко развернулся влево, отгораживая себя от проезжей части дороги телом противника. И пуля, предназначенная ему, попала в затылок Борису. Брызнула кровь. Борис обмяк. Завизжали остановившиеся неподалеку женщины.
Белая «Лада-151», из окна которой раздался неслышный в уличном гаме выстрел, сорвалась с места – видимо, она следовала за машиной Данилина от здания УВД – и помчалась прочь, в сторону улицы Ленина.
– Вызовите «Скорую» и милицию! – крикнул Андрей потрясенным прохожим, метнувшись к своей машине.
Через несколько секунд он уже несся за «пятьдесят первой», выжимая из рыдающего мотора все, на что тот был способен.
Микроавтобус проскочил город, не останавливаясь на светофорах, лихо нырнул под железнодорожный мост и свернул направо, к выставочному центру, расположенному посреди Ребровского парка. Данилину удалось сократить дистанцию между автомашинами, поэтому он «пятьдесят первую» из виду не потерял и увидел, как из притормозившей на повороте «Лады» выскочила черная фигурка, метнулась к ограде комплекса. Андрей проследил направление движения беглеца, но не свернул, продолжая преследовать микроавтобус. Тот проскочил ворота на ипподром, метнулся за угол здания центра и скрылся между трибунами. Когда машина Данилина повторила эти маневры и показалась у трибун, в ее лобовом стекле вдруг появилась дырка с паутинами трещин, затем вторая. По ней начали стрелять!
Не задумываясь, Андрей рванул дверцу и вывалился на снег, ударившись боком о низкий заборчик ипподрома. Машина продолжала некоторое время двигаться прямо, затем крутанулась вправо, врезалась в колонну, поддерживающую трибуны, и заглохла. Однако Данилин, взяв темп, был уже в полусотне метров от этого места, недалеко от сломанного бампером «Лады» шлагбаума, выбравшись из сектора стрельбы.
Стрелял по машине Андрея, очевидно, именно тот человек, что минуту назад высадился из микроавтобуса. Это явно был почерк спецслужбы, и уже в который раз Андрей подумал о команде спецназа, прибывшей в Кострому для выполнения особого задания – ликвидировать Федорова. Хотя вопрос: за что? – так и оставался открытым.
В наступившей тишине стали слышны звуки музыки, долетавшие сюда из здания центра. Затем послышались голоса, заскрипел снег – к воротам шли люди. Из ворот показались двое в камуфляжных комбинезонах, вооруженные пистолетом и снайперской винтовкой.
Андрей стремительной текучей струей метнулся вперед.
Приземистого он уложил сразу, мощным ударом в грудь, с передачей энергетического импульса. Со вторым пришлось повозиться, так как он проявил неожиданную прыть и начал сопротивляться, успев дважды выстрелить из пистолета; у него был отечественный «ГШ-18». Лишь пропустив два удара – по запястью руки и по уху, сутулый выронил оружие и схватился за голову. Данилин скрутил ему руку и повел вперед, уже примерно зная, что будет дальше.
«Пятьдесят первая» стояла на дорожке ипподрома, очищенной от снега, боком к трибунам. Дверцы ее были распахнуты, внутри никого не было. Но стоило Андрею с пленником сделать два шага за ворота стадиона, как слева раздался женский голос:
– Эй, учитель, замри! Еще шаг – стреляю!
Андрей слегка подкорректировал положение тела пленника, чтобы оно перекрывало вектор стрельбы, и увидел прятавшуюся на трибуне женщину в зеленоватой дубленке и берете. В руках она умело держала снайперскую винтовку с приспособлением для бесшумной стрельбы, ствол которой смотрел на появившуюся в проходе между трибунами пару.
Андрей не сомневался, это была та самая киллерша, которую описали свидетели, заметившие во дворе дома Федоровых белый микроавтобус. Случайных совпадений в таких делах не бывает.
– Стреляй, – сказал Андрей, направляя на нее поверх плеча пленника ствол захваченной у приземистого спецназовца снайперки.
Раздался тихий щелчок выстрела.
Сутулый дернулся и кулем свалился под ноги Данилину. Но прежде чем он упал, Андрей успел выстрелить ответно и метнулся под прикрытие стенки трибуны, уходя в мертвую зону.
Снова послышался насмешливо-ироничный женский голос:
– Отличная подготовка, господин учитель. Кажется, мы вас недооценили. Предлагаю начать переговоры.
– Вряд ли мы договоримся… пиковая дама, – ответил Данилин, тут же меняя позицию.
Раздались два тугих хлопка, и в досках стены трибуны ипподрома, как раз в том месте, где он только что стоял, появились две дырки. Оценив владение оружием противника, Андрей выстрелил в ответ и тут же нырнул в проход между сеткой, отгораживающей поле ипподрома от трибун, и первым рядом очищенных от снега сидений.
Но и женщина в дубленке не дремала, успев взбежать на несколько рядов вверх и спрятаться за спинками сидений. А так как ее положение было выгодней, Андрей не стал продолжать тактическую перестрелку, а просто встал во весь рост и побежал по ступенькам бокового выхода вверх, готовый «качать маятник» – то есть «по-змеиному» менять положение тела и стрелять в ответ.
Однако его умение экстремального лавирования не пригодилось. Женщина в дубленке появилась над рядом сидений с пистолетом в одной руке и мобильным телефоном в другой. Снайперской винтовки у нее не было. Скорее всего кончились патроны.
– Предлагаю обмен! – хищно оскалилась она, сузив черные глаза; берет с ее головы свалился, и стало видно, что у нее очень короткая – на грани бритья – стрижка и черные сережки в форме крестов. – Лови!
Брусок телефона полетел к Данилину.
Он, как циркач, поймал его локтем, продолжая держать женщину под прицелом винтовки.
– Позвони домой, – добавила женщина, раздувая ноздри. – Узнаешь много интересного.
Андрей вдруг понял, что она его нисколько не боится и азартно играет в игру под названием «ошибся – умри!».
– Брось пистолет! – жестко сказал он. Женщина показала прокуренные желтоватые зубы, подумала несколько мгновений, уронила пистолет под ноги.
– Звони, клоун. Потом поговорим.
Он прижал мобильник к щеке, на ощупь набрал номер квартиры Анны Игнатьевны. Ответил мужской голос:
– Ильза? Где вы там? Сколько нам еще ждать?
– Пусть позовет к телефону твою бабу, – усмехнулась стриженая.
– Дай трубку Младе! – глухо проговорил Андрей.
В трубке хмыкнули, некоторое время было тихо, потом раздался голос Млады:
– Андрей?!
– Да, я.
– Ой, что тут было! Они убили Анну Игнатьевну!.. меня связали… их трое…
Голос пресекся, заговорил мужчина:
– Ну, слышал? Дай мне Ильзу.
Андрей посмотрел на женщину в дубленке, глаза его потемнели, потом засветились, как у рыси.
– Вы… убили… бабу Аню?! Зачем?!
– Дай телефон, – скривила зубы стриженая.
Он бросил ей мобильник.
– Крот, вези ее на ипподром, клиент созрел. Приберите там, да не светитесь. – Она выключила телефон, смерила Данилина презрительным взглядом. – Опусти винтарь, дурак. Иначе передача не состоится.
– Вы… убили… Анну Игнатьевну… – повторил он почти беззвучно.
– Ну, убили, бывает, старухе давно пора было на тот свет. Теряют больше иногда, как говорили герои «Собаки на сене», не смотрел? А тебе еще есть что терять. Итак, у нас предложение: ты говоришь нам, где твой дружок, изобретатель хренов, спрятал свои разработки, мы отдаем твою беременную бабу. Годится обмен?
Андрей заметил движение глазных яблок женщины – она кого-то увидела за его спиной, – стремительно крутанулся волчком, одним взглядом окидывая панораму ипподрома, и выстрелил. Человек, целившийся в него из-за изгороди загона для лошадей на другом конце поля, исчез. Андрей, продолжая вращение, чуть поднял ствол винтовки и выстрелил еще раз.
Женщина в дубленке была профессионалкой. Ей хватило всего секунды, чтобы подобрать пистолет и направить его на противника, но выстрелить она уже не успела. Пуля снайперки – «СВС-2000», калибр девять миллиметров – вошла ей точно в переносицу и отшвырнула на ступеньки лестницы.
– Дрянь! – сказал Андрей гортанным от ненависти голосом.
Однако поединок с убийцами еще не закончился, поэтому он не стал разбираться в своих чувствах и анализировать варианты боя. Спрыгнув с лестницы в проход между трибунами, Андрей метнулся к спутникам стриженой киллерши.
Приземистый амбал уже пришел в себя и матерился, сидя на снегу и пытаясь привести в чувство напарника. Увидев Андрея, он сунул руку за пазуху, собираясь вытащить оружие, но Данилин рывком повернул его спиной к себе и сдавил локтем горло.
– Не дыши!
– Х-р-р… отпус-с-с-сть… ф-р-рай… – послышалось в ответ.
– Ответишь на вопросы – отпущу!
– Х-р-р-шо…
– Кто вы такие?!
– Х-г-ррупа з-зач-чисст…
– Какой конторе принадлежите?!
– С-служ-жба б-без-зопасс…
– ФСБ?!
– Н-нет…
– Говори яснее!
– С-служба б-безопасс-ности часс-тной с-структур-ры…
– Какой?!
– Н-не знаю… я наемник… мне п-платят – я д-делаю…
Где-то за шеренгой тополей, отделяющих стадион от выставочного центра, послышалось рычание мотора. Андрей заторопился.
– Сколько вас всего?
– Ш-шестеро…
– Командир группы?
– Ильза… фамилии не знаю…
– Зачем вы убили Федорова?!
– Приказали… больше я ничего не…
– Кто приказал?!
– Н-не знаю… приехал один… длинноволосый… я его раньше не видел…
Звук мотора приблизился.
Андрей прижал губы к уху пленника:
– Сейчас ты выйдешь из ворот и помашешь рукой своим приятелям. Один лишний жест – и ты покойник! Понял?
– П-по…
– Помоги оттащить твоего напарника. Помашешь рукой и вернешься. – Андрей сунул в руку пленника разряженный пистолет. – Иди!
Кряжистый спецназовец помассировал шею, выпрямился, сделал несколько шагов на деревянных ногах за ворота с сорванным шлагбаумом, поднял руку.
Андрей прислонил к стенке трибуны второго парня, присел возле него на корточки, делая вид, что приводит его в чувство.
Показалась белая «десятка», остановилась в двадцати шагах. Из нее выбрался небритый мужик в кожаной куртке и джинсах.
– Что тут у вас? – буркнул он, рассматривая зашевелившегося напарника приземистого и спину Данилина. – Где Ильза?
В то же мгновение Андрей взял темп и взвился в воздух, преодолевая разделявшее их расстояние за несколько мгновений. Не успев ничего сообразить, небритый грохнулся спиной на капот «десятки» от сильнейшего удара – даже куртка лопнула на груди!
В кабине машины, кроме Млады, находились еще два члена банды, водитель и толстяк в комбинезоне спецназа, но оба они отреагировали на атаку слишком поздно, абсолютно не ожидая такой развязки событий.
Толстяка Андрей достал ударом в голову, пробив кулаком стекло задней дверцы «десятки». Водитель успел выхватить пистолет – удивление в глазах, перекошенное лицо, – и Андрей выстрелил, не чувствуя ни капли жалости. Пуля снесла водителю челюсть, брызнула струя крови, заливая рулевое колесо и приборную панель.
Вскрикнула Млада, сидевшая на заднем сиденье, рядом с толстяком, только сейчас сообразив, что происходит.
Андрей рванул дверцу машины, протянул ей руку.
– Выходи!
Она вылезла, круглыми от ужаса глазами разглядывая труп водителя и лежащих на снегу членов банды.
– Ты… их?..
– Уходим! Не жалей, это мразь, убийцы! Они убили Федоровых, капитана Скрылева, следили за мной…
– Я ничего не понимаю…
– Потом все объясню. – Андрей потащил спотыкавшуюся Младу за собой к стоящей на дорожке ипподрома белой «пятьдесят первой». – Садись, поехали.
– Это же не твоя машина…
– Моя разбита. Быстрей.
– Куда мы поедем?
– Сначала домой.
– Там же… они убили…
– Заберем Анну Игнатьевну и уедем.
– Далеко?
Он помог женщине сесть на переднее сиденье «Лады», подумал о деревне, где у Левы Федорова была оборудована в сарае лаборатория.
– Не очень далеко, километров двадцать от Костромы. Там решим, что делать дальше.
Андрей сел за руль и, не глядя на двух оставшихся в живых киллеров, растерянно провожавших глазами машину, повел микроавтобус к воротам ипподрома.
Буй-Тур
21 декабря
Воевода позвонил рано утром.
– Приветствую, Гордей Миронович, не разбудил?
– Я еще не ложился, – буркнул Буй-Тур, с трудом разлепив веки; лег он всего два часа назад и выспаться, разумеется, не успел.
Воевода шутки не оценил:
– Прошу вас не перенапрягаться, иначе это напрямую скажется на результатах работы. Как обстановка?
– Нормальная, в пределах флюктуаций погодных условий, – прежним тоном ответил Буй-Тур. – Сегодня «подчистим» основные «конюшни», и можно сваливать отсюда.
– Придется все-таки задержаться. Князь требует ликвидировать «объект раздражения» – учителя Данилина. Вы нашли его?
– Чего его искать? Он не прячется. И, судя по всему, не имеет никакого отношения к «браткам». У него убили друга – инженера-изобретателя Льва Федорова, и он пытается самостоятельно расследовать это убийство. Кстати, дело само по себе загадочное. Мы тут покопались в базе данных местного УВД…
– Отставить! – сухо сказал воевода. – Расследование убийства Федорова не ваша забота. Заканчивайте главную работу и займитесь учителем. Он должен исчезнуть.
– В чем его вина?
– Это вы должны выяснить, в чем его вина, и доложить. Затем ликвидировать. Срок исполнения задания – два дня.
– Но вы говорили, что задание не имеет доказательной базы…
Голос Спирина стал еще суше:
– Я так не говорил. У нас есть информация, что Данилин связан с криминальной группировкой Лазарева. Соберите доказательства.
– А если не соберем?
– Тогда и поговорим. Желаю удачи, полковник.
Связь прервалась.
Буй-Тур выругался, выключил телефон. Вставать не хотелось. Думать не хотелось. Усталость брала свое, причем усталость не физическая, а моральная. Ненависть к мрази, попирающей законы общества и диктующей людям свою волю, давно прошла. Гордей насытился мщением, отправляя в ад подонков и убийц, бандитов и нелюдей, торгующих совестью и жизнью других. Их ликвидацию он воспринимал как необходимую работу, работу мусорщика, чистильщика, ассенизатора, которую тоже кому-то надо было выполнять. Но иногда у него появлялось ощущение, что этот путь порочен, бесперспективен. Потому что количество отморозков и подонков разного сорта не убавлялось. Нужен был иной подход к проблеме, который гарантировал бы избавление общества от воинствующей мрази, создал бы такие условия жизни, при которых просто невозможно было воровать, красть, унижать, насиловать, убивать.
Будучи военным человеком, Буй-Тур привык подчиняться дисциплине и выполнять приказы вышестоящих командиров. В принципе, так оно и было до последнего времени: воевода ордена выдавал ЦУ – Гордей собирал группу и выполнял задание. Но последнее задание воеводы, связанное с ликвидацией костромского учителя физкультуры Андрея Данилина, приводило Буй-Тура в состояние горестного размышления, в дурное расположение духа.
Во-первых, группа выполняла не свойственные ей функции разведки и анализа обстоятельств, что было чревато появлением неучтенных рисков и ошибок. Во-вторых, воевода не выдал полный пакет информации о клиенте, сам будучи не уверенным в необходимости акции. В-третьих, те данные, которые смогли наскрести подчиненные Буй-Тура о Данилине, говорили о полной непричастности последнего к каким бы то ни было уголовно наказуемым деяниям.
– Сволочизм! – вслух проговорил Гордей, подводя итог своим размышлениям.
Отбросив одеяло, он поплелся умываться и бриться.
В девять утра позвонил Олег и сообщил о появлении объекта. С этого момента группа начала наблюдение за Данилиным, который повез симпатичную молодую беременную женщину за пределы Костромы. Как оказалось – в Коряково, на соревнования по натурбану.
Гордей ни разу не посещал спортивные мероприятия ради приятного времяпрепровождения, поэтому наблюдал за зрителями с любопытством и сомнением, не понимая, почему они ведут себя так свободно, легко и радостно. Потом он и сам увлекся зрелищем санных гонок, почувствовал азарт и единение с огромным количеством людей и даже включился в процесс, болея за «наших», то есть за саночников России.
Олег, выполнявший роль ординарца при командире, принес два стаканчика горячего кофе и наблюдал за происходящим с недовольно-скептическим видом. По его признанию, он не увлекался зимними видами спорта и кайфа от их созерцания не получал.
Остальные члены группы располагались на трибунах так, чтобы всегда можно было сменить наблюдателя и вести клиента непрерывно, не давая ему возможности скрыться. Впрочем, Данилин и не пытался от кого-либо прятаться или скрываться. Судя по всему, он искренне радовался отдыху на природе и возможности поухаживать за дамой, на которую смотрел так, что даже у Буй-Тура возникала зависть, не требующая оценки и анализа. Было видно, что Данилин обожает эту женщину, годящуюся ему по возрасту в дочери, и можно было только гадать, кем она ему приходится на самом деле.
В час дня первый этап финальных заездов закончился, и Данилин, поговорив с кем-то по мобильнику, повел свою даму к автостоянке. Пришлось и команде Буй-Тура, привязанной к объекту слежки незримыми струнами персонального внимания, покидать зону соревнований.
За руль «десятой» «Лады» сел Жека, остальные расселись по ранжиру: Гордей – спереди, Олег, Борис и Влад – сзади, и началось то, что меньше всего любил Буй-Тур – авторалли, призом которого было спокойствие ведомого объекта. Члены группы «Сокол» не считались асами слежки, и самое трудное для них было не только не потерять объект из виду, но и не обнаружить себя.
Данилин сначала направился домой. Затем через несколько минут появился во дворе без спутницы и поехал в Управление внутренних дел, озадачив тем самым наблюдателей.
– Ничего не понимаю, – сказал Влад. – Какого дьявола мы «пасем» этого парня? По-моему, он внештатный сотрудник милиции.
– Кажется, не мы одни его «пасем», – сказал Борис, сидевший с биноклем в руке; бинокль был специальный, он соединялся с компьютером СЭРа, и с его помощью вести наблюдение было намного легче.
– Где? – подобрался Буй-Тур, забирая у него бинокль.
– Левее, у магазина «Свет», за серым пикапчиком.
– «Пятьдесят первая»?
– Она. Внутри трое, понаблюдай за ними. Плюс два мотоциклиста, ошивающихся поблизости. Они явно кого-то ждут.
– Я заметил их еще полчаса назад, – заметил Жека. – Ехали за «Надеждой» нашего клиента.
– Чушь собачья! Кому понадобилось следить за ним, кроме нас?
– Может быть, это наши следаки?
– Наши так грубо не работают.
В кабине на некоторое время установилась тишина. Буй-Тур наблюдал за мотоциклистами, людьми в микроавтобусе и все больше убеждался, что эти люди действительно принадлежат какой-то спецслужбе и ждут Данилина. Возможно, это были сотрудники уголовного розыска или отдела по борьбе с организованной преступностью. В таком случае задача команды Буй-Тура упрощалась, им не надо было искать компромат на учителя физкультуры, проверять его связи и принадлежность к одной из криминальных структур города: за них это могла сделать контора, севшая на хвост клиента. Но возникали дополнительные вопросы, например: почему воевода не сообщил о заинтересованности клиентом других родственных контор, а главное, почему этим делом заинтересовался сам князь ордена, отдавший приказ без колебаний ликвидировать «простого» учителя физкультуры.
Данилин появился на ступеньках парадного входа УВД через сорок минут, задумчиво направился к своей машине. И в этот момент началось то, чего подспудно ждал Гордей, ощущавший разлитое в воздухе напряжение готовящейся акции.
Первый мотоциклист сорвался с места, догнал Данилина и ударил его монтировкой. Промахнулся. Затем то же самое попытался сделать его напарник. И тоже промахнулся!
Не успел Буй-Тур удивиться и восхититься неожиданной сноровкой и прытью клиента, как тот вскочил в кабину «Надежды» и устремился за мотоциклистами. Вслед за ним двинулась и «пятьдесят первая» «Лада».
– Вперед! – скомандовал Гордей, хотя Жека и без команды уже включил двигатель и вырулил на дорогу.
Действия разворачивались столь стремительно, что никто из подчиненных Буй-Тура, да и он сам тоже, не смогли предположить, чем все закончится. А закончилось противостояние Данилина и его многочисленных противников нешуточным боем на ипподроме, в результате которого «простой» учитель физкультуры уложил сначала тех, кто следил за ним и пытался убить, а потом, дождавшись второй группы на белой «десятке», такой же, какую использовали бойцы Буй-Тура, уничтожил и ее.
– Ни хрена себе! – буркнул Гордей, наблюдая за происходящим на ипподроме в бинокль; машину они оставили за пределами территории ипподрома и дальше следовали пешком, стараясь не подставиться ни глазу воюющих сторон, ни случайным прохожим, посещавшим выставочный центр.
– Три танкиста, три веселых трупа! – прокомментировал Олег бой Данилина с противниками на «десятке». – Экипаж, так сказать, машины боевой. Как он их сделал, а?! А я хотел было ему помочь!
– Не удивлюсь, если он какой-нибудь бывший инструктор по рукопашке, – заметил Влад. – А такие ребята форму не теряют никогда.
– Интересно, кого это он замочил? – проворчал Жека. – Неужели ментов?
– Не похоже, – качнул головой Олег. – Те вызвали бы подмогу с мигалками, и сейчас тут уже хозяйничал бы ОМОН или СОБР.
– Что будем делать, командир? Возьмем его?
– Нет, – отрезал Гордей. – Продолжаем наблюдение. Посмотрим, что он собирается предпринять.
Данилин в это время помог девушке в белой шубке, которую привезли с собой молодцы на «десятке», перебраться в «пятьдесят первую» и поехал с ней прочь от места боя. Оставшихся в живых врагов он не добил, что, на взгляд Буй-Тура, было ошибкой. Коль уж на тебя серьезно наехали, устроили охоту, относись к охотникам так же, как они к тебе. Но в остальном упрекнуть учителя было трудно. Он показал себя классным профессионалом.
– Надо выяснить, кто они и откуда, – сказал Буй-Тур, когда группа вернулась к машине. – Борис, останься. Если те двое на ипподроме будут шебуршиться, действуй по обстановке. И будь на связи.
Молчаливый Борис кивнул и направился обратно к ипподрому. Остальные сели в «десятку», и Жека погнался за «пятьдесят первой», успевшей свернуть на улицу Ленина, к центру города. Пошел снег, видимость ухудшилась, но Буй-Тур не обратил на это внимания, зная природное дарование Жеки-Евгения не упустить из виду объект преследования в любых погодных условиях.
Как оказалось, Данилин ехал домой.
Но там он пробыл недолго, всего полчаса. Вынес на руках какую-то худенькую седую женщину, завернутую в одеяло, уложил в салоне «Лады», затем вернулся за спасенной им девушкой. «Пятьдесят первая» помчалась переулками и узкими улочками куда-то к окраине Костромы, остановилась у церкви. Данилин скрылся за оградой церкви и вскоре вернулся с двумя монахами, помог им вынести из машины тело седой женщины.
– Ты что-нибудь понимаешь? – поинтересовался Олег, обращаясь к Буй-Туру, и передал ему бинокль.
– Эта старушка – хозяйка квартиры, – сказал Влад. – Судя по всему, она умерла. Или ее убили.
– Кто?
– Очевидно, те парни, на «десятке», которые подъехали потом с беременной.
– Зачем?
– Спроси чего-нибудь полегче.
– У меня есть версия, – сказал Жека. – Им надо было убрать учителя, поэтому они подстраховались – захватили его пассию и решили пошантажировать. Да не на того напали. Он рискнул и выиграл. А хозяйку эти подонки замочили просто так, походя. Может быть, она закричала или попыталась позвонить в милицию.
– Что скажешь, командир?
– Я привык опираться на факты, – шевельнул каменными губами Буй-Тур. – Не отвлекайтесь. Борис, ты где?
– Еле успел слинять, – отозвался по мобильнику Борис. – Приехали менты. Я успел только пошарить в карманах убитых. Из документов – два удостоверения московской полиции и один интересный значок. Но они не полицейские, это однозначно. Удостоверения – липа. Что мне делать?
– Двигайся к Галичскому шоссе и жди на развилке.
– Есть.
– А мы что будем делать? – осведомился Жека.
– Следовать за клиентом.
– Он попытается смыться.
– Надеюсь, ты его не упустишь.
Помолчали, разглядывая сквозь пелену снега церковь за оградой, безрадостный зимний пейзаж и машину Данилина.
– Что он там делает? – не выдержал Олег. – Почему повез старуху сюда, а не в больницу? На его месте я вообще вызвал бы ментов.
– А если у него рыльце в пушку?
– Хорошо бы захватить парня и поговорить с ним по душам.
– Кажется, он возвращается.
Из-за каменной пристройки возле церкви появились Данилин и его понурая спутница в сопровождении монаха. Сели в машину. Монах поклонился, прижав руку к груди. «Пятьдесят первая» развернулась и, еле видимая в снежной пелене, покатила на восток, явно намереваясь выехать за пределы города.
Свернули на улицу Шагова, потом на Смирнова. «Лада» увеличила скорость, но Жека – бывший автогонщик и испытатель, не особенно заволновался, зная, что мотор у микроавтобуса слабый и оторваться от преследователей он не сможет.
На перекрестке Галичского шоссе и улицы Смирнова подобрали Бориса, стоявшего с поднятым воротником и в натянутой на уши вязаной шапочке. Издали он был похож на жалкого бомжа, не знающего, куда пойти, где найти пристанище и погреться, и не ждущего от людей каких-либо милостей.
– Замерз? – пожалел его Влад.
– Только что подъехал. Кстати, мимо проскочила знакомая «Лада»…
– Гони! – буркнул Гордей.
– Не боись, командир. – Жека вдавил педаль газа.
Вскоре в сгущающихся сумерках они увидели габаритные огни «Лады» и уже больше не теряли их из виду.
Проехали Фанерник, свернули с трассы на Никольское.
– Покажи документы, – обернулся к Борису Гордей.
Тот молча передал ему две красные книжечки. Потом вспомнил о значке.
– Вот, полюбуйтесь.
Буй-Тур повертел в пальцах металлический треугольничек в форме глаза.
– Странный значок.
– Похож на масонский герметический символ, – сказал Влад со знанием дела. – Я как-то листал словарь символов и рун, там был нарисован точно такой же значок.
– Откуда в России масоны? – хмыкнул Олег.
– Тут еще какие-то буковки выгравированы на обратной стороне, – сказал Борис. – Латинские.
– Не вижу.
– Включи свет.
– Не надо, потом разберемся. – Буй-Тур спрятал значок и удостоверения в карман. – Бензина нам хватит?
– Километров на сто, – буркнул Жека. – Я не думаю, что клиент собрался ехать за пределы Костромской губернии. Кстати, командир, а как вы догадались, что он поедет именно по Галичской трассе?
– Интуиция, – подсказал Олег.
– Расчет, – хладнокровно ответил Буй-Тур. – Клиент явно не хочет связываться с органами – это раз. После такой переделки, замочив четверых охотников, он должен быстро убраться из города – это два. Собравшись, он поехал на восток, а из Костромы на восток ведет только одно шоссе – Галичское, это три.
– Гениально! – восхитился Олег.
– Отставить ерничество, лейтенант! – приказал Буй-Тур. – Приготовились! Что бы ни случилось, клиента будем брать живым! Всем ясно? Не стрелять!
Ответом ему было общее ворчание:
– Не маленькие… ясно… сделаем…
«Лада-151» Данилина миновала Никольское и свернула к деревушке Суконниково. Дорога здесь, пробитая в снегу трактором, почти не освещалась, но фары Жека не включал, боясь, что водитель микроавтобуса заметит преследование, и полагаясь только на интуицию.
Въехали в Суконниково.
Деревня насчитывала всего с десяток дворов. Машина Данилина остановилась у старенькой бревенчатой хаты, покрытой сугробом снега. Света в окнах хаты не было, но, судя по следам и расчищенной дорожке, ведущей к сараю, за домом кто-то ухаживал.
В свете фар появился Данилин, направился почему-то к соседней избе, но вскоре вышел и открыл замок на двери хаты, у которой стояла машина.
– За ключом ходил, – догадался Олег, наблюдая за «Ладой» в бинокль. – Наверное, соседи следят за домом и у них есть ключи. Интересно, почему он свой не взял? Забыл? Или это не его фазенда?
Никто Олегу не ответил.
Из микроавтобуса выбралась беременная в шубке, держась обеими руками за живот. Данилин помог ей дойти до хаты, затем загнал машину за ограду, поближе к сараю, и тоже скрылся в доме. В окнах хаты зажегся свет, а через несколько минут из трубы потянул дымок: гости затопили печь.
– Пора, – сказал Буй-Тур.
Группа вылезла из «десятки» и быстро направилась к дому, где нашли пристанище беглецы из Костромы. Снег продолжал идти, фонарь в деревне наличествовал один, освещая продовольственный магазинчик, жители деревни в такую погоду предпочитали сидеть дома, и отряд Буй-Тура подобрался к объекту атаки незаметно.
Борис с Олегом перелезли через забор со стороны сарая и заняли позицию у второго выхода из сеней – во двор. Жека хотел было подобраться к окнам, но увяз в снегу и вернулся. Даже если бы Данилин вознамерился бежать от преследователей через окна, далеко уйти ему бы не дали, снег был слишком глубок и рыхл.
Внезапно свет в хате погас.
Все замерли.
Обострившийся слух Буй-Тура поймал едва слышный скрип засова на входной двери, затем еще один скрип – открываемой двери во двор.
И тотчас же послышался глухой удар, шум, падение тела, чей-то тихий вскрик, шаги, скрип снега, возня…
– Вперед! – выдохнул Гордей, бросаясь к сараю. За ним метнулись Жека и Влад.
Вспыхнули фонари, выхватив из темноты два тела на снегу, у стен хаты, и пригнувшегося, готового к прыжку Данилина, одетого в спортивный костюм.
– Собака бешеная! – удивленно воскликнул Жека, выхватывая пистолет. – Он же наших замочил!
– Не стрелять! – лязгнул голосом Буй-Тур, выходя вперед.
Олег, лежащий у двери, зашевелился, сел, держась за голову.
– Вот падла! Чем это он меня?..
Данилин не оглянулся, склонив голову к плечу и прислушиваясь к чему-то. Он явно колебался, не решаясь на активные действия, и Гордей чутко уловил эти колебания, поняв, что учитель физкультуры переживает не за себя, а за свою подругу.
– Сдавайся, – предложил Буй-Тур. – Со всеми тебе не справиться. А у меня приказ в случае сопротивления открывать огонь на поражение. Может, поговорим?
Вместо ответа Данилин сделал шаг назад и вдруг… исчез! А затем появился в шаге от Буй-Тура, нанес ему мгновенный удар в грудь и тут же второй в голову. Первый достиг цели – Гордей задохнулся от боли, а от второго он все же ухитрился увернуться благодаря своему непревзойденному чутью и феноменальной ориентации в пространстве боя.
Однако Данилин снова оказался рядом, и снова Буй-Тур не успел отреагировать на двойной удар, хотя смог заблокировать удары, подставив плечо и локоть. Едва не заорал от боли: противник не собирался его щадить и бил с такой силой, что запросто мог бы пробить кирпичную стену.
Жека рванулся на помощь командиру, давая ему секундную передышку, и взлетел в воздух, только ботинки мелькнули в свете фонаря. Олег выстрелил.
– Не стрелять, я сказал! – рявкнул Буй-Тур, сбрасывая куртку. – Я возьму его!
Жека очухался от полученного удара, сел на снег и включил выпавший из руки и потухший фонарь. Теперь арену боя – заснеженный деревенский двор – освещали три столба света.
Данилин прыгнул вперед, буквально растворяясь в воздухе.
На сей раз Гордей успел просчитать намерения противника и на прием не купился. Он просто нырнул «под атаку», инстинктивно уводя голову от предполагаемого удара, и по свисту воздуха над ухом понял, что отреагировал правильно. Бросил кулак вправо и тут же отскочил, лягнув пустое место, только что занятое телом противника. Еще раз метнулся вперед, уходя от очередного свиста, но не совсем удачно. Ухо обожгла острая боль. Палец Данилина как железный коготь разорвал мочку уха.
Гордей понял, что проигрывает, перестав угадывать векторы появлений противника и направление ударов. Лишь однажды ему удалось попасть ребром ладони по щеке Данилина, да и то вскользь, не причинив ему особого вреда. Зато сам он пропустил два потрясших его удара и провалился в сумрак полубессознательного состояния, чудом увернувшись – сработало подсознание – от добивающего высверка ладони учителя.
Раздался щелчок выстрела, а за ним звон стекла: пуля попала в окошко сеней.
Вихрь ударов, опутавших Гордея прочной паутиной, стих.
– Не стрелять! – выдохнул он, поднимая вверх руки. – Сдаюсь! Остановись, мастер!
Данилин, только что продемонстрировавший умение уходить с траектории пули, замер в трех метрах от Буй-Тура, исподлобья глядя на всех своих противников сразу. Гордей вдруг заметил, что над ним дрожит воздух – как от раскаленного солнцем асфальта, и снежинки тают, не долетая до головы и кистей рук.
– Нас пятеро, – продолжал Буй-Тур хрипло, – и все мы неплохо стреляем. Каким бы ты мастером рукопашки ни был, от пяти пуль тебе не увернуться. Если хочешь жить и защищать свою подругу – сдавайся.
Данилин молчал. Глаза его светились, как у кошки, и страха в них не было. Только затаенная мука и сомнения. И Гордей шестым чувством угадал причину его сомнений: учитель снова думал о женщине и не хотел оставлять ее одну. Не будь этого обстоятельства, он наверняка справился бы с командой Буй-Тура, несмотря на ее превосходство в оружии.
– Кто вы? – спросил Данилин наконец.
– Во всяком случае – не бандиты.
– Спецназ… Чей? Не ГРУ, это точно. И не ФСБ.
– Покруче, пожалуй. Частная структура, не государственная, хотя и радеющая за интересы государства.
По губам Данилина скользнула усмешка.
– Насчет «покруче» можно поспорить. Вы не специалисты слежки, хотя допускаю, что вам поручили не свойственную вам работу. Я заметил вашу машину еще в городе, но подумал, что…
– Что мы друзья тех, кого вы толково обработали на ипподроме.
– Да.
– Может, пригласите нас в дом? Неудобно разговаривать на морозе, да и соседи могут заметить.
– Идемте.
Буй-Тур подобрал куртку, кивнул Жеке: останешься на стреме, сменим через полчаса. Догнал учителя.
– Это ваш дом? Или родителей?
– Это дом моего друга Левы Федорова, – глухо ответил Данилин. – Его убили недавно.
– Мы в курсе. Сочувствую.
Из сеней на шею Данилина кинулась фигурка в светлой одежде.
– Андрей!
– Все в порядке, милая, – мягко сказал он, обнимая девушку. – Иди в дом, готовь стол. Это друзья.
Буй-Тур усмехнулся на эти слова, но возражать не стал. Он почему-то был уверен, что воевать с учителем им больше не придется. Где-то в сети аналитиков ППП произошел сбой, и князь ордена получил неверные сведения о клиенте, порочащие его. Хотя существовала другая версия событий: Данилина намеренно подставили.
В хате было еще холодно, сказывалось долгое отсутствие хозяев. Но печь весело потрескивала поленьями, от нее веяло теплом, по центральной комнате избы плавали вкусные запахи сосновой смолы и дымка, что придавало деревенскому жилищу неповторимый колорит и уют.
Хозяйка, кутаясь в пушистый белый шарф, поставила чайник, накрыла стол и присела на диванчике рядом с Данилиным, прижавшись к его плечу. Остальные расположились кто где, посматривая на хозяина с уважением и опаской, а на его подругу с интересом.
– Зачем вы следите за мной? – задал вопрос первым Данилин.
– Я бы предпочел услышать сначала ваши ответы на наши вопросы, – сказал Буй-Тур. Помассировал грудь, шею, потрогал вспухшее ухо, покачал головой. – Где вы научились так драться?
– Я бывший инструктор Главного разведуправления, – сказал Данилин равнодушно.
– Нет, я имею в виду – до ГРУ.
– Первым моим тренером был Валерий Николаев, друг отца, бывший подводник. И отличный самбист. Вторым – мастер школы русбоя. Фамилия вам ни к чему.
Члены команды Буй-Тура переглянулись.
– За что вас преследовали те люди, в микроавтобусе? – продолжил Буй-Тур.
Девушка в шарфе вздрогнула. Данилин успокаивающе сжал ее пальцы на сгибе своего локтя.
– Я не знаю.
– Говорил бы правду, – мрачно посоветовал Олег.
Буй-Тур качнул головой.
– Не хотелось бы напоминать о вашем положении…
– Я действительно не понимаю, в чем дело, – сухо сказал Данилин. – Могу только предполагать. Несколько дней назад убили моего друга Льва Федорова… вместе с женой… Я начал собственное расследование… и заметил слежку. После чего мне позвонили по телефону и пригрозили… А через день убили капитана Скрылева, который занимался расследованием убийства официально и дал мне кое-какие сведения.
Присутствующие в избе снова переглянулись.
– Кто вам звонил? – спросил Буй-Тур.
– Точно не знаю, голос был женский, но скорее всего это была та самая дама в дубленке, командир киллеров, которую я… на ипподроме…
– Вы уверены, что вас ничто не связывает?
Данилин с недоумением посмотрел на полковника.
– Нас связывает только убийство Федоровых. До этого я никого из преследователей не встречал. Кроме ее мужа. – Данилин кивнул на спутницу. – Как он оказался замешан в этом деле, я не представляю. Но начал он и его дружок…
– Мы видели. Странно все это.
– Что?
Буй-Тур не ответил, размышляя о задании воеводы. Зрело убеждение, что воевода действительно не владел полной информацией о костромских разборках и просто выполнял приказ князя. А какие были у князя основания ликвидировать учителя физкультуры, знал только он сам.
– Странно, – повторил Гордей. – Все в нашем мире взаимосвязано и имеет причину.
Он вдруг подумал, что воевода мог послать вторую группу чистильщиков, не предупредив его. Но тогда выходило, что ему не доверяют, хотя начальство и не имело на то никаких оснований.
– Вы не заметили у этих людей каких-либо особых примет?
– Каких именно? – поднял бровь Данилин.
– Например, вот таких. – Гордей отвернул мочку здорового уха, показывая вытатуированный силуэтик сокола.
– Нет, не заметил. Что это за знак?
– Опознаватель службы ППП.
– Никогда не слышал.
– И не надо. А этот значок вам знаком? – Гордей показал найденный Борисом «глаз».
Данилин осмотрел значок, покачал головой.
– Впервые вижу. Но вообще-то это символ масонских лож, знак принадлежности к определенной касте масонов.
– Откуда вы знаете?
Данилин усмехнулся.
– Почитываю кое-какую эзотерическую литературу.
– Итак, вы не связаны с местными криминальными кругами и не работаете на бандитов. Зачем тогда этим «масонам» понадобилось вас убирать?
Данилин исподлобья посмотрел на Буй-Тура, медленно проговорил:
– Но ведь и вы приехали в Кострому с таким же заданием?
– Не совсем. – Буй-Тур посмотрел на своих подчиненных. – Что скажете, мужики?
Борис неопределенно пожал плечами. По натуре он был скептиком и никому не верил.
Влад отвернулся, предпочитая не взваливать на свои плечи ответственность за решения командира.
Олег поковырял ножом деревянный стол, произнес рассудительно:
– Ты командир, тебе и решать.
Буй-Тур хмыкнул, кинул взгляд на не сводившую с него больших тревожных глаз беременную женщину, подсел к столу:
– Будем пить чай. Нам надо завтра утром быть уже в столице.
Олег, прищурясь, озадаченно посмотрел на него, хотел было задать какой-то вопрос, но уловил угрожающий блеск в глазах командира и передумал.
– Пить так пить, неплохо бы действительно хлебнуть горяченького.
Встрепенувшаяся пассия Данилина захлопотала вокруг гостей, и вскоре все пили чай с конфетами и пряниками, хранившимися в буфете хозяина хаты. Пряники были уже твердые, но это не помешало гостям сгрызть их почти полностью.
– Уходим, – поднялся Буй-Тур. – Спасибо за гостеприимство.
Данилин, не вставая, вопросительно посмотрел на него, и Гордей добавил:
– Не знаю, какие основания были у ваших врагов ликвидировать вас, но теперь вами займутся всерьез. Советую уехать куда-нибудь подальше отсюда. Желаю удачи. Прощайте. Влад, возьми стакан чая для Евгения.
Они вышли, оставляя пораженную решением Буй-Тура пару наедине.
– Ты уверен, что поступаешь правильно? – осведомился Олег, отворачивая лицо от разыгравшейся на улице метели.
– Я редко ошибаюсь в людях, – отрезал Буй-Тур. – Учитель ни в чем не виноват.
– Не наше дело решать, виноват он или не виноват. У нас есть приказ…
– Я привык иметь полный конфиденциал о преступлениях человека, которого надо замочить. На учителя у нас компромата нет.
– Но…
– Отставить разговоры! Приедем – разберемся.
– Нас снова пошлют в Кострому.
– Пошлют – поедем.
Через несколько минут последние избы деревни скрылись сзади в пелене снегопада. А Буй-Тур подумал, что история с учителем на этом не закончится.
РуНО
23 декабря
Михаилу Константиновичу Спирину исполнилось пятьдесят лет. Он и выглядел на все пятьдесят: сутулый, седой, с тяжелым мясистым лицом и серыми цепкими глазами, постигшими такие тайны бытия, о которых не подозревал ни один среднестатистический гражданин страны. Воеводой Русского национального ордена он стал всего четыре года назад, а до этого командовал одной из оперативных групп службы ППП, успешно поработавшей на Дальнем Востоке и в Приморье. Именно усилиями его группы край был очищен от коррумпированных чиновников и генералов, а честные предприниматели и рыбаки вздохнули с облегчением, почувствовав изменения в социальной политике новых руководителей края, которые пришли на смену «отмытым» бандитам и вожакам криминальных группировок.
Еще раньше Михаил Константинович служил в знаменитой группе спецназа ФСБ «Альфа», но был комиссован по ранению и несколько лет работал в Ассоциации ветеранов спецслужб. Там и обратили на него внимание кадровики РуНО, предложив иную службу – секретную, но на пользу Родине. Раздумывал над предложением Михаил Константинович недолго. Он хорошо разбирался в процессах, происходящих в обществе, видел всю пагубность коррупции, в которой погрязло чиновничество страны вплоть до самых верхов, и вполне сочувствовал тем, кто пытался исправить создавшееся положение. Понимал он и то, что убеждениями и уговорами из коррумпированных чиновников честных людей не сделать. Эти паразиты, ничего сами не создавшие в жизни, но пользующиеся всеми благами цивилизации, понимали только силовое воздействие. И этим они практически ничем не отличались от бандитов.
Вечером двадцать третьего декабря, когда Михаил Константинович уже собирался лечь спать: жил он в Благоеве, рядом с профилакторием, в двухэтажном деревянном коттедже, предоставленном ему службой размещения ордена, – сработал сигнальщик компьютерной связи, встроенный в мобильный телефон. Вызов означал, что воевода зачем-то срочно понадобился князю и что разговор требует криптозащиты.
Михаил Константинович вернулся в свой кабинет, расположенный на первом этаже главного корпуса профилактория, и открыл дверь в потайной «карман» кабинета, замаскированный книжными полками. Этот «карман», по сути, представлял собой футуристического вида «рубку», под завязку набитую аппаратурой контроля службы ППП и особой защищенной спутниковой связи.
На рабочем столе воеводы стоял панорамный монитор с диагональю около двух метров, полукругом изгибающийся вокруг оператора, чтобы избежать искажений передачи. Штатная акустическая система, поддерживающая модный формат «Долби диджитал», давно стала предметом офисной обстановки, присутствовала она и здесь, позволяя говорить с абонентами из любой точки кабинета и прослушивать любые аудиопередачи любого уровня.
Кроме систем защиты и связи, аппаратура кабинета имела систему внутрикорпоративного документооборота, использующую высокоскоростные локальные сети, по которым отправлялись аудио – и видеофайлы, а также электронные таблицы, мгновенно присоединявшиеся к основной базе данных, чтобы получатель мог вникнуть в содержание передаваемого пакета без дополнительных процедур включения и поиска. Программа сверхбыстрого обмена сообщениями самостоятельно выстраивала иерархию пользователей в зависимости от их корпоративного статуса, и три красные звездочки на панели сервера в данный момент указывали на важность абонента: на связь с воеводой действительно вышел князь ордена, отвечающий за работу службы ППП.
Михаил Константинович сел на стул перед монитором, включил консорт-линию защиты.
На экране сквозь жемчужное облако свечения, разбежавшееся к краям, проступило суровое, бледноватое, иссеченное морщинами, но более молодое, тщательно выбритое лицо князя.
– Слушаю, Алексей Харлампиевич.
– Я ознакомился с планами ваших подразделений на следующий год, – сказал князь красивым сочным баритоном. – Надеюсь, их можно корректировать?
– В оперативном порядке, – подтвердил воевода. – К примеру, мы наконец выявили предателей, виновных в гибели Сергиево-Посадского ОМОНа в Чечне в двухтысячном году, их девять человек, в том числе – шишки с генеральскими погонами, и я дал команду в ближайшее время ликвидировать всех, отложив менее значимые операции.
– Кому вы поручили чистку? Надеюсь, не «Соколу»?
– Группе «Барс». Но я не считаю группу «Сокол» небоеспособной.
– Они не выполнили приказ, не ликвидировали объект. В связи с чем группу – расформировать, бойцов раскидать по другим группам, а ее командира посадить под арест. До выяснения обстоятельств дела.
Спирин покачал головой.
– Я не знаю, какими данными владеете вы, Алексей Харлампиевич, но у меня нет прямых доказательств вины объекта. Данилин на самом деле является учителем физкультуры и не связан ни с одной криминальной структурой. А вот кто «наехал» на него – это вопрос. – Михаил Константинович достал значок, символически изображающий человеческий глаз. – Вам знакома эта эмблема?
Князь нахмурился, пожевал губами.
– Что вы хотите сказать?
– Этот значок мои парни обнаружили на теле убитой Данилиным женщины, которая командовала отрядом киллеров, охотников на учителя.
– Так он еще и женщин убивает?!
– Это не женщина, – усмехнулся воевода, – дьявол в юбке. Она киллерша. Ее команда специально приехала в Кострому, чтобы ликвидировать ученого-изобретателя Федорова. А потом начала зачищать следы. Данилин попал под их удар из-за своей дружбы с Федоровым. Кстати, я понял так, что эта команда продолжает… э-э, вернее, что-то искала в Костроме, связанное с деятельностью ученого. Но кому она подчинялась, неизвестно.
– Не ломайте себе голову, – сухо сказал князь. – Ваша задача – ликвидация лидеров преступного мира и религиозных сект. Остальные задачи, в том числе контрразведывательного характера, оставьте другим подразделениям. Что касается ситуации в Костроме, то вам необходимо доделать начатое. У меня есть сведения, что Данилин пытается торговать секретами государственной важности, поэтому он должен быть «зачищен». Федоров занимался вопросами энергетики и новыми видами транспорта, его архив исчез, но у него где-то была оборудована лаборатория. Найдите ее.
Спирин помедлил.
– Хорошо, я пошлю людей. Но Данилин…
– Отставить пререкания, воевода! – Глаза князя сверкнули. – Распустил вас прежний князь, отсюда и проблемы! Делайте, что велят. На все – моя воля!
Михаил Константинович упрямо боднул воздух лбом.
– Я не согласен с вашим решением. Дайте доказательную базу. Мы не киллер-команда, убирающая неугодных кому-то людей.
Князь потемнел, разглядывая лицо воеводы так, будто выискивал точку удара.
– Вы отказываетесь выполнять задания старшего иерарха?
– Не отказываюсь, но требую доказательств, на что имею полное право. Я сам и мои люди должны быть убеждены, что наказывают именно тех, кто достоин наказания. Невинные граждане пострадать не должны.
Князь пожевал губами, его изображение на несколько секунд исчезло, потом проявилось вновь.
– Вы получите доказательства. Хотя… – Алексей Харлампиевич потер горбинку носа. – Пожалуй, Данилиным займусь я сам. Группа «Барс» еще в Москве?
– Уже в дороге.
– Дайте мне прямой канал связи с ними. Вы же решайте остальные задачи. Да, и направьте ко мне командира группы «Сокол». Под конвоем.
Лицо князя растаяло.
Пискнули сигналы отбоя связи.
Михаил Константинович выключил монитор, посидел перед темным экраном, размышляя о наметившемся конфликте с князем, и решительно набрал номер телефона своего прежнего начальника, князя Родарева. Надо было посоветоваться, что делать в создавшемся положении. Очень уж не хотелось отправлять Гордея Буй-Тура в резиденцию князя. Вся вина полковника состояла в том, что он всего лишь потребовал полный пакет информации о преступлениях клиента. А был ли виноват учитель физкультуры – воевода не знал.
Однако прошла минута, другая, а линия не включалась. Компьютер мигнул красным индикатором, сообщил, что полковник Родарев находится «вне зоны приема». Это могло означать что угодно, например, Всеслав Антонович заблокировал телефон или вообще вылетел куда-то по делам службы и не может говорить. Но у Михаила Константиновича испортилось настроение. Отсутствие связи с Родаревым было дурным знаком, а одному идти на поклон к главе ордена, Пресветлому Князю, со своими подозрениями не хотелось. Для такой встречи требовались очень веские причины.
Скрепя сердце воевода отдал приказ охране найти Буй-Тура и заключить под стражу.
Данилин
23 декабря
Млада заснула у него на плече, и Андрей час просидел, не шевелясь, боясь разбудить измученную женщину, пережившую немало горьких и страшных минут. Он сидел и размышлял о своей судьбе, переплетенной с судьбой спутницы, о внезапной смерти Анны Игнатьевны, об убийцах старой учительницы и Левы Федорова, и у него окончательно созрело убеждение, что узел событий вокруг изобретений Левы завязался неспроста. Что-то открыл талантливый изобретатель, куда-то он влез, в какую-то сферу интересов неизвестных простому народу сил. И эти силы очень не хотели раскрывать свое инкогнито, а также поставили себе целью убить любого, кто прикоснется к тайне их деятельности. Интересно, каким боком работа Левы коснулась этой сферы? Неужели есть деятели, акулы бизнеса, действительно посчитавшие работу Федорова опасной? И дело упирается только в олигарха, заинтересованного в сохранении своего положения и потому уничтожавшего ученых, чьи идеи и разработки способны поколебать его трон?
Андрей вспомнил значок, показанный ему командиром группы ликвидаторов, принадлежащих еще к одной спецслужбе; интересно, что это за служба такая – ППП? Как понимать намек о «частной структуре, радеющей об интересах государства»? Что это за структура такая, занятая ликвидацией бандитов, как сказал командир этих парней? И почему они хотели убрать костромского учителя физкультуры, ничем себя не запятнавшего? Произошел некий сбой в работе аналитиков этой структуры? Или все опять упирается в деятельность Левы, активно пробивающего свое ноу-хау?
Млада вздрогнула во сне, пошевелилась, что-то прошептала.
Андрей мягко высвободил плечо, уложил Младу на диван и накрыл пледом. Постоял немного над женщиной, по бледному лицу которой бродили тени, и на цыпочках вышел из горницы в сени. Мысль о треугольном значке в форме глаза не давала покоя. Значок – символ масонов – принадлежал кому-то из киллеров, с которыми Андрей расправился на ипподроме, и простым стечением обстоятельств объяснить это было нельзя. Эти люди работали на какую-то закрытую секту, на масонский орден, который почему-то не хотел, чтобы изобретения Левы увидели свет.
Надев куртку и взяв фонарь из комнатушки за печкой, где хозяин устроил нечто вроде мастерской, Андрей вышел во двор.
Снег по-прежнему засыпал деревню пушистой белой пеленой, намело уже по колено. Утопая в нем, Андрей добрался до сарая, потрогал висячий амбарный замок на воротах и замок поменьше на двери. Пришлось вернуться в дом и поискать ключи.
Дверь в бревенчатый сарай, такой же старый, как и изба, открылась без скрипа. В лицо пахнуло сложной смесью запахов трав, дерева, машинного масла, ацетона и солярки. Андрей прислушался к своим ощущениям, нашарил на стене выключатель, повернул. Вспыхнули две лампочки в разных концах сарая, освещая сухой дощатый пол с охапкой сена в углу и какой-то металлической конструкцией в центре.
Конструкция напоминала гондолу самолета братьев Райт. Она имела дверцу в боку и два сиденья одно за другим. Судя по конфигурации корпуса и деталей, Лев Людвигович Федоров использовал для создания «модели НЛО» корпус отечественных «Жигулей», жестяной бак, уголки, трубы и арматуру. Трудно было поверить, что эта ощетинившаяся прутьями и трубками конструкция способна взлететь.
Андрей обошел ее кругом, заглянул в гондолу, с любопытством осмотрел приборную доску всего с двумя индикаторами и тремя кнопками разного цвета, и потрогал обыкновенный рычаг тормоза от тех же «Жигулей», поставленный вертикально. Очевидно, он представлял собой «джойстик» – ручку управления «тарелкой». Хотя летательным аппаратом назвать эту уродину не поворачивался язык.
Кроме «тарелки», в сарае стоял на верстаке какой-то полуразобранный, а может быть – полусобранный агрегат, опутанный проводами, и два аппаратных шкафа без стенок. Андрей потрогал выпуклые детали генератора СВЧ, погладил экран осциллографа и вышел. Захотелось просмотреть диск Федорова, который ему вернул капитан Скрылев. Вполне возможно, на нем была записана инструкция, как включать и управлять аппаратом.
Компьютер в мастерской Федорова наличествовал далеко не новый, однако с его помощью Андрей просмотрел компакт-диск друга и действительно обнаружил нечто вроде инструкции, как включать двигатель «летающей тарелки» и управлять полетом.
Почему бы не испытать? – мелькнула безумная мысль. Когда-то это делать все равно придется. Так почему не сейчас, когда никто не мешает?
Андрей походил по дому, перешагивая скрипучие половицы, чтобы не разбудить Младу, потом все же позволил желанию одержать верх над скепсисом, и направился к сараю. Спать не хотелось, несмотря на поздний час, а возня с «летающей тарелкой» позволяла отвлечься от невеселых дум.
Посмеиваясь над собой, веря и одновременно сомневаясь, что ему удастся запустить аппарат в воздух, он занял место водителя, вспомнил описание конструкции и нажал на зеленую кнопку на приборной панели.
Раздался усиливающийся вибрирующий свист – начали разгон гироскопы или компенсирующие сельсины, как назвал их Федоров в пояснительной записке.
Дождавшись, пока на панели затеплится желтый огонек готовности к старту, Андрей повернул рычажок пуска двигателя – как он действует, осталось за гранью понимания – и едва не вскрикнул от неожиданности. «Тарелка» с седоком вдруг подскочила вверх и зависла в метре от пола, покачиваясь, как лодка на легкой волне.
– Рехнуться можно! – глубокомысленно пробормотал Андрей, чувствуя вибрацию аппарата всем телом. Видимо, Леве не удалось добиться полной синхронизации вращения гироскопов, и двигатель слегка подрагивал.
Посидев немного и освоившись со своим положением пилота, Андрей глубоко вздохнул и шевельнул рукоятью управления.
В ту же секунду аппарат рванулся вперед и едва не сбил стоящий на верстаке агрегат. Андрей чудом – интуитивно – качнул рукоятку-джойстик влево, и «летающая тарелка» миновала верстак, зато врезалась в столб, поддерживающий потолок. Спасла незадачливого пилота только малая скорость аппарата. Андрей отдернул руку от рукояти управления, и «тарелка» перестала двигаться, зависла у столба с погнутыми от столкновения арматурными стержнями, покачиваясь с боку на бок.
Сзади раздался тихий возглас удивления.
Андрей оглянулся.
У двери сарая стояла Млада в накинутой на плечи телогрейке и смотрела на него круглыми глазами.
– Что это?!
Андрей опомнился, нашел на приборной доске красную кнопку, нажал.
«Тарелка» пошла вниз и шмякнулась на пол. Гироскопы зашелестели тише, снижая обороты. Андрей вылез, подошел к женщине.
– Перед тобой энлоид – «летающая тарелка» моего друга.
– На «тарелку» она не похожа. – Млада вцепилась в его локоть, разглядывая неказистый с виду аппарат. – Неужели она может летать?!
– Ты же видела. Лева, изобретатель этого монстра, называл его энлоидом.
– Как?
– От слова НЛО – энлоид. Лева считал, что НЛО используют тот же принцип антигравитации, что и он сам.
– Его убили?
Андрей кивнул, мрачнея.
– За что?
– Может быть, как раз за изобретение энлоида. И вот за ту штуковину. – Он показал на агрегат на верстаке.
– Трансформатор?
– Нет, это ядерный реактор.
Млада недоверчиво сморщила носик.
– Шутишь?
– Ни капельки. Только этот реактор безопасен и использует другие принципы. Лева собирался запатентовать его и подарить людям независимость.
– Как это?
– Я имею в виду – независимость от обычных источников энергии – нефти, газа, радиоактивных элементов. Но его убили!
Андрей сжал пальцы в кулак, резко опустил руку. Лицо его на мгновение стало белым, глаза вспыхнули.
Млада поежилась, робко погладила его руку.
– Но я еще найду заказчика! – глухо пообещал он неизвестно кому, с усилием возвращая утерянное душевное равновесие. – Пойдем, здесь холодно. Зачем встала?
– Увидела, что тебя нет, – виновато заглянула ему в лицо Млада, – и испугалась.
Сердце Андрея омылось теплой волной удовлетворения: она перешла на «ты», даже не заметив этого, – но он не стал заострять на этом внимание.
– Лева действительно был гением. Я даже не представлял себе, насколько он ушел вперед от собратьев по науке. Не знаю, что толкнуло меня посмотреть на его поделки, но только убедившись, что он не просто мечтатель, но реализатор идей, я понял…
Они вышли из сарая, закрыли за собой дверь, попадая под заряд вьюги.
– Ух ты, красота! Давно не любовался метелью.
– Что ты понял? – потянула его за рукав Млада.
Андрей хотел сказать, что он понял, за что убили Федорова, но передумал.
– Как же мы далеки от понимания реального построения мира! Ведь если идеи Левы работают, это означает, что эйнштейновские постулаты и концепции, на которых базируется современная физика, – тупик! Понимаешь?
– Нет.
Он засмеялся, привлек Младу к себе, поцеловал в холодные губы.
– Женщинам это действительно не нужно. Знаешь, чего мне сейчас хочется?
– Горячего чаю?
– Вторая попытка.
– Искупаться?
– И этого тоже, но позже. Мне очень хочется покататься на лыжах в пургу.
Млада подставила ладонь под хлопья снега.
– Давно не каталась на лыжах…
– Ничего, у нас все еще впереди.
Ветер бросил на них струю снега, холодные снежинки попали им за шиворот, они пригнулись, спасаясь от дуновения метели, и вскочили в сени, обняв друг друга. В свете слабой лампочки лица обоих казались бледными масками. Улыбка в глазах Млады сменилась тревожной неуверенностью.
– Зачем ты мной занимаешься? Я же беременная…
– Ты красивее всех, кого я встречал! – заявил он с преувеличенной серьезностью. – А беременность преходяща и тебя вовсе не портит.
– Я не об этом. У меня будет ребенок… я ничего не умею… ничего не смогу тебе дать…
– Ошибаешься, – тем же преувеличенно серьезным тоном сказал Андрей. – Китайские императоры традиционно искали себе «энергетических» женщин и даже выкупали их у семьи, отсыпая столько жемчуга, сколько весила избранница. Женщины эти не обязательно становились наложницами, но всегда были при императоре.
– Я не «энергетическая» женщина, – слабо улыбнулась Млада.
– Да и я не китайский император, – кивнул он с ответной улыбкой. – Но очень хотел бы всегда иметь тебя рядом.
Она спрятала лицо у него на груди.
– Я согласна… только ты меня бросишь…
– Никогда!
Он отстранил ее от себя, поцеловал в мокрые от слез щеки, потом в губы, она ответила, и этот долгий поцелуй окончательно сблизил их, разорвал круг условностей, нейтрализовал запреты и блоки, превратил обоих в мужчину и женщину, жаждущих друг друга…
Она снова уснула у него на груди, умиротворенно теплая, домашняя, уютная, нежная, пахнущая сеном и молоком. А он долго смотрел в потолок, прислушиваясь к своим ощущениям, и трезво обдумывал свое положение.
В гимназию можно было не возвращаться. Несмотря на несогласие большей части учителей применять к учителю физкультуры какие-то меры «воспитательного характера», было ясно, что директор в конце концов найдет способ от него избавиться, и лучше ситуацию до этого не доводить, уйти самому. Однако тогда возникала проблема поиска работы, которая могла бы прокормить семью, так как занятия с учениками в секции самозащиты не приносили большого дохода. Можно было согласиться на предложение заместителя мэра Костромы, курирующего культуру и спорт, войти в состав Комитета русских народных игр, созданного недавно, и возглавить одно из направлений. Но Андрей сомневался, что его оставят в покое ликвидаторы некоего мистического ордена, расправившиеся с Федоровым, Скрылевым и Анной Игнатьевной и попытавшиеся убить самого Андрея. Поэтому стоило подумать над другими вариантами, например, уехать из Костромы вообще и начать строить жизнь с нуля в другом районе России. В Брянске, на родине Левы, или в Улан-Удэ, где у Данилина жили тетка и дядька по отцовской линии.
Незаметно он уснул, и снилось ему, что он бежит голый по льду какого-то озера, а за ним гонятся огромные черные псы с кроваво-горящими глазами, то и дело превращавшиеся в человекообразных монстров. Они почти настигли его, и тогда он с разбегу нырнул в дымящуюся полынью. Обожгло кожу, перехватило дыхание…
Вздрогнув, он проснулся.
Замер, прислушиваясь к дыханию Млады, высвободил тихонько руку, встал.
Шел седьмой час утра, на улице было темно. Снегопад прекратился, и дом окружало смутно-белое пространство без границ и четких очертаний; даже ночью снежная пелена отражала рассеянный атмосферой свет, делая видимым необозримые снежные поля.
Он прислушался к себе.
Сон не был порождением внутренних нервных процессов, психика снова уловила некую негативную тенденцию и предупредила хозяина об опасности. А такими предупреждениями пренебрегать не стоило.
Андрей затопил печь, бесшумно оделся, собираясь посетить «удобства во дворе», и в это время тихо тренькнул мобильный телефон. Недоумевая, кто звонит ему в такую рань, он выскользнул в сени, включил телефон.
– Андрей Брониславович?
– Он, – ответил Данилин, узнавая голос майора Гарина; сердце дало сбой.
– Где вы находитесь?
– У… друга. А что?
– Понятно. А то мы звонили вам домой, но никто не ответил. Можете подъехать в управление?
– По какому поводу?
– Вы что-нибудь слышали о бое на ипподроме?
– Ничего. О каком бое речь?
Гарин хмыкнул.
– Странно. Там найдена ваша разбитая машина.
– Не может быть! Ее у меня угнали два дня назад.
– Вы писали заявление об угоне?
– Нет. Какой смысл? Если уж у министра МВД угнали «мерин» и не нашли, то что говорить о моей старенькой «Надежде».
– Как-то это все выглядит… впрочем, речь в данном случае не об этом. Мы хотели бы разъяснить ситуацию и снять с вас подозрения. Подъезжайте к нам к девяти часам. Могу прислать служебный транспорт.
– Не надо, я сам, но приеду не раньше десяти.
– Хорошо, ждем.
Сзади скрипнула дверь, выглянула Млада.
– Ты здесь?
Он быстро втолкнул ее в горницу, погрозил пальцем.
– Застудишься! А болеть нам ни к чему. Марш в постель!
Млада юркнула под одеяло, высунула нос.
– Тебе кто звонил?
– Один не очень симпатичный человек. Мне надо с тобой… – он не договорил: телефон зазвонил снова.
– Привет, учитель, – раздался в трубке чей-то глуховатый, но уверенный голос. – Ты все еще на фазенде?
– Кто говорит? – не узнал абонента Данилин.
Короткий смешок.
– Я не представился в тот раз. Гордей Буй-Тур.
– Да, понял.
– Буду краток, нет времени рассусоливать. Не нравится мне настроение моего начальства, брат, недовольно оно моим самовольством. Боюсь, к тебе пошлют еще кого-нибудь, половчее меня, так что будь начеку.
Андрей помолчал.
– Ясно, спасибо. Хотя я ни в чем не…
– Я тебе поверил, – перебил его собеседник, – не трать слов понапрасну. Сваливай куда-нибудь подальше из деревни, если ты еще там, да и вообще из Костромской губернии. Все, будь.
Связь прервалась.
Андрей запоздало сказал «спасибо», выключил телефон, посмотрел на Младу, не сводящую с него тревожных глаз.
– Кто звонил?
– Наш вчерашний знакомый, – задумчиво ответил он.
– Это тот, с кем ты?..
– Он самый. Хороший мужик оказался. Давай-ка собираться.
– Что ты хочешь делать?
– Поедем в Кострому. Мне надо доделать кое-какие дела, похоронить Анну Игнатьевну, кое с кем повидаться и позвонить друзьям.
– А потом?
– Потом мы поедем с тобой к моим родичам в Архангельск. Или в Улан-Удэ. Будем жить там. Если ты, конечно, не возражаешь.
– И ты никуда после не уедешь?
– Как же я тебя брошу?
– Тогда я согласна.
Он обнял женщину, они постояли так недолгое время, ощущая биение сердца друг друга, и начали собираться. Через час, когда окончательно развиднелось, машина с единственной пассажиркой уже двигалась по заснеженной дороге на запад. Домики деревни Суконниково, почти засыпанные снегом, остались позади. Снегопад кончился, сквозь рваные тучи на мгновение выглянуло солнце, и поля вокруг заискрились мириадами алмазных игл.

В Управление внутренних дел Данилин не поехал.
Ничего хорошего встреча с майором Гариным не сулила. Поскольку машина Андрея действительно осталась на ипподроме, оправдаться ему или объяснить свое присутствие во время бандитской «стрелки» было трудно. Наскоро придуманный «угон машины» гарантий безопасности не давал. Поэтому он заехал сначала домой, то есть к Анне Игнатьевне, собрал вещи, свои и Млады, позвонил в гимназию и сообщил директору, что увольняется по собственному желанию. Затем договорился о встрече с Володей Кабановым, давним приятелем. Оставаться на квартире Анны Игнатьевны было опасно. Едва ли Буй-Тур шутил насчет возможного появления в городе второй группы ликвидаторов, работающих на неведомую службу ППП. А уехать из Костромы сразу Данилин не мог, для этого надо было хотя бы попытаться договориться с родственниками, предупредить их о приезде.
Понимая, что микроавтобус, принадлежащий местному отделению МЧС, уже может быть объявлен в розыск, Андрей все же рискнул доехать на нем до центра города, то есть до площади Революции, где он договорился встретиться с Володей, и оставил машину у торговых рядов, чтобы уже не возвращаться к ней.
Володя подъехал на новенькой «Хёндэ Соната» серебристого цвета, напоминающей по форме не то «Мерседес», не то «Крайслер». Хотя, надо признаться, машина стоила того, чтобы относиться к ней с уважением: по параметрам она ни в чем не уступала знаменитым немецким маркам.
Володя Кабанов, плотный, круглоплечий, седой, темнолицый, был так похож на «лицо кавказской национальности» – хищным носом и щеточкой усов, что нередко жаловался на стражей правопорядка, останавливающих его машину для проверки документов. К «лицам кавказской национальности» он не имел никакого отношения и был человеком мягким, добрым и чрезвычайно обязательным. Познакомился с ним Андрей много лет назад – пригнал свою машину (тогда у него была «вазовская» «семерка») в мастерскую автосервиса, где в то время Володя работал мастером. С тех пор они дружили, хотя встречались нечасто.
– Привет, – потряс руку Андрею Кабанов, глянул на Младу. – Добрый день. И где с такими красивыми женщинами знакомятся?
– На улице, – усмехнулся Данилин.
– На улице таких не встретишь.
– Это моя жена, зовут Млада.
– Очень приятно. Володя.
Млада удивленно глянула на Андрея, подала руку его приятелю, и тот галантно поцеловал ее пальцы.
– Садитесь, в машине теплее. Сумки ваши? Кладите в багажник.
Они уместились в салоне «Сонаты».
– Куда вас отвезти? – обернулся к ним Володя. – Домой?
– Мы только оттуда. Вова, нам надо где-то перекантоваться пару ночей. Не спрашивай, в чем дело, я пока не могу объяснить тебе всего.
– Значит, вам нужна «крыша»? – улыбнулся Володя. – Это не проблема. Можете пожить пару дней у меня. Жена с дочкой и тещей улетела отдыхать на моря, так что я уже почти неделю живу один.
– Мы тебя не сильно стесним?
– Мои вернутся только через три дня, к Новому году, поэтому можете не переживать. Поехали.
Андрей и Млада переглянулись. Взгляд женщины сказал ему, о чем она думает.
– Все в порядке, – сказал он тихонько, погладив ее руку. – На него можно положиться.
Доехали до площади Мира, свернули на Сенную улицу, затем на Лавровскую.
– Все, доплыли, – оглянулся Кабанов, подмигивая Андрею.
Данилин хотел было пошутить, что в такой машине можно покататься еще, и в этот момент в зеркальце заднего вида заметил знакомую белую «десятку». Вспомнил номер той машины, на которой убийцы привезли на ипподром Младу. Без сомнения, это была та самая «десятка».
Кабанов показал левый поворот, собираясь заехать в арку девятиэтажного дома, в цокольном этаже которого располагался мебельный магазин, но Андрей быстро проговорил:
– Езжай прямо!
– Что? – не понял Володя.
– Не сворачивай! Возле светофора останови, я сяду за руль.
– Зачем?!
– Потом объясню. Делай, как я сказал.
Кабанов посмотрел на затвердевшее лицо приятеля с угрюмо вспыхнувшими глазами и повел машину мимо своего дома.
Млада сжала плечо Андрея, шепнула:
– Это… они?
– Не знаю, но лучше перестраховаться.
«Соната» остановилась у перекрестка. Андрей и Володя поменялись местами.
– Вы что-нибудь понимаете? – пробормотал растерянный Кабанов, обращаясь к Младе.
Та промолчала, кутаясь в воротник шубки.
– Держитесь!
Андрей дождался переключения светофора и с визгом шин пересек улицу на красный свет, прямо перед носом начавших двигаться автомобилей.
«Десятка» отстала, но вскоре показалась сзади, явно не собираясь сдаваться. Возможности «вазовских» уродцев, конечно, были намного ниже «хендэвских», но светофоры и скользкие зимние улицы не позволяли Андрею оторваться от преследователей, да и рисковать жизнью пассажиров не хотелось, и он принял другое решение. Прижал машину к тротуару напротив магазина «Одежда» на Депутатской улице, вылез.
– Садись за руль.
– А ты? – недоумевающий Володя занял место водителя.
– Как только я побегу – жми на газ!
– Ты объяснишь наконец, что происходит?!
– Не время. Извини, что заставляю суетиться, но у меня нет выбора. – Андрей боковым зрением отметил остановившуюся в полусотне метров «десятку». – Не останавливайся, что бы ни произошло!
– Дьявол! Ничего не понимаю! За вами гонятся, что ли?
– Все, начали.
– Где тебя потом подобрать?
– Езжай домой, я сам приеду.
– Андрей! – слабо вскрикнула Млада.
– Все будет хорошо, – постарался улыбнуться Андрей и медленно двинулся к магазину. Затем вдруг стремительно рванул с места, направляясь к «десятке».
Володя, выполняя просьбу приятеля, отъехал от магазина и уже не видел, чем закончился рывок Данилина.
Андрей в это время, находясь в состоянии мобилизации всех сил организма, в темпе преодолел расстояние, отделявшее его от машины преследователей, и с ходу пробил рукой-»копьем» боковое стекло со стороны водителя.
Они были профессионалами, пассажиры «десятки»: один на переднем сиденье, двое сзади, – но не успели отреагировать на внезапное нападение, так как не ждали подобной наглости от «клиента» и не были готовы к действию. Да, они попытались оказать сопротивление, ошеломленные атакой, и даже открыли огонь из пистолетов с глушителями, но Данилин действовал втрое быстрей, и бой с четверкой преследователей закончился через несколько секунд.
Водитель, оглушенный ударом в голову сквозь стекло, участия в схватке не принимал.
Андрей же, действуя с той же стремительностью, на «пределе» физиологии, точно таким же ударом пробил стекло задней дверцы автомобиля и достал ближайшего седока. Его сосед, одетый в камуфляжный комбинезон, выдернул пистолет, выстрелил, но попал в потолок кабины: Андрей успел перехватить его руку и направил ствол пистолета вверх. Еще через одно мгновение ствол пистолета смотрел уже вперед и следующая пуля досталась переднему пассажиру, выстрелившему чуть позже и попавшему в водителя.
Андрей ребром ладони успокоил копошившегося парня в камуфляже, сдавил горло второго:
– Не дыши, мразь! Кто вас послал?!
– От-х-х-х-пус-с-сти-и…
– Кто?!
– К-х-нязь…
– Какой князь?!
– Ид-диот-тт… т-тебя вс-се р-равно… – парень дернулся, пытаясь освободить руку с пистолетом.
Андрей сжал горло противника сильней, и тот затих.
С переднего сиденья послышался хрип: водитель, схлопотавший пулю от своего же командира, держась за горло, пытался что-то сказать. Потом глаза его остановились, голова упала на руль. Андрей чисто интуитивно отогнул мочку его уха и увидел татуировку – фигурку барса. Быстро осмотрел уши остальных: точно такие же знаки. Не соколы, как у команды Буй-Тура, но из той же породы хищников. Кто же их послал?..
Он закрыл дверцу машины и быстро зашагал прочь, сутулясь, прихрамывая, надвинув шапку на лоб.
Замершие в столбняке прохожие, не успевшие ничего понять, молча смотрели то на его спину, то на машину с разбитыми стеклами и четверкой омоновцев – если судить по форме, – истекающих кровью.
Вместе с ними стоял возле темно-синей «БМВ» высокий мужчина с прозрачно-голубыми, буквально светящимися глазами и тоже смотрел вслед Данилину…
Буй-Тур
24 декабря
Сон был неглубок и неприятен: Гордей никак не мог найти свои трусы и вынужден был прикрываться от прохожих подолом тельняшки. Затем он оказался в каком-то здании с длинными коридорами; это было общежитие военного городка, и Гордей никак не мог вспомнить номер своей комнаты, дергал за ручки дверей и с ужасом представлял, что сейчас его в таком виде – тельняшка и больше ничего! – застанет командир части и отправит на «губу»…
Чем закончилось хождение по бесконечным темным коридорам, Гордей так и не узнал, он проснулся. Привычно прикинул время пробуждения, потом глянул на часы: пять минут седьмого. Будильник организма отставал от жизни, но не на много, как раз на пять минут. Что ж, его можно понять, время в камере движется с другой скоростью, нежели на воле.
Он полежал на топчане, прикрытом тонким и жестким тюфяком. Вспомнил сон. Неизвестно, чем был навеян этот сон, однако он почти в точности соответствовал ситуации, случившейся с другом детства Гордея, Толиком Шкодиным. Тот учился в Брянском машиностроительном институте, жил в общаге и однажды, выйдя ночью из комнаты по малой нужде, после обильного потребления алкогольных напитков, забыл номер комнаты и долго скитался по этажам общежития в одних трусах…
Гордей невольно улыбнулся, припомнив этот случай, покачал головой. В его положении скитания по коридорам исключались принципиально, ибо находился он на базе ППП в Благоеве, располагавшейся на территории профилактория Минобороны, в отдельном «номере», переоборудованном под камеру предварительного заключения. Буй-Туру даже в голову не приходило, что на базе есть такие «комфортные апартаменты», предназначенные для содержания под стражей людей. Узнал он об этом только по прибытии на базу, после того, как за ним пришли угрюмые сотрудники службы охраны ППП, посланные воеводой.
Без лишних слов полковника поместили в камеру, и с тех пор прошли сутки, но никто к нему так и не пришел, чтобы объясниться, если не считать тюремного сторожа, трижды приносившего еду и питье.
Впрочем, Гордей не испытывал особых тревог, не считая себя виноватым в каких-то грехах. Единственным прегрешением, в котором его могли обвинить, было, по его мнению, решение отпустить костромского учителя физкультуры Данилина, но и оно имело вполне веские основания. Доказательств вины учителя Гордею так и не представили. К своему же нынешнему положению он относился философски, веря, что темная полоса в его судьбе в конце концов минует. А если нет – значит, он того заслужил. Хотя не сделал ни одной ошибки, ни одного неверного шага, за который было бы стыдно. Он честно принял принципы и законы жизни Русского национального ордена и осознал важность деятельности службы ППП.
Первым его заданием было «хирургическое лечение» фашиствующих русских националов из Нацединства, щеголявших в нацистской форме со свастикой. Управляли этой организацией явные провокаторы, поставившие целью измазать грязью, дискредитировать русское национальное движение и потому организовывающие погромы, побоища и преследование инакомыслящих. Именно их группа Гордея и ликвидировала, дав тем самым возможность оставшимся в живых «здоровым» лидерам движения осознать свое настоящее предназначение и поставить истинно значимые цели, такие, как величие России.
После скинхедов Буй-Туру поручили несколько «мелких» дел: изувечить отца четырехлетней дочери, которую тот садистски мучил в отсутствие матери (суд его оправдал, так как отец оказался высокопоставленным чиновником и имел большие связи); крепко «поучить» хакера-вирусоконструктора, из-за которого в Челябинске в лютые зимние морозы «полетели» компьютеры, обслуживающие энергохозяйство города, и были отключены от отопления больницы и родильные дома (в результате от холода погибли несколько человек, в том числе – дети); наказать сотрудников вневедомственной охраны, разъезжавших по Москве на машине ОВО и собирающих мзду с иногородних (возле метро «Пролетарская» они остановили старика-азербайджанца и после ссоры убили на пустыре); наказать двух молодых наркоманов, убивающих ломиками женщин с целью ограбления (наркоманы успели убить восемь несчастных женщин, но в тюрьму их не посадили, отправили на лечение, и Буй-Тур с подчиненными с особым старанием исполнил приговор ППП – отрубил обоим правые руки).
Потом были другие задания: группа «мочила» всех, кто смог подкупить прокуроров и судей и уйти от возмездия за совершенные преступления. Особенно Буй-Тур не щадил именно эту категорию нелюдей, а также работников правоохранительных органов, пошедших на сговор с преступниками. Их он убивал жестоко! Но и в этом винить его было трудно. Слишком многих потерял этот человек, слишком много пережил, и душа его почти умерла, покрылась панцирем ненависти к отморозкам и бандитам, а также к их пособникам. Излечить эту ненависть могло только время. Или любовь. Но женщины, способной разбудить сердце и душу Буй-Тура, он пока не встретил. Хотя кое-какие подвижки в тлеющей под слоем гнева, презрения и цинизма душе уже были налицо: учителя Данилина Гордей просто пожалел, хотя мог бы и не разбираться в ситуации, а просто выполнить приказ начальства. И вот теперь ему представилась возможность разобраться в своих чувствах, мыслях и отношениях с начальством и самим собой, чтобы потом спросить с себя по полной программе: готов ли он и дальше беспрекословно выполнять задания князя или позволить себе прежде думать, а потом выполнять.
«Интересно, что они мне сделают? – подумал Гордей. – Понизят в звании? Переведут в группу рядовым? Объявят выговор? С занесением в брюшную полость…»
Буй-Тур усмехнулся: ладно, посмотрим. Еще не вечер. Как известно, безвыходных положений не бывает. В крайнем случае можно будет уволиться из рядов ППП по собственному желанию. Или не по собственному. Если такое положение предусмотрено кодексом ордена. Но казнить людей без разбора, без доказательств их вины он не станет.
Незаметно он уснул и проспал почти до обеда. Проснулся от металлического позвякивания.
У двери камеры послышалась возня, заскрежетал ключ в замке. Дверь распахнулась, и в камеру вошли двое: высокий мужчина с волевым, тщательно выбритым лицом и холодными, стального цвета глазами, с рыжей шевелюрой, и парень чуть ли не вдвое ниже его, коренастый, с тяжелыми плечами борца-профессионала. Судя по отсутствию мысли на его плоском лице с монголоидными чертами, он был телохранителем рыжеволосого. Вслед за ними в камере появился еще один визитер – воевода Спирин.
– Здрасьте, – сел на топчане Буй-Тур, широко повел рукой. – Располагайтесь поудобнее, гости дорогие, будьте как дома.
– Знакомьтесь, Гордей Миронович, – сказал Спирин извиняющимся тоном. – Это Алексей Харлампиевич, князь улуса национального возрождения, отвечает за работу ППП.
Буй-Тур помедлил, но поднялся, кинул подбородок на грудь.
– Полковник Буй-Тур, командир группы «Сокол».
– Уже не полковник и не командир, – густым красивым баритоном произнес князь, разглядывая лицо Гордея так, будто собирался дать ему пощечину.
– Вот как? – поднял брови Буй-Тур. – Это за что же мне такая немилость? Неужели проштрафился по-крупному?
Воевода отвернулся. Было видно, что он чувствует себя не в своей тарелке.
– Вы прекрасно знаете причины этой, так сказать, «немилости», – продолжал князь брезгливым тоном. – Вы не выполнили задание, а неповиновение иерархам у нас карается строго.
– В штрафбат сошлете? – полюбопытствовал Буй-Тур. – Чтобы я кровью искупил вину?
– Понадобится – будете искупать вину кровью, – кивнул Алексей Харлампиевич. – Не хорохорьтесь, полковник, вы не в том положении, чтобы вести себя вызывающе.
– Значит, я еще полковник?
– Вы понижены в звании до лейтенанта и переведены в группу «Росомаха», базирующуюся в Западной Сибири. Профессионалы вашего уровня нужны и там.
– Очень приятно. Я думал, вы разжалуете меня в рядовые. Лейтенант – это настоящий подарок. Однажды меня уже разжаловали, так что мне не привыкать. А если я откажусь переводиться в Западную Сибирь?
– Тогда судьба ваша будет незавидной. Но я пришел не за тем, чтобы пикироваться с вами и выслушивать детский лепет. У меня к вам два вопроса. Первый: это вы предупредили Данилина?
– Кого? – сделал удивленный вид Буй-Тур.
– Учителя физкультуры из Костромы, которого вы должны были тихо убрать.
– В последний раз я видел его два дня назад. Этот парень не имеет никакого отношения к криминалу. Он не виновен.
– Не вам судить, какова степень его вины. Этот человек украл материалы убитого ученого Федорова и собирается сбежать с ними за границу.
– Чушь собачья! – махнул рукой Буй-Тур. – Он не похож на вора и тем более предателя Родины. Никаких материалов Федорова у него нет.
– Откуда вам это известно?
Буй-Тур пожал плечами, вспоминая беседу с Данилиным.
– Мы обыскали его… – Это была полуправда, но правду князю говорить почему-то не хотелось. – Ни рукописей, ни дискет, ни дисков – ничего.
– Он их спрятал.
– Я допросил его. Говорю же – он вполне нормальный и вменяемый человек и не помышляет ни о каком бегстве за границу. Вы бы лучше послали в Кострому наших контрразведчиков, пусть разберутся, кому, кроме нас, понадобилось Данилина «замочить». Выяснили, откуда у киллеров удостоверения ФСБ? И что означает значок в форме масонского глаза?
Князь и воевода посмотрели друг на друга.
– Разбираемся, – сказал Михаил Константинович, отводя глаза.
– Это не ваше дело, – сказал князь.
– Ошибаетесь, мое! – твердо заявил Буй-Тур. – Вы шьете мне дело, в котором я не виноват. Дайте железные доказательства вины учителя – и завтра же он исчезнет! Если же доказательств нет…
– Данилин час назад ликвидировал группу «Барс», – мрачно проговорил воевода, не глядя на Буй-Тура. – Мы объявили его в розыск.
– Что?! – не поверил ушам Гордей. – Он «замочил» всю группу?! Значит, вы все-таки послали за ним чистильщиков? Поздравляю!
– Я не имею к этому отношения, – отвернулся Спирин.
– Группа подчинялась мне, – поморщился князь, – хотя это не имеет никакого значения. Данилин – убийца и должен быть наказан в соответствии с нашими законами.
Буй-Тур покачал головой.
– Вы сделали роковую ошибку, уважаемый Алексей Харлампиевич. Данилина нужно было переманить на свою сторону, а не начинать с ним войну. Он суперпрофессионал, и у вас теперь будет большой геморрой с его вербовкой.
– Никто не собирается его вербовать. Он будет ликвидирован в ближайшее время.
– Ну-ну, – скептически скривил губы Гордей. – Не завидую тем, кто будет его выслеживать и ловить. Недаром говорится: бойся гнева терпеливого человека. Данилин как раз из терпеливых, но у него убили друга, жену друга, хозяйку квартиры, заменившую ему мать. Кроме того, он будет защищать любимую женщину, так что потерь вам никак не избежать. Еще раз утверждаю: он не тот, за кого вы его принимаете, у вас неверные сведения. Советую побыстрей разобраться с этим и завербовать Данилина на нашу сторону. Возможность еще есть.
– Свое мнение держите при себе, полк… э-э, лейтенант! Решать буду я, вы же будете исполнять приказы. Или…
– Или вы меня ликвиднете? – ухмыльнулся Буй-Тур. – Без суда и следствия? Хорош орден, нечего сказать! Я считал, что служу Отечеству, а оказывается – бандитам!
– Выбирайте выражения, Гордей Миронович, – хмуро пробормотал Спирин.
Похожий на монгола спутник князя двинулся к Буй-Туру, но тот наставил на него палец и с расстановкой сказал:
– Стой, где стоишь, чингисхан! Будешь потом зубы по всей камере собирать!
– Тенгиз! – отрицательно качнул головой князь.
Монгол отступил.
– У вас ко мне все, господа-товарищи? – поинтересовался Буй-Тур. – Надеюсь, я вас не шибко разочаровал? Прошу учесть на будущее: если вы хотите работать со мной и дальше, будьте добры уважать мое мнение. Это раз. Два: «замочить» человека не проблема. Я злой, но не настолько, чтобы работать обыкновенным киллером.
Князь смерил Буй-Тура нехорошим взглядом, повернулся к нему спиной.
– Доставьте его ко мне, Михаил Константинович.
– Может быть, я с ним побеседую? – проворчал воевода, выходя следом за иерархом ордена.
– Я сам с ним побеседую, – донеслось из коридора. – Перевезите его в мою резиденцию в Серебряном… впрочем, я пришлю за ним своих людей.
Дверь камеры закрылась, отрезая голоса удалявшихся визитеров.
Буй-Тур сплюнул, глубокомысленно почесал за ухом.
– Кажется, мы серьезно влипши, полковник… то бишь лейтенант. Как бы нам не сделали верхнее обрезание… Или не стоит унывать? В конце концов, можно и в лейтенантах походить какое-то время, и даже рядовым. Не впервой. Как говорил поэт:[20] «Это даже хорошо, что пока нам плохо».
Гордей усмехнулся, походил по камере, успокаиваясь, и лег на топчан. Через несколько минут он уже спал. А еще через час к нему пришел воевода Спирин.
– Что, уже? – подхватился Буй-Тур. – За мной пришли?
– Едут, – сказал Михаил Константинович.
– Зачем же вы меня разбудили? Я мог бы еще покемарить полчаса.
Воевода помедлил.
– Я был против вашего ареста…
Гордей усмехнулся.
– Разве это меняет ситуацию? Вы же знаете, что я прав.
– Знаю.
– Тогда до свидания, Михаил Константинович. – Буй-Тур улегся на свою твердую кровать. – С вашего позволения, я еще подремлю чуток.
– Пойдемте, Гордей Миронович.
– Куда?
– Я вас выведу.
Гордей сел, с интересом глянул на морщинистое неподвижное лицо воеводы.
– Это как понимать?
– Боюсь, князь вынашивает какие-то далеко идущие планы, а вы этими планами не предусмотрены. Точнее – мешаете ему. Думаю, вам лучше с ним не встречаться.
Буй-Тур покачал головой.
– Это будет выглядеть как признание вины, а я ни в чем не виноват.
– Я попытаюсь разобраться с ситуацией в Костроме и доложить об этом князю Родареву. После этого можно будет выйти на Пресветлого и обсудить проблему. Но вы должны дать мне слово, что по первому же требованию…
Буй-Тур прервал его жестом.
– Я не буду давать слова. Возможно, вы правы, но я не привык бегать от опасности, прятаться за чужие спины и ждать помилования. Пусть все остается так, как есть.
– Вы делаете ошибку, полковник.
– Уже лейтенант.
– Алексей Харлампиевич не прощает неповиновения. Вы в очень большой опасности. Уходите, пока есть возможность.
– Но тогда в опасности окажетесь вы.
– Я как-нибудь оправдаюсь, – раздвинул сухие губы в улыбке Михаил Константинович. – Меня он не посмеет обвинить в предательстве интересов ордена, я работаю на этом посту дольше, чем он на своем. Уходите, дружище.
Где-то в коридоре послышались голоса. Буй-Тур прислушался, развел руками.
– Кажется, уже поздно, это за мной.
– Они не посмеют, здесь я хозяин!
– Не беспокойтесь за меня, – улыбнулся Гордей. – Мне нечего терять, и я смогу за себя постоять. Спасибо за предупреждение и добрые слова.
Дверь распахнулась, в камеру вошли трое: давешний монгол по имени Тенгиз, что сопровождал князя, низкорослый, широкоплечий, равнодушный ко всему на свете, и две атлетически сложенные девицы в камуфляж-форме; у одной были светлые волосы, коротко стриженные, у другой черные. В ушах обеих красовались черные сережки в виде крестов.
– Кто вас впустил? – нахмурился Спирин, выпрямляясь.
– Нам не требуется ничье разрешение, – небрежно отрезала одна из девиц, светловолосая и грудастая. – Мы пришли за вашим зэком. – Она посмотрела на Буй-Тура. – Пошли, олень. Руки за спину!
Буй-Тур и воевода переглянулись.
– А повежливей нельзя? – осведомился Гордей. – Я как-никак бывший полковник…
В следующее мгновение девица ударила его в лицо, да так быстро и сильно, что он не успел отреагировать. Отлетел к топчану, с трудом удержался на ногах.
– Отставить! – скрежетнул голосом воевода. – Вы с ума сошли?! Кто учил вас так обращаться с подследственными?!
– Не вмешивайся, старик, – оскалилась вторая девица. – Ты нам не указ. Выходи, ублюдок, и не дергайся, не то руки-ноги поломаем.
– Вот, бля! – Гордей озабоченно потрогал рассеченную губу, посмотрел на кровь на пальце. – Кажется, вы были правы, Михаил Константинович. Князь – человек дела и своих убеждений не меняет. Вот только слуг своих распустил, это политически неправильно. – Он посмотрел на грудастую. – Еще раз посмеешь поднять на меня руку – поставлю в угол и выпорю, не посмотрю, что ты баба.
– Я сказала – иди! – Грудастая ударила Буй-Тура ногой и тут же кулаком в лицо.
Однако он уже был готов к действию и ответил в своем излюбленном стиле – не уходя от ударов, но и не доводя их силу до порога болевого шока, самортизировал, то есть как бы «поймал» телом удары, а затем ответил. Девица с воплем удивления и боли отлетела в угол камеры, схватилась за нос: удар Буй-Тура не сломал его, но был достаточно сильным, чтобы из глаз девицы брызнули слезы.
– Ах ты, пидор! – бросилась на Гордея вторая девица… и тоже отлетела в сторону, задохнувшись от боли в животе.
Монгол-телохранитель князя шагнул было вперед, сунув руку под борт пиджака, и воевода закрыл Гордея грудью:
– Прекратите! Еще одно движение – и живыми вы отсюда не уйдете!
– Прочь с дороги!
– Уйми старика! – прохрипела грудастая, также сунув руку за пазуху и доставая пистолет. – Я из этого пидора «петуха» сейчас сделаю!
– Вот теперь пора! – кивнул сам себе Буй-Тур и прыгнул к черноволосой, толкнул ее на Тенгиза, а когда девица и монгол упали от столкновения, едва не сбив с ног светловолосую с пистолетом, прыгнул к ней и одним ударом сломал руку, держащую пистолет.
Вопль боли, затем еще один: кулак Буй-Тура впечатался в ухо второй девице, и утробный крик-выдох – это второй кулак Гордея угодил в пах монголу. Все три конвоира, присланные князем за пленником, оказались на полу.
Буй-Тур посмотрел на них черными глазами, пососал содранные костяшки пальцев, поднял выпавший пистолет.
– Как поется в песне: мальчик в деревне нашел пулемет, больше в деревне никто не живет.
– Э-э… – вышел из столбняка воевода.
– Пойдемте, Михаил Константинович, – сказал Буй-Тур. – Я, пожалуй, воспользуюсь вашим предложением. Можете потом сказать князю, что я освободился силой, без вашего участия. Что вполне соответствует истине.
Светловолосая девица, присевшая на корточки от боли, прижала сломанную в запястье руку к груди, попыталась ударить Буй-Тура головой в живот. Он без жалости опустил ей на голову рукоять пистолета. Посмотрел на пистолет.
– Надо же – неизменно превосходный результат, как утверждает реклама… м-да. Не стоило вам, леди, обращаться так грубо с полковником спецназа, даже бывшим. Я на своем веку повидал немало таких вот крутых баб, и все они кончили плохо.
– Ублюдок! – прошипела светловолосая. – Я тебя из-под земли…
Буй-Тур поднял пистолет. Выстрелил.
Пуля звучно пробила деревянную ножку топчана.
Девица отшатнулась, широко раскрывая глаза, побледнела.
– В следующий раз я тебя не пожалею, сука! Даже если ты любовница князя!
Повернувшись, Гордей вышел из камеры в коридор.
Воевода догнал его на лестнице.
– Хочу извиниться, Гордей Миронович…
– Не стоит, – сквозь зубы процедил Буй-Тур. – Если бы я знал, что ордену служат такие засранцы… вас я не имею в виду.
– Это нетипичная ситуация. С приходом нового князя мне самому многое перестало нравиться. Но уверяю вас, полковник, мы разберемся.
Они поднялись на первый этаж второго – хозяйственного – корпуса, встретили двух мощного телосложения парней в синей форме федеральной службы охраны.
– Выпроводите гостей из подвала, – хмуро распорядился Михаил Константинович. – Кто их пропустил?
– Они показали «корочки», – виновато шмыгнул носом один из охранников. – Сказали, что по приказу директора…
– Впредь без моего приказа никого на территорию профилактория не пускать!
– Слушаюсь, Михаил Константинович.
Вышли в вестибюль.
– Что вы собираетесь делать дальше, Гордей Миронович? – Воевода вдруг заметил, что Буй-Тур одет не по-зимнему. – Подождите, я принесу вашу одежду. – Он включил мобильник. – Вадим, принеси во второй корпус куртку полковника.
– Еще не знаю, – ответил Гордей на вопрос. – Но при такой постановке дела служить под началом князя не хочу.
– Мы наведем порядок…
– Вот когда наведете, тогда и поговорим. Телефон вы мой знаете.
– Вы мой тоже. Звоните, если понадоблюсь. И еще раз прошу не держать зла на всю службу и на меня лично.
Прибежал ординарец воеводы с полушубком Буй-Тура и шапкой. Все трое вышли из здания в хмурый – небо затянуто тучами – зимний день.
– Могу подбросить вас куда захотите.
– Не стоит, сам доберусь. – Взгляд Буй-Тура задержался на черном мерседесовском джипе. – Чей это БТР? Не команды князя, случайно?
– Да, они на нем приехали, – подтвердил Вадим.
– Пожалуй, я его реквизирую на время.
– Но… – начал было ординарец.
– Забирайте, – махнул рукой Михаил Константинович. – Пусть это будет им уроком.
Буй-Тур подошел к джипу, постучал в дверцу. Водитель приспустил затемненное стекло дверцы.
– Выходи.
– Чего?!
– Выходи, дело есть.
– Я подчиняюсь только…
Буй-Тур дернул за ручку дверцы, цапнул водителя за плечо и одним рывком выдернул из кабины. Водитель – невысокий, чернявый, с усиками, бросился было на обидчика и замер, увидев направленный на него ствол пистолета.
– Всем лечь на снег! – скопировал Буй-Тур стандартную сцену из боевика. – Это ограбление, изнасилование и побег! Ну?!
Водитель упал на заснеженную площадку автостоянки.
Воевода усмехнулся.
– Доброго пути, полковник. Надеюсь, еще увидимся. В более подобающей обстановке.
Буй-Тур залез в кабину джипа, дал газ. «Мерседес» с темными стеклами и крутым номером: А333АА-97, – умчался к воротам профилактория, взвихрив снежную пыль.
Из двери входа в хозяйственный корпус выскочили девицы и монгол-телохранитель князя.
– Где он?!
Водитель, вскочивший с земли, весь в снегу, молча показал на оседавшую снежную пелену.
– Ну, вы ответите! – прошипела светловолосая, кусая губы.
– Отвечу, – равнодушно сказал Михаил Константинович. – Убирайтесь отсюда, и побыстрей! – Он посмотрел на выглянувших из дверей охранников. – Проводите их, парни.
Визитеры поплелись к воротам профилактория.
Уже выехав на Новорижскую трассу, Буй-Тур позвонил Олегу:
– Привет, лейтенант. Ты где?
– А вы где, командир? – отозвался обрадованный Олег.
– Еду в Москву. Мне понадобится твоя помощь.
– Я сейчас в казарме, на базе, под негласным арестом: запретили покидать территорию базы, грозят перевести в другое подразделение. Но в случае надобности могу слинять.
– Дуй в Беляево, часа через два встретимся у «Макдоналдса» на Обручева, рядом с заправкой.
– Ребят брать с собой?
– Не надо пока, просто предупреди, чтобы держали ухо востро. Не нравится мне позиция начальства.
– Понял. Что вы намечаете?
– Поеду в Кострому.
– Зачем?
– Одному хорошему человеку помочь надо.
– Случайно, не учителю физкультуры?
– Догадливый.
Олег помолчал.
– Почему вы это делаете, командир?
Буй-Тур усмехнулся.
– Хочу понять, тварь я дрожащая или право имею. Ты, кстати, можешь отказаться.
– Еду, – отозвался Олег без колебаний.
Буй-Тур, продолжая улыбаться, спрятал мобильник и увеличил скорость.
Ни один пост ГАИ его джип не остановил.
Тайная вечеря
25 декабря
Клуб «Лайт ин найт» располагался на Кутузовском проспекте, в глубине двора, за рестораном «Золотой», славившимся европейской кухней. Но о существовании клуба знало весьма ограниченное количество лиц. Вернее, вывеску клуба на белоснежной стене с вычурными чугунными вензелями видели все, кто проходил мимо, но вот внутрь никто из прохожих попасть не мог. Клуб был закрытым, и посещали его только посвященные в тайну создания и существования заведения. То есть – свои. А именно – руниты, члены Русского национального ордена. Алексей Харлампиевич Шельмин бывал здесь нечасто, да и то не для приятного времяпрепровождения, а для совещаний с иерархами ордена и решения важных задач. Поэтому он был сильно озадачен, когда увидел в ресторане клуба человека, которого ожидал увидеть здесь меньше всего. Человек этот не принадлежал к элите клуба, не был его завсегдатаем и вообще не должен был находиться на его территории. Как его пропустила охрана, было непонятно.
Не подавая виду, что знает посетителя, Алексей Харлампиевич сел за «свой» столик за резной деревянной колонной возле аквариума и заказал ужин: соленья, маринованные грибы, салат из черемши и баранину по-боярски.
Человек, на которого он обратил внимание, сидел неподалеку, у другой колонны, с какими-то двумя девушками спортивного телосложения и характерно одетыми – в платья-чулки. Это был Джеральд Махаевски, бывший сокурсник Шельмина, с которым они после окончания университета не виделись много лет и который прибыл в Москву чуть больше недели назад. Как он нашел Шельмина, тоже осталось загадкой. Однако он позвонил ему на работу – официально Алексей Харлампиевич работал советником министра финансов – и предложил встретиться. Семнадцатого декабря бывшие студенты МГУ встретились в ресторане «Яръ» на Ленинградском проспекте и долго пытались выяснить, кто чем занимается. Кончилось все тем, что Махаевски с усмешкой назвал Алексея Харлампиевича князем, и тот понял, что гость знает о нем если не все, то многое. Пережив неприятное ощущение человека, стоящего голым под пронизывающим холодным ветром, Шельмин решил было захватить Махаевски, чтобы потом допросить в удобном месте, откуда тому известно о настоящей службе Алексея Харлампиевича, однако у него ничего не вышло. Разговор зашел в тупик, Шельмин отвлекся на официанта, а когда опомнился – Махаевски уже не было в зале.
Так бывший сокурсник впервые показал приятелю свои возможности манипуляции людьми. В дальнейшем эти возможности он демонстрировал постоянно, и Алексею Харлампиевичу ни разу не удалось застать его врасплох и выяснить о нем необходимые сведения. Разведчики ППП, пущенные за Махаевски, возвращались всегда ни с чем, а допросы людей, с которыми он встречался – в гостинице «Персона» на Таганке, в Министерстве иностранных дел, в ресторанах и барах, в московской мэрии, – ничего не дали. Никто не помнил этого человека и не мог сказать, о чем они говорили.
Зато Махаевски действительно знал, кто такой Шельмин Алексей Харлампиевич, и однажды предложил ему… помощь!
– Какую помощь?! – не понял князь, удивленный такой постановкой вопроса; власть его была велика, и в помощи он не нуждался. – В чем?!
– В изменении статуса, – хладнокровно ответил Махаевски. – Сейчас ты – князь второго уровня, отвечающий за конкретику службы ППП, а можешь стать магистром первого уровня, а потом и главным. Как вы его называете? Большой князь?
– Пресветлый…
– Пусть будет Пресветлый.
Шельмин опешил, потом возмутился, даже рассвирепел, еще не осознавая силы полученного удара. Но вызванные оперативники личной охранной гвардии князя, попытавшиеся задержать Махаевски на автостоянке, едва не перестреляли друг друга, а Джеральд исчез как призрак, еще раз доказав, что его кондиции намного выше, чем у тренированных бойцов спецназа РуНО.
О своем провале Шельмин думал всю ночь, анализируя, что он сделал не так и откуда Махаевски черпал секретные сведения об ордене. Надо было идти к Пресветлому и обо всем ему доложить. Но наутро к Алексею Харлампиевичу заявился сам магистр в сопровождении тех же девиц и снова предложил ему помощь в реализации амбиций князя. А что такие амбиции были, Алексей Харлампиевич не признавался никому и никогда, идя к власти семимильными шагами, не пренебрегая порой сомнительными связями, шантажом, подкупом и угрозами. Человеком он был жестким, порой жестоким, казался прямым и честным, болеющим за дело, это подкупало многих, и князем в системе РуНО Алексей Харлампиевич стал не за особые заслуги, а скорее вопреки воле тех, кто видел его сущность и пытался его остановить.
После пятой встречи с Махаевски он сдался. И лишь тогда узнал, что его вездесущий, всезнающий и неуловимый «совратитель» является магистром ордена Раздела, Высшим Посвященным Синедриона – центра Союза тайных орденов мира. На миг совесть Алексея Харлампиевича шевельнулась, и возникло желание немедленно доложить главе РуНО о своих контактах с «дьяволом». Потом пришла более трезвая мысль: почему бы и в самом деле не воспользоваться предложением? Дойти до заветной цели, стать главным, а потом…
Что будет потом, Шельмин решил не загадывать. Естественно, у него были благие намерения использовать Махаевски для достижения могущества, как личного, так и ордена. Но до этого момента надо было еще дожить. А пока следовало делать вид, что после долгих колебаний он согласен принять помощь – ради блага ордена и Отечества…
Махаевски что-то сказал своим спутницам, и они быстро покинули зал ресторана. Шельмин был абсолютно убежден, что девицы не имели права находиться здесь, и их присутствие лишний раз подчеркивало особые – магические – способности магистра. На все моя воля! – как он любил повторять с усмешкой превосходства, обладая даром отводить глаза и заставлять людей повиноваться.
Что-то мелькнуло перед глазами.
Алексей Харлампиевич вздрогнул, внутренне съеживаясь: Махаевски уже сидел рядом и смотрел на него, кривя тонкие губы в иронической усмешке. Как он оказался за столиком, Шельмин не понял. Ведь только что сидел в десяти шагах, у колонны.
– Не нервничай, князь, – произнес Махаевски отеческим тоном, – никто не обратил и не обратит на нас внимания, все под контролем. Давай спокойно посидим и обсудим наши проблемы.
– Ты с ума сошел! – прошипел Алексей Харлампиевич. – Здесь же охрана, телекамеры на входе… Стоит оператору зафиксировать твою физиономию, и заварится такая каша!..
– Не заварится, – пренебрежительно отмахнулся магистр. – Мою физиономию видишь только ты, для остальных я не существую. И вообще мне не нравится твое состояние. Что случилось, чего не знаю я?
Шельмин кинул косой взгляд на зал, буркнул, сдерживаясь:
– Зря я пошел у тебя на поводу. Надо было сразу сдать тебя своим контрразведчикам, глядишь, одной проблемой было бы меньше.
Махаевски осклабился.
– Надо было, да уже поздно. – Улыбка втянулась в его узкие бледные губы, глаза мрачно сверкнули. – А теперь докладывай, отчего ты такой нервный сегодня.
Алексей Харлампиевич сжал зубы, чтобы не выругаться, налил себе минеральной воды, выпил залпом.
– Больше ко мне своих блядей не присылай! Из-за них я теперь вынужден напрягать своих людей, охотиться на полковника Буй-Тура.
– Не из-за них, – качнул головой Махаевски. – Твоему полковнику помог бежать воевода. Пора тебе разобраться с ним.
– Легко сказать – разобраться, он человек Родарева, правой руки Пресветлого, к нему просто так не подступишься.
– Придет время, разберемся и с Родаревым. А полковника я тебе помогу достать. Он не иголка в стоге сена, где-нибудь всплывет. Может быть, даже в Костроме. Кстати о Костроме: что с Данилиным? Нашли лабораторию Федорова?
– Данилин убрал почти всю группу «Барс». Мы его недооценили. Придется теперь ломать голову, кого за ним посылать.
– Не надо ломать голову, договорись с первым князем, пусть пошлет туда своих волкодавов. С одной стороны, это будет выглядеть попыткой примирения, попыткой вернуть его расположение, с другой – передачей ответственности. Спросят в конечном счете с него, а не с тебя.
– Хорошо, я подумаю, – скрепя сердце сказал Алексей Харлампиевич; он знал, что князь его недолюбливает, считает выскочкой, и идти к нему на поклон не хотелось. – Лабораторию Федорова мы еще не нашли. Но она где-то недалеко от Костромы, в какой-то из деревень, где изобретатель купил дом. Думаю, скоро мы выйдем на нее. Да что вам далась эта лаборатория? Федоров ведь не занимался разработкой оружия.
– Это как посмотреть, – рассеянно ответил Махаевски, к чему-то прислушиваясь. – В наши времена любое научное открытие можно использовать для создания оружия.
– Я где-то слышал выражение: стоит ученым сделать открытие, как дьявол его крадет, в то время как ангелы дискутируют о лучших способах его применения.
– Ты веришь в дьявола? – поднял брови Махаевски.
– Нет, конечно.
– Теперь вижу, что мы добились главного: благодаря долгой обработке умов население Земли перестало верить в дьявола и пришельцев, в НЛО и полтергейст. Еще немного – и с человечеством можно будет делать что угодно.
– Можно подумать, ты сам служишь дьяволу, – скривил губы Шельмин.
– Ну, это смотря как посмотреть. Что касается лаборатории, то если ее обнаружат твои люди – пусть уничтожат на корню, чтобы и следа не осталось.
Алексей Харлампиевич пристально посмотрел на бесстрастное лицо собеседника, но промолчал.
– Кроме того, желательно, чтобы исчез еще один ваш ученый, – продолжал магистр, – Владимир Леонов, учитель Федорова. Неважно, как вы это сделаете, но он должен… последовать за учеником.
– В чем его вина?
Махаевски перевел взгляд на Шельмина, и в его глазах князь прочитал беспощадное желание повелевать. Впрочем, тон магистра остался прежним:
– Этот человек опасен.
– Кому?
– Нам. Контролерам и манипуляторам социума. Время антигравитационных машин и дармовой энергии вакуума еще не пришло. Работы Леонова могут пошатнуть сложившееся равновесие и ухудшить наше положение. Это недопустимо.
– Именно поэтому вы убрали Федорова?
– Ты догадлив, – снова скривил губы Махаевски.
– Но в таком случае вы… уже владеете секретами антигравитации?
– Разумеется, – кивнул магистр. – Иначе нам не удалось бы контролировать деятельность всей цивилизации. Правда, этой техникой мы пользуемся в крайних случаях, если не справляется техника традиционная. К сожалению, все трудней становится удержать в тайне наши знания и возможности, человечество слишком рьяно рвется в будущее, овладевая новыми, более совершенными технологиями. И Россия здесь впереди планеты всей. Ее надо остановить.
– Россия находится на грани вымирания…
– И тем не менее ее творческий потенциал намного выше творческого потенциала мира в целом. Это нас беспокоит.
– Вот почему вы охотитесь за нашими доморощенными гениями-одиночками и учеными?
– Закончим наш разговор, – ушел от прямого ответа Махаевски. – Тебе ни о чем не говорит фамилия Етанов?
Алексей Харлампиевич задумался.
– Редкая фамилия… я знаю только одного человека с фамилией Етанов – главу Русской неохристианской церкви.
– Это он. Тебе надо установить с ним тесный контакт.
– Зачем?!
– Он не просто клирик, патриарх РНХЦ, но и маршал ордена Власти. Серый кардинал, как принято говорить у вас в России. Он дружен со многими членами кабинета министров, с руководителем администрации президента, с премьер-министром и даже с некоторыми силовиками. Именно он оказывает наибольшее влияние на решения вашего правительства. – Махаевски подумал. – И президента. Поэтому его епархия и называется орденом Власти. Я вас познакомлю, и вы поддержите друг друга, где надо.
– Я не понимаю, чем он…
– Конкретные детали узнаешь позже. Если не справишься с ликвидацией нарыва в Костроме, он поможет. В его распоряжении спецгруппа исламских камикадзе, готовая пойти на любую акцию, хотя используют их редко.
– Исламисты… на христианской службе? Бред!
Махаевски рассмеялся.
– Почему тебя это удивляет? При чем тут вообще религия? Для достижения общей цели объединяются даже самые лютые враги.
– И какая же у них цель?
– Догадайся с трех раз. – Магистр допил минералку, с рассеянным видом поглядывая по сторонам; его девицы больше не появились в зале, по-видимому, он отослал их из клуба с каким-то поручением.
– Не хочу гадать, – нахмурился Шельмин.
– Наша цель – абсолютная власть! – веско заявил Махаевски. – Это единственное, ради чего стоит жить на свете. Кстати, ты тоже будешь допущен к этому властному пирогу, когда Россия окончательно покорится нам. Так что будь с нами, князь, не прогадаешь.
Внезапно взгляд Махаевски остановился, весь он мгновенно собрался, застыл, черты лица хищно заострились, ноздри раздулись.
– Фак ю!..
Алексей Харлампиевич проследил направление взгляда собеседника, но увидел в двери на кухню лишь исчезающий силуэт.
– В чем дело?
– Черт побери! – сдавленным голосом произнес Махаевски. – Не может быть…
– Что случилось? Кого ты увидел? – встревожился Шельмин. – Говорил тебе – не рискуй!
Вместо ответа магистр встал… и исчез! Объявился у прохода на кухню, снова исчез, как привидение.
Алексей Харлампиевич почувствовал сосущую пустоту в желудке, но остался на месте, будучи уверенным, что уж ему-то на территории клуба ничто не грозит. Охрана заведения отлично знала свое дело, да и телохранители князя ждали в комнате обслуги неподалеку, так что беспокоиться по большому счету было нечего. И все же князь не сразу совладал с нервами. Чутье на опасность он имел острое, и своей психике доверял.
Махаевски вернулся через несколько минут, поманил Алексея Харлампиевича пальцем. Они вышли в коридор.
– Займись Костромой немедленно, – бросил Махаевски; по его лицу ходили тени. – Чтобы через три-четыре дня все источники беспокойства были устранены.
– Что с тобой? – угрюмо полюбопытствовал Шельмин. – Какая муха тебя укусила?
– Не муха, – бледно улыбнулся магистр, – шершень. И если он действительно был здесь…
– Кто, шершень?
– Это я образно… Есть один человек, очень сильный… но как они разнюхали?!
– О ком ты говоришь, черт возьми?!
Махаевски очнулся.
– Все, до связи, князь. Помни: на все – моя воля!
Темная сила качнула Алексея Харлампиевича, а когда зрение восстановилось, магистра рядом уже не было. Сомневаясь, что встреча с ним состоялась наяву, Шельмин побрел к выходу из клуба.
Тарасов
26 декабря
Вразгар лыжного сезона в Европе разразился очередной скандал с допинговым «разоблачением», инициированный главой WADA[21] господином Ричардом Паддлом. В интервью, данном мистером Паддлом шведскому Radiosporten, он заявил о готовящейся дисквалификации большого количества лыжников и конькобежцев, среди которых оказались семеро известнейших российских спортсменов и пятеро спортсменов Германии.
Паддла поддержал руководитель медицинской комиссии Международной лыжной федерации (FIS) Берт Салкинг, безапелляционно обвинивший федерации зимних видов спорта этих стран в «противодействии закону».
Кроме того, еще один известный спортивный чиновник, член CAS – Арбитражного спортивного суда Клайв Пенюс подтвердил выводы суда о виновности лыжников и конькобежцев, назвав их «преступниками от спорта». На доводы юристов и адвокатов, защищавших права спортсменов обеих стран, этот деятель лишь издевательски пожимал плечами и переводил процесс в плоскость юридических заморочек, по существу уничтожавших доказательства невиновности спортсменов.
К этим трем «законникам» присоединилась и генеральный секретарь FIS Клара Люис-Долбон, также обвинившая спортивные федерации России и Германии в «сговоре с целью фальсификации результатов чемпионатов мира и Олимпийских игр», что соответствовало истине с точностью до наоборот.
Сговор действительно имел место, но – со стороны указанных чиновников и их покровителей. Таким способом они хотели исключить из соревнований сильнейших лыжников, конькобежцев, саночников, прыгунов с трамплина и слаломистов, претендовавших на «золото». Уж очень им хотелось добиться пересмотра пьедестала, верхние места которого уже на протяжении многих лет принадлежали российским, немецким, финским и австрийским спортсменам. Не мытьем, так катаньем. Не смогли спортсмены стран, которые представляли чиновники FIS, WADA, CAS, Международного олимпийского комитета, завоевать первые места в честном состязании, почему бы не устранить конкурентов иным путем? С помощью «антидопинговой кампании»?
Скандал грянул.
Федерации России и Германии подали иск в Европейский суд по правам человека на всех причастных к скандалу лиц, но выиграть процесс не смогли. В европейских судах, особенно в датских и французских, сидели друзья поименованных чиновников, отстаивающие «права человека» в соответствии с двойными стандартами. И дисквалифицированные по решению WADA российские лыжники и немецкие конькобежцы так и не добились справедливости.
А двадцать шестого декабря всю Европу потрясло известие о гибели президента WADA Ричарда Паддла, руководителя медицинской комиссии FIS Берта Салкинга, судьи CAS Клайва Пенюса, директора шведской компании IDTM, отвечающей за проведение допинг-контроля, Рольфа Свенссона и генерального секретаря FIS Клары Люис-Долбон. Все они были взорваны в офисе компании IDTM в Стокгольме во время совещания. Совещание было неофициальным, никто из чиновников его не афишировал, деятели европейского и североамериканского спорта встретились тайком, чтобы обсудить возникшие проблемы. Но их вычислили и взорвали.
О том, что речь не идет ни о каком несчастном случае – взрыве газа или возгорании электропроводки, мировая общественность узнала сразу же после трагедии от вездесущих журналистов. Первым прибыл к месту взрыва корреспондент радио «Свобода», и ему удалось заснять на видеокамеру дымящийся офис IDTM и найденный полицейскими клочок бумаги с надписью на английском языке: «Каждому воздастся по делам его. Будьте людьми, судите по совести…»
Ответственность за взрыв и ликвидацию столь важных чиновников не взяла на себя ни одна террористическая организация в мире. Да и не могла взять. Потому что это было делом рук отряда Тарасова.
Два дня они добирались до Швеции, готовились к операции и ждали момента. Когда же им предложили взорвать офис в Стокгольме – согласились без колебаний. Более удобный случай трудно было представить. Лишь моральная сторона дела заставила Владислава колебаться и сомневаться в правильности выбранного способа ликвидации объекта. Чиновников он жалел меньше всего, это были форменные подонки с благообразными манерами, но в сферу взрыва могли попасть случайные люди, а этого допустить было нельзя. Поэтому операция разрабатывалась с учетом всех возможных последствий и была проведена с ювелирной тщательностью.
Поскольку здание IDTM хорошо охранялось и проникнуть внутрь незамеченными не представлялось возможным, группа Тарасова остановилась на самом простом и авантюрном варианте.
Окна зала заседаний компании выходили на авеню Штиргаузен, славившуюся тишиной и зелеными насаждениями. Магазинов улица имела мало, зато много разного рода деловых контор и фирм. Из квартиры на втором этаже, располагавшейся над одной такой фирмой, и были сделаны два выстрела из гранатомета, найденного потом полицией на месте преступления; гранатомет оказался китайского производства.
Первый выстрел пробил пуленепробиваемое окно офиса IDTM, а второй угодил в дыру и разнес в клочья всех, кто находился внутри помещения; граната, проделавшая это, была особо мощной, сделанной в Израиле, и спастись от взрыва никому из заседавших чиновников не удалось. По счастливой случайности погибли только они, чувствующие себя в полной безопасности и считавшие весь мир за стенами офиса принадлежащим им. То есть тем, кому все дозволено. Однако они просчитались и были наказаны, что должно было послужить хорошим уроком их последователям. Весь мир должен был осознать, что существует высшая справедливость, которую игнорировать нельзя уже в этой жизни. Так что задумайтесь, господа…
«Так что задумайтесь, господа воры и грабители», – повторил про себя Тарасов, когда группа собралась на конспиративной квартире в столице Дании. Их работа еще не закончилась. В Копенгагене группу должны были вывести на новую цель – чиновников датского парламента, поддерживающих чеченских эмиссаров и открыто помогавших датскому Комитету защиты Чечни. Кроме того, во Франции группе также предстояло поработать с «клиентами», среди которых была судья муниципального парижского суда мадам Бове, вопреки доказательствам и здравому смыслу отнявшая своим решением ребенка у матери – российской гражданки. Плюс французские чиновники, проявившие себя большими «гуманистами», друзьями «чеченских борцов за свободу», которые начали настоящую охоту за российскими самолетами в небе Франции.
Собравшись в небольшой двухкомнатной квартирке на улице Ривассе, члены группы СОС завалились спать: сказалось дикое нервное напряжение последних дней. Однако поспать им удалось всего около трех часов. Вечером двадцать шестого декабря звонок по мобильному телефону разбудил Тарасова. Выслушав сообщение, Владислав разбудил остальных.
– Подъем, лежебоки! У нас всего два часа на подготовку и выход к цели.
– Эх, командир, – с сожалением проговорил Хохол, протирая кулаком глаза. – Такой сон пропал!
– Небось сало ел? – съехидничал Нос, не упускавший случая подшутить над «братом-славянином».
– Сало – це проза жизни, – не обиделся Сергиевский, – я девушку раздевал.
– Тю! – удивился Нос. – И тебя достала местная секс-реклама?
– Не обращай на него внимания, – посоветовал Хохлу Инженер, – он просто завидует. Кстати, а зачем ты девушку-то раздевал?
Гроза и Хан засмеялись.
– Я люблю долго раздевать женщину, – с той же мечтательной интонацией проговорил Хохол. – Это был такой кайф…
– Ожидание удовольствия сравнимо с самим удовольствием, – сказал Батон со знанием дела. – Я вот помню…
– Отставить базар! – повысил голос Тарасов. – Пять минут на туалет и в путь. Нас ждут.
– Кто на сей раз? – стал серьезным Нос.
– Два местных политика, руководители Комитета в поддержку освободителей Чечни.
– Ну, этих я замочу, не моргнув глазом.
– Работать будут двое, Инженер и Гроза. Остальным – обеспечение скрытности и отхода. Полиция в Дании ленивая, но лучше на глаза ей не попадаться. Сразу после операции улетаем в Париж.
– Не нервничай, командир, – пожал плечами Хан, – это же наш штатный режим. Все пройдет как по маслу.
– Поехали.
Тарасов не стал объяснять подчиненным, что волнуется он по другой причине: бойцы группы были слишком спокойны, уверены в себе, и это их скрытое пренебрежение к опасности могло сыграть злую шутку.
Но система наведения СОС и на сей раз сработала безупречно.
Политики, о которых говорил Тарасов, занимались еще и бизнесом – их фирма оказывала ритуальные услуги и продавала гробы, поэтому группа целеуказания вывела отряд Владислава точно в нужное место: на Бюргерплац на окраине Копенгагена, где располагалась фирма. Служба снабжения за беспрецедентно короткое время выполнила заказ Тарасова. Служба доставки перевезла отряд к офису фирмы. Группа поддержки переодела и загримировала бойцов, изменив их облик. Группа разведки заняла эфир и взяла под контроль передвижение и переговоры копенгагенской полиции. В двадцать часов ноль две минуты по местному времени команда Тарасова приступила к операции.
Фирма ритуальных услуг «ИГ-Мортиал» была создана чуть ли не полстолетия назад и зарекомендовала себя с самой лучшей стороны. Ее гробы славились по всей Дании изяществом отделки. К тому же не было такого заказа, который фирма не выполнила бы. К примеру, один из таких клиентов заказал гроб для своего родителя из спрессованной скорлупы фисташек, другой – из осколков битой стеклянной посуды. Фирма выполнила заказы. Но она не только изготавливала гробы, но и помогала кремировать усопших по желанию родственников. Одна прогрессивная дама решила сделать из пепла своей покойной мамочки картину, нарисовала абстрактный пейзаж, сверху особым раствором приклеила прах усопшей, повесила картину на стену и тем самым чудесно «облагородила» гостиную.
Однако она была не самой экстравагантной в своем «творчестве». Ее друзья пошли дальше, изготовляя из праха родичей собственные портреты. Естественно, фирма «ИГ-Мортиал» шла навстречу таким клиентам. О моральном уродстве этих людей речь не шла, ведь они платили за услуги хорошие деньги, так почему бы не помочь? Почему не положить в гроб мобильный телефон, если того хочет клиент? Вдруг покойник оживет и позвонит родным – сообщить радостную весть. Или почему не сделать двухместный гроб, оставить, так сказать, место для супруги и супруга? Приятно же знать, что тебе уже уготован уютный уголок рядом с любимым человеком…
В общем, фирма делала все, чтобы угодить своим клиентам, а ее руководители с такой же охотой делали все, чтобы угодить другим клиентам – террористам любого вероисповедания, и на этом поприще заработали славу «великих борцов за права человека».
Вечером двадцать шестого декабря они приехали на фирму, чтобы обсудить свои планы. Пробыв в офисе фирмы полтора часа, оба ее директора в половине десятого сели в новейший «Мерседес», собираясь поехать в ресторан на ужин. В этот момент к зданию фирмы подкатили на мотоциклах двое полицейских и вежливо попросили водителя выйти из машины. На вопрос сидевших в салоне «гробовых президентов»: «В чем дело?» – полицейский – негр – ответил по-английски, улыбаясь: «Все в порядке, проверка документов». Второй полицейский усадил водителя на заднее сиденье мотоцикла и умчался. Первый же стал энергично убеждать прохожих отойти подальше от автостоянки. Затем тоже сел на мотоцикл и уехал. А через несколько секунд «Мерседес» с пассажирами взлетел на воздух…
В двадцать два часа сорок минут из аэропорта столицы Дании отправился в полет аэробус, на борту которого находились и бойцы группы СОС. Аэробус направлялся в столицу Франции. Полицейские догадались перекрыть аэропорт в связи с «террористическим актом» в Копенгагене только два с лишним часа спустя, когда аэробус уже шел на посадку в Ле-Бурже.

Когда-то скорость проведения операций поражала Тарасова. Пройдя большую армейскую и житейскую школу, он не привык особенно полагаться на взаимодействие спецслужб, зачастую мешающих друг другу. Но подразделения СОС Русского национального ордена, составляющие основу пирамиды сил и связей, которая выводила на цель «истребитель» оперативной команды, еще ни разу не подвели, и Тарасов почти не беспокоился о точности целеуказаний и не сомневался в необходимости проведения операций.
Из аэропорта группа отправилась по указанному адресу; мобильная связь имела очевидное преимущество перед другими средствами связи, а тем более – защищенная компьютерной криптосистемой, и позволяла получать необходимые данные практически в любой точке земного шара. На квартире, снятой для группы квартирьерской службой СОС, Тарасов проинструктировал каждого, добиваясь полной ясности задания, и все снова завалились спать. Сорок минут, проведенные в самолете, никого не удовлетворили.
Спали до часу дня.
Потом Тарасов включил особый прибор ЭЗИМ – электронный звуковой имитатор и позвонил в приемную суда кантона Марэ, где работала мадам Бове. Говорил он от имени префекта кантона месье Помероля, который вежливо просил мадам встретиться с ним на рю Риволи «для конфиденциальной беседы». Мадам удивилась такой просьбе, но согласилась встретиться, так как не имела причин не доверять такому известному человеку. Который, кстати, всегда поддерживал судью в отстаивании «европейских ценностей и свобод».
В три часа пополудни мадам Бове подъехала к магазину женского белья на рю Риволи в белоснежном «Рено Лагуна». Ее сопровождали двое молодых людей в кожаных пальто, похожие друг на друга как близнецы. Мадам Бове, тяжелым квадратным лицом, набрякшими веками и узкими губами похожая больше на трансвестита, чем на женщину, огляделась, префекта не увидела и недовольно посмотрела на часы. Свое время она ценила.
В этот момент спящий прямо на тротуаре, под витриной с дамскими аксессуарами, бомж разлепил глаза и грязно выругался, показывая пальцем на выглядывающую из машины судью. Это не понравилось телохранителям, и они вылезли из кабины, подошли к бомжу, повторявшему все те же четыре слова (больше по-французски Гроза ничего не знал, да и клошаром был временным), попытались его остановить. Тщетно. Тогда парни решили убрать бомжа с этого места. Завязалась легкая потасовка.
В кабину «Рено» вдруг стремительно ворвались два негра, и один из них, воткнув водителю в спину ствол пистолета, сказал только одно слово:
– Поехали!
Когда телохранители судьи Бове оглянулись, разгоряченные дракой, машина их босса уже выруливала к Елисейским Полям. Они бросились было в погоню, но тут же потеряли машину из виду, а когда, заподозрив неладное, вернулись к магазину, бомжа там уже не было.
Ехали недолго. На площади Пигаль негр приказал водителю остановиться и ударил его рукоятью пистолета по голове. Водитель отключился.
– Выходи! – приказал негр судье; говорил он по-французски с акцентом. – Закричишь – пристрелю!
Не совсем понимающая, что происходит, мадам Бове кивнула, и все трое направились под ручку к фуникулеру, поднимавшему жителей и гостей города с площади на Монмартр. Миновав шеренгу уличных рисовальщиков, троица добралась до станции метро Абиссе и свернула к кварталу старых трех-четырехэтажных зданий, прошла мимо ресторана «Мама Катя», поднялась на третий этаж старого дома. Негр открыл дверь грязной квартиры, где воняло камфарой, мочой и мускусом.
– Куда вы меня ведете?! – опомнилась наконец судья.
Никто ей не ответил.
Негры молча связали женщину, заклеили ей рот. Потом заговорили по-английски, точнее, заспорили – убить ее сразу или сначала помучить? Спорили недолго (мадам Бове побелела от ужаса, вдруг сообразив, что шутками здесь не пахнет), победил здоровенный негр в очках (Инженер), требующий убить судью немедленно. И в это время во дворе дома взвыла полицейская сирена.
Негры замерли, переглянулись, подкрались к окну, выглянули во двор, залопотали на каком-то тарабарском языке и кинулись к двери. Но один вернулся, процедил сквозь зубы на плохом французском:
– Мы еще вернемся!
Бросив к ногам обмершей со страху женщины клочок бумаги с надписью на английском: «Суди по совести!» – он скрылся вслед за своим напарником. Хлопнула дверь. Наступила тишина.
Мадам Бове просидела привязанной к стулу больше часа, пока не поняла, что чудом осталась жива и кошмар кончился. Лишь после этого она попыталась освободиться или хотя бы позвать на помощь. Спустя еще час ее обнаружили на лестнице – со стулом – жители дома.
Команда Тарасова к этому времени, освободившись от грима и одежды «негров», находилась в воздухе. Аэробус «А-300» нес их в своем чреве в Германию.
Там они тоже не задержались, и в шесть часов утра двадцать восьмого декабря по московскому времени Тарасов сошел с борта самолета в аэропорту Шереметьево-2. В общей сложности группа за пять дней совершила вояж по Европе длиной в девять тысяч километров и выполнила три задания «по защите государственных интересов в особо сложных условиях».

На звонок ответил уверенный женский голос:
– Алло? Кто говорит?
– Извините, – пробормотал Тарасов, – Яну можно к телефону?
– Кто ее спрашивает?
«Владислав», – чуть было не брякнул Тарасов.
– Роман.
Пауза.
– Ее нет дома.
– А где я мог бы ее найти? Мобильник не отвечает…
– Она поехала на выставку.
– Вы имеете в виду ВВЦ?
– Нет, она поехала на выставку ледовой скульптуры в сад Баумана. – Еще одна пауза. – Вместе с Геннадием.
– Понятно, – пробормотал Тарасов. – Извините… – Он хотел положить трубку, но собеседница вдруг быстро сказала:
– Яна не хотела ехать… если не побоитесь, найдите ее там, она будет рада.
– Вы так думаете?
Собеседница – очевидно, мать Яны – хмыкнула.
– Я это знаю, молодой человек. Мой вам совет: начали – заканчивайте! Не останавливайтесь на полдороге. Я вас не знаю совсем, но дочь рассказывала… Если вы… – Она замолчала.
– Как честный человек я теперь обязан жениться, – улыбнулся Тарасов.
– Где-то так, – улыбнулась, по-видимому, в ответ мать Яны. – Наверно, вы действительно сильный человек и сможете изменить…
Он подождал продолжения.
– Что?
– Существующее положение вещей. Жизнь Янки. Геннадий ей не пара. Всего хорошего.
В трубке послышались гудки отбоя.
– Он и мать достал… – вслух проговорил Тарасов. – Что ж, спасибо за совет, мамуля. Я им, пожалуй, воспользуюсь. Пора окончательно отвадить этого козла ходить в наш огород.
Подумав, он набрал номер телефона Грозы:
– Лейтенант, ты сильно занят?
– Собираюсь завалиться спать. Вот только пивка хлебну. А что?
– Собери ребят и подъезжай с ними к саду Баумана.
– Зачем? Нам дали новое задание?
– Вы нужны мне лично. Увидите меня, сразу не подходите, но будьте рядом. Может быть, ваша помощь и не понадобится. Однако этот наглец уважает только силу, поэтому стоит эту силу показать, чтобы он запомнил на всю жизнь.
– Ты кого имеешь в виду?
– Одного очень нехорошего человека.
– Понял. Через час будем на месте.
Тарасов потрогал щетину на подбородке, взялся было за бритву, но потом решил не тратить время на прихорашивание. Вид у него был еще тот: глаза ввалились, нос заострился, щеки впали, колючая поросль усеяла подбородок – сразу видно, серьезный мужчина. Лучше с таким не связываться.
Владислав усмехнулся и начал переодеваться.
Через сорок минут он оставил машину возле метро и направился к саду имени Баумана, на территории которого проходил международный фестиваль и выставка ледовых скульптур «Сказки народов мира». Яну Тарасов не осуждал. Они еще неделю назад договаривались посетить выставку, но потом он улетел на задание, а она, не дождавшись его возвращения (он даже позвонил только один раз – из Германии), приняла, очевидно, предложение Геннадия. Хотя мог быть и другой вариант: бывший друг-любовник (мужем назвать его не поворачивался язык), поддерживаемый отцом Яны, просто заставил ее пойти с ним силой.
Нынешний сад имени Баумана некогда представлял собой усадьбу Голицыных. Потом она на некоторое время попала в собственность московских купцов. В начале двадцатого века князь Голицын Николай Дмитриевич выкупил свою бывшую усадьбу на Старой Басманной и передал ее Москве для устройства городского сада. В советские времена к саду присоединили территории трех соседних усадеб, и здесь появились грот, горка и вековые дубы. Имя саду дали автоматически: все вокруг носило имя знаменитого революционера – район, станция метро и памятник. На эстраде сада часто проходили концерты, устраивались танцы для молодежи и по вечерам показывали кино.
В начале девяностых годов прошлого века вокруг этого уголка патриархальной Москвы развернулось настоящее сражение, инициированное желающими его купить. Но жители района отстояли свое достояние, и сад начал возрождаться. Практически каждый год здесь проходят массовые гулянья и проводятся праздничные мероприятия. Выставка ледовой скульптуры была одним из таких мероприятий, на которое съезжались не только жители Москвы, но и гости из других городов России.
За резной чугунной оградой сада появилась чудесная сказочная страна. Ледяные сфинксы, драконы и чудовища располагались рядом с добрыми волшебниками, Снегурочками, Дедами Морозами, принцессами и невиданной красоты дворцами и цветочными композициями, подсвеченными изнутри. Тарасов едва не загляделся на шеренги скульптур, каждая из которых вполне могла претендовать на первый приз.
Яну он увидел неожиданно.
Девушка стояла у двухметрового ледяного самовара, уйдя мыслями в себя. На ней была синего цвета дубленка с голубым мехом несуществующего животного, голубой пушистый шарфик, стягивающий волосы, и голубые сапожки. Руки она прятала в такого же цвета муфту. Рядом с ней никого не было. Но, судя по обреченному виду девушки, ее приятели-конвоиры находились где-то поблизости. Зрители подходили, разглядывали самовар, шутили или восхищались, смеялись, брели дальше, а она все смотрела перед собой как зачарованная и ничего не замечала.
Тарасов подошел к ней, молча стал рядом, глядя на светящийся самовар.
Яна продолжала стоять в той же позе. Глаза ее были широко раскрыты, но вряд ли она что-либо видела. Потом она все-таки почувствовала чье-то присутствие, бросила на Владислава косой взгляд, тут же отвернулась… и снова медленно повернула голову к нему. С минуту смотрела, вспоминая, будто всплывала из глубин океана непонимания, и вдруг с тихим сдавленным вскриком «Роман!» бросилась к нему на шею.
– Осторожно, – недовольно проговорил Тарасов, пытаясь удержать рванувшееся галопом сердце. – Уколешься, я уже год не брился. Привет. Вот, случайно проходил мимо, дай, думаю, загляну в сад. Такая неожиданная встреча.
– Это ты! – выдохнула она, прижимаясь к нему всем телом. – Это действительно ты! Приехал! Господи, как же я тебя ждала! Ты не представляешь!
– Я звонил, но твой мобильник почему-то молчит, как партизан.
– Геннадий разбил его… уведи меня отсюда! Они пошли за пивом и сейчас придут.
– Не бойтесь, сударыня, я здесь, с вами, и все теперь будет хорошо. Хотелось бы посмотреть на выставку, великолепное зрелище.
Она зябко передернула плечами.
– Я уже насмотрелась, не хочу больше. Пошли отсюда, пожалуйста.
– Как скажешь.
– Ни хрена себе! – раздался сзади чей-то удивленно-язвительный голос. – Стоило ее оставить на минуту, как она хахаля нашла!
Тарасов оглянулся.
Раздвигая поток гуляющих по саду людей, к ним подходили четверо парней в меховых шубах и вязаных шапочках. Один из них, без шапки, с гривой рыжих волос, держал в руках две банки пива. Это был Геннадий.
– Ба, знакомые лица, – продолжал компаньон отца Яны с кривой ухмылкой. – Наш ухажер заявился. Как говорится, на ловца и зверь.
Тарасов вспомнил фразу из речи одного из депутатов Госдумы: «Водка помогает нам вести нормальный образ жизни».
Глаза Геннадия сузились. Несмотря на состояние «подшофе», он заметил легкую усмешку, скользнувшую по губам Тарасова.
– Что ухмыляешься, каратист? Давно не били? Так мы ща исправим упущение. Я же тебя предупреждал: не лезь к моей бабе!
– Я тоже предупреждал, – тихо проговорил Владислав, сатанея. – Очевидно, поганец, ты не понял. Это последняя капля!
Парни, сопровождавшие Геннадия, переглянулись и дружно заржали.
– И что же ты сделаешь, каратист? – с той же кривой усмешкой поинтересовался бывший муж-приятель Яны. – Неужели поколотишь всех четверых? Может, ты и от пули увернешься? Давай, покажи класс.
Один из парней, с усиками и сигаретой в зубах, вытащил пистолет.
Яна вздрогнула, вцепилась в локоть Тарасова.
– Не связывайся с ними! Лучше я…
– Не волнуйся. – Он мягко снял с локтя руку девушки. – Отойди в сторонку.
– Вот это по-мужски, – широко осклабился парень с усиками. – Покажи нам, как надо «качать маятник». Умеешь?
– Вы сами этого хотели, – глухо сказал Тарасов.
В ту же секунду слева и справа от парней, полукругом оцепивших Владислава и Яну, выросли две фигуры. Раздались глухие удары. Двое парней беззвучно сложились пополам, упали на очищенную от снега асфальтовую дорожку. Парень с пистолетом повернул голову налево, и Тарасов прыгнул вперед, туго толкнув телом воздух.
Реакция у приятеля Геннадия была неплохой. Он даже успел отпрянуть в сторону и нажать на курок, выворачивая пистолет особым приемом – «по-спецназовски», то есть плоскостью рукояти параллельно земле, – но пистолет стоял на предохранителе, и выстрел не прозвучал.
Тарасов выбил оружие из руки усатого (прием «клешни краба») и коротким, но мощным ударом в челюсть послал его в долгое путешествие «по астралу». Получись удар чуть побыстрей, потребовалось бы немедленное вмешательство врачей. Но Владислав инстинктивно остановил руку, в глубине души не чувствуя ненависти к недоумкам, считавшим себя повелителями жизни.
На мгновение начавшееся движение прекратилось. Все, кто в это время находился поблизости от места инцидента – посетители сада, Геннадий, Яна, команда Тарасова, – замерли. Потом Владислав кивнул подчиненным и сделал шаг к побледневшему, стоявшему с вытаращенными глазами – банки пива в разведенных в стороны руках – «благодетелю» семьи Яны.
– Слушай внимательно, засранец!
Геннадий затравленно оглянулся, бросил пиво на снег, сунул было руку под полу своего мохнатого пальто, но увидел черные, полные жестокого обещания глаза противника и перетрусил.
– Чех-хо… – голос сорвался, и он повторил: – Чег-хо тебе н-надо?
– Повторять больше не буду, мразь! Еще раз приблизишься к Яне или к ее дому на километр – убью! Начнешь искать меня – убью! Пожалуешься своему боссу – убью! Понял?!
Тарасов сделал еще шаг, и Геннадий испуганно загородился рукой.
– Х-хошо… х-хорошо…
– Пшел вон!
Геннадий отшатнулся, потея и бледнея еще больше, и торопливо засеменил прочь.
– Может, мы тут еще погуляем, командир? – поинтересовался Гроза, поглядывая на Яну. – Для страховки.
Тарасов пожал руки Батону и Грозе, помахал маячившему в отдалении Хану.
– Спасибо, орлы. Можете отдыхать.
– Понадобимся – звони, командир. Но мы тут еще все-таки побродим.
Тарасов повернулся спиной к троице парней, с трудом приходивших в себя, и взял под руку Яну.
– Все в порядке, малыш. Куда пойдем?
– С ума сойти можно! – опомнилась девушка. – Я ничего не поняла…
– Не бери в голову. Куда пойдем? Можем в ресторан, я есть хочу, можем поехать ко мне.
– Я боюсь в ресторан…
– Прекратить бояться! – нарочито строго сказал Тарасов. – Больше ты своего бывшего дружка не увидишь, обещаю!
Яна несмело улыбнулась.
– Как здорово, что ты приехал! Расскажешь, где был?
– В Европах отдыхал.
– А что делал?
– Порядок наводил. Чем меньше государство, тем больше у его вождей спеси и амбиций. Таких надо лечить. Вот я этим и занимался.
Они двинулись мимо шеренги ледяных скульптур, которые обтекала толпа отдыхающих. Приятели Геннадия, с трудом пришедшие в себя, догонять обидчика не решились. Они наконец осознали, что есть более крутые конторы, чем та, в которой служит их босс.
– Кто были те люди? – спросила Яна.
– Какие?
– Что помогли нам.
– Мои друзья.
– Классные у тебя друзья! Они твои телохранители? Или тоже служат в твоем спецназе?
– Бойцы моего подразделения. А телохранители мне не нужны. Охрана нужна только бизнесменам, олигархам да большим чиновникам.
Яна засмеялась.
Он вопросительно посмотрел на нее.
– Что смешного я сказал?
– Нет, это я вспомнила фразу бывшего нашего министра иностранных дел: «Начальник охраны иногда ближе, чем жена. Это в хорошем смысле».
Тарасов кивнул с улыбкой.
– По части косноязычия наши чиновники не имеют равных в мире. Недавно смотрел новости, так там один депутат, человек известный, заявил, что «нет необходимости решать, кто из нас сильнее и чаще любит Россию».
Яна снова засмеялась. Уверенность и спокойствие спутника передались и ей, и настроение девушки заметно улучшилось. Она крепче сжала его локоть.
– Господи, как хорошо, что ты меня нашел!
Владислав остановился, повернул ее к себе, они поцеловались, не обращая внимания на окружающих.
Мелькнувший в толпе Гроза поднял большой палец, и Тарасов незаметно показал ему кулак. Ухмыльнувшийся лейтенант исчез.
Уже на выходе из сада закудахтал мобильник.
– Тарасов, – сказал Владислав, включая телефон.
Яна удивленно посмотрела на него, и он понял, что проговорился. Она знала его под другой фамилией.
– Когда освободитесь, забегите ко мне, – раздался в трубке голос воеводы Николая, мало чем отличавшийся от ушата холодной воды.
– Может быть, завтра? – мягко попытался Тарасов выразить свое недовольство.
Воевода понял.
– Можно завтра утром.
– Далеко?
– В Кострому.
Тарасов недоуменно хмыкнул.
– Я не ослышался?
– Подробности при встрече, полковник. – Связь прервалась.
– Тебе опять надо уезжать? – огорчилась Яна.
– Завтра, – сказал Владислав. – Не расстраивайся. У нас впереди вечер и ночь. К тому же я не собираюсь уезжать надолго.
Он не знал, зачем его посылают в русский город, располагавшийся всего в пяти часах езды от Москвы, однако надеялся, что командировка не займет много времени. Рядом была любимая женщина, и думать о деле не хотелось.
Данилин
29 декабря
Млада спала, свернувшись в клубочек, и лицо у нее было тихо-умиротворенное, чистое и спокойное. Возможно, она уже привыкла к своему положению защищенной женщины и перестала вспоминать былую жизнь, полную страхов и стрессов.
Андрей поправил одеяло, бесшумно выскользнул из спальни.
Несмотря на позднее утро – стрелка часов миновала цифру «восемь», было еще темно, и квартиру освещали только оранжевые лучи дворового фонаря.
Володя Кабанов еще спал. Вставал он по обыкновению около девяти, а потом в темпе приводил себя в порядок, пил кофе и мчался на работу.
Андрей вышел в коридорчик, привычно прислушиваясь к долетавшим в квартиру сквозь стены звукам. Дом, где жил Кабанов, был рабочим, большинство его обитателей уже проснулось и приводило себя в порядок, чтобы «на автомате» пойти на работу. Дом скрипел паркетом, сопел, шелестел, шагал, пел трубами туалетов и умывальников и напоминал разбуженный улей.
Почистив зубы, Андрей сел на коврик в гостиной и приготовился к упражнению «осознание Мира». Упражнение включало в себя семь «вхождений» в измененное состояние сознания и начиналось со ступени сосредоточения на самом себе, на своем физическом теле.
Через три минуты Андрей чувствовал каждую мышцу, каждый сосудик, каждый нейрон нервной системы. Сердце заработало медленней, спокойнее, но мощнее. Легкие тоже изменили ритм вдоха-выдоха, прокачивая большие объемы воздуха за короткое время – для более интенсивного насыщения крови кислородом. Голова начала кружиться, затем обрела «опору» и прояснилась.
Андрей стал видеть-ощущать всю квартиру со всеми ее спящими обитателями, включая кошку, затем горизонт видения расширился, охватил все здание, заполненное тысячами разнообразных звуков.
Третий уровень «вхождения» позволил ему сосредоточиться на городе – как на скоплении психо-силовых структур, образующих полевую сеть единого организма. Этому организму не хватало многоуровневой организации, и он не представлял собой разумную систему, но безусловно был живым – на «тонком» полевом плане – организмом.
Сфера сознания Данилина превратилась в расширяющееся с космической скоростью световое облако и охватило всю планету. Он ощутил ее неимоверную сложность и массу, связанные между собой системы потоков энергии, текущих по замкнутым петлям в глубинах океанов и в недрах коры и мантии, медленную пульсацию ядра и еще более медленные изменения конфигурации силовых структур воздушной оболочки. Земля тоже представляла собой живой организм, только более сложный, многомерный, принимающий и излучающий энергию и, возможно, думающий. Только думающий иначе, не так, как человек. «Мыслями» планеты были ее природные явления, материализованные состояния стихий, еще не познанные людьми. И эти состояния, подключаясь к сфере сознания Андрея, раскрывали ему тайны бытия всей планеты. Деяния людей, губительно сказывающиеся на ее экологическом балансе, заставляли Землю, как масштабную живую систему, включать свои защитные системы, и Андрей давно сделал вывод, что, если понадобится, эти защитные системы просто уничтожат человечество, сотрут цивилизацию с лица планеты, как это уже случалось в прошлом.
Сознание охватило всю Солнечную систему, еще одну живую и динамическую структуру более высокого уровня. «Мозгом» этой структуры было Солнце, планеты же представляли собой «периферийные органы» или «нервные узлы». Если бы Андрей захотел, он, наверное, смог бы разглядеть поверхность любой из планет или отыскать в пространстве запущенные людьми космические аппараты. Однажды, в начале тренировок с пси-драйвом, он попытался это сделать и действительно обнаружил летящий уже за орбитой Плутона американский «Пионер», поврежденный ударом метеорита, но не разрушенный полностью. Интересно было посмотреть и на российский «Марс-грунт», летящий к Марсу и еще подающий признаки жизни.
Андрей почувствовал нехватку внутреннего тепла и заторопился. Шестой уровень – галактический – он проскочил, не задерживаясь на созерцании великолепного вида родной Галактики, включающей двести миллиардов звезд, и ее сияющего ядра – балджа. Сознание превратилось в пустоту, и он наконец вышел на седьмой уровень иерархии – вселенский.
Обычно сознание тут же отключалось, так как не в состоянии было «объять необъятное», оценить масштабы Мироздания и понять его запредельные, недоступные обычному человеку «этажи». Но на этот раз Андрей «краем души» успел зацепить сетчатую структуру Вселенной и на мгновение ощутить биение «мысли Бога», то есть понять грандиозность всей сверхмногомерной и суперсложной структуры Мира. Затем свет истины померк перед глазами, и он провалился в темную бездну небытия.
Очнулся от ясного осознания опасности.
Встрепенулся, замирая и прислушиваясь к темноте вокруг, «растопырил пальцы» внечувственного восприятия.
Ощущение опасности притупилось, дом и его окрестности не несли ему неприятностей и бед. Но все же он понял, что в городе снова появилась вражья сила, которая, еще не найдя Данилина, уже тянула к нему щупальца злого намерения.
Собственно, ради оценки положения и вероятностных жизненных осложнений Андрей и выходил в «астрал» – общее энергоинформационное поле Вселенной. Но прогноз его не удивил и не обрадовал. Ситуация снова требовала выбора: защищаться, воевать со злом или бежать от него. И ни тот, ни другой вариант не гарантировали спокойной жизни и благополучного завершения конфликта с неизвестными «масонами».
Размышляя над этим, он сделал зарядку, принял душ и приготовил на кухне завтрак: Володе поджарил «Докторской» колбасы, себе сделал яичницу, Младе сварил манную кашу. Когда он уже заваривал чай, на кухне появился сонный Кабанов в пижаме.
– Хозяйственный ты мужик, Данилин. Повезло твоей жене. А вот моей нет, я готовить совершенно не умею. Разве что банку тушенки способен открыть.
– Просто ты никогда не голодал, – пошутил Андрей. – Пожил бы с недельку на необитаемом острове – живо научился бы готовить.
– Жуть какая! – покачал головой Володя. – Я человек городской, меня на необитаемый остров трактором не затащишь. А если бы я там ненароком оказался, нашел бы аборигеночку, чтобы кормила меня и поила.
Почесывая волосатую грудь, он удалился в ванную.
Андрей снял фартук, тихонько открыл дверь в спальню, и тут же его шею обвили теплые тонкие руки и теплые губы поцеловали в ухо.
– Я уже давно не сплю. Не знаю, почему я такая нервная, но стоит тебе уйти, и я просыпаюсь.
Он поцеловал женщину, мягко коснулся пальцами ее округлившегося живота.
– Как там маленький? Еще не бегает?
– Не бегает, – засмеялась Млада, – но уже сучит ножками. Особенно когда хочет есть.
– Завтрак готов.
– Данилин, ты чудо!
– Не ты первая мне это говоришь, – скромно заявил он.
Млада огорчилась.
– Значит, ты бабник?
Он засмеялся в ответ.
– Иногда я получаю комплименты от мужчин. Давай, отнесу тебя в ванную.
– Володя еще спит?
– Умывается.
– Тогда сама дойду.
Вскоре они завтракали втроем, обмениваясь впечатлениями от просмотра поздним вечером отечественного боевика из сериала «Запрещенная реальность». Андрею фильм понравился, так как, по его мнению, идея сериала о влиянии на общество Монарха Тьмы – носителя вселенского зла – была нетривиальной. Кабанов же везде и всегда искал слабые стороны явления и, как правило, находил. Зато его мнение о роли телевидения и средств массовой информации в жизни людей вполне совпадало с мнением самого Данилина. Оба считали, что ТВ давно перестало играть роль доброго и полезного информатора, приятного собеседника и компаньона для общения, превратилось в гигантского вампира, питающегося энергией человеческого внимания, интеллекта и эмоций.
– У меня друг работает в аналитическом отделе ФСБ, – добавил Кабанов, допивая кофе. – По его оценке, работа большей части СМИ – это навязывание более низкой энергии, нежели та, которую дает, например, такой способ получения информации, как чтение книг, требующее дополнительных умственных усилий. А телевидение вообще так препарирует информацию, что она изменяется до неузнаваемости.
Андрей кивнул, соглашаясь. Он тоже знал, что система искажения знаний, успешно применяемая руководством каналов ТВ, намеренно наполняет память телезрителя ненужными вторичными знаниями, не дающими ни полноценного удовлетворения, ни ответов на запросы духовного порядка.
– Ну, я поскакал. – Володя помахал всем рукой и скрылся за дверью.
– Что будем делать? – Млада нерешительно посмотрела на задумавшегося Данилина.
– Я отлучусь часа на два, – очнулся он. – Съезжу в церковь, узнаю, где похоронили Анну Игнатьевну, встречусь с одним полезным человеком и вернусь. Тебе придется поскучать одной.
Млада улыбнулась.
– А телевизор смотреть можно?
– Можно, – засмеялся он в ответ. – Не обращай внимания на умные разговоры мужчин. Никому не открывай и на звонки не отвечай. В десять выпей ложечку бальзама, не забудь. Его надо пить регулярно. И ни о чем не беспокойся, я всегда буду рядом. Возможно, уже сегодня вечером мы уедем.
– Куда?
– Я тебе говорил – к моим родственникам в Улан-Удэ. Или в Брянск. Но это мы еще обсудим.
Он оделся, поцеловал женщину, не желавшую его отпускать и одновременно не решавшуюся сказать ему об этом, и вышел. Ему самому не хотелось лишний раз гулять по городу, где его могли встретить посланцы-киллеры какого-то секретного ордена, но, прежде чем уезжать из Костромы, надо было утрясти кое-какие проблемы и решить насущные жизненные задачи.
Дьякон Варавва, с которым Данилин договаривался о похоронах Анны Игнатьевны, встретил его хмуро.
– Тело убиенной у нас забрали, – сказал он, отводя глаза. – Приехали из органов, велели отложить похороны и забрали. Нам пришлось сказать, кто ее привез.
Андрей пристально посмотрел на молодого монаха.
– Но ведь вы знаете только мое имя.
– Я так и сказал – привез раб божий Андрей.
Не раб божий, хотел возразить Данилин, и никогда не был рабом, но вслух говорить этого не стал.
– Интересно, откуда органы узнали о смерти Анны Игнатьевны? Не ваши ли братья сообщили им об этом?
– Не суди сам и не судим будешь, – поднял перст дьякон, снова отводя глаза.
– Понятно. А почему вы решили, что тело забрали сотрудники органов внутренних дел? Они были в форме? Или показали документы?
– Сии деятели были в мирской одежде, но один показал удостоверение офицера, кажется, майора полиции. И я слышал, как он по телефону говорил с кем-то о вашем розыске. Если вы ни в чем не виноваты, я бы посоветовал вам пойти к властям и все рассказать.
– Боюсь, они мне не поверят, – качнул головой Андрей. – Но все равно спасибо за совет. До свидания.
– Бог в помощь, – поклонился дьякон, пряча руки в рукава рясы.
Андрей вышел с территории церкви, побрел к остановке автобуса, жалея, что не может воспользоваться своей «Надеждой». Вспомнил долгие разговоры со старой учительницей о смысле жизни. Теперь, после ее смерти, после гибели Федоровых жизнь перестала казаться наполненной смыслом. И лишь мысль о Младе, ждущей ребенка, еще поддерживала Андрея, вселяла надежду в его заполненную смутой душу.
Внезапно похолодало.
Андрей невольно посмотрел на пасмурное небо, готовое разродиться новым снегопадом, потом понял, что похолодание не связано с изменением погоды. Это сработал камертон экстрасенсорного восприятия мира, настроенный на улавливание негативных энергетических потоков. Вокруг него произошла перестройка тонких пси-информационных потенциалов, указывающая на появление злобного агрессивного намерения. Продолжая неспешно двигаться по тротуару к остановке автобуса, он перестроил сферу внимания и через минуту определил источники беспокойства.
За ним наблюдали, причем осторожно и умело, с двух сторон сразу.
В полусотне шагов, у тротуара на противоположной стороне улицы, стоял джип «Мицубиси Паджеро» с темными стеклами, прямо-таки «светящийся» в диапазоне враждебного внимания. А сзади Андрея медленно нагоняли двое – мужчина и женщина в светло-желтых дубленках, делающие вид, что они увлечены разглядыванием фасадов домов и витрин магазинов. Женщина шагала широко и целеустремленно, специфической походкой спортсменки, упруго и независимо, и у нее были очень короткие волосы, что сразу напомнило Андрею девицу в зеленоватой дубленке, командиршу отряда киллеров, посланного неизвестным орденом убить Федорова и всех, кто был с ним связан.
Вспыхнувшая в душе ненависть едва не заставила Андрея сделать глупость – напасть на «сладкую парочку» и заставить признаться, что они здесь делают. Но он все-таки сдержался. Сел в автобус, идущий в центр, сошел на площади Революции, смешался с толпой прохожих, обходивших торговые ряды напротив сквера.
Пара, идущая за ним от церкви, пропала еще на автобусной остановке, зато джип последовал за автобусом, что говорило об основательности намерений его пассажиров. Данилина вычислили – Млада была права, он не должен был идти в церковь – и теперь «пасли», чтобы в конце концов выбрать момент и довершить начатое. Если это были коллеги Буй-Тура, с ними, наверное, еще можно было договориться, хотя Андрей и не собирался этого делать, но в случае контакта с киллер-командой ему не хотелось быть великодушным. Он никого не собирался щадить.
Спины коснулся чей-то острый ищущий взгляд.
Нашли, сволочи! Что ж, поиграем в кошки-мышки, ребята, опыта у нас не занимать.
Останавливаясь у торговых палаток, он вычислил наблюдателя – девицу в дубленке зеленоватого цвета, с черными крестообразными сережками (это у них униформа такая, что ли?) и ее прикрытие – ту самую пару, которая «пасла» его у церкви. Сомнений не было: эти люди точно знали, кто такой Данилин. Оставалось загадкой, как они его нашли. Хотя вероятнее всего они выяснили, благодаря «благим намерениям» монахов, что в церкви находится старая учительница, которую убили их коллеги, и ждали Андрея неподалеку.
Млада! – вдруг обожгла голову пугающая мысль. Если эти гады нашли его, то могут выйти и на квартиру Кабанова. Не надо было оставлять ее одну! Но кто же знал, что киллер-команда сработает так оперативно и сядет ему «на хвост» при первом же его выходе в город?!
Несколько мгновений Андрей колебался, решая, что делать. Можно было попытаться снять «хвост» и отбить охоту у преследователей следить за ним. Но в данной ситуации лучшим выходом из положения все-таки следовало признать отступление, а затем по возможности быстрое и скрытое бегство из города. Если им удастся добраться до аэропорта незамеченными и улететь, киллеры потеряют их след…
Женщина в дубленке приблизилась, делая вид, что приценивается к товарам на прилавках.
Андрей снова вспомнил предводительницу убийц, похожую на нее неподвижностью и грубоватостью лица и короткой прической. Волна крови ударила в голову, помутила рассудок.
Женщина в этот момент посмотрела на него, взгляды их скрестились, и она вздрогнула, широко раскрывая глаза, буквально ослепленная огненным высверком взгляда клиента. Когда она пришла в себя, того, за кем она следила, среди покупателей уже не было. Женщина в дубленке достала мобильный телефон.
– Клиент ушел, ищите на остановках, похоже, он без машины.
Она набрала другой номер.
– Лис, что у тебя?
– Он мог остановиться у знакомых, – ответил аналитик команды, изучающий связи клиента. – Удалось узнать адреса двоих: некоего Кабанова Владимира Игоревича, помощника мэра, и бывшей жены клиента Дианы Верник.
– Давай адреса!
Лис продиктовал названия улиц и номера домов.
Женщина махнула рукой паре в дубленках, всматривающейся в прохожих, и все трое быстро сели в подъехавший джип.
Андрей в это время, оторвавшись от преследователей, остановил частника и за пять минут доехал до Володиного дома. Когда входил в подъезд, ощутил знакомое холодное дуновение ветра в затылок – реакцию экстрасенсорики организма на чей-то взгляд. Но не остановился. Взбежал на второй этаж, позвонил в дверь.
Млада встретила его одетой в дорожный костюм. Глаза у нее были большими и тревожными.
– Хорошо, что ты собрана, – одобрительно сказал Андрей. – Уходим отсюда.
– Кто-то звонил в дверь, – виноватым голосом сказала Млада. – Я думала, это Володя, посмотрела в «глазок», но никого не увидела.
– Может, ошиблись дверью, – отмахнулся неприятно удивленный Данилин, стараясь выглядеть уверенным и спокойным; не оставалось сомнений, что охотники вычислили их местонахождение. – Ты обедала?
– Еще рано…
– Значит, пообедаем вместе. Одевайся и слушай. – Он подал Младе шубку, помог надеть сапожки. – Сейчас ловим такси и едем в аэропорт. Что бы ни происходило – не волнуйся, тебе вредно волноваться, и делай то, что буду говорить.
– Я поняла. Снова… они?
– Не знаю. Кого ты имеешь в виду? Но кто бы то ни был, мы уйдем от них и забудем обо всем, как о дурном сне. Это твоя сумка?
– Я собрала самое необходимое…
– Самое необходимое купим по дороге или уже на месте. С сумками мы далеко не уйдем. Возьми только документы и деньги.
– Хорошо.
Он шагнул в гостиную, чтобы написать Володе записку, и остановился, услышав – сквозь стены! – осторожные шаги двух человек. Один остановился у лифта, потом сбежал вниз, на первый этаж. Второй подошел к двери квартиры и позвонил.
Млада оглянулась на дверь, посмотрела на Данилина.
– В спальню! – одними губами выговорил он.
Женщина послушно шмыгнула в спальню.
Андрей поискал глазами оружие, пожалев, что выбросил отобранные у киллеров пистолеты, взял с буфета столовый нож и вилку, спрятал в рукав. Затем обнаружил спицы – жена Володи любила вязать, забрал и их. Подошел к двери.
Звонок повторился.
Если бы это были представители органов власти, они стучали и звонили бы уверенно и громко, а так вежливо, предупредительно могли звонить только люди, не желавшие поднимать лишнего шума. Киллеры, к примеру. Или друзья. Правда, друзей Данилин не ждал, а у Володи был свой ключ.
– Кто?
Тишина за дверью. И негромкий глуховатый голос:
– Свои, мастер. Открывай быстрей.
Андрей узнал голос Буй-Тура:
– Гордей?! Ты, что ли? Один?
– Двое нас… пока. Открывай, нет времени на базар.
Андрей отодвинул засов, открыл дверь.
– Как ты меня нашел?
– По запаху, – буркнул Буй-Тур, окидывая прихожую прицеливающимся взглядом. – Где твоя подруга?
– Здесь.
– Уходить надо, за тобой «хвост».
– Я знаю, собирался ехать в аэропорт и…
– Они наверняка держат под контролем аэропорт и оба вокзала – железнодорожный и авто. Так что лучше не рисковать. У меня другой план.
– Какой?
Андрей вынул из рукава нож и вилку, положил на телефонную подставку.
Буй-Тур понимающе усмехнулся.
– Поехали, по дороге расскажу.
В кармане куртки Буй-Тура пискнул телефон. Он достал трубку, выслушал, качнул головой.
– Хреново! Твои пастухи приехали.
Андрей посмотрел на него вопросительно, и полковник добавил:
– Там Олег внизу, мы вдвоем приехали. Тебя увидели случайно, на рынке, хотели подойти, но заметили слежку. Решили понаблюдать издали.
– Ничего случайного в жизни не бывает. Зачем вы меня искали?
– Не поверишь, – усмехнулся Буй-Тур. – Просто хотели помочь. Но об этом мы еще успеем поговорить. Ты готов к напрягу?
Из спальни робко вышла Млада.
Мужчины посмотрели на нее.
– Готов! – твердо сказал Андрей.
– Тогда действуем таким образом. Девушка пусть пока посидит дома у телефона, в случае чего позвонит в милицию. Ты выходишь первым и делаешь вид, что ничего не замечаешь.
– А вы в нужный момент…
– Соображаешь. Ну, с богом!
– Жди звонка, – посмотрел на Младу Андрей. – Позвоню – сразу выходи.
– Хорошо, – кивнула Млада.
– И ничего не бойся.
– С тобой я не боюсь ничего!
– Правильный подход, – одобрительно подмигнул Младе Буй-Тур.
Андрей выскользнул в коридор, увидел поднимавшегося по лестнице мужчину и мгновенно оценил его оперативную готовность действовать. Этот человек явно прошел спецподготовку и владел навыками рукопашного боя. Лишь в последний момент Андрей узнал его и сдержал движение – это был напарник Буй-Тура по имени Олег.
Долю секунды они смотрели друг на друга, потом Олег ткнул пальцем в лифт, Андрей ответил понимающим кивком и нажал кнопку вызова. Когда он садился в кабину, Буй-Тур и Олег уже бесшумно спускались по лестнице на первый этаж дома.
Внизу Данилина ждали трое: пара в светлых дубленках – молодой мужчина и женщина – и старик в тулупе; Андрей узнал его, этот старик жил этажом выше.
Делая вид, что решает в уме какую-то неотложную задачу, он неспешно двинулся к выходу из подъезда. Пара направилась за ним. Уловив краем глаза их маневр, он внезапно повернулся и, ускоряясь до предела, до красного тумана в глазах, атаковал догонявшую его пару. Выбил из руки женщины пистолет с глушителем, рывком развернул ее спиной к себе. Ее напарник выстрелил – пистолет тихо тявкнул, он тоже был с насадкой бесшумной стрельбы. Пуля попала женщине в шею, брызнула кровь.
Андрей выпустил обмякшее тело незнакомки, собираясь в темпе «обработать» мужчину, но его вмешательства не понадобилось. Появившийся на лестнице Олег прыгнул через перила и нанес мужчине в дубленке удар по затылку рукоятью своего пистолета. Тот сунулся носом в пол вестибюля, затих.
– Обыщи, – приказал спустившийся следом Буй-Тур. – Теперь пойдем иначе: я первым, ты вторым – через пару секунд, Олег последним.
Данилин глянул на своих преследователей, не испытывая к ним никакой жалости, кинул косой взгляд на остолбеневшего старика, приложил палец к губам и двинулся вслед за полковником.
Джип «Паджеро» стоял в десяти шагах от подъезда.
Возле него курили и разговаривали две девицы в дубленках, усиленно не обращая внимания на окружающих. Чуть поодаль прохаживался по двору молодой парень в кожаном пальто, мощного сложения, с лицом, не отягощенным никакой мыслью. Было видно, что он работает, хотя и пытается выглядеть миролюбивым и задумчивым.
Буй-Тур в это время миновал парня – никто не обратил на него внимания – и согнулся, завязывая на ботинке кстати развязавшийся шнурок.
Андрей, оценив обстановку, направился прямо к джипу, сказал, приятно улыбаясь:
– Привет, девочки. Вы не меня ждете, случайно?
Девицы сделали вид, что заметили его только что. Одна подняла тонко подведенные брови, глянула на подругу.
– Ты его знаешь?
– Знает, знает, – кивнул Андрей с той же улыбкой; глаза его посветлели и налились тигриным блеском. – У нее вон моя фотография в кармане торчит. Джипчик ваш не одолжите? Очень мне машина нужна.
Дальнейшее произошло в течение пяти-шести секунд.
Парень в кожаном пальто сунул руку под мышку, шагнул к джипу… и лег от удара Буй-Тура, не успев достать оружие.
Одна из девиц, черноволосая, с неприятным прищуром глаз, тоже сунула руку под борт дубленки, и Андрей ударил ее по руке, не давая возможности выстрелить, и еле успел увернуться от умелого удара второй девицы, с виду полной и неповоротливой, с толстым некрасивым носом. Подхватил ее ногу, рванул вверх, бросая девицу в сугроб. Пригнулся, пропуская над головой удар черноволосой, и ударил еще раз. Черноволосая с воплем отлетела к джипу, ударилась о бампер всем телом, упала. Ее подруга все-таки ухитрилась достать пистолет, не отвлекаясь на лишние движения, что говорило о ее профессионализме. Другая на ее месте сначала попыталась бы выбраться из сугроба, встать на ноги, она же сначала схватилась за оружие.
Андрей «качнул маятник», начиная подход к ней в стиле казачьего спаса, но опоздал. Олег, оказавшийся уже за джипом, выстрелил первым. Пуля попала девице в плечо, опрокинула ее на снег.
Стало совсем тихо.
Люди, оказавшиеся во дворе дома в это время: старушка с ребенком, пожилой мужчина и мальчишка, – застыли, не понимая, что происходит. И даже водитель джипа, открывший дверцу и собиравшийся помочь своим, замер, ошеломленный случившимся.
Мгновение тишины прошло.
Водитель очнулся, хотел было захлопнуть дверцу и уехать, но получил удар в висок от Олега, вскочившего в джип с другой стороны, и обмяк.
– Вызывай жену, – будничным тоном сказал Буй-Тур, глянув на часы. – Будем делать ноги.
Андрей достал мобильник, вызвал Младу и подошел к парню в кожаном пальто, который начал подавать признаки жизни. Рывком вздернул его подбородок, перехватывая горло сгибом локтя, чтобы он не мог пошевелиться.
– Кто вас послал?!
– П-пах-ха…
– Кто?!
– Пахан, наверно, – хмыкнул Буй-Тур. – Врежь ему по нижней чакре, сразу все вспомнит и заговорит.
– На кого вы работаете?!
– Я н-не знаю… он никогда с нами н-не встречался… Марго называла его Джеральдом…
– Кто он?!
– Н-не знаю… он откуда-то приехал… из Питера, кажется…
– Джеральд – не русское имя.
– Н-не знаю…
– Кто из вас контактировал с ним?
– Марго…
– Та, черноволосая, или вторая?
– Они обе в отключке, – заметил Олег.
– Она в подъезде с Быком…
– Пора уходить, – напомнил Буй-Тур. – Не хватало нам милиции дождаться. Посмотри, что там у них в карманах.
Олег подошел к девицам, быстро обшарил карманы дубленок, вытащил электронную записную книжку, два кошелька, духи, помаду, какие-то бумажки, фото и черные карточки с серебряным тиснением каких-то рун и букв. Кошельки и духи засунул обратно в карманы дубленок, подошел к Буй-Туру.
– Смотри, тот же значок.
На его ладони лежал треугольный «глаз» из желтого металла, с гравировкой и чернением, создающими эффект угрожающего взгляда.
– Снова масоны, – поджал губы Буй-Тур, забирая значок. – Хотел бы я знать, что за сволочная команда охотится за тобой, мастер.
– Я не знаю, – тихо сказал Андрей.
– Ладно, разберемся, по коням. Где твоя подруга?
Из подъезда выбежала Млада, прижимая к груди коричневую сумочку.
– Наконец-то. Поехали.
Они быстро сели в джип, и Олег лихо вырулил со двора на улицу.
– Куда, командир?
– У меня есть идея. – Буй-Тур, севший рядом с водителем, оглянулся. – Эти киллер-масоны не отстанут, пока не добьются своего или не получат приказ отмены операции. А так как все дело упирается, на мой взгляд, в открытие твоего друга Федорова, надо это открытие предъявить общественности. Кто-то очень не хочет, чтобы люди узнали о возможности альтернативного подхода к энергетическим и транспортным проблемам. Возможно, это кто-то из нынешних отечественных или забугорных олигархов, снимающих миллиарды «зеленых» с торговли нефтью. Естественно, им не хочется терять налаженный процесс получения прибыли, а рисковать вкладывать деньги в новые технические разработки они не хотят. Но может быть, твои недруги действительно работают на орден. – Буй-Тур повертел в пальцах значок в форме глаза. – Тогда проблема начинает выглядеть в ином свете, хотя нам от этого не легче. И все-таки я считаю, что если мы покажем… как ты сказал? энлоид? – твоего друга телевизионщикам и передадим его разработки в Академию наук или лучше президенту, от нас отстанут.
Андрей посмотрел на Младу, ответившую ему доверчивым взглядом, помедлил.
– Похоже, другого выхода у нас нет. Едем в деревню. Но на джипе мы энлоид Левы не вывезем.
– Определимся на месте. В крайнем случае одолжим у сельчан трактор или «Газель».
– Вообще-то тут у вас становится шумно, – заметил Олег, посмотрев на пассажиров в зеркальце заднего вида. – Пора отсюда сматываться. Мне здесь не комфортно. Командир, ну-ка глянь, не за нами ли шпарит вот тот броневичок «мерин»?
Буй-Тур тоже посмотрел назад в зеркальце.
– Давани на газ.
Олег увеличил скорость.
Черный джип «Мерседес ML-200» отстал. Но ни у кого из мужчин сей факт облегчения не вызвал. Они справились с группой, преследующей Данилина, но не были убеждены, что неизвестные спецназовцы действовали без поддержки других групп.
– Я боюсь! – шепнула Млада на ухо Андрею.
Он молча прижал ее к себе.
Тарасов
29—30 декабря
После ужина в ресторане «Золотой» Тарасов повез Яну к себе, и они провели вдвоем чудесный вечер, полный ожидания любви и теплой тяги тел к взаимному обладанию. Все было в радость: лукавый взгляд из-под длинных ресниц, шутка, притворная строгость, размышления о жизни, случайное касание рук и не случайное – губ. Им было интересно друг с другом, мир за стенами квартиры временно стал лишним, и они разговаривали, пили вино и кофе, смеялись, устраивали шутливые перепалки, обнимались и целовались, и этого было мало, а вечер длился, длился, длился до утра, и встреча перешла в фазу отдыха, лишь когда оба устали от ласк и угомонились, лежа в обнимку на кровати: он – на спине, она – у него на груди.
– Ты не рассердишься, если я задам интимный вопрос? – прошептала Яна.
– Рассержусь, – сказал он; ее волосы щекотали ему нос.
– Ты говорил, что был женат… а как вы познакомились?
Он помолчал, вспоминая встречи со Светланой.
– Это случилось на дне рождения у друга. Его жена пригласила подружку, нас посадили рядом… Но сначала мы не понравились друг другу.
– Почему?
– Я был молодой, ферзевый, самоуверенный… впрочем, и Света тоже была не подарок в этом смысле. Мы долго пикировались, я даже разозлился… дубина. – Он усмехнулся. – Помню даже, что мы сказали напоследок, при прощании.
– Что?
– Она заметила: будь вы моим мужем, я бы подсыпала вам яд в кофе.
– А ты?
– Я ответил: будь вы моей женой, я бы этот кофе выпил.
Яна засмеялась.
– Эта фраза приписывается Уинстону Черчиллю.
– Не приписывается, это история его знакомства со своей женой, описанная им в мемуарах. Таким образом оказалось, что Света читает не только дамские романы. В общем, мы потом встретились и в конце концов поженились. Потом я уехал в Корею, а мои пошли на «Норд-Ост». А спустя месяц погибла и Света.
Яна поежилась.
– Извини…
– Тебе не за что извиняться. Именно после гибели Светланы я и стал работать в… отделе спецопераций. Тогда я даже не представлял, что террористы имеют свои собственные научно-исследовательские институты и центры управления, в основном – за рубежом. Как же славно было их находить и…
– Ты серьезно – об институтах?
– Ну, не совсем институты, такие, как везде, но самые настоящие интеллектуальные центры. Это и спецслужбы, генеральные штабы государств-заказчиков, и мозговые штабы экстремистских партий и всяких международных организаций. Позже я осознал, что терроризм в отличие от обычной преступности, которая по большей части спонтанна, есть регулируемый криминально-политический процесс. О нем нельзя судить по обколотым исполнителям. Террор – дело интеллектуалов, которые всегда шли и идут на полшага впереди спецслужб. Тем почетнее и весомее каждая наша победа над ними.
– Значит, ты служишь в подразделении антитеррора?
Он улыбнулся.
– Можно сказать и так. Но об этом никому ничего нельзя рассказывать, даже маме. Кстати, как она относится к нашим встречам?
– Положительно, – улыбнулась и Яна. – Она у меня строгая, но справедливая.
– А отец?
– Он как раз слишком добрый… и несамостоятельный. Мне иногда его так жалко… а иногда убить хочется!
– Из-за Геннадия?
– Да. Геннадий маме никогда не нравился, но папа настоял на своем… Хочешь, я тебя познакомлю с мамой?
– Думаешь, уже пора?
– Ах ты, противный! Соблазнил девушку, а теперь хочешь сделать вид, что это я тебе на шею вешаюсь?! – Она попыталась стукнуть его по носу.
Он легонько выкрутил ей руку и поцеловал в подбородок, потом ниже – в грудь, и еще ниже… Сказал глубокомысленно, не спеша ее освобождать:
– Чем выше интеллект, тем ниже поцелуй…
Она не выдержала, рассмеялась.
– Нет, ты все-таки невозможный человек, Роман. Кстати, когда знакомились, ты называл другую фамилию – Макаров. А недавно сказал по телефону: «Слушаю, Тарасов». Какая фамилия у тебя настоящая?
– Никому не скажешь?
– Никому! – поклялась Яна.
– Тарасов. И не Роман, а Владислав. Но и об этом никому знать не надобно.
– Я не проговорюсь. А зачем тебе две фамилии и два имени? Для конспирации?
– Ты слишком догадлива для своего возраста.
– Опять? – нахмурилась она притворно.
– Сдаюсь! – вытянул он руки вперед. – Хочешь кофе?
– То-то же! Я хочу спать.
– Тогда спи, я постерегу твой сон.
– Нет, если я усну, то просплю весь день, а мне к девяти на работу. Давай свой кофе. Хотя мама всегда говорила, что кофе – это лишнее. Для русского менталитета лучший напиток – чай.
– Дед мой утверждал – квас.
– Квас хорош летом, а чай – в любое время года. И все же приготовь кофе. Как заявил поэт:[22] «Я могу прожить без необходимого, но без лишнего – не могу».
– Готов подписаться под этими словами обеими руками.
Владислав чмокнул Яну в плечо, накинул на себя халат и пошел на кухню варить кофе.
Через четверть часа они пили кофе, сидя в кровати. Но, несмотря на этот вкусный допинг, Яна все же уснула, и вернувшийся из кухни Тарасов, относивший посуду, не стал ее будить. Залез в ванну, искупался, хотел было прилечь рядом – теплая ванна разморила, – и в это время промурлыкал телефон.
– Меня нет дома, – пробормотал Тарасов, но трубку снял. В столь ранний час звонить могли только по делу, поэтому игнорировать телефон не стоило.
– Изменились обстоятельства, Владислав Захарович, – раздался в трубке голос воеводы Николая. – Вам надлежит немедленно выехать в Кострому по тому делу, о котором я говорил. Объект изучения – учитель физкультуры Двенадцатой гимназии Данилин Андрей Брониславович.
– Изучения? – поднял брови Тарасов.
– Мне сильно не по душе давление, оказываемое на нашу структуру князем Шельминым, который в отсутствие Всеслава Антоновича требует ликвидации объекта. Поэтому вам придется своими силами отыскать компромат на Данилина и только после этого объект нейтрализовать. Все необходимые документы вам и членам дружины привезет мой послух Василий. У вас на руках будет карт-бланш на содействие местных правоохранительных органов. Настоящий. Только с другой фамилией. Желаю удачи.
– Благодарю.
Тарасов подержал трубку возле уха, вслушиваясь в звоночки отбоя, потом сквозь зубы выругался, вдруг поймав себя на мысли, что не хочет никуда ехать, кого-то искать и нейтрализовывать.
Заглянул в спальню.
Яна спала, уютно свернувшись под одеялом.
Жизнь была здесь, а не где-то там далеко, за стенами квартиры, дома, города. Она звала, она ждала, и жить стоило только ради нее.
«Вернусь – потребую отпуск!» – подумал Тарасов строптиво.
Яна все поняла, как надо, и оправдываться ему не пришлось.
– Надеюсь, ты вернешься к Новому году, – сказала она с притворной строгостью, намекая, что до первого января осталось всего два дня. – Хотелось бы встретить его вместе.
– Встретим, – пообещал он уверенно. – Если не смогу приехать я, ты приедешь ко мне.
– Куда?
– В Кострому.
– Ты же говорил, что специализируешься по зарубежу.
– Так сложились звезды. Как говорится, начальству виднее, кого и куда посылать.
Он отвез девушку домой – она захотела переодеться перед работой – и поехал к воеводе. Обсуждение деталей предстоящего рейда в Кострому не заняло много времени, информации у воеводы было мало, Владислав забрал необходимые для поездки документы и отправился обратно домой, вызвав по дороге свою команду.
Первым в квартире Тарасова появился Хан, сердитый и раздраженный. Оказалось, что он ехал на метро, и сотрудники милиции метрополитена заставили его предъявить документы.
– Козлы! – заключил он после того, как рассказал об инциденте. – Пока не показал им «корочки» – не хотели отпускать.
– Больно физия у тебя специфическая, – улыбнулся Тарасов. – За версту видно, что ты «лицо кавказской национальности».
– Ни хрена подобного, я татарин.
– Тем более. А почему ты не со всеми?
– У девушки ночевал.
– И давно ты с ней знаком?
– Вчера познакомился, – ухмыльнулся лейтенант.
– Быстро ты с ними…
– А чего лясы точить, цветочки дарить? Понравились друг другу – и в постель. Поэтому и пришлось ехать на метро. Кстати, ты сам давно в метро не спускался?
– Да уж порядочно, а что?
– Эти идиоты – метрополитеновцы стали дублировать надписи на латинице. Представляешь? В парижском метро все надписи только на французском, в Нью-Йорке – на английском, а у нас почему-то решили выпендриться.
– Там уважают свой язык, а наши чиновники – нет.
– Скоты!
– Полностью согласен. Жаль, что всех дураков и сволочей не «перемочишь».
– Но работать в этом направлении надо. Зачем вызывал?
– Едем в Кострому.
– Куда?!
– Сейчас приползут остальные, и я все расскажу.
– У тебя пиво есть?
– Отставить пиво, с этой минуты пьем только соки.
– Туркменбаши нашелся, понимаешь… – проворчал Хан. – Тот вон тоже запретил пить пиво «настоящим» туркменам. Вспомнил, наверное, как в советские времена устраивали антиалкогольные кампании.
– У него получится.
– Эт точно, всех задавил своей простотой.
Через несколько минут заявились остальные бойцы группы. Гроза и Хохол веселились, Инженер и Батон выглядели как всегда, Нос был мрачен.
– В чем дело? – осведомился Тарасов.
– Им бы только поиздеваться… – отвернулся белорус.
– Ты глянь, командир, в чем он пришел, – хихикнул Гроза. – То ли сослепу, то ли с перепою.
– Склероз, однако, – добавил Хохол.
Тарасов перевел взгляд на ноги лейтенанта и невольно улыбнулся.
Нос был обут в летние туфли.
– Почему не по форме?
– Промахнулся, – подсказал Гроза, давясь от смеха.
– Сам дурак, – огрызнулся Нос.
– Почему же вы не вернулись, чтобы переобуться?
– Заметили, когда уже полпути проехали, возвращаться не стали – плохая примета.
– Ладно, найдем мы ему зимние сапоги, у меня запасные есть, а размер носим одинаковый.
– Анекдот вспомнил, про сапоги, – вставил слово Хохол.
– Отставить анекдоты!
– Он короткий и смешной. Генерал говорит солдатам: «Хочу иметь крокодиловые сапоги!» Ночью рота спецназа десантируется на берег Нила. Проходит день, другой, третий, никаких новостей. Генерал сам летит к месту высадки. Весь берег реки завален трупами крокодилов. Спецназовцы в воде, выгоняют крокодилов на берег. Из воды показывается очередной крокодил, его бьют по башке дубиной, вытаскивают, и старший группы кричит: «Давай следующего! Этот тоже без сапог».
Засмеялись двое – Батон и сам Хохол. Остальные знали этот анекдот давно.
– Пошутили? – оглядел команду Владислав. – А теперь за дело. Час на экипировку, четыре часа на дорогу. В два часа дня мы должны быть в Костроме. Вопросы – в машине.

Кострома встретила их снегопадом.
Тарасов ехал на своей голубой «Субару Импрезе» вместе с Инженером, поэтому снегопад его не напрягал. Но остальные сидели в салоне минивэна «Баргузин» отечественного производства, не рассчитанного на эксплуатацию в экстремальных условиях, и Тарасову приходилось сдерживать прыть своего «мустанга», способного двигаться вдвое быстрей.
В Костроме разделились на пары.
Гроза с Инженером поехали в гимназию, где работал Данилин, Батон с Хохлом – к нему домой, Носова Владислав отправил в городскую прокуратуру, а сам с Ханом направился в Управление внутренних дел Костромы.
Дежурный долго вертел в пальцах удостоверение Тарасова, утверждавшее, что он является полковником Управления антитеррора ФСБ Макаровым. Потом все же пропустил обоих в здание, назвав номер кабинета начальника УВД.
Начальник встретил их, стоя.
– Подполковник Браверман. Какими ветрами занесло вас в наши края?
– Попутными, – туманно пояснил Тарасов. – Я бы хотел получить от вас кое-какую информацию.
– Весь штат Управления в вашем распоряжении.
– Весь не нужен. – Владислав сел, Хан тоже. – Во-первых, покажите нам сводку по городу и району за последние десять дней. Во-вторых, предоставьте доступ к базе данных. В-третьих, о нашем визите рядовые сотрудники вашего управления знать не должны.
– Само собой разумеется, с этим проблем не будет. – Лысый, но усатый Браверман почесал затылок. – Но вот с доступом…
– Нам не нужны кадровые файлы, нас интересуют контакты ваших сотрудников с приезжими. Я хочу знать, кто приезжал в Кострому с документами типа моего, с кем из ваших подчиненных встречался, что это были за люди.
– Не понимаю, при чем тут мои…
– Потом поймете. Добавлю: количество звездочек на ваших погонах находится в прямой зависимости от вашего желания помогать нам. Дело серьезное, так что давайте обойдемся без удивленных взглядов и вопросов.
Подполковник вспотел, но сохранил лицо: возражать не стал и качать права не решился.
– Сделаю все, что в моих силах. Вот сводка криминогенной обстановки в городе за последнюю декаду декабря.
На экране монитора появился текст, фотографии, схемы происшествий.
– Садитесь на мое место, удобнее будет… – Браверман приподнялся.
– Не беспокойтесь, только поверните монитор.
Подполковник с готовностью повиновался.
– Что-нибудь еще?
– В вашей конторе варят приличный кофе? – впервые подал голос Хан.
– Сделаем, – кивнул начальник УВД, нажал клавишу селектора. – Татьяна, принеси кофе на двоих… нет, на троих, только свари настоящий.
– Сейчас принесу, Вадим Аркадьевич, – ответила секретарша.
Вскоре в кабинете запахло кофе.
Тарасов с удовольствием опорожнил чашку, продолжая читать сообщения о разбойных нападениях, кражах, угонах автомобилей и убийствах. Наконец, в сводке мелькнула фамилия Данилин.
– Что у вас на этого человека?
Браверман пожал круглыми плечами.
– Его делом занимается майор Гарин. Данилин подозревается в убийстве ученого Федорова и его жены, а также своей квартирной хозяйки Анны Игнатьевны Горобец. Кроме того, ему инкриминируется убийство четверых молодых приезжих, в том числе – женщины.
Тарасов покачал головой.
– Крутой парень! У вас есть доказательства?
– Прямых нет, но… могу вызвать майора, он знает все подробности дела.
– Вызывайте.
Браверман нажал клавишу:
– Таня, найди мне Гарина, срочно.
– Хорошо, Вадим Аркадьевич.
Через десять минут в кабинет вошел небольшого роста, лысоватый, как и его начальник, с резкими чертами лица майор.
– Николай Сергеевич, вот товарищи из Москвы интересуются делом Данилина. Расскажи о нем, что знаешь.
– Не они первые интересуются Данилиным, – пробурчал Гарин, окидывая Тарасова и Хана неласковым взглядом.
Владислав и лейтенант переглянулись.
– Интересно, – сказал Тарасов. – Это кто же еще им интересуется?
– Ну, во-первых, наша прокуратура. Во-вторых, мне звонили из Москвы, из главной конторы…
– Какой?
– Из Федерального агентства расследований, генерал Махневский. Ему нужны были сведения о Данилине. Я дал.
Браверман побагровел.
– Почему же меня не предупредил?!
– Он сказал, что с вами согласовано… – Гарин понял, что попал впросак, сделал каменное лицо. – Я готов понести наказание.
– Да я тебя, майор!..
– Подождите, подполковник, – остановил Тарасов начальника УВД, – потом разберетесь, кто прав, кто виноват. Я не знаю в агентстве генерала по фамилии Махневский. Но не суть. Давайте поговорим о Данилине, чисто конкретно. Что это за человек?
– Учитель физкультуры, – сказал Гарин, вздыхая с облегчением. – Мастер рукопашного боя, тренирует в городе пацанов. По нашим данным, он бывший инструктор ГРУ, но по какой причине уволен – неизвестно. Его хорошо знал наш сотрудник капитан Скрылев.
– Могу я с ним побеседовать?
– Вы не дочитали сводку, – сказал Браверман, недовольный своим подчиненным. – Скрылев убит. И в этом деле тоже не все ясно. Такое впечатление, что все знакомые Данилина вдруг начинают погибать. Непонятно, за что он их убивает и он ли, но тенденция странная.
– Я с ним беседовал, – сказал Гарин. – С виду вполне нормальный мужик. Но ведь недаром говорится: в тихом омуте…
– Вопрос, – перебил его Тарасов. – Здесь указано, что машину Данилина нашли на ипподроме, разбитую, и там же произошла перестрелка между неизвестными…
– Наличие машины Данилина на месте преступления дает нам основания подозревать его в совершении преступления и участии в криминальных структурах. На ипподроме было убито четверо: трое молодых людей и женщина. Принадлежность их к одной из преступных группировок устанавливается. Никаких документов на их телах не обнаружено. Ясно одно: они не местные, прибыли скорее всего из Москвы, угнали из гаража МЧС «десятку» и микроавтобус и устроили охоту на Данилина.
– Вот как?
– Это мое личное мнение, – сказал Гарин. – Но картина вырисовывается такая. А это, в свою очередь, говорит о том, что тихоня-учитель – не тот, за кого себя выдает.
– Еще неизвестно… – начал Браверман.
– У вас есть досье на Данилина? – спросил Тарасов. – Где родился, учился, проходил службу, работал…
– Принеси, – посмотрел на майора начальник УВД.
– А также дело Федорова.
– И дело Федорова.
Гарин вышел.
– Еще кофе? – предложил подполковник.
– Если не сложно.
– Татьяна, еще кофе.
Секретарша унесла пустые чашки и принесла полные.
– Вот тут у вас в сводке упоминается еще одна бандитская разборка – во дворе дома номер три по улице Островского. Труп один, но симптоматика схожа с разборками на ипподроме. Удалось что-нибудь выяснить?
– Почти ничего, – поморщился Браверман. – По свидетельствам очевидцев произошла драка между двумя группами каких-то отморозков. Трое отметелили семерых, убили девицу, забрали какую-то беременную женщину и уехали на джипе «Мерседес». Джип в розыске.
– Данилин тоже замечен с какой-то беременной дамой, – сказал Хан. – Это не он там был, случайно?
Браверман развел руками:
– Следствие продолжается, но ничего конкретного сказать не могу.
Вернулся майор, подал две папки, одну тощую, другую потолще.
– Зачем вам это, если не секрет?
– Секрет, – усмехнулся Тарасов. – Но вам я скажу. Делом Данилина заинтересовались на самом верху. – Он поднял глаза к потолку. – У меня карт-бланш на расследование всех обстоятельств дела. Но не дай бог произойдет утечка информации! Понимаете, чем это вам грозит?
– Так точно! – в один голос ответили подполковник и майор.
– Ну и хорошо. Занимайтесь своими делами, а мы тут посидим в уголочке, покумекаем, почитаем материальчик. Появятся вопросы – побеседуем.
– Да, конечно.
Браверман движением бровей выставил майора за порог, усадил гостей за журнальный столик в углу кабинета, и они принялись изучать досье на Федорова и Данилина, изредка делая пометки в блокнотах. Через час Тарасов знал примерно столько же о Данилине, сколько и следователи.
Поблагодарив начальника УВД «за содействие особо важному расследованию», гости покинули управление.
– Ты действительно знаком с начальством ФАР? – полюбопытствовал Хан. – Откуда тебе известно, что генерал Махневский там не работает?
– Этого я не знаю, – дернул уголком губ Тарасов. – Но абсолютно уверен, что никакой генерал не станет звонить майору в Костромское УВД и интересоваться каким-то учителем физкультуры. Не генеральский это уровень. Кто-то просто прикрылся фамилией генерала, причем кто-то неплохо знающий местное милицейское начальство.
– Кто?
– Хороший вопрос. Я бы тоже хотел иметь на него ответ.
– Куда мы теперь?
– Соберемся вместе – обсудим. А пока давай-ка пообедаем, я тут недалеко заметил ресторанчик.

К трем часам дня, после сверки всех полученных сведений, наметились реальные пути поиска Данилина. Всего таких путей оказалось три: первый – через бывшую жену учителя, второй – с помощью его близкого приятеля Владимира Кабанова, третий – через связь Данилина с убитым Федоровым. Удалось найти след ученого: по данным налоговой инспекции, Лев Людвигович Федоров летом этого года приобрел в деревне Суконниково под Костромой старый дом. Если Данилин знал об этом, а он наверняка знал, так как был близким другом покойного, то вполне мог поехать в деревню, чтобы отсидеться там какое-то время в относительной безопасности.
Отправив по двум первым адресам Грозу и Носа, Тарасов посетил гараж МЧС Костромы и выяснил, что угоны машин – «десятки» и микроавтобуса «Баргузин» – действительно имели место. При этом у Владислава создалось впечатление, что руководство гаража отнеслось к этому слишком спокойно, словно имело гарантии возвращения угнанных авто. Будь у Тарасова время, он добился бы полной ясности в этом вопросе, однако ему очень хотелось вернуться в Москву до наступления Нового года, и свои подозрения он проверять не стал.
Гроза и Нос вернулись ни с чем.
Бывшая жена Данилина давно с ним не встречалась и разговаривать о нем с «представителем органов» не захотела.
Владимир Кабанов оказался человеком порядочным и любезным. Он был весьма обеспокоен отсутствием друга и его знакомой, но помочь «следователю» найти Данилина не смог. Назвав две фамилии приятелей учителя, с которыми тот изредка встречался, Кабанов развел руками и виновато улыбнулся:
– К сожалению, больше я никого не знаю. А почему вы ищете Андрея? Он что-нибудь натворил?
– Разве ваш друг способен что-нибудь натворить? – осведомился «следователь» – Нос.
– Нет, но… – смешался Кабанов, – я просто так спросил. Андрей очень хороший человек, зря мухи не обидит, никогда ни с кем не конфликтует. Но в последнее время с ним что-то происходит, а мне он ничего не говорит.
– Он в большой ж… опасности, – мрачно сказал Нос. – Если что-либо узнаете или Данилин позвонит вам – дайте нам знать. Вот телефон. И последний вопрос: он за последние две недели не выезжал за пределы Костромы?
– Н-нет… то есть не знаю… хотя подождите… Андрей говорил, что ездил к Леве в деревню… это друг Андрея, его убили недавно…
– В какую именно деревню?
– Вот этого не знаю, – снова развел руками Кабанов.
– Что ж, и на этом спасибо, – сказал Нос, протягивая ему руку.
– Подведем итоги, – сказал Тарасов, выслушав подчиненных. – Ясно, что после всех событий Данилин постарается исчезнуть из города. Но поскольку за ним ведет охоту какая-то крутая контора, он, как человек опытный, вряд ли кинется на вокзал или в аэропорт. Поэтому у нас есть шанс застукать его на «лежбище». В городе его скорее всего нет. Значит, он действительно уехал в деревню. Едем туда. Возражения есть?
Возражений не последовало.
Через полчаса две машины отряда выехали на Галичское шоссе. В половине шестого, когда уже стемнело, они миновали окраины села Никольского и свернули на дорогу к деревне Суконниково. Пошел снег, но дорогу недавно прочистили грейдером, и особых хлопот водителям она не доставляла. Потом водитель «Субару» – за рулем сидел Гроза – обратил внимание на следы недавно проехавшего по дороге автомобиля.
– Смотри, командир. Похоже, мы на верном пути. Кто-то здесь проехал перед нами, с полчаса назад, следы еще не замело. Судя по ширине отпечатков, это был джипер.
– Приготовились, – бросил Тарасов в телефон; в салоне «Субару», кроме него, находился еще Батон, остальные ехали сзади в «Баргузине». – Покажется деревня – останавливаемся.
Снегопад усилился, и тьма вокруг сгустилась. Лучи фар проделывали в белой пелене тоннели, которые заканчивались уже в двадцати метрах перед автомобилем. Скорость движения упала. Однако от Никольского до Суконникова было всего два километра, поэтому дорога потребовала не больше десяти минут.
Показался зыбкий световой конус – у въезда в деревню горел фонарь.
Колонна остановилась. Гроза оглянулся.
– Нам нельзя бросать здесь машины. Если кто-нибудь вздумает поехать в деревню или обратно – не проедет.
– В такую погоду вряд ли кто-нибудь рискнет выехать из дома, – сказал Тарасов. – Но ты прав, лучше перестраховаться. Поедем тихо, без света. Если бы мы знали точно, где тут дом, принадлежащий Федорову…
– Придется допросить аборигенов.
– Могу зайти в гости, – предложил Батон.
– Ага, иди, они как тебя увидят – со страху обмочатся, – съязвил Гроза. – Ты же вылитый террорист.
– Нос пойдет, – решил Тарасов, вызывая вторую машину.
Лейтенант выбрался из микроавтобуса, зашагал к первой избе деревни, у которой светилось одно окошко. Пропадал он недолго, минут семь, всунулся в «Субару»:
– Бабуля говорит, что тут многие сельчане свои избы продали, очевидно костромичам, «новым русским». Но вроде бы одну хату – у тетки Граихи – купил какой-то ученый.
– Федоров!
– Едва ли тут решили осесть сразу несколько ученых, кроме Федорова. А хата Граихи стоит справа, предпоследняя в ряду.
– Поехали.
Машины осторожно двинулись по улице, освещенной только в начале и в конце двумя фонарями. Остановились на площади, где стоял какой-то сарай и небольшой деревянный домик с железной крышей, оказавшийся магазином. По причине непогоды он был уже закрыт.
– Все, дальше идем пешком, – решил Тарасов. – Стрелять только в крайнем случае! Данилин мне нужен живым и здоровым. Я до сих пор не знаю причин, по которым этот человек должен умереть.
– Не беспокойся, командир, – сказал Гроза. – Все сделаем в лучшем виде. Будь он трижды семи пядей во лбу, с нами этому парню не справиться.
Дом, принадлежащий Федорову – по словам жительницы деревни, группа окружила в пять минут восьмого. Снегопад чуть приутих, но все же не позволял различать детали пейзажа уже в десяти шагах, что было только на руку бойцам СОС.
За воротами во двор Тарасов разглядел некую металлическую громаду, подал знак: все надели инфраочки и теперь видели друг друга желтыми призраками на фоне коричневых и темно-зеленых пятен и полос. Во дворе хаты стоял джип, и его мотор еще не успел остыть до температуры окружающей среды.
Жест Владислава – большой палец вниз – означал, что объект поиска находится здесь, в доме, в котором светились все окна.
Группа быстро, не советуясь, «на автомате», разобрала «зоны внимания»: Батон и Хохол – взяли под контроль окна, Нос и Хан – двор, Инженер, Гроза и сам Тарасов – вход в избу с улицы.
Подготовка к атаке длилась около минуты. Все замерли, оглянувшись на командира. Тарасов поднял вверх кулак: знаком к началу операции должны были послужить растопыренные пальцы.
И в этот момент в сенях избы вспыхнул свет, загремело, раздались мужские голоса, шаги, дверь во двор распахнулась и из нее к джипу вышли трое мужчин. Нос и Хан едва успели спрятаться за джипом. Однако мужчины в накинутых, но не застегнутых ватниках, без головных уборов, подошли к сараю, открыли дверь рядом с воротами и вошли внутрь. В сарае вспыхнул свет, судя по засветившимся щелям.
Сориентировавшись, Тарасов подал сигнал, и отряд окружил сарай, внутри которого раздавались голоса, восклицания, слышались стуки и металлические позвякивания. Затем раздался треск и гудение, начавшееся с низких тонов и перешедшее в тонкий свист.
Владислав махнул рукой и первым ворвался в сарай, сжимая в руке бесшумный «кедр». Перед его взором предстала прелюбопытная картина.
Две лампочки без отражающих плафонов освещали самую настоящую мастерскую с верстаком, на котором красовалась непонятная конструкция, напоминающая небольшой раскуроченный батискаф, с двумя аппаратными шкафами, приборами, опутанными проводами и разным металлическим хламом. А посреди сарая висела в воздухе свистящая металлическая лодка-гондола, утыканная стержнями и трубками, внутри которой сидел русоволосый мужчина с яркими – не карими, а скорее янтарно-желтыми глазами. Тарасов узнал его – это был объект их поиска, учитель физкультуры Двенадцатой гимназии Андрей Данилин.
Еще двое мужчин, застыв как изваяния, задрав головы, разглядывали висевшую в воздухе «лодку». Один был мал ростом, но крепок, подвижен и ощутимо опасен. Второй был на голову выше, шире в плечах и тоже опасен, как готовый к прыжку зверь. Однако самым опасным из всех присутствующих – по ощущениям Тарасова – был третий, в гондоле, с виду приятный и уравновешенный. В глазах его, устремленных на Тарасова, не было ни страха, ни неуверенности, ни сомнений, только сосредоточенное внимание и вопрос.
Когда полковник ворвался в сарай, все трое мужчин оглянулись, но не сделали ни одного движения, хотя менее опасными от этого не стали.
– Стоять! – приказал Владислав, направляя ствол пистолета-пулемета на Данилина. – Дом окружен! Сопротивление бессмысленно!
Из-за его спины в сарай вошли Хан и Нос с пистолетами в руках, взяли под прицел тех, кто стоял на полу сарая. Несколько секунд гости и хозяева разглядывали друг друга. Потом мужчина небольшого роста, с карими глазами и носом-картошкой, сказал без особой тревоги в голосе:
– Я полковник Федеральной службы расследований Гордеев. Не изволите представиться?
Тарасов шагнул вперед, продолжая контролировать каждое движение незнакомцев. Они были профессионалами, судя по реакции и поведению, и отсутствие оружия в их руках еще не гарантировало бойцам Тарасова полной и бескровной победы.
– Я полковник Макаров, – сказал Владислав, – отдел спецопераций. Мне поручено взять под стражу Андрея Брониславовича Данилина, допросить и доставить в Москву.
– Кем поручено?
– Моим начальством.
– А вы понимаете, полковник, что я не дам вам этого сделать? Мое начальство приказало мне то же самое, и я здесь оказался раньше вас.
– Надеюсь, вы тоже понимаете, полковник, что ваше начальство нам не указ. К тому же сила не на вашей стороне. А еще я очень прошу не делать резких движений и сдать оружие.
Низкорослый и его напарник переглянулись.
– А хорошо смазанная кочерга вам не нужна? – поинтересовался высокий. – Мы ведь при исполнении, можем и сами потребовать того же от вас.
– Закон на нашей стороне, – усмехнулся Тарасов, чувствуя дискомфорт; Данилин продолжал сидеть без движения в парящей под крышей сарая гондоле и разглядывать его с какой-то странной задумчивостью. Это беспокоило и заставляло напрягаться.
– Какой еще закон?
– Закон силы.
– Я знаю другой закон: тот, кто пришел первым, пользуется преимуществом.
– Обыщите их, – сказал Тарасов.
Хан двинулся к мужчинам, качнул стволом пистолета:
– Руки!
Низкорослый помедлил, но руки поднял. Его сосед медленно развел руки в стороны, сцепил пальцы на затылке.
Хан обыскал низкорослого, обнаружил пистолет, бросил его Носу. Начал обыскивать второго… и тут же отпрянул в сторону, обладая врожденным чутьем опасности. Напарник низкорослого выбил у него пистолет, вцепился в плечо, развернул для проведения приема. Но и Хан не сплоховал, перехватил руку противника, второй вцепился в ухо, ударил, получил ответный удар и отпрыгнул с удивленным вскриком:
– Твою мать! Это же наши!
Здоровенный напарник низкорослого бросился было на Хана снова, но Тарасов дал короткую – в три патрона – очередь ему под ноги.
– Замри! Пули не маслины, не перевариваются! В чем дело? – Вопрос предназначался Хану.
– У него маркер за ухом! – ответил лейтенант, держась за щеку. – Птица!
Тарасов нахмурился.
– Может, родинка?
– Сам посмотри!
Владислав смерил взглядом бугая в ватнике, глянул на низкорослого.
– Служба расследований, говоришь? Покажи-ка ухо, полковник.
– Это может стоить тебе жизни, полковник, – покачал головой низкорослый. – Сначала свое ухо покажи.
Тарасов подошел к нему, отогнул левое ухо: у него там был вытатуирован профиль тигра. Низкорослый отогнул свое, показывая изображение сокола.
– Вот так сюрпризец!
– Это уж точно!
– Группа «Сокол», если не ошибаюсь?
– Так точно. А вы – группа СОС, если не ошибаюсь?
– Произошла накладка. Придется докладывать начальству.
– Звони. Только нет никакой накладки, полковник, мы тут по другому делу.
Тарасов глянул на смотревшего на них сверху Данилина, махнул рукой:
– Спускайтесь, господин учитель, побеседуем.
Данилин что-то сделал в гондоле, и та, изменив тон гудения-свиста, пошла на снижение.
Периметр ВВС
30 декабря
Отверских болотах ходит много легенд, в том числе таинственных, пугающих и страшных. Местные жители знают их достаточно хорошо и гиблые, опасные места обходят стороной. Смельчаки же, исследователи-одиночки, посвятившие себя изучению аномальных явлений природы и зачастую пренебрегавшие советами старожилов, не всегда находят то, что искали, зато почти никогда не возвращаются, уходя в болота.
Конечно, аномальные или, как принято говорить, геопатогенные зоны действительно способны преподнести сюрприз, так как в этих местах физические характеристики пространства отличаются от нормальных. К примеру, в таких зонах может резко увеличиться сила тяжести, электромагнитный фон, темп времени, вырасти или сократиться количество какого-то химического элемента, измениться состав воздуха, консистенция горных пород: твердь под ногами человека вдруг превращается в кисель или, наоборот, прозрачная заводь становится твердью, в которую напрочь вмуровываются ноги. Бывает, что от человека, попавшего под разряд энергии в центре геопатогенной зоны, вообще ничего не остается! Либо он перемещается в будущее или прошлое, не в силах вернуться обратно.
Наука двадцать первого века уже начала подходить к разгадке этих природных явлений, обработав большой массив данных, полученных многими самодеятельными исследователями порой ценой здоровья, а то и жизни.
Но, кроме природных аномальных зон, на территории России существовали аномальные зоны, созданные искусственным путем – для ограничения доступа непосвященных и защиты секретных миссий, время разгерметизации деятельности которых еще не пришло. На северо-востоке Тверской губернии в болотах Оршинского Моха существовала одна из таких зон, закрытая шатром непрогляда. Здесь располагался древний эзотерический центр Союза русских общин – ВВС. Расшифровывалась эта аббревиатура не как Военно-Воздушные Силы, а как Возрожденная Ведическая Служба Рода, и правили ею волхвы и правники – витязи, отвечающие за деятельность ведических, казачьих, славянских национальных общин, соборов и союзов.
Летом в этот район Оршинского Моха пройти и проехать было практически невозможно из-за определенным образом сориентированных трясин и топей. Зимние морозы и снегопады эти топи сковывали снежно-ледяным панцирем, давая возможность смельчакам дойти до центра болот, но тогда включалась другая система защиты ВВС – магическая, отводящая глаза, туманящая сознание, создающая «ведьмины поляны» и «змиевы лабиринты» – особые каналы-ловушки воздействия на подсознание человека, служащие надежными «трансформаторами намерений». Попадая в эти ловушки и исколесив весь лес, человек обычно отказывался от своих замыслов найти проходы к сердцу топи.
Центр ВВС представлял собой комплекс красивейших деревянных шатров и кремлей, создающих эффект благостного сияния. Построен он был больше тысячи лет назад, когда болот в этих местах еще не было, а кругом на сотни верст стоял могучий бор. С тех пор многое изменилось в мире, лес поредел, заболотился, кругом появились города и села, связанные сетями электропередачи, над болотами начали летать самолеты и спутники, а Ладомирье – селище ВВС – так и осталось такой же красивой, ажурной, светлой, сияющей, неподвластной времени.
Двадцать третьего дня месяца сиченя, послуха Стрибога, семь тысяч пятьсот одиннадцатого года Проснувшейся Опоры Рода, то есть тридцатого декабря по нынешним календарям, в светлице Мастера Жизни волхва Гостомысла, заботника Рода, в три часа пополудни беседовали трое: сам хозяин, темноволосый, с нитями седины в волосах и густой бороде, сероглазый, с тонким носом, витязь Бран, защитник Рода, с виду – мужчина средних лет, гладко выбритый, с располагающим лицом и карими глазами, в которых изредка вспыхивал огонь сурового предупреждения, а также седобородый, крупнотелый, ощутимо властный Владыко – Белый волхв, хранитель Рода. Он был стар – по слухам, ему исполнилось двести с лишним лет, – но двигался легко, думал быстро и разговаривал глубоким бархатным баритоном, подчеркивающим гордую внутреннюю силу, твердость и достоинство.
Речь шла о положении, сложившемся в управлении государством, о проникновении на территорию России прямых агентов СТО – Союза тайных орденов и об усилении давления на властные структуры страны внедренных эмиссаров-жрецов Криптосистемы, постепенно распространяющей свои законы и морально-этические установки по всему миру.
– На Земле в настоящее время действует множество тайных организаций, – продолжал неспешную речь Владыко, – и все они стремятся управлять развитием человечества согласно своим целям и пониманию божественной концепции. Но беда в том, что эти организации отрицают Истину: Творец заложил в человека свободный выбор и ответственность за свой выбор, дав ему свободу воли!
– А как можно отвечать за свои решения, – усмехнулся Бран, – если выбор за тебя тайно делают другие? Да еще и нелюди к тому же.
– Все попытки тайно управлять поступками, душами и судьбами людей противны Замыслу Бога нашего, – добавил Гостомысл. – Совершающие сие непотребство должны быть низвергнуты и наказаны. К сожалению, мы видим обратное: человечество почти полностью порабощено, хотя и не осознает этого.
– Предел близок, – согласился Владыко. – Но система нейтрализации контроля проснулась, избрав средоточием светлых сил Русь-Россию. Нас с вами. Россия в конце концов сформирует свое человечество, отринув сообщества упырей и монстров. Даже если весь остальной мир погибнет, Россия останется, ибо существует и вне своей территории – в душах людей. Россия вечна и неуничтожима, как неуничтожим Абсолют и Запредельная Бездна – лоно Творца, так как она является прямым продолжением мысли Творца. Свидетельством тому, что цикл экстазиса сменился циклом катарсиса, служит и появление таких систем, как Русский национальный орден. Но ему не справиться с наступлением многоуровневой экспансии Тьмы, подчинившей высшие институты власти всех государств Земли. Ваши соображения по этому поводу?
– Геократор пытается перехватить управление Россией любой ценой, – сказал Гостомысл, огладив бороду. – В иных случаях нам приходится отступать. Наша опора – панславянское движение, русские и славянские общины и союзы, но они еще не окрепли, да и в руководство их проникли агенты СТО. Опора Геократора – Синедрион с его колоссальной сетью масонских лож, орденов и сект, военные базы, научные центры, так называемые «общественные правозащитные» организации, христианские и неохристианские церкви и купленное на корню чиновничество. Жрецы Геократора подбираются уже и к руководству казачьих и славянских общин, организовали провокационное «языческое» сословие, и даже пытаются подчинить РуНО.
– Да, у нас есть такие сведения, – кивнул Бран. – В России сейчас находится магистр ордена Раздела Джеральд Махаевски, установивший контакт с одним из князей РуНО. Однако его очень трудно, почти невозможно засечь и захватить, он обладает даром магического повелевания.
– Пустите по его следу равного ему.
– Таких у нас мало, Владыко. По пальцам можно пересчитать. И все заняты деланием.
– Чей он посланец? Лорда Акума?
– Геарха, Кондуктора Социума – жреца Тивела.
– Старый враг все еще в седле, – усмехнулся Владыко в бороду. – Давненько я с ним не встречался.
– Судя по его замашкам, жречество вырождается, превращается в бандитский клан, – проворчал Гостомысл.
– Жрецы тоже когда-то были людьми с выдающимися способностями. Однако авторитет высшей касты жрецов всегда привлекает подонков всех мастей, и, при слабости ее защиты, выродки проникают в касту и разлагают ее изнутри. Так произошло со всеми тайными орденами и ложами, не избежал этой участи и Геократор. Что мы можем противопоставить эмиссарам Тивела?
– Я направил в Первопрестольную витязя Лихаря. Среди нас ему нет равных в искусстве охоты и бранного дела. К тому же у нас появились неожиданные сподвижники – потенциальный характерник и вой Данилин, учитель из Костромы, и полковник Буй-Тур, получивший «черную метку» от проникших в РуНО агентов Акума. Лихарь свяжется с ними и попробует уговорить их послужить богоугодному делу.
– Ты имеешь в виду Данилина Андрея, друга убиенного злодеями изобретателя Федорова?
Гостомысл кивнул. Он давно привык к тому, что Владыко, занятый стратегическими масштабными планами ВВС, нередко знает все подробности и мелкие детали отдельных событий.
– Федоров самостоятельно подошел к решению Замысла Миродержателя, создал теорию вакуума и даже соорудил действующую модель летающей лодки. Он назвал ее энлоидом. Но уберечь его мы не смогли.
– Это большая потеря для нации. Давно надо было запустить программу защиты отечественных ученых, стоящих на пороге объяснения основ Мироздания. Мы постоянно теряем блестящие умы. Вот и Федорова не защитили. Надеюсь, его учитель Владимир Леонов не пострадает? Примите надлежащие меры для его охраны, коль уж по Руси бродят псы-выродки Тивела и Акума.
Бран опустил голову. Упрек в первую очередь предназначался ему, отвечающему за оборону и охрану российского пространства, защиту Рода.
– Программа защиты ученых разработана и скоро будет запущена.
– Обратите также внимание на охрану наших суперкомпьютерных центров в Дубне, Черноголовке, в Институте прикладной математики РАН, в МГУ и в Информационно-аналитическом центре параллельных вычислительных сетей. В ближайшее время следует ожидать мощной вирусной атаки на наши сети, а допустить этого нельзя.
– Мы готовимся, – сказал Бран. – Князю Родареву Всеславу удалось внедрить своего человека в компьютерный центр Синедриона, и мы начали получать ценную информацию прямо с «обеденного стола» Акума. Коммуникационный мониторинг запущен, отслеживаются все возможные направления удара, разработана «зеркальная» антивирусная программа.
– Надо собирать Вечевой Сход. – Владыко поднялся. – Мы теряем мастеров и не приобретаем учеников. Пока не заработают в полную силу наши духовные школы – мы будем проигрывать в этой войне, которую не видит народ.
Он шевельнул пальцем, вычерчивая в воздухе сложный символ проявления незримого, произнес глубоким баритоном:
– Освети Явь, отец Богов!
Стены светлицы Гостомысла исчезли, за ними пол и потолок. Находящихся в комнате со всех сторон окружила голубоватая бездна. Затем под ногами людей возникли очертания удаляющейся земли – будто они летели на самолете или в ракете, поднимаясь в космос.
Длился этот «подъем» недолго. Люди повисли на грани тьмы – вверху – и зеленого свечения – внизу. Картина прояснилась. И они увидели под собой огромное пространство страны: поля, леса, озера, реки, горы, города и села, окутанные серой, коричневой или черной дымкой – эманациями Зла. Перед ними лежала пресветлая Русь, завоеванная и униженная чуждыми идеологическими стратагемами, идеями, ложными постулатами, кривыми этическими установками. Земля эта не молила о пощаде, но требовала очищения. Очищения от скверны чужих мыслеформ и законов.
Тарасов
31 декабря
Ехали всю ночь.
В семь утра прибыли в Благоево, и Тарасов сдал задержанных – Данилина с его беременной подругой, которая никак не хотела оставаться одна в деревне, и Буй-Тура с Олегом – охране профилактория, в присутствии воеводы Николая и сурового с виду человека, оказавшегося таким же воеводой, но из другого ведомства РуНО – службы «внутренней коррекции» или ППП.
– Я надеюсь, князь разберется, – сказал Владислав, когда за его «клиентами» закрылись двери хозяйственного корпуса. – Если хотите знать мое мнение, то Данилин ни в чем не виноват. Его подставили. Я проанализировал всю историю с убийством Федорова, в ней нет противоречий. Все дело в работе ученого, которого ликвидировали киллеры какого-то ордена.
Тарасов вложил в ладонь воеводы значок в форме глаза.
– Вам знаком этот предмет?
– Разберемся, – сказал воевода ППП. – Если вы понадобитесь князю, он вас вызовет.
– Ваш князь – не мой прямой начальник, – не сдержался Тарасов; ему все больше начинало казаться, что он поступил неправильно, доставив задержанных сюда.
– Вы обязаны подчиняться каждому иерарху этого уровня. Но, повторяю, мы во всем разберемся, полковник. Благодарю за удачное завершение операции.
– Прощайте, Михаил Константинович, – поклонился воевода Николай говорившему. – Помните наш разговор. Идемте, полковник.
Они сели в «Субару» Тарасова.
– Что вообще происходит? – посмотрел на него Владислав. – Почему нами руководит другой князь? Где Всеслав Антонович?
– Скоро будет, – ответил воевода с философским спокойствием. – Может быть, уже сегодня, к обеду. Но отдаю должное вашей интуиции, Владислав Захарович. Происходит действительно нечто странное, чему нет объяснений. Если бы я мог…
Тарасов подождал продолжения.
– Что?
– Нет, это я о личном. Хорошо, что вы не ликвидировали Данилина, а привезли его сюда вместе с полковником Буй-Туром. Воевода Спирин доложит князю, что полковник по своей инициативе помог вам, и это позволит несколько снять остроту ситуации. Узнав о задержании, а не о ликвидации Данилина, князь пришел в ярость.
– Почему он так заинтересован в уничтожении учителя?
Воевода вздохнул.
– Я не знаю. Пока. Но вы теперь в большой опасности, полковник. Да и мы тоже. Я это чую. Будьте внимательны и осторожны.
– Спасибо за предупреждение. Если бы я хоть что-нибудь понимал… Дай бог, чтобы все обошлось и никто не пострадал. Мне лично Данилин понравился, да и Буй-Тур классный мужик. Если бы они захотели повоевать с нами, наверняка были бы жертвы.
– Все позади, Владислав Захарович, отдыхайте.
– Ребят отпустить?
– Да, пускай возвращаются на базу.
– Вас подвезти?
– Не надо, у меня свой транспорт. – Воевода подал руку Тарасову, вылез из машины, направился к главному корпусу профилактория.
Владислав проводил его задумчивым взглядом, подозвал топтавшихся в отдалении бойцов.
– Все свободны, возвращайтесь на базу. Желаю приятно встретить Новый год.
– Может, тебя подстраховать, командир? – предложил Гроза. – Мало ли что придет в голову твоим рыжим недругам.
– Понадобитесь – вызову. Но, думаю, обойдется. Сами будьте поосторожней, не проводите время в незнакомой компании. Я вам раньше не говорил, теперь скажу: за нашей группой началась охота. Кто и зачем – не знаю сам, но если заметите что-нибудь подозрительное – сразу дайте знать.
Бойцы молча смотрели на Тарасова, и он добавил с кривой усмешкой:
– Звучит как розыгрыш, но информация исходит от проверенных и надежных людей. Вы же слышали признание полковника? Если уж он попал под подозрение по чьему-то расчету, то, вполне возможно, и мы превратимся в дичь.
– Выкладывал бы уже все, командир, – покачал головой Батон.
– Пока я знаю не многим больше, чем вы. Буду знать подробности – сообщу. Все, до связи.
Тарасов пожал руки подчиненным и оставил их размышлять о странном предупреждении командира. Люди они были хладнокровные, уверенные в себе, но опытные и думающие, и Владислав надеялся, что его слова заставят их вести себя посдержаннее.
В Москву он приехал в начале девятого и сразу позвонил Яне.
Она уже собиралась на работу – тридцать первое декабря в МИДе было рабочим днем – и очень обрадовалась, услышав его голос:
– Роман?! Ты вернулся?!
– Только что. Предлагаю забить болт на работу, хватать тачку и мчаться ко мне. Начнем провожать старый год с приятного общения в спальне.
– Ой, не могу, – огорчилась Яна. – Сегодня я обязана быть на торжественном приеме всех послов.
– Жаль, – огорчился и он. – А когда освободишься?
– Не раньше двух.
– Ладно, не переживай, все равно празднуем вместе. Я заеду за тобой, а пока буду готовиться.
– Я пообещала маме познакомить вас. Ты не против?
В голосе девушки зазвучали умоляющие нотки, и Тарасов засмеялся.
– Вообще-то я и сам хотел познакомиться с будущей тещей.
– Что ты сказал?!
– Жди, в два буду у вашей конторы.
Он положил трубку, представил, улыбаясь, лицо девушки и снова засмеялся. На душе, несмотря на все беды и горести российской жизни, было легко и радостно. Он знал, что все у них будет хорошо и ничто и никто не помешает им быть вместе.
Зазвонил телефон. Он снял трубку.
– Я люблю тебя, Слава! – с придыханием сказала Яна.
В трубке запульсировали молоточки отбоя. А он остался стоять в ступоре, вслушиваясь в звон, сквозь который в голове продолжали звучать волшебные слова: я люблю тебя, Слава… Она назвала его настоящим именем, что тоже имело большое значение. Такие слова не говорят кому попало.
Телефон зазвонил снова.
Он быстро схватил трубку, поднес к уху, собираясь пошутить: вы ошиблись номером. Однако вместо ожидаемого голоса Яны раздался незнакомый мужской голос:
– Роман Алексеевич Макаров?
Владислав едва не ответил: его заместитель, – но прикусил язык. Голос ему не понравился, он отдавал запахом пороха и войны.
– Кто спрашивает?
Голос пропал, будто говорившему заткнули рот. Вообще исчезли все шумы линии, в трубке на несколько мгновений воцарилась мертвая тишина, словно связь прекратилась, затем трубка посмотрела на Тарасова оценивающе, со злобной иронией, жестко и грозно, и тишина в динамике сменилась гудочками отбоя.
Владислав осторожно, как змею, положил трубку на рычаг, глянул на свою влажную ладонь и выругался. Интуиция подсказывала, что ему позвонил не просто человек, знавший его по имени, не «телефонный террорист», но очень информированный и опасный наглец, по сути, предупредивший противника о своих намерениях. Это мог быть только тот, о ком Тарасова предупреждали князь и воевода, – прибывший в Россию со своими гнусными планами магистр, ордена Раздела Джеральд Махаевски.
«Махневский!»– всплыла вдруг в памяти фамилия якобы генерала ФАР, позвонившего в Кострому майору Гарину и уговорившего последнего дать ему сведения о Данилине. Может быть, звонил именно Махаевски, а не Махневский?
Тарасов походил по комнате, размышляя о цели звонка неизвестного, потом тряхнул головой и начал раздеваться. Черт с ними со всеми, генералами и магистрами, сегодня праздник, Новый год у ворот, надо жить и веселиться. А магистры пусть убираются в ад и не мешают честным людям радоваться жизни!
В начале двенадцатого, освеженный, чистый, благоухающий дорогим одеколоном (Тарасов предпочитал туалетную воду, одеколон и лосьон после бритья фирмы «Булгари»), он спустился во двор, к машине, открыл дверцу… и упал лицом на тротуар, отреагировав на острое чувство «ветра смерти».
Выстрела он не услышал, зато услышал удар пули, пробившей дверцу машины. Если бы он не упал – аккурат получил бы пулю в живот. Однако, упав, он не стал дожидаться еще одного выстрела, прекрасно понимая ситуацию. Мгновенно откатился в сторону и рывком за колесо втянул себя под защиту заднего бампера «Субару». Пока он демонстрировал чудеса ловкости и гимнастический эквилибр, вторая пуля едва не поставила точку в представлении, пробив воротник зимней куртки, ужалив по касательной шею и вонзившись в литой диск колеса.
За те мгновения, что судьба отвела Владиславу на отступление, он все же успел бросить взгляд на двор и теперь, лежа за машиной, прокручивал в памяти увиденную картину.
Во дворе стояли три-четыре машины, называемые «подснежниками», – из тех, что постоянно забивают дворы многоэтажек Москвы, так как хозяева пользуются ими редко. Кроме них, среди сугробов, оставшихся после чистки двора спецтехникой, располагались еще с десяток автомобилей разных классов. Но из какого именно стреляли, понять сразу было трудно. Требовался еще один взгляд на двор – с другой точки, но для этого надо было рисковать, высовываться, брать темп и действовать, чего Тарасов делать не хотел.
Стрельба прекратилась.
Во дворе ничего не изменилось.
Жители трех девятиэтажек, образовывающих квадрат двора, которые в этот момент находились на его территории, ничего не поняли – стрельба велась из пистолета с насадкой бесшумного боя – и спокойно продолжали заниматься своими делами: выбивали ковры, выгуливали собак, присматривали за маленькими детьми и неторопливо брели через двор.
Секунда истекла.
Тарасов упруго подскочил вверх, охватывая одним взглядом всю панораму двора… и замер, увидев направленный в лицо ствол пистолета в трех шагах от себя. Пистолет принадлежал белокурой девице в дубленке, сидевшей в серой «Волге» с приспущенными боковыми стеклами. Рядом с ней сидела еще одна девица и держала в руке мобильный телефон. Но за минуту до этого стреляла в Тарасова не эта белокурая красавица, она просто выбирала момент, чтобы открыть огонь по «клиенту», который не ждал удара с этой стороны.
Время почти остановилось.
Тарасов совершенно четко увидел движение пальца на курке пистолета («вальтер», мать твою!), прищуренный глаз, ярко размалеванные губы, искривленные азартной полуулыбкой. И одновременно с этим он боковым зрением заметил еще один черный зрачок – «глаз смерти» – в двадцати шагах от этого места, торчащий из окна джипа «Лексус». Кто держал пистолет, разглядеть было невозможно, стекло было тонированное, но Владислав не сомневался, что стреляли в него только что именно из него.
Еще мгновение…
Пальцы киллеров почти вдавили курки пистолетов…
И вдруг что-то произошло!
Какая-то тень мелькнула сбоку, сформировалась в зыбкий текучий силуэт, бесшумно переместившийся к «Волге». Раздался удар в дверцу автомобиля. Девица вскрикнула, роняя пистолет.
Тарасов инстинктивно отшатнулся в сторону, и пуля, выпущенная из джипа, пролетела мимо, с грохотом разнесла заднее стекло старенького желтого «Москвича».
«Призрак» в это время завладел пистолетом девицы в дубленке и сделал несколько выстрелов по джипу. Пули пробили боковое стекло, дверцу, лобовое стекло, оставив в нем две дырочки с паутиной трещин. Водитель «Лексуса», обладая отличной реакцией, рванул машину с места, зацепил мусорный бак, ободрал крыло, но не остановился. Вырулил к проходу между домами, исчез.
За ним помчалась «Волга», пассажирка которой сидела, прижав к груди сломанную руку и глядя на того, кто отнял у нее оружие, круглыми от бешенства и боли глазами.
Машины скрылись из виду. Стало тихо.
«Призрак», превратившийся в невысокого худощавого мужчину средних лет, не выглядевшего атлетом, – обыкновенная фигура, обыкновенное, губастое, гладко выбритое лицо, внимательные голубоватые глаза, – спрятал чужой пистолет в карман серой замшевой куртки, поправил на голове вязаную шапочку. Посмотрел на Тарасова. Глаза его на мгновение вспыхнули, и Владислава шатнуло! Он едва не загородился от этих глаз рукой, с изумлением разглядывая незнакомца.
– Спасибо за помощь… кто вы?
– Будьте внимательнее, Владислав Захарович, – ровным голосом произнес мужчина. – Вас же предупреждали, не стоит пренебрегать добрыми советами. В следующий раз я могу и не успеть.
– Кто вы, черт возьми?!
По губам незнакомца скользнула тонкая снисходительная усмешка.
– Не ангел-хранитель, поверьте. Мы еще встретимся и поговорим, а сейчас я спешу. Повторяю, не будьте беспечным. Советую также не проводить праздник дома. До встречи.
– Погодите… – Рука ухватила воздух.
Неизвестный спаситель Тарасова буквально растворился в воздухе, исчез. Владислав огляделся, поймал несколько любопытных взглядов, брошенных на него прохожими, отряхнулся от снега и подошел к своей ставшей грязно-синей «Субару», потрогал пальцем дырочку от пули.
– Вот паразиты!
Он вдруг только теперь осознал, какой беды избежал. Спину охватил ледяной озноб. Черт возьми, это действительно серьезно! Его враг в Москве и строит свои планы, жаждет убить! Пора принять меры, начать контрохоту и ликвидировать наглеца! В конце концов, он здесь гость, причем гость нежданный и подлый, имеющий связи и средства. Жить спокойно этот подонок не даст!
Тарасов тряхнул головой, сбрасывая оцепенение, сел в машину и обнаружил на сиденье сплющенную пулю. Повертел ее в пальцах, усмехнулся, обретая былую уверенность и хладнокровие. Ну, заяц, погоди! Дай только справить Новый год, а там я тобой займусь!
Он вывел машину на улицу и поехал за Яной.

Пообедали в ресторане «Гетьман» на Арбате.
Яна была счастлива и не скрывала этого.
Тарасов незаметно контролировал окружавшее их пространство, то есть работал, но скрывал свою озабоченность. Впрочем, несмотря на утренний инцидент с нападением и порожденный им душевный дискомфорт, он тоже ощущал радостное нетерпение. Даже ожидание праздника и встречи с любимой девушкой наедине доставляло ему удовольствие. Если бы не предупреждение неизвестного спасителя быть внимательнее, он вообще был бы на верху блаженства.
В четыре с минутами купили на елочном базаре небольшую пушистую елочку и повезли ее на квартиру Гладышевых. Тарасов решил принять предложение Яны встретить новый год у нее. Отец с мамой должны были уйти после восьми к друзьям, с которыми они постоянно встречались, и квартира девушки таким образом до утра была в распоряжении влюбленных.
Мать Яны оказалась очень похожей на дочь, разве что носила другую прическу, покороче, и разрез глаз у нее был чуть иным. Косметикой она практически не пользовалась, поэтому в свои сорок семь лет выглядела на тридцать, как старшая сестра Яны. Тарасову она понравилась сразу, с первых же минут знакомства, и, почувствовав его расположение, Галина Ивановна ответила тем же. Наблюдавшая за беседой Яна вздохнула с тайным облегчением. Она любила свою строгую маму, но побаивалась ее оценки.
А вот отец девушки Виталий Евгеньевич произвел на Тарасова впечатление человека недалекого, высокомерного и напыщенного. Он не говорил, а вещал, часто не заканчивал начатую фразу, словно забывал, о чем говорил, умолкал, застревая взглядом в неведомых далях, и переводил разговор на другую тему. Узнав, что Тарасов – полковник «отдела спецопераций», он одобрительно похлопал его по плечу и сказал с барской небрежностью:
– Мы тоже служили в армии, звездочки старшего лейтенанта получили. Так что знаем, что такое дисциплина.
А Тарасов вдруг понял, что этот человек до сих пор продолжает оставаться «старшим лейтенантом» в жизни, достигнув «генеральского» положения. Его «благодетелю» Геннадию, рвущемуся к власти через легализацию криминального бизнеса мафии, было легко держать в узде старшего Гладышева, привыкшего не быть, а казаться хозяином положения.
Яна, заметив скользнувшую по губам друга улыбку, сказала виноватым тоном, когда они остались одни:
– Извини, папа такой… невоспитанный.
– Почему же мама не занимается его воспитанием? – покачал головой Владислав.
– С ней он ведет себя по-другому.
– Тише воды, ниже травы?
– Он любит ее.
– Верю, у тебя красивая мама. На самом деле я не осуждаю твоего родителя. Какой есть – такой есть. Но все же до сих пор не понимаю, почему он симпатизирует Геннадию.
Яна отвернулась.
– Я уже говорила: Геннадий купил ему место в совете директоров компании, и с этого момента он… находится под влиянием. А убедить его в этом невозможно.
Тарасов прищурился.
– Ты его дочь, вот и защищаешь.
– Ты не все знаешь…
– Чего я не знаю?
– Когда я ему сказала, что у меня… есть ты, – пробормотала Яна, – он устроил жуткий скандал!
Владислав помедлил, обнял ее.
– Как же тебе удалось замять скандал?
Яна слабо улыбнулась.
– Мама помогла. Не знаю, о чем они там говорили, однако наутро он даже не вспомнил о тебе. Будто ничего не произошло. И сегодня вел себя на удивление спокойно.
– Кажется, я не ошибся в своей будущей теще, – засмеялся Тарасов. – Ну, что, будем наряжать елку?
Яна ткнулась ему лицом в шею, обняла, замерла на несколько секунд, потом отстранила и побежала в ванную. Крикнула оттуда:
– Доставай игрушки, я сейчас.
– Где они лежат?
– На антресолях, на веранде.
Через полчаса елка стояла на специальной подставке в гостиной, сверкая шарами и гирляндами. Яна занялась столом, Владислав сходил в магазин докупить кое-что из мелочей. В девять часов вечера они сели за стол, открыли шампанское и начали провожать старый год, чувствуя себя легко и свободно. Ни она, ни он не знали, что ждет их в наступающем году, какие сюрпризы приготовила судьба, но оба верили, что им удастся преодолеть все препятствия, победить всех врагов и добиться исполнения всех желаний.
В одиннадцать с минутами Владиславу позвонил веселый Гроза и поздравил с Новым годом. Как оказалось, вся команда Тарасова собралась на квартире у Хана и веселилась, как могла. Судя по возгласам, доносившимся из телефонной трубки, среди мужчин были и женщины.
Улыбаясь, Владислав передал Яне привет от подчиненных, вспомнил о воеводе, хотел было позвонить ему, но опоздал. Николай позвонил на несколько мгновений раньше:
– У вас все в порядке, полковник?
Тарасов вспомнил свое недавнее приключение во дворе собственного дома, настроение упало.
– В общем, все нормально, отмечаем… Поздравляю вас с наступлением… или что-то случилось?!
– Тяжело ранен князь.
До Владислава не сразу дошел смысл сказанного.
– Князь? Какой? Всеслав Антонович?!
– Он должен был встретиться со вторым князем и собрать сход. Его нашли час назад на пустыре в Бутове, без сознания. Четыре пули в груди. Его добивали в голову, но пуля прошла по касательной.
– Четыре пули!..
– Одна в сердце.
– И он еще жив?!
– Всеслав Антонович посвящен в некоторые тайны мастеров жизни, поэтому он и остался жив. Сейчас он находится в реанимации в Склифе.
– Я поеду к нему!
– Отставить, полковник. Вы ему ничем не поможете. С ним мои люди. Звоню же я вам с тем, чтобы еще раз напомнить об осторожности. Охота началась серьезная, и надо быть готовым ко всему.
– Без предательства не обошлось, я уверен. Кто-то из наших работает на Махаевски. Я не хотел вас беспокоить, – Тарасов понизил голос, – но днем на меня напали…
Воевода ответил не сразу:
– Напрасно вы мне не доложили сразу. Как вам удалось выкрутиться?
– Мне помог очень интересный тип, явно не простой прохожий, а человек боя. Обещал встретиться.
– Странно… мы никого для вашей подстраховки не посылали… ладно, разберемся. Сколько их было?
– Человек пять или шесть, на двух машинах, причем двое – молодые бабы. Стреляли из «вальтера» с глушителем, у меня пуля сохранилась.
– В князя тоже стреляли из «вальтера».
– Та же команда!
– Когда произошло нападение?
– В одиннадцать утра с минутами.
– По заключению экспертов, князь получил ранения около пяти часов вечера. Возможно, это действительно одна команда, подчиненная Махаевски. Он всегда набирает себе в подчинение женщин, отсидевших в колониях срок за особо тяжкие преступления.
– В Костроме на Данилина тоже нападали женщины! – вспомнил Тарасов. – Это они?
– Очевидно.
– Но тогда получается, что Данилина пытается убрать сам Махаевски? Чем же он не угодил магистру? И, кстати, если князь Шельмин посылает людей в Кострому с той же целью, то не связан ли он с самим Махаевски?!
– Разберемся.
– Будет поздно! Надо срочно спасать ребят – Данилина и Буй-Тура с его телохраном! Я сдуру приволок их прямо в пасть зверя!
– Это еще надо доказать.
– Да какие еще доказательства?! И так все ясно! Пока мы будем выяснять, кто прав, кто виноват, связан ли князь с магистром или нет, ребят тихо зароют в землю.
Пауза.
– Я не могу самостоятельно принимать такие важные решения. Мне нужна консультация с Первым…
– Консультируйтесь, а я пока освобожу их.
Еще одна пауза, подольше.
– Хорошо, разделим ответственность. Спирин поможет вам, ему тоже многое непонятно в деятельности князя. Действуйте, полковник.
Телефон умолк.
Тарасов выключил его, постоял, сгорбившись, размышляя о ситуации, окончательно возвращаясь к прозе жизни, почувствовал спиной взгляд и оглянулся. Вышедшая из гостиной Яна смотрела на него большими потемневшими глазами.
– Я слышала… тебе надо уходить?
Он попытался бодро улыбнуться.
– Новый год не отменяется, малыш. Но мне действительно необходимо срочно сделать одно дело.
– Освободить друзей?
– Да, но ты об этом никому не говори.
– Не скажу. Это опасно?
– В какой-то степени. – Он обнял ее. – Но обещаю, что я буду очень осторожен. Возможно, к утру я уже вернусь. Хочешь, отвезу тебя к родителям?
– Нет, – покачала она головой. – Я подожду тебя здесь.
– Не хочется уходить…
– Я знаю.
Владислав отстранил ее, поцеловал в щеки.
– Никому не открывай, пей шампанское и думай о хорошем.
Она грустно улыбнулась.
– Буду думать о тебе.
Он окинул ее жадным вбирающим взглядом, запоминая каждую деталь праздничного платья, каждую черточку лица, и стремительно вышел из квартиры. Бойцам группы он позвонил уже из машины.
Заложники
31 декабря
Они ждали, что их в скором времени вызовут на допрос и предъявят обвинение «в пособничестве врагам народа». Но минуты ползли как сонные мухи, складывались в часы, прошли сутки, а к ним никто не приходил и на допросы не вызывал. Лишь дважды молчаливый тюремщик в синей форме приносил еду в сумке: хлеб, кусок колбасы и чай в термосе. Да под вечер пришел воевода и мрачно сообщил, что князь требует доставить пленников в свою резиденцию, но он, воевода, не согласился с решением князя, и что теперь будет – неизвестно.
– Ничего хорошего, – сказал Буй-Тур.
– Попробую дойти до Пресветлого, – сказал Спирин. – Мое заявление о том, что это вы помогли обнаружить и захватить Данилина, никакого впечатления на Алексея Харлампиевича не произвело. Никак не забудет ваше недавнее… гм-гм, освобождение. Он пообещал разобраться, но таким тоном, что ждать объективной оценки ситуации не приходится.
– Ох не нравится мне эта старуха… – пробормотал Олег.
Воевода непонимающе посмотрел на него.
– Какая старуха?
– Это я наш мультик вспомнил, по Киплингу: «Откуда пошли броненосцы» называется. Не смотрели? Там мать леопарда советы сынку давала, а еж и черепаха подслушали, после чего еж и сказал: «Не нравится мне эта старуха».
– Я мультики уже почитай лет тридцать не смотрю, – хмуро улыбнулся Спирин. – Но положение наше хреновое. Тем не менее ждите.
– Что нам остается? А где наши клиенты, Данилин с женой?
– В такой же камере, но чуть дальше по коридору.
– Она же беременна! Ей уход нужен.
Спирин развел руками.
– Я понимаю, но ничего не могу поделать. Разрешил пользоваться туалетной комнатой на первом этаже. Потом переведу ее в отдельный номер, если ничего не изменится.
Он ушел.
Ночь прошла спокойно.
Утром тот же сторож принес завтрак и записку от воеводы: «Я поехал на встречу с начальством».
А к обеду начались какие-то подозрительные шумы, и вскоре выяснилось, что князь прислал новую смену для охраны пленников, и эта смена, состоящая почти из одних женщин, с первых же минут повела себя по отношению к ним как к врагам, взятым в плен на поле боя.
Во-первых, им надели наручники.
Олег было запротестовал и был избит двумя девицами, показавшими себя настоящими мастерами рукопашного боя. Буй-Тур попытался вмешаться, однако под угрозой оружия также был закован в наручники и связан. Когда он, лежа на полу, процедил сквозь зубы: «В следующий раз, суки, я вас щадить не стану!» – получил такой удар ногой в бок, что задохнулся от боли.
Одна из девиц рывком за волосы приподняла его голову и сказала с презрительной ухмылкой:
– Я просто вернула должок, не помнишь?
Буй-Тур вспомнил. Эта белокурая стерва с толстым носом приезжала за ним вместе с монголом – телохранителем князя по имени Тенгиз.
– Вспомнил, – удовлетворенно кивнула девица. – Но мы еще поговорим, полковник гребаный, ты мне дорого заплатишь за тот случай. Да не ешь глазами-то, не то выбью оба!
Она ударила Гордея затылком об пол и вышла вслед за подругой.
Некоторое время в камере были слышны только стоны Олега. Потом лейтенант перестал стонать и проговорил сдавленным голосом:
– Они мне, курвы, плечо вывихнули…
– Надо было бить их всерьез, – пробормотал Буй-Тур, – а не гладить…
– Кто ж знал, что они профессионалки… Все внутренности отшибли… Однако надо что-то делать, командир, пока они не вернулись.
– В таком положении много не сделаешь.
– Так что же, как в песне поется: напрасно старушка ждет сына домой?
– Давай думать. Безвыходных положений не бывает. Ты наручники не умеешь снимать?
– К сожалению, не обучен. Вот стрелять – да, из любого вида.
– Жаль.
– Надо было еще вчера уговорить полковника, чтобы он нас отпустил.
– Он человек подневольный: приказали – всех задержанных доставить пред светлые очи начальства, он и доставил.
– Могли бы и сами освободиться.
– Не ерзай жопой по стеклу, лейтенант, – недовольно проговорил Буй-Тур. – Они профи, положили бы обоих без сомнений.
– Эт точно, – уныло согласился Олег. – Как говорил какой-то знаменитый врач:[23] «Лучше десять раз тяжело заболеть, чем один раз легко умереть».
– Умный был врач, – хмыкнул Буй-Тур.
Помолчали.
Олег попытался сесть и зашипел от боли.
– Вот гадство! Шевельнуться не могу!
– Лежи, соображай, как вылезти из этого дерьма. Кстати, как ты оказался в команде ППП?
Олег помолчал, умащиваясь, прикусив губу. Сказал глухо:
– Как и все… Этажом выше поселилась бандитская семейка, началась «сладкая» жизнь: каждый вечер и до глубокой ночи – крики, ор, песни, музыка… Я-то сам редко бываю дома, да сплю крепко, а старики мои… В общем, отец как-то поднялся наверх, урезонить хотел…
Гордей подождал продолжения.
– Урезонил?
– Избили его, на следующий день умер, кровоизлияние в мозг. Мать слегла сразу, на неделю пережила отца… сердце.
– И ты?..
– Не сразу. Следствие началось, да ничем не закончилось. Отпустили их – «за отсутствием улик». Как будто смерть – не улика! Даже до суда дело не дошло. Следователь «доказал», что отец сам на них набросился, начал драку. Представляешь?
– Знакомый сюр… – пробормотал Гордей.
– В общем, нашел я их, они все в бега подались, в Ингушетию… там и остались. Мне тоже пришлось уехать из города, я ведь из Орла… Жил в деревне Аксеново, у бабушки моего приятеля. Но тем же летом и оттуда бежать пришлось. Бабушка пошла картошку копать, у нее свой огород большой был, а там воры поле чистят. Она на них с криком: воры! Один мордоворот толкнул ее, ударил… ей и одного удара хватило. Через два дня я их нашел… Потом на меня ребята из отдела кадров ППП вышли.
– Они знали, что это ты… совершил правосудие?
– К моему удивлению, знали. Предложили работу, ну, я и согласился. Тем более что до сих пор убежден: антикоррупционный террор нашему государству необходим как воздух! Единственное, к чему я никак не могу привыкнуть, так это к тому, что я живу в оккупированной стране.
– Я тоже, – усмехнулся Буй-Тур, морщась; резко заболел ушибленный затылок. – Когда князь впервые коснулся этой темы, я ужаснулся. Зато понял, что если не бороться с засильем в верхах нелюдей, будет только хуже.
– Мы все через это прошли. Ну, вот, потом началась работа. Сначала я попал в подразделение «икс-пи» по выявлению и нейтрализации хакеров и создателей компьютерных вирусов. За три месяца работы нашли пятерых доморощенных «гениев», в основном безусую молодежь. В голове – ни грана здравомыслия! Технически и математически – все гении! Но в остальном – полная мразь, не признающая никаких моральных норм! А я с детства ненавижу вымогателей и психов, людей даже не задумывающихся о последствиях своих «гениальных» разработок.
– Тут мы смотрим на это дело одинаково, – буркнул Гордей. – Не прав был классик: гений и злодейство еще как совместимы! Вот только душа у такого «гения» мертвая. Именно поэтому он никогда не поймет, что своей деятельностью мешает жить миллионам других людей. А что вы делали с хакерами? Не пробовали увещевать?
– Били их нещадно! – улыбнулся Олег и тут же зашипел от боли, неловко дернув плечом. – С-сука толстоносая… Ставили на контроль, снова били – тех, кто продолжал плевать на закон и наши предупреждения… Пробовали и воспитывать. Да это все равно, что просить рыбу бороться за права червяков. Никакого положительного результата! Да и какой должен быть результат, если у всех у них психика нарушена? Я уже потом понял, когда перешел в другое подразделение, что этих тварей невозможно усовестить и вылечить, их можно только «мочить». Потом я работал с телефонными террористами, из тех, что любят сообщать по телефону о минировании больниц, школ и вокзалов. Это в основном подростки и молодые идиоты до двадцати лет, редко – старше. Этих мы тоже пиз…ли жестоко, предупреждали родителей и друзей, что будем калечить…
– Результат был?
– За полгода работы этот вид кретинизма снизился в Москве на пятьдесят с лишним процентов, я читал сводку. Приятно было, что работал не зря. – Олег вдруг хихикнул. – Мне даже удалось побыть в шкуре телохрана.
– Что тут смешного?
– Так ведь охранял я не просто VIP-персон, а наших девчонок, участвующих в конкурсах типа «Мисс Мира». Навидался такого, что до сих пор с удовольствием вспоминаю. Им ведь разрешалось переодеваться только в присутствии охраны, представляешь? Мы отворачивались первое время… И знаешь, что я тебе скажу?
– Что?
– Видел я многих красавиц, в том числе зарубежных, европейских, американских, азиатских, но, ей-богу, лучше наших не встречал! Американки вообще все уродки: грудь деланая, попа подтянутая, носик исправленный – сплошной силикон и хирургия! А наша – утречком проснулась, потянулась, яблочко съела – и хоть замуж, хоть на конкурс! А губки какие! – Олег зажмурился. – Так и целовал бы сутками!
Буй-Тур засмеялся.
– Поцелуй – источник заразы.
– Это ты просто завидуешь. Не, командир, я правду скажу, наши девки лучше всех! Ну а уже после всех тестов я и попал под твое начало.
– Не разочаровался?
– Ни на грош. Наоборот, понял, что без нашей работы с паразитами не справиться. Я как-то полистал брошюрку под интересным названием «Азбука российских скинхедов». Изданную, между прочим, типографским способом. Так вот там говорится, что быть скинхедом почетно, что бритоголовые – солдаты своей расы и нации, белые воины, что именно они стоят на передовой расовой борьбы, каждый день сражаясь за будущее и счастье своего народа. А разве мы не делаем то же самое?
– Движение скинхедов – политическая провокация, – вспомнил Буй-Тур свои беседы с князем. – Национальное движение должно быть чистым, не агрессивным, хотя и твердым, а скины работают грязно, настраивают общественное мнение против в с е х попыток выражения национальной идеи.
– Ну, в философии я не силен, но уверен, что мы – воины справедливости, от которых многое зависит. Ты разве не так думаешь?
– Болтаешь много… воин справедливости, – проворчал Буй-Тур. – Пора выбираться на волю. Нехорошо у меня на душе, чую чье-то недоброе намерение сделать нам секир башка. Как бы воеводу нашего не угрохали по дороге к главному…
– Что предлагаешь?
– Надо снять наручники.
– Как?
– Ключом, естественно.
Олег хохотнул и охнул, снова дернув плечом.
– Хорошо же мы встречаем Новый год! В разных местах бывало, но в камере – первый раз. Однако ключа у нас нет, ты связан, я практически некомбатант. Может, ребятам позвонить?
– В рельсу, что ли? Мой телефон сразу изъяли, как только нас сюда сунули. Остается только позаимствовать ключ у тюремщиков.
– Я баб уговаривать не умею, а добровольно они не отдадут.
– Значит, придется отбирать принудительно. Я начну, когда кто-нибудь явится, а ты поддержишь. Вряд ли они будут ждать нападения.
– Я-то поддержу, – с сомнением проговорил Олег, – да только я не большой спец по рукопашке. Пострелять – да…
– Ничего, прорвемся, не ждать же, пока нам кишки выпустят.
– Они могут, стервы еще те… Хотя я предпочел бы сейчас сидеть за столом с ребятами, а не лежать здесь и ждать конца.
– Тише… идут!
Пленники замерли. Потом Олег прошептал:
– Это просто муха залетела…
Буй-Тур фыркнул.
– Ты чего? – хмуро удивился лейтенант.
– Представил, как муха залетела …
– Ну?
– Не врубился? Знаешь, как бабы между собой говорят, забеременев? Я, кажется, «залетела».
Олег хмыкнул.
– Ну и воображение у тебя, командир… а вот теперь, похоже, идут!
В коридоре за дверью камеры послышались голоса, шаги, металлическое позвякивание, деревянный стук. Загремел, поворачиваясь в замке, ключ, дверь открылась. В камеру вошли две давешние девицы: мускулистая белокурая блондинка с толстым носом и смуглолицая, с лицом некрасивым и злым, и с ними знакомый Гордею монгол, узкоглазый и равнодушный.
Блондинка подошла к Буй-Туру, пнула его носком сапога.
– Вставай, полковник, пора начинать бал.
– Дед Мороз ждет, – ухмыльнулась ее напарница.
Буй-тур понял, что шансов на объективное разбирательство дела у них нет. И допрашивать их князь вовсе не собирается. Ему они не нужны, ни как сотрудники, ни как свидетели. А это означает одно: жить им с Олегом осталось всего ничего – от силы полчаса. Убивать их здесь не будут, это вотчина воеводы, уберут за пределами Благоева «при попытке к бегству». Значит, атаковать конвоиров надо при посадке в машину, иначе будет поздно. Понимает ли это лейтенант?
Буй-Тур поймал косой взгляд Олега, сказавший ему, что напарник думает о том же. Что ж, не все потеряно, господа. Как там говорил депутат в Думе? «Наша партия состоит не только из коммунистов, но и из умных людей». А это обнадеживает.
– Вставай, дядя! – Блондинка с толстым носом одним рывком подняла Буй-Тура на ноги. – Да не вздумай брыкаться, башку проломлю!
Гордей стиснул зубы, чтобы не сказать лишнего. Понуро побрел в коридор, всем видом выказывая покорность.
Застонал Олег: брюнетка грубо дернула его за руки.
– Осторожнее, мадама! У меня плечо сломано!
– Ничего, до могилы дойдешь.
– Премного благодарен, я еще пожить хочу.
Удар, стон. Олег упал на колени, однако был поднят с двух сторон и вынесен в коридор. Блондинка заперла камеру, толкнула Буй-Тура в спину:
– Шагай!
Коридор был неширок – метра два от стены до стены – и освещен тусклым плафоном у лестницы. Воняло в нем краской и ацетоном, видимо, стены недавно красили. В левой стене коридора было три двери, в правой две. Процессия остановилась у последней, напротив пожарной камеры. Блондинка вставила ключ в замок и повернула…

Млада проснулась в половине одиннадцатого.
Уснула она всего два часа назад, после массажа, который Данилин называл лажением, но все же успела за это время отдохнуть и чувствовала себя бодро.
– Ты не спал?
– Охранял твой сон, – сказал Андрей. – Не волнуйся за меня, я вообще мало сплю.
– Потому что занимаешься единоборствами?
– Единоборства – всего лишь одна из составляющих общего психофизического тренинга. Я давно этим занимаюсь, с детства, прошел много школ, пока не встретил мастера Школы русского воинского искусства и не начал тренироваться по особой системе.
– «Любки»?
Андрей с мягкой улыбкой погладил девушку по щеке.
– Запомнила, молодец. Да, эта система называется «Любки» и, кроме приемов рукопашного боя, очень своеобразных, кстати, характерных для спирально-вибрационных техник, дает еще и основы традиционного русского целительства, позволяет укрепить здоровье и полней раскрыть возможности своего тела.
– Ты меня научишь?
– Зачем?
– Хочу быть сильной и защищать своих детей.
– Будем вместе их защищать. Вот кончится черная полоса в нашей жизни, мы выберемся на свободу, устроимся где-нибудь основательно, и я начну тебя тренировать.
– Ты уверен, что все так и будет?
Он постарался передать ей импульс уверенности и силы.
– Обещаю! В конце концов выяснится, что мы ничего дурного не делали, только защищались.
Млада поежилась; она лежала на топчане, он сидел рядом.
– Эти женщины… у них больные глаза!
– У них больные души, – вздохнул он. – Я вообще не понимаю, почему такая организация, как Русский орден, опирается на людей, которые ставят себя вне рамок нормальных человеческих отношений, вне моральных принципов.
– Полковник Буй-Тур, что нам помогал, хороший человек…
– Грубоват, но не глуп и совестлив, что отрадно. Да и второй тоже приятный мужик. Но они люди подневольные, вынуждены подчиняться приказам начальства, а вот начальство у них поганое. Я это чувствую.
– Что они с нами сделают?
– Допросят, наверное, проведут следствие и отпустят.
– А если нет?
– Тогда мы сами освободимся.
– Как?
Он с легкой усмешкой показал ей снятые наручники; перед тем как уйти, новые стражники – молодые женщины вызывающего вида – надели Андрею наручники. Младу они тоже хотели заковать, но пожалели.
Девушка удивленно округлила глаза.
– Как ты это сделал?!
– Я и тебя научу. Существует особая система тренировки скелетной подвижности: кости можно вынимать из суставных сумок и возвращать на место.
– Здорово! А что еще ты умеешь?
– Например, дистанционно манипулировать движением противника.
– Разве это возможно?
– Конечно.
– Покажи.
– Подними руку вверх.
Млада повиновалась.
Андрей засмеялся.
– Ну вот, пожалуйста.
– Что – пожалуйста? – не поняла девушка.
– Я к тебе не прикасался, но ты выполнила мое желание – подняла руку. Разве это не дистанционное манипулирование?
– Обманщик! – притворно рассердилась Млада.
– Ничуть, – не обиделся он. – На самом деле существует древняя борейская система аудио – и пси-манипулирования людьми, доступная только большим мастерам воинских искусств. На Земле таких наберется не больше сотни человек.
– Ты тоже?
– Кое-что я, конечно, умею, но овладел далеко не всеми приемами этой системы.
– Карате?
– Карате – японский вариант более мощной системы «Жива». Я изучал русбой школы Васильева, стиль Кадочникова, казацкий спас, русский «барс», восточные стили, но все они – лишь отголоски «Живы», которой владели наши предки более семи тысяч лет назад.
– Откуда ты это знаешь?
– Рассказывали знающие люди, посвященные в тайны боевых техник. По их словам, в те времена существовало четыре сословия, четыре касты, и русские среди них были кастой витязей, то есть профессиональных воинов, защищавших цивилизацию.
– А потом?
– Потом была война… с магами… и началось долгое нравственное падение людей, распад цивилизации, приход ложных мессий и богов. Но это отдельная история. Как-нибудь мы поговорим об этом.
– Я думала маги – это сказки…
– К сожалению, это реальность, хотя и скрытая от большинства людей.
– Почему – к сожалению?
– Потому что нынешние маги вобрали в свои души все зло мира и действуют не во благо людей, а ради своих корыстных целей. Добрых среди них очень мало.
– Плохо…
– Еще бы! – согласился Андрей.
– А ты встречался с ними?
– Как тебе сказать… впрямую не встречался, но мой первый учитель по русбою был знаком с волхвом.
– Настоящим?
– Самым что ни на есть. А теперь я подозреваю, что и мой родной дед по маминой линии тоже был знаком с шаманами и волхвами. Он и сам был ведуном, костоправом и целителем.
Помолчали.
Млада устроилась поудобнее, прижимая к груди руку Андрея.
– Тебе будет тяжело со мной…
– Это еще почему? – удивился он не столько словам девушки, сколько смене хода ее мыслей.
– Я такая неумеха… я даже готовить как следует не умею.
– Ты мне это уже говорила. Не горюй, жизнь – хороший учитель, научит всему. А во-вторых, родишь, посидишь годик с маленьким и учиться пойдешь.
– Куда?
– Сама решишь.
– Это когда еще будет. А тебе придется меня содержать…
– Что за глупости лезут тебе в голову? Ты не содержанка, ты моя жена, а это совсем другое дело. Не волнуйся, нам будет на что жить. Устроюсь на работу, и все образуется.
– Учителем?
– Не обязательно. В подмосковном Серпухове создана спортивная федерация русских народных игр, мне предлагали ее возглавить. Но даже если мы уедем из Москвы, везде можно будет найти работу, создать такую же федерацию или спортивный центр.
– Ты так уверенно говоришь…
– Потому что знаю, о чем говорю.
Он не стал продолжать: «Главное – выбраться из этой передряги живыми». Вслух говорить такие слова было нельзя. Андрей хорошо знал, как любое, даже небольшое волнение сказывается на здоровье будущей матери и ребенка.
Внезапно по камере протекла струйка холодного воздуха.
Андрей насторожился, прислушался к себе. Организм, настроенный на получение внечувственной информации, отреагировал на изменение полевой обстановки вокруг.
– Приготовься, – тихо сказал он.
Млада вскинулась.
– К чему?!
– К встрече Нового года, – как можно мягче улыбнулся он. – Все уже давно сидят за столами, празднуют, вот и вспомнили, наверное, о нас.
– Шутишь?
– Хотелось бы верить, что нет. На всякий случай будь готова ко всему, но ни во что не вмешивайся.
В коридоре за дверью родилось эхо приближающихся голосов, шаги и шум. Где-то недалеко загремел засов, скрипнула дверь. Голоса смолкли.
– Это не к нам… – прошептала Млада.
– К соседям, – кивнул Андрей, начиная настраиваться на боевой лад. – Буй-Тур и Олег сидят в другой камере.
– Чего им надо?
– Сейчас узнаем.
Прошла минута, другая… Снова скрипнула дверь. Послышались женские голоса, чей-то стон, глухая возня.
– Еще раз что-нибудь скажешь – язык отрежу! – отчетливо услышал Андрей.
В замке повернулся ключ, дверь камеры рывком распахнулась, на пороге возникла крутобедрая, широкоплечая, толстоносая блондинка в камуфляже. В руке она держала резиновую дубинку.
– Выходите!
– На ночь глядя? – сказал Андрей с рассеянно-вопросительной интонацией. – Может, лучше завтра утром?
– Еще один разговорчивый попался, – презрительно скривила губы блондинка. – Выходи, петух, да не пытайся приемчики показывать – живо инвалидом сделаю! О бабе своей подумай, ребеночка может лишиться.
Млада вздрогнула, вцепилась в локоть Данилина.
– Не бойся, тетя шутит, – успокоил ее Андрей. В состоянии боевого транса он легко мог справиться с блондинкой, отобрать у нее дубинку и пистолет в кобуре на боку, но в коридоре наверняка ее ждали сослуживцы, и, не зная, сколько их и как они вооружены, рисковать не стоило.
Блондинка отступила в сторону.
Андрей и Млада вышли в коридор, увидели мрачно сгорбившегося, закованного в наручники Буй-Тура и согнувшегося, обвисшего на руках здоровяка-монгола и второй девицы Олега.
– Вперед! – скомандовала толстоносая блондинка.
Андрей уловил косой предупреждающий взгляд полковника и понял, что другого такого шанса освободиться у них не будет.
Он вспыхнул – по телу разлилась волна энергии, – и время послушно замедлило свой бег…
База
31 декабря
Вдве тысячи четвертом году с Гондурасской верфи «Freedom», на одно сооружение которой потребовалось двадцать пять миллионов долларов, был спущен на воду величайший в мире корабль «Sun Freedom», на постройку которого было потрачено десять миллиардов долларов за два с половиной года. Задуманный как цитадель справедливого социального устройства, десятипалубный корабль по официальным данным принадлежал группе известных олигархов Старого и Нового Света, на самом же деле его владельцем был Экзократор, тайная организация, формирующая стратегию развития человечества как глобального «донора» черных «надцивилизаций». Руководил Экзократором Арот Сенечел Си-Он, «злейший друг» жреца Тивела, осуществитель концептуальной транснациональной власти. Тивел догадывался, что Арот Превышний не является человеком, но не знал, что тот был рожден на Земле, только очень давно – около двух тысяч лет назад, и не в человеческом обществе, а в сокрытой от людей реальности, управляемой остатками цивилизации ушедших в небытие лемурийцев.
Спуск на воду гигантского «Солнца Свободы» – его длина превысила один километр сто метров[24] – после войн в Афганистане, Ираке и Пакистане, закончившихся небывалым падением авторитета американцев, многим показался обыкновенным вызовом «мирового гегемона» – США всем террористам мира. Слишком уж удобной мишенью был этот корабль, по сути – искусственный остров, оснащенный всеми чудесами техники, использующий замкнутый экологический цикл и имеющий собственный ядерный реактор. В средствах массовой информации даже развернулась дискуссия, долго ли продержится на плаву «Солнце Свободы», на борту которого удобно разместились банки, казино, стадионы, парки и сады, а также университет, колледж и больница. Кроме того, корабль вмещал тридцать тысяч апартаментов стоимостью от полумиллиона до полутора миллионов долларов, и все они были раскуплены еще до его постройки и спуска на воду. Журналисты держали пари – кто первым нанесет удар по столь значимой цели, потрясающей человеческое воображение, исламские террористы-смертники под командованием полумифического Усамы бен Ладена или шахиды Саддама Хусейна, поклявшегося «затопить Америку кровью американцев».
Но шли дни, месяцы, прошел год, а «Солнце Свободы» продолжал плавать по морям и океанам как незыблемая твердыня, не имеющая с виду никаких защитных средств. И лишь несколько человек во всем мире знали, что секрет этого успешного проекта кроется в присутствии на борту корабля Арота Сенечела Си-Она. Здесь была его резиденция, центр Экзократора, имеющий мощнейшую магическую криптозащиту. Ракеты, пушки, пулеметы и торпеды «Солнцу Свободы» были не нужны. Он охранялся особым состоянием пространства, окружавшего корабль, которое не допускало людей, имеющих намерения причинить кораблю какой-либо ущерб, ближе, чем на полсотни километров.
Конечно, как и любое государство, имеющее четкие границы и конституцию, корабль, число обитателей которого превысило сто двадцать тысяч человек, имел свою полицию, разведслужбу и даже тюремный изолятор, но эти атрибуты власти нужны были не Экзократору, а «простым смертным», пассажирам-жителям корабля, по сути, представляющим собой «маскировочное поле» Экзократора. Этим «полем», в случае каких-либо осложнений политического или природно-стихийного характера, можно было пренебречь.
Апартаменты Арота Си-Она были расположены в носу корабля, в особой зоне, недоступной для остального населения. Ему незачем было показываться на людях, он мог созерцать красоты природы прямо из своей каюты, построенной по образцу жилищ, бесчисленное множество которых Арот Превышний имел в разных концах света на земной тверди. Поскольку биологической основой мага было тело лемура, то и жилище представляло собой нечто вроде кусочка сельвы – древних джунглей с центральным стволом мангра, по которому любил лазать Арот, размышляя над решением стоящих перед Экзократором задач. Лишь перед слугами и во время сеансов связи со своими эмиссарами Превышний менял облик, выбрав для этого – то ли ради шутки, то ли из презрения, то ли по другим мотивам – облик христианского распятого бога. Ему нравилось, когда его собеседники-люди раздражались, с трудом сдерживаясь, чтобы не выразить свое недоумение или ярость, но особенно его забавляла реакция главы Криптосистемы жреца Тивела. Жрец был полукровкой: отцом его был человек, матерью – лемурийка. Именно поэтому он люто ненавидел и тех, и других. Людей – за то, что они мешали ему осуществлять свои планы, потомков лемурийцев, некогда владевших планетой, – за то, что они до сих пор стояли выше его, обладая той властью, о которой он мечтал.
Тридцать первого декабря в девять часов вечера («Солнце Свободы» стоял на траверзе бухты Фолс-Бей в Атлантическом океане, почти у самой южной оконечности Африки), что соответствовало одиннадцати часам вечера по Москве, Арот Превышний слез со своего «древа размышлений», накинул на себя оранжевый хитон и сел в уголке каюты, оборудованной всеми элементами человеческого быта, на особый диван, подстраивающийся под форму тела и позу седока.
Перед ним высветился в воздухе плоский квадрат экрана размером в рост человека, покрылся красными «паучками» криптозащиты и превратился в мерцающий тоннель, уходящий в бесконечность. Затем из глубин тоннеля вынеслись серебристые пузырьки, похожие на пузырьки воздуха в воде, вырвались наружу и трансформировались в звуки речи. Человеку они показались бы невнятными, шипящими, дребезжащими, непонятными, но голос, который услышал Арот, человеку не принадлежал. Это был голос автомата, контролирующего канал личной связи Превышнего с коллегами на других мирах Галактики.
Из устья тоннеля вылетел шарик побольше, превратился в голову такого же лемура, каким был Арот, только совсем седого и с глазами, светящимися изнутри как два уголька.
– Что-нибудь случилось, Кондуктор? – спросил соплеменник Превышнего.
Его звали Адуи Сенечел Ди-Ж, он руководил Тайным Кнессетом Галактической империи «надцивилизаций» и курировал экзократоры второго Звездного Рукава, в который входило и земное Солнце.
– Соскучился, – пошутил Арот. – Давно не беседовали.
– Возникли проблемы? – не принял шутки Адуи.
– Проблемы всегда были и всегда будут, – перешел на официальный тон Арот. – Возникла угроза разгерметизации знаний об истинном устройстве Универсума. Однако все находится под нашим контролем. Мои слуги устранили источник угрозы, и обстановка нормализуется.
– Не устранили, – показал острые желтые зубы Адуи Сенечел Ди-Ж. – Ваш посланник слишком самонадеян, ему не справиться с такой системой, как «Три-Эн».
Арот озадаченно пригладил лапкой усы на лемурьей мордочке.
– Вы полагаете, эта система… запущена?
– А вы разве этого не ощущаете, Кондуктор? – Тон голоса Главного контролера стал холодным и язвительным. – Или пытаетесь меня успокоить?
– Мы работаем…
– Тогда перестаньте тратить попусту мое время! «Три-Эн» инициирована, хотите вы этого или нет! Если вы не пошевелитесь – нашему владычеству на Земле придет конец! Найдите всех, кто причастен к запуску «Три-Эн», и уничтожьте!
– Но я…
Видеопризрак Адуи растаял.
– С-с-саш-ши-хосс ушш-фотт-сса-а… – проговорил вслух Арот с философской кротостью, что в переводе на земные языки означало: «Чтоб ты сдох!» Он никогда не питал к Главному манипулятору каких-либо дружеских чувств и всегда ему завидовал, так как считал себя по рождению, образованию и положению не ниже, чем выскочка из клана Ди-Ж. Однако вынужден был подчиняться и раболепно гнуть перед ним спину, в надежде, что когда-нибудь они поменяются ролями.
Взяв со столика, плавающего в воздухе у дивана, бокал с мерцающей синеватой жидкостью, Арот в три глотка осушил его и некоторое время просидел в одной позе со сведенными к носу глазами. Очнулся, тонкими безволосыми пальчиками отправил в рот ломтик муравейной струганины, пососал и одним движением пальца соорудил вокруг головы сферу мысленного общения-оперирования с Общим Компьютером Экзократора. Получив исчерпывающую информацию обо всем, что происходило на Земле, он снова включил консорт-линию связи.
На этот раз поиск абонента потребовал больше времени, так как абонентом этим был жрец Тивел, глава Криптосистемы Геократора, который всем своим поведением давал понять Превышнему, что подчиняется ему лишь по традиции.
Пора менять, подумал Арот без особого раздражения, как о чем-то давно решенном. Геократором должен руководить более гибкий и послушный Кондуктор. Облизав пальцы, Арот решил не включать программу виртуального преобразования, меняющую его облик для внешних корреспондентов.
Перед ним проявилась зыбкая фигура Тивела в красно-коричневых одеждах. Лицо жреца было бесстрастным, лишь в глубине черных глаз пряталась саркастическая искорка. Увидев главу Экзократора в естественном обличье, он не удивился, только по синеватым губам жреца скользнула непонятная усмешка.
– Приветствую Превышнего. Как ваше здоровье?
– Прекрасно, – сухо сказал Арот на своем языке. – Доложите обстановку в русском регионе.
– Все под контролем, Превышний, – перешел Тивел с английского на лемурийский.
– Конкретнее, дражайший Кондуктор.
– Мой агент добился прекращения утечки информации, ситуация в русском регионе стабилизируется.
– Вы ошибаетесь, Кондуктор.
– Что? – удивленно поднял серебристые брови Тивел. – Я ошибаюсь?! Я правильно вас понял, Превышний?
– Ваши агенты докладывают вам не все.
– Этого не может быть!
– Магистр Махаевски – так зовут вашего агента? – ошибается в оценке ситуации в России. Это чревато негативными последствиями. Если он будет продолжать действовать слишком прямо, его ликвидируют.
– Едва ли это кому-нибудь удастся сделать, – скривил губы Тивел.
– Он излишне самонадеян и ограничен. Зачем он пытался нейтрализовать князя Русского ордена, вместо того чтобы подчинить его пси-энергетически?
– Что значит – пытался? Он его убрал… Князь мешал ему…
– Князь жив, и теперь вся ваша агентура в России находится под угрозой ликвидации. РуНО – не обычный орден, его деятельность контролируется Русской Вечевой Службой.
Тивел вспыхнул, но секундой позже овладел собой.
– Русский орден нам не помеха. В его ряды внедрены наши агенты…
– Вы ошибаетесь, Стратег. Нельзя недооценивать противника, искушенного в выживании. ВВС – древнейшая система самосохранения русского Рода, с ней не справились даже наши предки. Ее адепты-волхвы – сильные операторы реальности.
– Волхвы уже давно не контролируют информационное поле и социум России. В скором времени мы их окончательно раздавим.
– Очевидно, у нас разные источники информации о состоянии дел в России. По моим данным, речь идет о возрождении национального самосознания русских. А это означает, что территория России снова начинает выпадать из-под контроля.
– Мои сведения говорят о другом.
– Проанализируйте все аспекты этого процесса. Боюсь, мы на пороге большой войны.
Взгляд Тивела изменился, стал властным и жестким. Его можно было упрекнуть в самолюбии и пренебрежении мнением собеседника, но не в отсутствии ума и инстинкта самосохранения.
– Вы полагаете… процесс … запущен?
– Несомненно. В России сработал инициатор «Три-Эн». Отзовите своего алчного пса, он только навредит общему делу. Действовать надо тоньше, не силовыми методами, а через первый и второй приоритеты управления. Только так мы сможем управлять в с е й Россией, а не только верхушкой ее власти. Силовые методы на уровне шестого и пятого приоритетов только заставят противника сплотить ряды. Необходимо явное и неявное, прямое и косвенное оболванивание масс, переход к бесструктурному управлению, основанному на ложном миропонимании. Наши эксперты две тысячи лет готовят методологические установки перехвата власти в России, а вы хотите справиться с этой задачей за несколько дней.
– Это не так, Превышний. Мои агенты решают неотложные оперативные задачи в рамках общей концепции.
– Отзовите магистра Махаевски, он увлекся личными делами, что вредит главному. Разница между вектором целей и вектором текущего состояния слишком велика для такой деликатной миссии, как ликвидация источника утечки информации на чужой территории. Я все сказал.
Арот выключил канал связи и снова взялся за ломтик наркотической струганины, позволяющей испытывать кайф от безмыслия.

В свою очередь Тивел, сидя перед опустевшим экраном монитора связи, взял с подноса, висящего перед ним в воздухе, бокал темно-рубиновой жидкости, рассеянно отхлебнул, вздрогнул – организм отреагировал на удар наркотизированной сомы вспышкой жгучего наслаждения, и вызвал посланца. Через несколько секунд на экране возник текст ответа:
«Я весь внимание, повелитель».
– Магистр, возвращайтесь.
Пауза. Текст на экране сменился:
«Доведу дело до конца и вернусь».
– Вами заинтересовалась служба безопасности ВВС. Оставьте решение задачи магистру Етанову и возвращайтесь.
«Етанов не в состоянии самостоятельно решить эту проблему. Его так называемые профессионалки, которыми он меня одарил, далеки от кондиций. Все свидетели по делу Федорова у меня в руках, осталось только убрать команду СОС. На это мне понадобятся от силы два дня».
– Нет смысла тратить время на ликвидацию команды СОС, это ничего не решает.
«Позвольте мне выбирать противника самому, повелитель. Команда СОС слишком часто стала переходить нам дорогу. Она будет уничтожена!»
– Личные мотивы только мешают делу, магистр. К тому же вы можете столкнуться с более мощным противником.
«С витязями, что ли? Буду очень рад. Давно не встречал серьезных конкурентов».
– Но вы не знаете их возможностей!
«Абсолютно не важно, каковы возможности противника, повелитель. Восторг тела во время схватки сильнее всяких предупреждений об опасности! Сильнее любого наркотика! Но еще не родился на Земле мастер, достойный меня. Я преподам их хваленым витязям хороший урок и вернусь».
– Вы делаете большую ошибку, магистр.
«Посмотрим, повелитель».
Тивел выключил систему связи и снова взялся за бокал, размышляя над словами магистра: «это сильнее любого наркотика…» Что хотел сказать этот самолюбивый потомок побочной линии жрецов-левитов? Зачем ему понадобилось будить «русского медведя» в его собственной берлоге? Может быть, Махаевски, сам того не ведая, и является спусковым механизмом системы включения «Три-Эн»? Как ключ для снятия блокировки в ядерной бомбе?.. Но в таком случае Превышний прав, магистр сам копает себе яму!
Тивел допил жидкость в бокале… и забыл, о чем думал. Его дух улетел в страну блаженства и наслаждения, где не было места трезвым мыслям.
Тарасов
31 декабря
Времени на базовую экипировку у группы не было, и бойцы прибыли к пункту сбора – на дачу воеводы Николая, расположенную в поселке театральных деятелей недалеко от метро «Беговая», – буквально «в чем мать родила», то есть в тех костюмах, в каких они встречали Новый год.
Воевода отдал все, что у него было: два комбеза типа «драйв», три пистолета «котик», один разгрузочный жилет, именуемый в просторечии «разгрузкой», один бронежилет первого класса защиты типа «камбий» (вес – пять килограммов), боевой арбалет и комплект РДД.[25] Лишь Гроза явился вооруженным и в обычном джинсовом «прикиде»: он оставался на базе и справлял праздник в узком кругу готовившихся заступить на дежурство сослуживцев.
Быстро переоделись.
Тарасов натянул РДД, превращаясь в зыбко-туманную тень (костюм был покрыт специальным составом, почти не отражавшим свет), приладил на ухо усик рации; к счастью, раций хватило на всех.
– Эх, нам бы инфранчик…
– Чего нет, того нет, – развел руками воевода. – Все инфраны в сейфе у князя.
– Жаль.
– Какова задача? – полюбопытствовал Гроза.
– Задача одна: без выстрела захватить хозяйственный блок профилактория «Благоево», освободить наших парней и тихо, без шума, незаметно покинуть территорию. Вопросы?
– Что за спешка? – осведомился мрачный Хан; ему пришлось уговаривать подругу подождать его возвращения, а не искать компанию, и настроение у лейтенанта было минорное.
– Глупых вопросов не задавать! – отрезал Тарасов. – Если все понятно – поехали.
Через минуту они мчались по сверкающей фейерверками Москве в сторону МКАД на джипе «Вольво», принадлежащем воеводе, с трудом разместившись в салоне внедорожника. Сам Николай Степанович с ними не поехал, у него в связи с последними событиями были свои соображения, что надо делать.
В Благоево приехали в половине первого ночи, став свидетелями небольшого фейерверка, который устроила отдыхающим администрация профилактория. Народ гулял, веселился, пел, танцевал, пил и не обращал внимания на мороз и сопутствующие ему обстоятельства – пар изо рта, отмороженные щеки, уши и пальцы.
Охрана на воротах профилактория отсутствовала.
– Приготовились! – негромко скомандовал Тарасов, почуяв знакомую «предстартовую лихорадку». – Похоже, нас опередили!
Никто из бойцов отряда не задал ему вопрос: как он это определил? В анализе обстановки их командир практически не ошибался.
Гроза вылез из джипа, толкнул дверцу караулки, зашел внутрь и через минуту появился у ворот с той стороны. Отодвинул одну створку, вторую, залез в кабину.
– Охранник мертв!
Тихо присвистнул Нос.
– Давай, – кивнул Тарасов Инженеру, сидевшему за рулем.
Джип въехал на территорию профилактория, обогнул центральный корпус, у которого на площади веселились отдыхающие, притерся к заборчику возле одноэтажного строения с табличкой на фасаде: «Общественный пункт охраны порядка». Света в окнах строения не было.
– Выходим.
Группа высадилась, озаряемая всполохами взлетающих в небо ракет. Но уже через минуту фейерверк закончился, и стало темно.
Бойцы выстроились за командиром в цепочку, и Тарасов первым направился к двухэтажному хозяйственному корпусу профилактория, у входа в который горел фонарь.
На площадке перед входом мерзли четыре автомобиля.
Один был занесен снегом по крышу, представляя собой типичный «автоподснежник». Черная «Волга», очевидно, принадлежала кому-то из начальства профилактория. А чуть поодаль, развернувшись носами в разные стороны, стояли серый джип «Лексус» и минивэн «Фольксваген Шаран» лилового цвета. Темные стекла и слабое освещение стоянки не позволяли разглядеть, сколько человек находится внутри, но Тарасов не стал ждать, пока пассажиры сами обнаружат себя. Молча сжал локоть Грозы.
Лейтенант надвинул на лоб вязаную шапочку, исчез и появился уже на дорожке, ведущей к зданию со стороны главного корпуса, с бутылкой в руке. Где он ее нашел, осталось неизвестным. Покачиваясь и что-то напевая, он двинулся мимо автостоянки ко входу в корпус. Когда до крыльца с тремя ступеньками оставалось всего пятнадцать шагов, дверца минивэна отошла вбок, на снег выпрыгнул здоровенный детина в камуфляже и окликнул Грозу хриплым басом:
– Эй, придурок, куда прешь? Заворачивай!
– Чаво? – пьяно обернулся Гроза. – С Новым годом, братан! Давай выпьем за дружбу. – Он протянул бутылку детине.
– Проваливай! – громила в камуфляже схватил лейтенанта за плечо… и рухнул в снег лицом вниз.
– Первым прибыл – первого и обслужим, – прошептал Гроза, отшвыривая бутылку. – Закон ателье, однако.
В то же мгновение рядом с джипом и минивэном возникли две фигуры в маскировочных комбинезонах, выдернули из кабин двух водителей – один из них оказался женщиной – и успокоили ударами в голову.
– Прости, господи! – пробормотал Хохол, которому пришлось нейтрализовать женщину в дубленке.
– Батон, Инженер – ко второму выходу! – бросил Тарасов. – Нос, останешься здесь. Остальные за мной!
Он тенью скользнул вперед и открыл тяжелую, деревянную, обитую металлическими полосами дверь в здание.
В небольшом квадратном холле, освещенном одним бра на стене, прохаживалась по мозаичному полу рослая девица с круглым, равнодушным, рябым лицом. Она оглянулась на громыхнувшую дверь, сунула руку под борт коричневой дубленки, и Тарасов на бегу метнул нож. Попал. Нож воткнулся в руку девицы, она вскрикнула, отшатываясь, попыталась достать оружие левой рукой (хорошая реакция, но любительская), и Владислав, приблизившись вплотную, без жалости ударил рябую в подбородок. Девица отлетела к стене, разбила спиной стеклянную витрину с какими-то плакатами и сползла на пол.
Из коридора слева метнулся к Тарасову смазанный силуэт в камуфляже, раздался глухой хлопок выстрела: пистолет у нападавшего был с глушителем. Однако еще раз выстрелить ему не дали. Со стоном спущенной тетивы арбалета воздух прошила стрела, находя горло плечистого малого в шапочке-маске, скрывающей лицо. Раздался булькающий хрип. Парень выронил пистолет, схватился руками за горло и рухнул на ступеньки холла, заливая их кровью.
– Только покойник не ссыт в рукомойник! – прокомментировал это событие Гроза.
На мгновение движение группы остановилось.
Тарасов окинул взглядом помещение.
На полу холла неподвижно лежали три тела. Два принадлежали тем, кто пришел сюда раньше – девице и парню в комбезе, третье – охраннику в синей форме. Он был убит выстрелом в голову.
Владислав поднял вверх растопыренную ладонь, согнул два пальца.
Гроза с арбалетом и Хан метнулись в правый и левый проходы коридора, Хохол взял под контроль лестницу, ведущую на второй этаж. Тарасов направился к лестнице, уходящей вниз, в подвальные помещения корпуса, прихватив по пути свой нож и пистолет убитого.
– Здесь никого, – прошелестела рация. – Спускаемся за тобой.
Тарасов не оглянулся, будучи уверенным, что подчиненные не подведут. За спиной у группы было около полусотни операций, и все они закончились успешно. Конечно, экипировка оставляла желать лучшего, они привыкли к супертехнологичным новинкам типа инфразвукового излучателя, терачастотного лазера, с помощью которого можно было видеть сквозь стены, или органайзера – компьютерного терминала, позволяющего ориентироваться на любой местности и управлять каждым бойцом группы. Но они так давно работали вместе, так хорошо дополняли друг друга, что действовали как одно многорукое, многоногое и многоголовое существо.
Тарасов спустился до площадки между этажами, готовый мгновенно отреагировать на любое изменение обстановки, осторожно глянул вниз поверх перил.
Выход с лестницы в коридор подвального этажа освещался тусклой лампочкой, света которой едва хватало для ориентации в нешироком пространстве коридора. На нижней ступеньке спиной к неслышно спускавшемуся Владиславу неподвижно стоял высокий мужчина в кожаном пальто, вооруженный пистолетом. Его спина не позволяла видеть весь коридор. Но по звукам, доносившимся из коридора, можно было судить о количестве людей, находившихся там. Голоса принадлежали женщинам, да изредка слышался чей-то мужской голос. Звякнули запоры двери, раздался скрип.
Идущий следом за командиром Гроза дотронулся пальцем до его плеча, протянул арбалет.
Тарасов отрицательно качнул головой, поднял над головой сжатый кулак, растопырил пальцы. И прыгнул вперед, преодолевая одним прыжком сразу весь нижний пролет лестницы. Ударил мужчину в кожане рукоятью пистолета по затылку. Ворвался в коридор.
Его взору представилась следующая картина.
В коридоре всего в нескольких шагах от него стояли Буй-Тур со скованными за спиной руками, согнувшийся Олег, поддерживаемый здоровяком-монголом и черноволосой девицей, и еще одна крупнотелая, бедристая девица в камуфляж-комбинезоне, придерживающая дверь в ближайшее помещение, из которого в этот момент выходили Данилин и его беременная подруга.
Бедристая, с крупным некрасивым носом девица единственная из троих конвоиров сразу поняла, что происходит, и очень грамотно отреагировала на падение одного из своих помощников. Не оборачиваясь, она сделала шаг в сторону, доставая пистолет, и одним движением спряталась за толстой деревянной дверью камеры, в которой до этого находились пленники.
Если бы мужчины в этот момент замешкались, промедлили, все могло кончиться печально. Однако они не промедлили, доказав, что не зря считаются профессионалами.
Буй-Тур вдруг ударил ногой по носку ботинка черноволосой – сверху, так что она, охнув, согнулась, выпуская локоть Олега. В то же мгновение лейтенант, казавшийся совсем обессиленным, крутанулся на каблуках, вонзая локоть в живот монголу. Данилин, как бы продолжая заранее отработанный прием, ударил коленом в лицо брюнетку, отбрасывая ее к стене, на мгновение буквально исчез из глаз – так быстро он двигался и успел перехватить руку с пистолетом, высунувшуюся из-за двери. Резко рванул ее вверх и вниз, ломая кисть блондинке. Затем в действие вступили бойцы группы СОС.
Звонко щелкнула тетива арбалета. Толстая короткая стрела прошила дверь и пришпилила к ней блондинку с толстым носом.
Тарасов бросил нож в монгола, попадая ему точно в переносицу.
Хан выстрелил, и успевшая поднять свой пистолет брюнетка в камуфляже отлетела в глубь коридора, отброшенная ударом девятимиллиметровой пули «котика». Второго выстрела не потребовалось.
Короткий бой закончился. Движение в коридоре остановилось, словно кадр на экране телевизора.
Где-то в недрах здания наверху зародился короткий шум, смолк.
Тарасов кинул взгляд на Грозу, и тот метнулся к лестнице, исчез.
– Привет, полковник, – будничным тоном сказал Буй-Тур. – Честно говоря, мы тебя не ждали. Что заставило тебя и твоих парней вылезти из-за праздничного стола?
– Скучно стало, – ответил Тарасов без улыбки. – Все живы-здоровы? Идти сможете?
– Поползем, если понадобится, только наручники снимите.
Хохол вышел из-за спины командира, нагнулся, поднимая связку ключей, выпавшую из руки так и оставшейся висеть на двери девицы с толстым носом. Звякнули, падая на пол, наручники.
– Якши вашу мать! – сказал Буй-Тур с кривой улыбкой, разминая кисти рук. – До чего же приятно быть свободным! Ты как, лейтенант?
– Хреново, – сквозь зубы процедил Олег, – болит…
– Что болит? – поднял голову Данилин, обнимавший Младу.
– У него плечо выбито.
– Разрешите, я посмотрю?
– Лечиться будем не здесь, – буркнул Тарасов. – Пора уходить.
– Я быстро.
Данилин помог Олегу снять куртку и рубашку, осмотрел его плечо, поводил над ним ладонями, не прикасаясь к телу.
– Закрой глаза и представляй, что тебе на плечо льют холодную воду. Представил?
– Ну?
Данилин дернул Олега за руку, одновременно поворачивая ее в локте.
Раздался хруст, короткий вскрик.
Олег отскочил, открывая глаза. Лицо его побледнело еще больше, покрылось каплями пота.
– М-мать!.. Извините… предупреждать же надо…
– Все, – пожал плечами Данилин, пристально рассматривая издали плечо лейтенанта. – Пошевели пальцами.
Олег пошевелил, прислушался к своим ощущениям, недоуменно поднял брови.
– Не болит, зараза… надо же… ты врач, что ли?
– Не врач, но немножко разбираюсь в этом.
– Спасибо! Прямо как заново родился! Я теперь твой должник! Отблагодарю при первом же случае.
– Потом будете благодарить друг друга, – недовольно напомнил о себе Тарасов. – Соберите оружие, вдруг понадобится.
Он первым направился к лестнице, чувствуя не облегчение, а наоборот, беспокойство. Показалось, будто он упустил из виду нечто важное, от чего зависит его судьба. Да и боевая часть операции завершилась слишком удачно, без особого напряга. Но разбираться в своих ощущениях было недосуг, оставалась не менее важная часть операции – возвращение.
На первом этаже Владислава встретили Гроза и Батон.
– Нашли еще двух деятелей, – сказал возбужденный и злой лейтенант. – Точнее, одного мордоворота – прятался на втором этаже. И бабу – сторожила запасной выход. Она подстрелила Инженера.
Екнуло сердце.
– Сильно?!
– Бедро прострелила, пуля в ноге сидит.
Тарасов выбежал из холла наружу, наткнулся на сидящего на ступеньках крыльца Инженера, вокруг которого хлопотал Нос, заматывая ногу бинтом.
– Как это случилось?
– По глупости, – скривился Инженер. – Сам подставился. Баба такая шустрая оказалась, если бы еще и стрелять умела, я бы тут с тобой не разговаривал.
– Где они? – Владислав посмотрел на Батона.
– Обоих положили, – оскалился капитан. – Уговорами таких не возьмешь. Мы им предложили нихт шизн и гитлер капут – не подействовало.
– Как ты себя чувствуешь? – снова наклонился к Инженеру Владислав.
– Как рыба на крючке, – бледно улыбнулся лейтенант.
– Как бы парень кровью не истек, – озабоченно сказал Нос.
Подтянулись остальные. Данилин вышел вперед.
– Подождите, не бинтуйте, я посмотрю на рану.
– Тогда штаны снимать придется.
– Дайте нож.
Тарасов протянул учителю свой нож.
Данилин воткнул его пару раз в снег, затем разрезал слипшуюся от крови штанину, сосредоточенно ощупал бедро Инженера пальцами, не надавливая на рану. Замер на несколько секунд. Глаза его посветлели и буквально засветились изнутри медвяно-желтым блеском.
Инженер вздрогнул, шире раскрывая глаза.
– Горячо!..
Данилин разогнулся, вытер окровавленные ладони снегом.
– Кровь больше идти не будет. Но потом все равно его надо к хирургу. Я не могу достать пулю. Она повредила вену, в этих условиях восстановить стенку сосуда не удастся.
– Ничего, наши врачи быстро его прооперируют, – сказал Гроза. – Давайте я отвезу его на базу.
– Встать сможешь? – посмотрел на раненого Тарасов.
Инженер встал, опираясь на протянутые руки, наступил на поврежденную ногу, прикусив губу, с удивлением оглянулся на Данилина.
– Не болит!
– Я заговорил рану, – пожал плечами Андрей. – Можете идти, только не особенно нагружайте ногу.
Бойцы с уважением глянули на освобожденного пленника.
– Вам цены нет, – проворчал Нос. – Присоединяйтесь к отряду, мы похлопочем перед начальством.
– Спасибо, – вежливо покачал головой Данилин.
– Нет, серьезно.
– Отставить болтовню! – нахмурился Тарасов. – Батон, Хохол, возьмите минивэн, отвезите Анатолия Михалыча на базу, к хирургу. Остальные – по машинам.
– Куда едем? – осведомился Гроза.
– Сначала ко мне домой, мне кое-что проверить надо… Потом все соберемся у воеводы.
– А трупы куда?
– Я вызову наших чистильщиков, пусть позаботятся о трупах, а заодно выяснят, что это за спецгруппа здесь была. Если она подчиняется князю…
– Тот монгол был телохраном князя, – заговорил Буй-Тур. – Я с ним уже встречался. Кроме того, мы там нашли вот это. – Он подал Тарасову значок в форме глаза.
– Знакомая штучка.
– И я о том же.
– Ладно, разберемся, садитесь.
Внезапно рация в ухе Тарасова сыграла мелодию консорт-вызова. Он отошел в сторону.
– Как дела, полковник? – раздался в наушнике голос воеводы Николая.
– Норма, – ответил Тарасов. – Ранен Инженер, но не тяжело, пуля в ноге. Мы возвращаемся.
– Успели?
– В самый раз.
– Сколько их было?
– Десять штыков. У одной из девиц обнаружен значок в форме глаза.
– Это знак принадлежности к российской масонской ложе под названием орден Власти. Главой ордена является патриарх Русской неохристианской церкви Николай Етанов. Это его люди, группа особого назначения, так сказать.
– С ними был телохран князя…
– Ничего удивительного, князь сотрудничает с Етановым, они росли в одном городе и даже учились в одной школе. Телохран – лишнее свидетельство их связи. Но я звоню по другому поводу: убит воевода Спирин.
Тарасов оглянулся на своих подчиненных и на освобожденных пленников, выглядывающих из машин, сдержал проклятие.
– Когда это случилось?
– Полчаса назад его тело нашли на льду Москвы-реки в районе Крымского моста.
– Как он там оказался?
– Вопрос не по адресу. Известно лишь, что воевода добился аудиенции у Пресветлого, но, видать, не дошел.
– Как он погиб?
– Удар в грудь. Очень мощный удар. Сломаны ребра, грудная клетка вдавлена, сердце буквально сплющено.
– Черт!
– Именно, полковник, словно черт копытом ударил, – невесело пошутил воевода. – На базе вам лучше не появляться, езжайте сразу ко мне, там обсудим положение.
– Инженера надо в больницу…
– Я привезу хирурга. До связи.
Рация замолчала.
– Что там, командир? – осведомился Гроза.
– Убит воевода Спирин, – глухо ответил Тарасов, направляясь к джипу. – Поехали.

За Кольцевой автодорогой разделились.
Хохол, Нос и Батон пересели в минивэн к Инженеру и бывшим пленникам и поехали к воеводе.
Тарасов, Хан и Гроза на джипе воеводы отправились к дому Яны. Недоброе предчувствие, терзавшее душу Владислава на протяжении всего пути, выросло в тревогу. Яна не отвечала на звонки, а ее мобильный был заблокирован. Оставалась маленькая надежда, что она все-таки решила не оставаться дома одна и поехала к родителям.
Однако надежда не оправдалась.
Дома девушки не было. Никто на длинное пение дверного звонка не отреагировал и к двери не подошел.
– Ключа нет? – поинтересовался Гроза.
Владислав отрицательно качнул головой.
– Не помнишь, какой здесь замок?
– По-моему, один с защелкой, наподобие английского, второй фигурный, и засов.
– Если дверь закрыта на засов, придется ломать.
– Если бы Яна была дома, она бы уже подошла.
Гроза достал небольшой пенальчик, в котором лежал необычной формы инструмент, похожий на вилку, нож и шило одновременно.
– Хорошо, что я всегда ношу с собой зубочистку.
Тарасов усмехнулся. «Зубочисткой» лейтенант называл отмычку.
Замок щелкнул.
– Все правильно, это однозубый «англичанин», его расческой открыть можно. А второй не заперт.
Гроза потянул за ручку, дверь открылась.
Тарасов бесшумно шагнул в прихожую, принюхиваясь к запахам квартиры и прислушиваясь к ее тишине. Ноздрей коснулся чужой недобрый запах, запах страха и опасности.
В гостиной все выглядело, как и до ухода Владислава, лишь на ковре валялся разбитый бокал и темнело пятно впитавшегося в ворс вина. Тарасов заглянул в спальню Яны, потом в спальню родителей, в туалетную комнату, никого не обнаружил и вернулся в гостиную. Глаз зацепился за клочок бумаги, выглядывающий из-под вазы с цветами. Владислав вытащил свернутый листок с надписью: «Позвони». Чуть ниже был нацарапан номер мобильного телефона.
Он вздохнул с облегчением и тут же сглотнул ком в горле. Почерк не принадлежал Яне.
– Записка? – полюбопытствовал Гроза, вернувшийся из кухни.
Вместо ответа Владислав набрал указанный номер. После долгой паузы в трубке заговорил сухой мужской голос:
– Полковник Макаров?
– Да, – мрачно ответил Тарасов, не сразу вспомнив свое нынешнее «псевдо». – Кто говорит?
– Вы нас очень разочаровали, полковник, – продолжал голос, игнорируя вопрос. – Ваша самодеятельность будет вам дорого стоить. Ваша дама у нас. Если до семи часов вечера первого января вы не приедете туда, куда мы укажем, она умрет.
– С кем я говорю, черт побери?!
– Не перебивайте! Вы прикажете своим солдатикам отправиться на базу в Бескудниково – мы проследим за ними, а сами – без оружия – явитесь ко мне для переговоров. Запоминайте адрес: Серебряный Бор, улица Березовая – бывшая Первая линия, дом девять. Запомнили?
– Идите к дьяволу!
– У вас четырнадцать часов, полковник. Решайте, жить вашей подруге или нет.
– Это решает Господь…
– На все моя воля, полковник! Я вас жду.
В трубке загудело.
Тарасов некоторое время смотрел перед собой ничего не видящими глазами, очнулся от прикосновения.
– Они взяли ее? – с утверждающей интонацией спросил Гроза.
Тарасов кивнул.
– Кто?
– Не знаю. Велено приехать по указанному адресу… для переговоров.
Гроза хмыкнул, переглядываясь с Батоном.
– Может быть, это князь?
– Нет смысла гадать.
– Так давай съездим. Ребят вызывать?
– Я должен быть один.
– Хорошо, ты будешь один, а мы – где-нибудь поблизости. Куда ехать?
– В Серебряный Бор.
– Там моя девушка живет, – оживился Хан. – Я неплохо знаю те места.
– Отставить, – поморщился Тарасов. – Я пойду один. Выходите.
– Ты прямо сейчас поедешь?
– Мне дали время до семи часов вечера. Едем к воеводе, посоветуемся.
– Вот это правильно, нечего пороть горячку.
Хан и Гроза вышли.
Тарасов окинул взглядом гостиную Яны, представляя, как девушку хватали грубые руки, затыкали рот, связывали, выносили из квартиры, и дал в душе клятву убить всех, кто похитил его любимую ради своих гнусных целей.
Деревня Суконниково
Новогодняя ночь
Глубокой ночью в спящую деревню тихо въехала машина иностранного производства, но с костромскими номерами – «Опель»-фургон. Она остановилась у первого жилого дома, к крыльцу которого была протоптана в снегу узкая дорожка. Фары погасли. Хлопнула дверца. Из кабины выбралась на дорогу, укрытую недавно прошедшим снежком, темная фигура, сверкнул фонарь.
Скрипя снегом, фигура двинулась к дому, подсвечивая под ноги, постучала в дверь. Долгое время никто не открывал. Потом за дверью послышался старческий голос:
– Кого нелегкая несет в такую познь?
– «Скорая помощь», – буркнула фигура. – Нам нужна дача профессора Федорова.
– Не знаю никаких прохвессоров.
– Открой, дедушка, людям помочь надо.
Загремела щеколда, дверь приоткрылась. На пороге появился старик в наброшенном на исподнее тулупе, со свечой в руке. Свет свечи упал на фигуру, и стало видно, что это рыжебородый монах в черной рясе, отороченной мехом. На груди у него висел странный крест в виде человеческой фигуры с выпученными глазами на прямоугольной голове.
– У вас здесь живет ученый Федоров, – продолжал монах сиплым голосом. – Его жена заболела.
– Кажись, есть один вченый, – согласился старик, почесываясь. – Вторая изба с краю. Токмо он под Новый год уехал, кажись. Хоча, могеть быть, и приехал обрат.
– Приехал, приехал. Проспал ты, дед. А ты один живешь или с семьей?
– Дети в городе, старуха уехала к родственникам, один я нонича.
– Значит, второй дом с краю, говоришь?
– Там Граиха ране жила, да преставилася, царствие ей небесное. – Старик перекрестился. – А дочка Граихина хату-то и продала какому-то вченому. Труба у них новая и ворота крашены.
– Спасибо, дед. – Монах достал из складок рясы пистолет, выстрелил, проследил за падением тела, впихнул его ногой в сени и закрыл дверь. Вернулся к машине.
– Вторая изба с другого краю.
«Опель» двинулся дальше, урча мощным мотором, миновал центр деревни с магазином, освещенным фонарем на столбе. Остановился у хаты, купленной, по словам старика, «вченым». Из кабины вылезли на снег три фигуры: монах, женщина в дубленке и мужчина в камуфляжной форме. Подсвечивая под ноги фонарями, все трое направились к дому Федорова. Осмотрели замок на двери, потолкали ворота.
– Все закрыто, придется ломать, – проворчал мужчина в камуфляже.
– Окно выбей, – посоветовала женщина, закуривая.
– Соседи услышат.
– Уберем, если услышат.
Мужчина, увязая в снегу по колено, перелез палисадник и в три удара выбил раму ближайшего окна, скрылся в доме. Через минуту появился во дворе, загремел засовами, приоткрыл створку ворот.
– Заезжать будем?
– Нет, – коротко ответила женщина.
– Осторожнее, там внутри черт ногу сломит.
– Кот, обыщи хату, – распорядилась женщина. – Вдруг документы какие найдешь, чертежи или дискеты. Спиридон, загляни в сарай. Здесь тачка недавно стояла, может, бензин отыщется.
Мужчины разошлись.
Тот, кого предводительница отряда назвала Котом, включил фонарь и начал шарить по комодам, столам и шкафам в хате, то и дело наступая на какие-то лопающиеся под ногами зерна. Заинтересовавшись, он нагнулся, разглядывая рассыпанное по полу пшено.
– Что за хрень?!
Разогнуться и понять, что происходит, он уже не смог. В глазах вдруг потемнело, воздух застрял в легких, сердце остановилось. Он выронил фонарь, схватился руками за горло, попытался разорвать воротник комбинезона, не сумел и повалился на пол, судорожно царапая грудь ногтями. Попытался крикнуть, но изо рта вырвался только тихий хрип. Дернувшись несколько раз, он затих.
В углу комнаты сгустился мрак, бесшумно – несмотря на пшено на полу – переместился к упавшему, превратился в зыбкую человеческую фигуру. То ли призрак, то ли оборотень без плоти, поднял фонарь и направился к двери, обретая массу и форму того, кто только что умер от неизвестных причин.
Монах в это время включил свет в сарае, осмотрелся и вернулся к начальнице.
– Там действительно лаборатория, хламу полно, какие-то железные машины стоят, но бензина нет.
– Принеси канистру из багажника.
Монах послушно направился за канистрой.
Женщина в дубленке подошла к сараю, заглянула в распахнутую дверь. Ее внимание привлекла конструкция на верстаке, и она подошла ближе, разглядывая металлический шар с рычагами, опутанный проводами.
Что-то прошелестело за спиной, будто легкий сквознячок.
Она оглянулась, и на голову ей рухнул потолок…
Монах вернулся во двор с канистрой бензина в руке, никого не увидел и позвал:
– Хильда!
Никто ему не ответил. Только в сарае что-то стукнуло, послышались легкие потрескивания, словно по рассохшимся половицам шагала женщина в сапожках.
Монах кивнул сам себе, вошел в сарай, ища глазами спутницу.
– Вот, принес… – Он не договорил.
Перед ним в воздухе образовалась тень с глазами, в которых горел ледяной огонь приговора.
– Изыди, антихри… – Монах бросил канистру, попятился, доставая из-под полы рясы пистолет.
Но рука его вдруг перестала слушаться, ноги ослабли, стали ватными, в сердце вошла острая боль. Задохнувшись, монах прижал руки к груди, покачнулся и упал навзничь. Глаза его так и остались открытыми, полными предсмертного ужаса.
Текучая тень выбралась из сарая, неслышно пересекла двор и растворилась в темноте ночи.
В кабине «Опеля» сидели двое, водитель и пассажир на заднем сиденье, куривший сигарету. Они почти не разговаривали, изредка перебрасываясь односложными репликами.
Прошло несколько минут с момента выхода группы, однако в доме и во дворе ничего не изменилось, не было слышно голосов ушедших, и покой ночи не нарушало ни одно движение.
– Что они там копаются? – буркнул тот, что сидел сзади. – Всего-то делов – облил углы бензином и поджег.
– Сходи, поторопи, – предложил водитель.
Куривший затянулся, открыл дверцу и выдохнул дым уже снаружи, за пределами кабины. Больше он ничего не успел сделать.
Чья-то рука зажала ему рот, рванула голову влево. Раздался хруст. Курильщик обмяк, не издав ни звука.
– Ну, что застрял? – оглянулся водитель. – Кабину выстудишь, мороз на улице.
Он вдруг увидел два светящихся ледяных глаза, глядящих на него из темноты, выговорил оторопело:
– Ты чего, Макс?!
– Спи! – раздалось в ответ.
Водитель вздрогнул, шире открывая глаза, хотел было достать пистолет, но руки не слушались, в голове раздался гитарный звон, она поплыла куда-то, качаясь на невидимых волнах, и водитель уже не видел, как обладатель светящихся глаз, человек-тень легонько прижал ему пальцем сонную артерию.
Постояв немного возле «Опеля» с работающим двигателем, человек, легко уничтоживший группу зачистки, которую послал в Костромскую губернию глава ордена Власти для ликвидации последних «очагов утечки информации», связанных с работой Льва Людвиговича Федорова, обыскал салон автомобиля. Затем втащил в салон тела убитых – вынес их по очереди из дома и со двора, погасил свет в сарае, запер двери и ворота, сел за руль.
Машина сдала назад, до площади с фонарем, развернулась и тихо двинулась к выезду из деревни. У крайнего дома остановилась. Водитель, не выключая мотора, заскочил в дом, с минуту колдовал над телом старика, тяжело раненного в грудь, перенес его в горницу, уложил на кровать. Потом постучал в дверь соседнего дома, дождался, пока ему откроют, и попросил соседку поухаживать за раненым. Снова сел в машину.
Двигатель заворчал громче, «Опель» тронулся с места и пропал в темноте. Перекрестившись, пожилая женщина в пуховом платке, накинутом на голову и плечи, побежала к хате старика.
«Опель» между тем миновал село Никольское, выехал на Галичское шоссе, повернул к городу, но двигался недолго. Водитель, ориентируясь только по ему известным приметам, свернул налево, разогнал машину и, выпрыгнув из нее на ходу, направил с моста в реку. Проломив ограждение моста, «Опель» упал на лед и взорвался.
– Порядок! – проворчал человек, отряхиваясь. – С Новым годом, господа мерзавцы. Передайте там, в аду, что пастухи нам не нужны.
Отойдя полкилометра от места падения «Опеля» в реку, он сел в стоявший у обочины шоссе серебристый «Ягуар» и уехал.
«Опель» догорел – за это время мимо не проехала ни одна машина, шоссе в новогоднюю ночь пустовало, – и стало совсем темно. Лишь звезды равнодушно смотрели на лес, поле и дорогу, не желая вмешиваться в суетные дела людей.
Тарасов
1 января
Шел уже четвертый час длинной новогодней ночи, когда Тарасов, оставив джип во дворе, вошел в коттедж воеводы в сопровождении Хана и Грозы. Дверь открыл молчаливый охранник с автоматом через плечо, и по одному этому факту – охрана владений обычно перед гостями воеводы не показывалась – можно было судить о тревожной атмосфере, царящей в доме.
Бойцы группы ждали своего командира в гостиной, о чем-то беседуя. Воевода показался на винтовой лестнице, ведущей на второй этаж, махнул рукой и скрылся, бросив:
– Я сейчас.
– Ну, что там, командир? – заметил Тарасова Хохол.
– Где Инженер? – вопросом на вопрос ответил Владислав.
– Спит, – ответил Нос. – Приезжал врач, вытащил пулю, все нормально.
– А где наши подопечные?
– Разъехались, кто куда.
– Как это разъехались?!
– Полковник со своим телохраном вызвал своих орлов и направился куда-то отдыхать. Куда поехали Данилин с дамой, неизвестно, он не сказал. Пообещал позвонить. А что, надо было их не отпускать?
– Одной заботой меньше. – Тарасов сел в кресло, помял лицо ладонями. – Лишь бы не попались снова.
Появился воевода, а вместе с ним сурового вида мужчина в свитере. У него были усы и седоватая бородка, придававшие ему вид представителя творческой интеллигенции – художника или артиста.
– Знакомьтесь, – произнес Николай. – Валентин Платонович, полковник, начальник службы целеуказаний.
Тарасов пристально оглядел человека, подчиненные которого не однажды выводили группу СОС на цель и еще ни разу не ошиблись. Встав, пожал ему руку.
– Не ожидал вас увидеть, Валентин Платонович.
– Обстоятельства, – отрывисто бросил главный «наводчик» СОС. – У нас серьезные проблемы. Воевода в курсе, обсудите с ним ситуацию, я скоро вернусь.
Он вышел.
Тарасов покачал головой, глядя ему вслед.
– Если уж такой человек рискует «засветиться», дела наши действительно неважнецкие.
– Что случилось, Владислав Захарович? – сказал Николай, ощупывая лицо Тарасова проницательными серыми глазами. – У вас похоронный вид.
– Какие-то мерзавцы похитили его девушку, – ответил за командира Гроза.
Воевода нахмурился.
– Так… Кто?
Тарасов сел, посмотрел на него снизу вверх.
– Подозреваю, что это люди князя Шельмина, которому мы подложили хорошую свинью, освободив полковника Буй-Тура. Или… – Он помолчал. – Или наш «доброжелатель» из-за бугра.
– Махаевски.
Тарасов кивнул.
Воевода пригладил волосы на затылке, задумчиво прошелся по комнате, сел напротив.
– Рассказывайте.
Владислав коротко поведал ему историю с возвращением и поисками Яны. Подсевшие ближе бойцы группы смотрели на командира с удивлением и недоверием, потрясенные известием. По их мнению, такого просто не могло случиться ни с кем из них, а тем более с командиром. Лишь Гроза и Хан, знавшие о похищении, не реагировали на рассказ, оглядывая интерьер гостиной, отделанный под старину: длинный деревянный стол, деревянные кресла, сундуки, лавки вдоль стен, коллекции деревянных ковшей, ложек, изделий из дерева на стенах, домотканые дорожки и коврики, рушники с орнаментами, красивые занавески.
– Они все-таки опережают нас, – проговорил Николай, когда Тарасов закончил. – На полшага, но опережают. Боюсь, князь уже доложил первому о вашей «измене», полковник. Возможны осложнения.
– У вас же есть доказательства, что князь связан с Махаевски и Етановым.
– Этого мало. Шельмин наверняка каким-нибудь образом подстрахуется, к примеру, соорудит «легенду» о раскрытии «заговора». Или подсунет Пресветлому план операции по внедрению в орден Власти своих агентов. А теперь еще и вы у него на крючке.
– Я должен дать ответ до семи вечера.
– Советую не идти. Мы с Валентином собираемся добиться приема у Пресветлого и все объяснить.
Тарасов покачал головой.
– Князь пошел ва-банк. Он убрал Спирина, покушался на Всеслава Антоновича… и вас уберет, не задумываясь. Вряд ли Пресветлый вас примет, а если и примет, то не поверит, а если и поверит, то обязан будет проверить. Проверка же займет не один день. К тому времени князь наверняка найдет способ добраться до вас. А я не могу рисковать… жизнью… ни в чем не повинного человека.
– Мы пойдем с тобой, командир, – сказал Батон. – Неужели не справимся с каким-то там князем?
– Не забывайте, что на стороне князя магистр Махаевски.
– Да пусть даже сам дьявол! Вспомни, командир, какие операции мы проворачивали.
– Я не могу рисковать, – повторил Владислав. – Серебряный Бор наверняка просматривается телекамерами, вам шагу не дадут ступить. Нет, я пойду один, выясню обстановку, условия, какие мне предложат, и позвоню.
– Но, командир…
– Отставить пререкания! – Тарасов встретил взгляд воеводы и увидел в его глазах понимание и сочувствие. – Машину дадите?
– Нет, – сказал Николай. – Вам лучше отправиться туда на такси. Но я бы посоветовал перед встречей поспать пару часов. Вы должны быть в форме.
Тарасов подумал и согласился. Спать не хотелось, мысли о Яне, находившейся в плену у неизвестных похитителей, не давали покоя, будили злое воображение, заставляли придумывать все новые и новые способы освобождения девушки и планы мести. Но он все же заставил себя принять душ, лечь на диван в одной из комнат коттеджа и смежить веки.

Освоению красивейшего Серебряного Бора на северо-западе столицы положила начало еще Екатерина II, повелев устроить там Конный двор. Строительство первых дач в этом прекрасном уголке Москвы началось в девятнадцатом веке. Одним из первых здесь построился Великий князь Сергей Александрович, сын императора Александра II. Вслед за ним и его семейством сюда постепенно перебазировалась практически вся московская знать и особенно купеческая верхушка: Морозовы, Рябушинские, Бахрушины, Баевы. Так в конце девятнадцатого – начале двадцатого века возник дачный поселок. Городским парком он стал уже в советские времена, когда городские власти разрешили провести там мелиоративные работы, осушить болота, берега Москвы-реки повысить, а саму реку расширить. Вековые деревья и песчаный пляж сделали Серебряный Бор любимым местом отдыха москвичей, хотя к концу двадцатого века многие дачи перешли в разряд частных владений, и территория бора, доступная для отдыха, резко сократилась.
Тарасов бывал здесь лишь однажды, да и то пару лет назад, поэтому ориентировался плохо. Таксист высадил его в конце короткой Березовой улицы, упиравшейся в водоканал, и уехал. А Тарасов, озабоченно глянув на табличку с номером 7 – дом за глухим и высоким забором был последним, размышляя теперь, что делать, так как ему было предписано прибыть к дому номер 9. Именно этот дом на Березовой улице и отсутствовал.
– Что-то ищете, молодой человек? – раздался из-за двери в заборе чей-то голос; дверь приоткрылась, на Тарасова глянул пожилой человек в меховой шубе и пыжиковой шапке.
– Извините, – пробормотал Тарасов, – я ищу дом номер девять…
– Нет здесь такого, – снисходительно пожал плечами обладатель шубы. – Напротив дом номер восемь, мой – номер семь. Не перепутали чего?
– Мне дали этот адрес – улица Березовая, дом девять.
Еще раз извинившись, Тарасов добрел до конца улицы, мельком глянув на лыжника в синем спортивном костюме; это был Гроза.
Улица упиралась в каменный бордюр с перилами, за которыми виднелся канал, скованный льдом, и плотина слева. День клонился к вечеру, но на льду еще кое-где неподвижно стыли рыбаки. Вполне возможно, кто-то из них в настоящий момент следил за берегом и всеми, кто появлялся в поле зрения, и сообщал обо всем начальству.
Сзади послышалось урчание мотора.
Тарасов оглянулся.
В двадцати шагах от него остановился черный джип «Мерседес» с темными стеклами. Открылась дверца, из джипа высунулась молодая женщина в дубленке и вязаной шапочке, призывно махнула рукой:
– Подойди.
Тарасов, чувствуя на себе взгляды нескольких пар глаз, приблизился к джипу.
– Садись.
– Кто вы?
– Узнаешь в свое время.
Тарасов оглянулся, лыжника в синем не увидел, молча полез в салон «Мерседеса». Его подхватили сильные руки, грубо вдавили в сиденье, быстро обыскали.
– Чист, – раздался равнодушный мужской голос.
Кто-то сел рядом. Тарасов оказался зажатым между двумя мордоворотами в черном.
– Завяжи ему глаза, – распорядилась дама, усаживаясь впереди.
Тарасову заклеили скотчем глаза, джип тронулся с места, развернулся и покатил по улице, не особенно разгоняясь. Свернул налево, потом направо, еще раз налево, притормозил, снова свернул. Владислав по памяти представил схему улиц Серебряного Бора и хмыкнул про себя. Похоже, его просто возили по дачному поселку, делая вид, что везут в другое место, пытаясь запутать. И длилась эта «экскурсия» около получаса.
Джип наконец остановился, затем, судя по доносившимся в кабину звукам, заехал во двор чьей-то усадьбы.
Тарасов улыбнулся в душе. По его расчетам, усадьба находилась буквально в двух сотнях метров от Березовой улицы, может быть, даже в соседнем переулке. Что ж, пусть хозяева думают, что им удалось запудрить ему мозги. И ребятам. Едва ли опытные бойцы клюнут на эту удочку и побегут к машине, чтобы не упустить джип из виду.
Его толкнули в плечо.
– Выходи!
Тарасов вылез, гадая, кого увидит. Попытался унять поднявшееся в душе волнение.
Те же руки больно сдернули с лица липкую ленту, толкнули в спину.
– Шагай!
В сгущающихся сумерках Владислав увидел красивый двухэтажный особняк из серого камня, стилизованный под средневековый замок. Особняк был окружен двухметровой ширины канальчиком с текущей (!) водой. Над каналом стлался пар, и деревья в саду стояли седые от инея.
К Тарасову с двух сторон подошли два здоровенных лба в черных куртках с эмблемами в форме двуглавого орла, взяли его под руки и повели через мостик к воротам замка. Рядом с воротами открылась дверь с выпуклым бронзовым щитом, в глаза брызнул свет.
Ступеньки. Короткий коридор. Поворот. Еще ступеньки. Большой холл с витражами из цветного стекла, витые колонны, кадки с фикусами по углам, в центре – круглый бассейн с подсвеченной изнутри голубой водой. Тишина. И ни души.
Тарасова оставили одного.
Недоумевая, он прошелся по шестиугольным плитам мозаичного пола, с интересом рассматривая стены холла с фресками на библейские мотивы, куполовидный потолок с херувимами и солнцем. В недрах особняка послышалась тихая музыка, смолкла.
Кто-то кашлянул за спиной.
Тарасов стремительно обернулся.
На него смотрел, заложив руки за спину, неизвестно откуда появившийся молодой черноволосый мужчина.
Глаза у незнакомца были черные, с поволокой, умные и злые. На лице выражение силы и властности. Одет он был в строгий коричневый костюм с красным галстуком и модные туфли малинового цвета.
– У меня мало времени, полковник, – сказал он звучным, поставленным голосом, удовлетворившись осмотром. – Вы не послушались меня, пришли не один, поэтому откровенного разговора не получится. А жаль.
– Князь Шельмин, – шевельнул занывшими губами Тарасов.
В глазах хозяина особняка мелькнули иронические огоньки.
– Отдаю должное вашей проницательности, Роман… э-э, Алексеевич. У вас ведь такое «псевдо»? Итак, у меня, собственно, только одно…
– Где Яна? – перебил его Владислав.
Шельмин сдвинул брови, смерил Тарасова выразительным взглядом.
– Вы не слишком воспитанны, полковник. Подруга ваша жива и здорова… до поры, до времени, разумеется. Но все будет зависеть от вас, от вашего желания сотрудничать.
– С предателями я не сотрудничаю.
– Ну что вы, полковник, право слово, это вы у нас предатель. Вы не выполнили приказ, вы отпустили преступника, вы помогли бежать проштрафившемуся полковнику Буй-Туру. Так что кругом виноваты, с какой стороны ни посмотри. А вы знаете, что в нашей системе бывает с людьми, изменившими принципам. Орден ошибок не прощает. Но у вас еще есть шанс избежать наказания… если мы договоримся.
– Вряд ли.
– Надеетесь на свою команду? Напрасно. – Шельмин глянул на часы, поднес их к губам. – Джеральд, что там у тебя?
– Все в порядке, взяли всех, – раздался из часов тихий голос. – Сейчас приду.
Тарасов напрягся, холодея. Если команда провалилась, ждать помощи будет не от кого. Николай один ничего не сделает, если только не воспользуется услугами другой команды, как СОС. Владислав знал, что орден имел по крайней мере три таких оперативных дружины, готовых выполнить любые сложные операции за рубежом. Вот только подчиняются ли они воеводе так же, как СОС-1?
Открылась входная дверь. Вошел человек.
Тарасов внутренне содрогнулся.
Ничего демонического в облике этого человека не было, если не считать горящих черным огнем глаз, и тем не менее он производил впечатление исключительно сильного и опасного противника, мастера боевых искусств. А еще он здорово походил на князя, почти как родной брат, особенно ощущением властной уверенности и угрозы. Только лицо у него было бледнее и равнодушнее.
– Привет, полковник, – сказал он таким же звучным голосом, что и князь, с едва уловимым акцентом. – Не думал, что вы романтик. Между тем романтики всегда были легкой добычей.
– Джеральд Махаевски, – сквозь зубы выговорил Тарасов.
Черноволосый незнакомец, одетый в черное пальто, смерил Владислава насмешливо-презрительным взглядом.
– Неужто меня здесь знают?
– Твой словесный эквилибр излишен, – сухо и недовольно сказал князь. – Среди наших потери есть?
– Двое убитых, двое раненых. Эти парни неплохо знают свое дело, пришлось успокаивать их по полной программе.
У Тарасова заныло сердце.
– О чем речь?
Князь и его приятель посмотрели на него.
– Речь идет о ваших парнях, полковник. Не стоило полагаться на их опыт и профессионализм. Сейчас они у нас. Так, магистр?
– Трое, – осклабился Махаевски. – Двое успокоились навсегда.
– Кто? – севшим голосом произнес Тарасов, с трудом сдерживаясь, чтобы не броситься на врагов.
Махаевски оценивающе глянул на него.
– Кажется, полковник не прочь помахать кулаками. Доставим ему такое удовольствие?
– Кто… погиб? – хрипло выговорил Тарасов.
Махаевски пожал плечами.
– Какая, в сущности, разница, полковник? Одним оперативником больше, одним меньше… вы лучше подумайте о себе. Не хотите показать свое мастерство? Говорят, вы классный рукопашник.
– Джеральд! – недовольно сдвинул брови Шельмин. – У нас нет времени на развлечения.
– Мне хватит двух минут. Ну так как, полковник? Пободаемся? Если выстоишь пять минут, что практически невозможно, я отпущу тебя, твоих людей и сеньориту. Если две минуты – только сеньориту. Идет?
Тарасов с трудом преодолел приступ ярости.
– Идет…
– Отлично! Алексей, отойди в сторонку. Заключим пари?
– Приспичило тебе ерундой заняться…
– Размяться хочу, а где еще у вас в России найдешь хорошего спарринг-партнера?
Шельмин отступил к стене холла, заложил руки за спину.
Махаевски сбросил пальто, остался в тонком – под горло – сером свитере и брюках.
Тарасов сбросил куртку и пиджак, хотел было снять рубашку, но передумал. Зато снял ботинки.
Махаевски, усмехнувшись, покачал головой.
– Боитесь покалечить? Уверяю вас, полковник, вы меня ни разу не зацепите.
Он вдруг сорвался с места, в течение долей секунды преодолел расстояние, их разделявшее – около десяти метров, и Тарасов едва успел поймать опасный всплеск приема. Заблокировал один удар, принял на мышечный каркас живота другой, отскочил. Но тут же был вынужден защищаться снова, потому что противник продолжил атаку, не давая ему времени на оценку ситуации. Тело потряс еще один мощный удар, отозвавшийся болью в грудной клетке.
Конечно, Владислав умел держать удары. Техника сопротивления ударам входит во все традиционные виды подготовки, которые служат укреплению внутренних (духовных) и внешних (физических) сил организма. Подготовка эта состоит в проведении специальных упражнений путем нанесения ударов по различным частям тела в сочетании с движением внутренних потоков энергии – ЦИ, как говорят адепты восточных единоборств. ЦИ способствует укреплению мышечной ткани, наполняет ее жизнестойкостью, умножает возможности тела противостоять значительным ударным нагрузкам. В начале своей карьеры рукопашного бойца Тарасов поражался способности учителя держать удары, в том числе и по голове. Он и сам в конце концов освоил «противоударный» комплекс, намного расширив диапазон проведения болевых приемов. Однако удар Махаевски был так силен, изощренно точен и неуловим, что устоять Владислав не смог.
Он отлетел на несколько шагов, упал на колени, едва не провалившись в беспамятство, и понял, что удар противника разорвал ему мышцы на груди и, возможно, сломал ребро.
Если бы магистр в этот момент захотел добить его, это ему вполне удалось бы. Но Махаевски испытывал наслаждение от беспомощности противника и растягивал удовольствие.
– Я же говорил, – с пренебрежением процедил он сквозь зубы. – Прошла всего минута и пара секунд.
– Хватит, – сказал Шельмин, – он мне нужен живым.
– Живым – не значит здоровым. Пусть получает то, что хотел.
Махаевски скользнул к упиравшемуся в пол кулаками, опустившему голову Тарасову, нанес ему в голову удар ногой… и взлетел в воздух, не успев среагировать на прием, грохнулся на спину. И хотя он тут же в бешенстве вскочил – разгибом вперед, факт успеха противника был налицо.
– Фак ю!.. Я же тебя на клочья!..
– Джеральд! – попытался остановить магистра князь, но тот его не послушал.
Бой длился еще с полминуты – ровно столько смог продержаться Тарасов, лавируя между вихрями ударов и атак разъяренного его сопротивлением магистра. Однако силы были неравны. Махаевски действительно являлся непревзойденным мастером рукопашного боя, владевшим не только бесконтактными способами воздействия на противника, но и применявшим затемняющие сознание «черные» пси-энергетические приемы. Тарасов же, получив травму, сопротивляться в полную силу не мог. И хотя он бессознательно ушел в «красный коридор» физического состояния, позволяющий тратить энергию взрывным темпом, и избрал тактику «оборонительной атаки» без нанесения множества контрударов, с подготовкой одного-единственного, способного прекратить бой, использовал весь свой арсенал приемов схождения с вектора атаки, закручивания тела в спираль, разгибов и финтов, это ему не помогло.
Лишь однажды его хитрая «звериная» отмашка-удар достигла цели, отчего на щеке Махаевски образовалась царапина, но этот успех оказался единственным. Магистр обрушил на него серию сверхбыстрых ударов, прижал к бордюру бассейна и безжалостным ударом ногой в лицо отбросил Владислава прямо в бассейн.
На голову Тарасова упала тьма…
– Хватит, я сказал! – повысил голос Шельмин, заметив движение Махаевски: тот намеревался добить противника. – Вытащи его, захлебнется.
– Одним полковником больше, одним меньше… – проворчал магистр, но все же вытащил Тарасова на бордюр. – Неплохо подготовлены ваши парни, князь, но недостаточно.
– Ты еще не встречался с витязями.
– То же самое будет и с витязем. – Махаевски потрогал пальцем окровавленную щеку, озабоченно посмотрел на палец. – Вот скунс, достал-таки!
– Пошли, обсудим положение. Надо спешить, пока Пресветлому не вздумалось затеять проверку. – Князь открыл дверь в стене, замаскированную под деревянную панель.
– А с ним что делать?
– Пусть бросят к остальным. Надеюсь, ты его не убил?
Махаевски оскалился, подошел к лежащему ничком Тарасову, с которого на пол холла стекала вода, приложил ухо к спине.
– Живучий, полковник.
– Идем.
Махаевски достал мобильный телефон, приказал кому-то поместить потерявшего сознание командира группы СОС к его уцелевшим подчиненным, и холл опустел.
Буй-Тур – Данилин
1 января
Гордей еще спал, когда зазвонил мобильник. С третьего раза сцапав телефон с тумбочки у кровати, он буркнул, не открывая глаз:
– На трубе…
– Гордей Миронович, – раздался в трубке голос Данилина, – извините, что беспокою, но тут обстоятельства… полковника взяли.
– Какого полковника?
– Что нас освободил, Тарасова. И его людей.
Сон сняло как рукой.
– Славу взяли?! Кто?! Каким образом?!
– Я случайно оказался свидетелем. Мы с Младой поехали к ее подруге в Серебряный Бор, у нее тут небольшая дача, устроились, и я решил сходить в магазин. Еще светло было. Ну, и увидел, как полковника затолкали в джип и увезли. Затем началась какая-то суета, драка, стрельба, кто-то куда-то бежал, понаехали машины… Короче, я успел заметить, как в микроавтобус погрузили два тела, а в другой затолкали трех парней. Одного узнал – он был с полковником, кличка – Гроза.
Буй-Тур выругался.
– Вот хрень!.. Извини… На кой ляд Тарасову понадобилось соваться туда?
– Не знаю.
– Черт! Ничего не понимаю… Ты не видел, куда их этапировали?
– В том-то и дело, что видел. Зима – все просматривается хорошо. Полковника сначала впихнули в джип, увезли, а через полчаса привезли на соседнюю улицу, там стоит очень крутой коттедж в три этажа, каменный. Туда же чуть раньше отправили и задержанных парней.
– Понял. Вот блин! Только собрался отдохнуть как следует… Можешь показать, где располагается коттедж?
– Конечно.
– Тогда жди нас через час. Я соберу своих ребят и подъеду. Встретимся у моста, в конце проспекта Жукова.
Буй-Тур набрал номер телефона Олега:
– Живой, лейтенант?
– Такое впечатление, что по мне проехал асфальтовый каток, – признался Олег.
– Плечо как?
– Побаливает, но терпимо, двигаться могу.
– Где ты находишься и что делаешь?
– Сплю… у знакомой. На базу не поеду, пока все не устаканится. А что? – В голосе Олега послышалось удивление. – Моя подруга не знает, где я работаю. К тому же любой человек имеет не только право, но и лево на жизнь.
Гордей не обратил внимания на каламбур подчиненного.
– Какие-то мерзавцы замели нашего приятеля-полковника и его мальчишек.
– Всю команду?! – после долгой паузы недоверчиво сказал Олег. – Что же они тогда за профи?
– Не обобщай, ситуации бывают разные. Вспомни, как нас самих взял тот же Тарасов. Тем более, уж ты-то должен знать, что на каждого крутого мастера найдется мастер покруче.
– На каждую хитрую жопу есть х… с винтом.
– Вот именно.
– Откуда тебе это известно?
– Наш второй приятель позвонил, он случайно стал свидетелем захвата.
– Какой приятель?
– Данилин.
Олег хмыкнул.
– Как все складывается…
– Вызывай пацанов, и чтобы к семи часам все были у Хорошевского моста, с оружием.
– Боюсь, пацаны сейчас не в кондиции, как-никак сегодня первое января, а они наверняка приняли на корпус известное количество алкоголя. Тем более, я не знаю, где они.
– Найди! – Буй-Тур выключил телефон, почесал грудь, находясь в полном раздрае, потом побежал под душ.
На Олега можно было положиться в любом деле. Лейтенант был беспощаден к отморозкам и всякой мрази, но всегда мог подстраховать, прийти на помощь и лечь грудью на амбразуру, зачастую не спрашивая причин, по которым он должен это делать.
В семь часов вечера к мосту через Москву-реку, соединявшему проспект Жукова и Серебряный Бор, подъехали два автомобиля: белая «Лада Самара», за рулем которой сидел Буй-Тур, и такая же белая «Лада-111». В ней сидели трое: Олег, Влад и Жека.
Буй-Тур вылез из машины, огляделся, никого не увидел и подошел к «сто одиннадцатой», открыл дверцу.
– Все здесь?
– Борюня уехал на базу еще вчера, – доложил Влад, – по распоряжению воеводы, и на звонки не отвечает. Можно, конечно, съездить за ним…
– Нет времени. Жаль, подрывник нам может понадобиться.
– Новое задание? Отдохнуть не дадут…
– Надо выручить из беды хороших парней. В нашей системе что-то сломалось, наметились очень нехорошие тенденции «мочить» ни в чем не виноватых людей, это надо исправить. Но прежде мы освободим полковника Тарасова из параллельной структуры.
– Почему мы должны этим заниматься? – недовольно спросил Жека. – Они что, твои родственники?
– Больше – единомышленники! – отрезал Буй-Тур. – Да и долг платежом красен. Они уже выручили нас с Олегом однажды, теперь наша очередь. Экипировку взяли?
– Взяли, что было, – ответил Олег, сидевший за рулем. – Комбезы, «разгрузка», кое-какое оружие.
– Машина чья?
Сидевшие в кабине «сто одиннадцатой» бойцы группы переглянулись.
– Угнали, – сказал наконец Олег, пожав плечами. – Что было делать? Не звонить же в хозчасть? К тому же топать пехом через всю Москву не хотелось. Да ты не беспокойся, командир, тачки не скоро хватятся. Мы подстерегли одного лоха у гаража, дождались, пока он поставит машину и уйдет, открыли гараж и тихонько уехали. А сам-то ты где тачку взял? – Он подозрительно посмотрел на Буй-Тура.
– Где взял, где взял… – проворчал Гордей, отводя глаза, – купил.
– Понятно, – ухмыльнулся лейтенант. – Ну и где наш приятель?
– Должен быть… – Гордей не договорил. На плечо его опустилась чья-то рука.
Дернувшись назад всем телом, он хотел нанести удар незнакомцу, неслышно подкравшемуся сзади… и в слабом свете фонаря на мосту узнал Данилина.
– Вы?! Черт возьми, как вы подошли незаметно? Так же инфаркт схлопотать можно!
– Извините, – смущенно сказал бывший учитель физкультуры.
– Садитесь в машину.
Они залезли внутрь «Лады».
– Рассказывайте.
Данилин сжато, но информативно, в деталях, описал сцену захвата оперативников группы полковника Тарасова неизвестным спецназом.
– Сколько их было? – уточнил Буй-Тур.
– Пятеро.
– Это людей полковника. А в подразделении спецназа?
– Точно не знаю, где-то человек восемь, не больше.
– Странно… парни у Тарасова профи до мозга костей, не чета вам, они не могли не просчитать все варианты операции. Что-то здесь не так.
– Какого дьявола они вообще искали в Серебряном Бору? – пробурчал Жека. – Да еще первого января?
– Потом узнаем, – сказал Буй-Тур. – Уверен, все эти странности как-то связаны с делами князя. Хотя все равно не понимаю, как Тарасов и его команда допустили, чтобы их так лихо повязали.
Данилин помялся, не решаясь высказать свои соображения.
– Может, это был спектакль? – предположил Буй-Тур. – А на самом деле никто никого не хватал?
– Я бы это понял, – качнул головой Андрей. – Все было всерьез. Двое парней погибли. Я мог вмешаться, но вряд ли это изменило бы исход боя. К тому же там был… – Он снова заколебался.
– Кто?
– Может, мне показалось… но командовал группой захвата один весьма необычный человек… владеющий приемами …
– Ребятишки Тарасова и он сам тоже владели неслабо рукопашкой.
– Я имею в виду приемы трансфизического воздействия. Не знаю, верите вы в это или нет, но существует реальная магия боя, законы которой базируются на пси-энергетике. Так вот этот человек, похоже, владеет системой магического оперирования. Он вмешался в операцию захвата дважды, и оба раза со смертельным исходом.
– Почему вы решили, что он маг?
– Я не говорил, что он маг, – слабо улыбнулся Данилин. – Но он явно на голову выше любого вашего рукопашника. Я видел.
В кабине машины установилась тишина.
– Да хрен с ним, с магом! – нарушил ее Влад. – Не верю я в эти колдовские заморочки. Мой старик говорил: «Бога нет и никогда не было, это медицинский факт». А раз бога нет, то и магов никаких не существует. Я еще не встречал человека, переваривающего девятимиллиметровые пули.
– Правильно, сержант. – Олег похлопал его по плечу. – Что будем делать, командир?
– Нужна рекогносцировка, – буркнул Жека. – Не зная местности и планов объекта, мы запросто можем попасть в мясорубку.
– К сожалению, об этом придется забыть, – вздохнул Буй-Тур. – Нужен простой, эффективный, наглый способ проникновения на территорию поместья, куда увезли Тарасова. Есть идеи?
– Это самоубийство, – снова не выдержал Жека, заметно нервничавший. – Там небось кругом телекамеры понатыканы, электрозабор по периметру и охраны немерено.
Олег посмотрел на него оценивающе.
– Знаешь что, сержант, или ты идешь с нами и молчишь, в крайнем случае – говоришь по делу, или…
– Что?
– Вали домой!
– Я не с тобой разговариваю…
– Заткнитесь оба! – жестяным голосом сказал Буй-Тур. – Если кому-то страшно не хочется помочь своим, пусть уходит. Я не держу.
– Он прав, – тихо сказал Данилин. – В лоб тот особняк не взять. Там и телекамеры, и скрытые огневые точки, сейчас это модно. Тем более если особняк принадлежит вашему ордену. Но я не думаю, что охраняет его батальон спецназа. Человек шесть-семь, не больше. Можно прорваться.
– Вы же говорили, что парней Тарасова брали восемь спецназовцев. Прибавьте их.
– По-моему, все они уехали. Я видел, как из ворот дачи спустя десять минут выехал микроавтобус.
– А если нет?
Данилин промолчал.
– Ладно, я понял, все равно придется соображать на ходу. У вас есть план?
Данилин помедлил.
– На соседней улице идет строительство коттеджа. Строители уже ушли, а техника осталась. Можно взять трактор и «случайно» зацепить забор дачи, на которой сидит полковник. Охрана наверняка сбежится, чтобы…
– Гениально! Пока они будут разбираться с трактором, мы проникнем на территорию с другой стороны! Остальное дело техники. Кто хочет побывать в шкуре тракториста?
– Я водил трактор, – мрачно сказал Жека.
– Хорошо, ты и пойдешь. Что еще мы можем сделать?
– Позвонить ихнему воеводе, – сказал Олег.
– Точно! – Гордей набрал на мобильнике номер Николая. – Надо было сразу догадаться…
Прошла минута.
– Не отвечает.
– Я тоже ему звонил, – негромко сказал Данилин. – Безрезультатно.
– Придется идти без него. И хорошо бы взять «языка», чтобы он обрисовал нам коттедж.
– Вряд ли стоит на это рассчитывать. Хотя идея неплохая. Что ж, начинаем стриптиз. Спасибо, мастер, что позвонил, теперь мы сами.
– Я с вами, – сказал Данилин.
Гордей хмыкнул.
– Зачем тебе это нужно? Ну, мы люди привычные к такому образу жизни, к тому же обидно, что мерзавцы проникли и в наши ряды. Но ведь ты не обязан рисковать ради какого-то дяди. Да и жена твоя вот-вот родит.
– Если только говорить о справедливости, ничего не делая, чтобы ее восстановить, будет только хуже. Зло жиреет, коли ему не сопротивляться.
Буй-Тур глянул на своих «соколов».
– Правильно мыслит мужик. Ладно, пойдешь с нами. Оружие есть?
– Мне не нужно оружие, и, если позволите, я пойду первым.
– Почему?
Вместо ответа Данилин вдруг неуловимо быстрым змеиным движением вытащил пистолеты: левой рукой – у Влада, правой – у самого Буй-Тура, – приставил стволы к их головам, затем протянул оружие ошеломленным собеседникам.
– Е…ческая сила! – выдохнул Жека.
– Кажется, я понял, – с опаской и уважением произнес Гордей. – Так мы не умеем, к сожалению. Ладно, пойдешь первым. В поселок въезжаем с интервалом в две минуты. Я с мастером еду в головной машине, вы за мной.
Они пересели в «Самару» Буй-Тура, и Гордей повел машину через мост.

Без четверти восемь к дому номер одиннадцать по улице Вторая линия Хорошево-Серебряного Бора подъехал, громыхая траками, мощный бульдозер «Катерпиллер» и неожиданно для обитателей особняка, а также, очевидно, для самого водителя, вильнул влево и протаранил кирпичную стену, окружавшую дачу.
Выскочившие охранники с изумлением увидели пролом в заборе, заглохший трактор и водителя, пытавшегося выбраться из кабины. От него несло самогоном и луком, двигался он с трудом, и было видно, что парень в ватнике абсолютно пьян.
– Ты что, ослеп?! – рявкнул на него первый охранник, ошалевший от случившегося. – Куда полез, кретин?!
– Дык… это… я нечаянно… – забормотал тракторист, с трудом ворочая языком. – Мне б отлить…
– Я те щас отолью!
Охранник сграбастал тракториста за воротник, сбросил с гусеницы трактора на снег, начал бить его прикладом автомата, потом ногами. Парень вяло отбивался, умудряясь убирать из-под ударов голову и низ живота.
– Он же пьян в стельку! – сказал второй охранник, разглядывая угол тракторного ножа, снесшего часть стены. – Лыка не вяжет.
– Вот сука, всю кладку разворотил! – покачал головой третий охранник, подоспевший на помощь первым двум. – Как бы не пришлось ремонтировать.
– Кто разворотил, тот пусть и ремонтирует.
– Он тебе наремонтирует.
– Давай бросим его в подвал. К утру очухается, и, пока не восстановит забор, мы его не отпустим.
– Что случилось? – раздался голос от главного входа в особняк. Накинув меховое пальто на плечи, к охранникам подходил хозяин дачи. – Прекратите, Кузьмин. Кто это?
– Тракторист, – виновато шмыгнул носом охранник. – Пьян вдрезину. Умудрился вот поломать стену забора.
– Как он здесь оказался?
– Да вроде ехал мимо… а потом вломился…
– Я имел в виду: откуда здесь трактор?
– На соседней улице стройка, наверное, оттуда.
– Выяснить, найти прораба, вызвать сюда. – Шельмин глянул на лежащего на снегу тракториста, закрывшего голову руками, и зашагал обратно к особняку.
Охранники переглянулись.
– Ты его не забил?
– Пьяного не забьешь.
– Чего же он тогда не шевелится?
– Усрался с испугу. Бери с другой стороны.
Охранники подошли к трактористу, намереваясь отволочь его под руки в дом, но тот вдруг вскочил с криком: «Жеку бить?! Я вам покажу!» – и накинулся с кулаками на опешивших парней. Причем, махая руками и ногами с виду бестолково, он ухитрился крепко въехать коленом в пах одному охраннику и дать по морде второму.
Разъяренные его сопротивлением парни, забыв про оружие, ввязались в драку, и длилась эта потасовка до тех пор, пока подоспевший третий охранник не ударил тракториста сзади прикладом автомата по затылку.
Оглянувшийся Шельмин понаблюдал за схваткой, сплюнул и вошел в дом со словами:
– Не охрана, а сброд…
Данилин, Буй-Тур, Олег и Влад в это время находились уже внутри периметра, проникнув на территорию дачи со стороны соседнего владения.
У соседа князя почти впритык к забору стоял ветхий сарайчик, едва возвышавшийся над забором, но его высоты хватило, чтобы группа беспрепятственно перемахнула через колючую проволоку, идущую поверху забора, и оказались в саду. Телекамера, смотревшая на этот участок стены с одного из деревьев, была включена, Андрей это чувствовал, но затеянная Жекой драка отвлекла внимание дежурного у монитора охраны, и десантирование группы он прозевал.
Особняк, кроме главного, имел еще два входа-выхода – южный и восточный, также контролируемые телекамерами. Поэтому идти через них в дом было нельзя, поднялась бы тревога. Андрей избрал другой путь. Поскольку стена особняка, построенного в форме замка, имела выступы и карнизы, можно было попытаться влезть на крышу, имеющую выход в солярий, либо попасть в здание через окно второго или третьего этажа.
Так и получилось.
Форточка одного из окон башни, рядом с зубчатой кромкой фронтона, оказалась приоткрытой. Андрей, действуя на пределе доступной телу скорости, ужом влез в форточку, применяя приемы «гуттаперчевого вычитания костей», и оказался в одном из помещений третьего этажа.
Помещение, судя по всему, служило хозяину курительной комнатой: здесь вокруг овального столика стояли три кожаных кресла, а воздух был пропитан сигаретным дымом. Дверь в комнату была не заперта, и Андрей выбрался из нее в коридор, который тянулся, очевидно, вокруг всего замка, пронизывая его башни и стену.
Находясь в состоянии резонанса с окружающими полями, Андрей контролировал пространство не меньше, чем на три десятка метров, поэтому вычислить местонахождение постов охраны и вообще живых людей не составило для него особого труда.
Постов он насчитал три – на всех этажах здания. Людей же в особняке было больше – душ двенадцать, если не считать тех, кто сейчас разбирался на улице с «трактористом». Кроме того, где-то в недрах здания, внизу, возможно в подвале, обнаружилась странная концентрация «пси-напряжения». Там скорее всего и держали захваченных в плен бойцов Тарасова и его самого.
Андрей снял ботинки, бесшумным привидением проскочил коридор, на мгновение задерживаясь в нише у поворота на лестничную площадку. Выглянул, одним взглядом вобрал открывшуюся взору картину.
Пост представлял собой обыкновенный стол, стул и небольшой телевизор, очевидно – экран монитора. За столом сидел толстяк в синей форме и читал книгу.
Андрей скользнул к нему и, когда толстяк поднял голову, щелкнул его в адамово яблоко.
Толстяк вскинулся, закатил глаза и оплыл на стуле, едва не сломав спинку.
Второй пост – этажом выше – оказался под стать первому. Только дежурный здесь не читал книгу, сидя за столом, а прохаживался по холлу с сигаретой в зубах. Он тоже ничего не успел сообразить, получил точный удар-тычок пальцем в сонную артерию и потерял сознание.
Третьего охранника, дежурившего на посту на первом этаже здания, Андрей завлек кошачьим мявом – охранник удивился странным звукам, но не насторожился, и это сгубило его – в тупик коридора и тихо придушил. После этого он открыл дверь, выходящую на восточную сторону замка, и впустил остальных.
Они разделились.
Буй-Тур с Олегом остались в холле ждать охранников, выяснявших отношения с «трактористом»-Жекой, Данилин с Владом сначала «отработали» дежурного у общего монитора охраны, располагавшегося в отдельной комнатушке, затем тоже разделились: Влад спустился в подвал, разделенный на отсеки, где сидели пленники (на мониторе это было хорошо видно), а Данилин поднялся на второй этаж особняка, где у хозяина были спальни, рабочий кабинет, гостиная с камином и домашний кинотеатр.
Боевой режим требовал большого расхода энергии, но выходить из него было еще рано, поэтому Андрей позволил себе лишь десятисекундный отдых, пока неуловимым глазу фантомом бежал по лестницам и коридорам особняка.
Холл второго этажа был вдвое меньше первого. Из него начинались коридоры, ведущие в левое и правое крыло здания, которые изгибались, но не соединялись в кольцо, создавая внутренний двор замка, накрытый прозрачным куполом. На первом этаже это пространство двора служило гаражом, на втором здесь располагалась гостиная. Но она в данный момент пустовала – по ощущениям Андрея. Владелец особняка находился в соседней комнате, из которой сочился в коридор тихий шелест системы охлаждения компьютера.
Кто-то вышел из этой комнаты, неся на подносе кофейный прибор: девушка в короткой юбочке и переднике.
Андрей успел спрятаться – в холле стояли два кресла и столик, подождал, пока горничная, а может быть, подруга князя удалится, толкнул дверь комнаты.
Это был кабинет Шельмина.
Диван, три кожаных кресла, стол, новейший компьютер с объемным экраном чуть ли не в рост человека, какие-то металлические стойки, картотека, книжные полки, ковер на стене с мечами и саблями. Запах дорогих сигар и озона.
– Принесла? – поднял голову от стола сидевший за ним человек, черноволосый, смуглолицый, суровый, с хищным взглядом привыкшего повелевать господина.
Андрей ни разу не встречался с князем Русского национального ордена, однако сразу понял, что это он и есть.
– Пойдемте со мной, – тихо сказал он.
– Вы кто?! – опомнился Шельмин, потянувшись к кнопке вызова обслуживающего персонала.
Из глубин здания вдруг донеслись выстрелы, крики, шум драки, который через несколько секунд стих.
Оба прислушались к наступившей тишине, посмотрели друг на друга.
– Не надо, – качнул головой Андрей, – не нажимайте кнопку, никто не придет. А нам надо поговорить.
В глазах князя протаяло понимание, хотя страха в них Андрей не увидел.
– Вы Данилин?
– Не тяните время, князь. Мы хотим кое в чем разобраться и освободить наших.
Шельмин вдруг выхватил откуда-то пистолет, направил на гостя.
– Руки!
Андрей усмехнулся.
– Это вам не поможет, князь. Ведь вашего слуги-мага здесь нет, не так ли?
– Я вас пристрелю!
– Попробуйте.
Шельмин выстрелил.
Но за мгновение до этого Андрей ушел с траектории пули, ускорился и в два прыжка достиг стола. И хотя князь успел выстрелить еще раз – в то место, где только что видел своего противника, Андрею это не помешало выбить у него оружие и мощным ударом плеча отбросить князя к экрану.
Раздался грохот, упало кресло, не удержался на ногах и Шельмин. Вскочил, бледный от ярости, раздувая ноздри, в глазах по-прежнему ни капли страха. Сдаваться он явно не собирался. Прошипел:
– Ты пожалеешь об этом! Жаль, что я рано отпустил Дже…
– Джеральда Махаевски, – ровным голосом подсказал Андрей.
Князь выпрямился.
– Вы неплохо осведомлены о моих… гм, слугах. Однако он скоро найдет… – Шельмин прикусил губу, останавливая себя.
– Прежде чем он найдет нас, – проговорил Андрей, – мы с вашей помощью найдем его. Вы идете, или вас отнести?
Шельмин глянул на старинные часы с маятником в углу кабинета. Было видно, что он пытается найти выход из положения, но не решается продолжить схватку.
– Хорошо, я иду. Но предупреждаю…
– Идите! Руки за спину!
Князь сложил руки за спиной, направился к двери.
Андрей отступил в сторону, вышел следом.
Они спустились в холл первого этажа, на мозаично-плиточном полу которого лежали четыре тела. Три принадлежали охранникам особняка, четвертое – Жеке. Возле него сидели на корточках угрюмый Буй-Тур и Олег. Буй-Тур поднялся, услышав шаги спускавшихся по лестнице людей, сказал с неожиданной тоской:
– Я не умею плакать… а так иногда хочется…
– Что? – тихо спросил Андрей.
– Убили Жеку подонки… он это чувствовал, поэтому и не хотел идти с нами… – Буй-Тур посмотрел на озиравшегося Шельмина, и в глазах его родился свирепый блеск. – Это все его банда! – Он подошел к князю вплотную, сунул ему в кадык ствол пистолета. – Ну что, благородный дон Алексей Харлампиевич? Может, расскажете, как вы ссучились, продали всех нас и предали дело?! Вас прямо сейчас пристрелить или помучить?
– Ах, полковник, полковник, – скривил губы Шельмин, – вы все такой же прямой, простой и недалекий, как и весь ваш казацкий род. Ну неужели вы думаете, что переживете меня?
Буй-Тур ощерился, сильнее вдавил ствол пистолета в шею князя.
– Давай поспорим!
– Гордей, не надо, – сказал Данилин. – Он не стоит вашего гнева.
Из коридора послышались голоса, топот, и в холл, ковыляя, вышли пять человек: Тарасов в окровавленной на груди рубашке, босой, прижимающий к груди руку, трое парней из его группы, избитых, раненых, в испятнанной кровью одежде, и Влад. Тарасов посмотрел на тела на полу, на князя, окинул взглядом Данилина, подковылял к Буй-Туру.
– Спасибо, полковник. Я уже и не надеялся…
– Ему скажи спасибо, – кивнул Буй-Тур на Данилина. – Это он заметил, как вас брали, и позвонил мне. Каким ветром тебя сюда занесло?
– Потом расскажу.
– Они захватили его девушку, – сказал Влад. – Но ее здесь нет, во всяком случае – внизу. Я все помещения осмотрел. Может, он знает? – Влад показал на Шельмина.
Все посмотрели на князя.
– Где Яна? – севшим голосом проговорил Тарасов.
Шельмин, не потерявший присутствия духа, усмехнулся.
– Вряд ли я чем-либо смогу вам помочь, полковник. Ваша дама у моего приятеля, но он мне не подчиняется. Вам придется договариваться с ним лично.
– Где он?
– Не знаю. Честное слово. Сказал, что поехал искать одного человека… женщину. – Шельмин мельком глянул на Данилина. – Но вы не беспокойтесь, он сам вас найдет.
Тарасов вдруг шагнул вперед, и от его быстрого неожиданного удара Шельмин взвился в воздух, не успев защититься, пролетел метров пять и грохнулся спиной о каменный бордюр бассейна. Раздался глухой удар, хруст, вскрик. Шельмин дернулся, выгибаясь, и обмяк. Глаза его, полные удивления и недоумения, так и остались открытыми.
Буй-Тур исподлобья глянул на вновь согнувшегося Тарасова, приблизился к хозяину особняка, вывернул веко и отступил.
– Поспешил ты, полковник. Он был нам живым нужен. Кто теперь скажет, где искать того парня, у которого твоя девушка?
– Надо порыться в его компьютере, командир, – предложил Олег. – Наверняка там есть данные о других базах князя.
– Его приятель Махаевски, если речь шла о нем, не числится в штате РуНО. Он числится магистром другого ордена.
– Уходим, – едва слышно проговорил Тарасов, позеленевший после выплеска энергии. – Здесь нам делать больше нечего. Кстати, Андрей, где твоя жена?
Данилин, бесцельно бродивший поодаль, оглянулся.
– Дома… у подруги… их дача стоит в начале улицы Березовой…
– Что-то мне не нравится намек князя…
– Какой?
– Он сказал, что его приятель, а это определенно Джеральд Махаевски, поехал искать человека – женщину. Вдруг речь шла о Младе?
– Он не должен был знать, где мы остановились… – Голос Данилина упал до шепота. Побледнев, он стремительно пересек холл и исчез за дверью.
– За ним! – кивнул Олегу Буй-Тур.
Лейтенант скрылся следом за Данилиным.
– Итак, что будем делать, мужчины?
– Я бы все-таки порылся в его компе, – проворчал Тарасов.
– Надо похоронить парней… по-человечески.
Где-то в районе моста – в чистом морозном воздухе звуки разносятся далеко – послышались вопли милицейских сирен.
– Господа, нам лучше покинуть сей приют, – посоветовал Буй-Тур. – Кто-то из охранников мог вызвать сюда доблестный ОМОН или, что хуже, спецгруппу ордена, а мы тут не пончиками балуемся. Забирайте своих, не надо оставлять их здесь.
Тарасов молча поплелся к выходу, за ним двинулись подчиненные, вынося тела убитых товарищей. Уже на улице Тарасов спросил глухо:
– Куда поедем?
– Сначала к учителю на дачу, – ответил Буй-Тур. – Потом посмотрим.
Тела убитых погрузили в стоявший на площадке у входа микроавтобус, сами сели в джип, Влад открыл ворота, и машины выехали с территории дачи.
Свернули на соседнюю улицу, упиравшуюся в дебаркадер канала, остановились у первого дома за деревянным забором, у которого прохаживался Олег.
– Ну, что? – высунул голову в окошко Буй-Тур.
– Он только что вошел, – пожал плечами лейтенант.
Скрипнули ворота, из них выбежал Данилин, увидел Олега, микроавтобус, джип, подскочил к нему. На учителя было страшно смотреть, так изменилось его лицо.
– Они увезли ее!
– Куда? – Буй-Тур вылез из машины, за ним Влад и Тарасов.
– Никто уже не ответит. Подруга Млады, ее мать и дед убиты! Млады нигде нет!
Буй-Тур выругался.
– Вот зверье! Их-то зачем было убивать?!
– Найдем этого мерзавца – за все заплатит, – мрачно проворчал Влад. – Интересно, как он узнал, что вы остановились именно здесь?
– Если я его увидел – во время захвата полковника, то и он мог почувствовать. Этот человек – очень сильный оператор.
– Оператор чего?
– Жизни. И смерти…
– И боец, – криво усмехнулся Тарасов. – Он утрамбовал меня как асфальтовый каток, а я ведь не шпана с улицы.
– Где будем искать его?
– Князь обещал, что он сам найдет нас.
– Лучше бы наоборот.
– Все равно надо побыстрей смываться отсюда.
В кармане Данилина запищал телефон. Он выхватил трубку, светлея лицом.
– Млада?! Ты…
Лицо учителя погасло, заострилось, губы сжались.
– Да… слушаю… знаю… приеду…
Он выключил телефон, глянул на всех по очереди.
– Это он!
– Как ему удалось узнать номер твоей мобилы? – хмыкнул Влад.
– У него девчонка учителя, – хмуро напомнил Буй-Тур. – От нее и узнал. Чего он хочет?
– Чтобы мы приехали к нему.
– Куда?
– Нас у моста будет ждать машина.
– Что значит – нас? Он приглашает к себе всех?!
– Вас, полковника и меня.
– Ну уж хер ему! – оскалился Олег. – Мы тоже поедем!
Данилин отрицательно качнул головой.
– Если поедут все, наши женщины умрут. Он хочет встретиться только с троими.
Буй-Тур и Тарасов переглянулись.
– Магистр желает развлечься, – бледно улыбнулся Тарасов. – Одного меня ему мало.
– Наглец, однако! Не переоценивает ли он свои силы?
– Боюсь, это мы его недооцениваем.
– Что предлагаешь?
Они одновременно посмотрели на Данилина.
– Поехали, – сказал Андрей.
– Вылезайте, – приказал Буй-Тур бойцам обеих групп. – Олег, мчись к воеводе. Если он дома, обрисуй ситуацию. Сможем – позвоним.
– Вы ищете смерти, – пробормотал лейтенант.
– Часом раньше, годом позже – не все ли равно? Каждый из нас когда-нибудь повстречается со своей смертью. Но мы еще поживем.
– А если мы незаметно сядем на «хвост» вашим провожатым? – предложил Гроза.
– Спасибо, Иван Сергеич, – тряхнул ему руку Тарасов. – Не стоит рисковать. Мы справимся.
– Как знаете…
– Уезжайте. Похороните ребят.
Они обнялись по очереди, и микроавтобус уехал.
– Пора и нам, – обыденным тоном сказал Буй-Тур. – Покажем этому монстру-магистру кузькину мать?
Три ладони легли одна на другую…
Один за всех
1 января
Здание велотрека, похожее на бабочку, было построено в Крылатском – бывшей великокняжеской вотчине к Московской Олимпиаде-80, вместе с гребным каналом и спортивным комплексом. В те годы этот крытый велотрек стал самым большим олимпийским велотреком в мире. Прообразом сооружению послужили постройки олимпийского же комплекса Йойоги в Японии, возведенные еще в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году. Основной эстетический эффект велотреку создавало его покрытие из четырех изящно изогнутых наклонных арок, между которыми была натянута кровля из рулонной стали. Благодаря аркам сооружение действительно издали, со строгинских холмов, напоминает присевшую на поле бабочку.
Ремонтировали велотрек дважды, еще в двадцатом веке, в советские времена. В начале двадцать первого столетия в арках появились трещины, крыша просела, и столичные власти закрыли велотрек на капитальный ремонт.
К моменту, когда джип с Тарасовым, Данилиным и Буй-Туром, следуя за «Газелью», подъехал к западному входу в здание, ремонт велотрека длился уже год. А когда ожидалось его окончание и ввод сооружения в эксплуатацию, не знал никто.
Машины свободно проехали на территорию комплекса, остановились рядом со штабелем шлакоблоков. Дверцы «Газели» отошли в сторону, на снег выпрыгнули одна за другой четыре фигуры в камуфляж-форме. Все четверо были молодыми женщинами. Они окружили джип, за рулем которого сидел Буй-Тур, направили на него стволы пистолетов-пулеметов.
– Рота торжественного караула, – усмехнулся Гордей. – Снова бабы. Где они их обучают этому делу?
– Не все ли равно? – поморщился Тарасов. Разорванные мышцы груди не давали двигаться, болели, и это обстоятельство заставляло полковника нервничать.
– Похоже, живыми нас не выпустят. Как говорится: нам казалось, что это конец. Оказалось, что не казалось…
– С таким настроением мог бы и остаться.
Буй-Тур задумчиво почесал бровь.
– Да это я придуриваюсь. Мы еще повоюем. Однако их много, и все вооружены, а нас двое с половиной. Вот я и прикидываю варианты. Помните, у Вишневского? «На бал мы автоматчиков не взяли, о чем не раз, конечно, пожалели».
Тарасов и Данилин переглянулись.
– Женщины – не помеха, – сказал Андрей равнодушно. – Они не профессиональные бойцы спецподразделения и умеют только расправляться с безоружными. Не злите их. Наш главный противник не они.
– Но их тоже нельзя сбрасывать со счетов.
– По мере необходимости.
Из дверей напротив «Газели» – все гигантское здание было погружено в темноту – вышел монах в черной рясе, подозвал одну из молодиц, что-то сказал и скрылся. Она подошла к джипу, стукнула кулаком по корпусу:
– Выходите!
Пассажиры вылезли.
Тотчас же в спины им уперлись стволы пистолетов-пулеметов, умелые руки обыскали всех, и девица в маске скомандовала:
– Руки за голову и вперед! Кто дернется – пристрелю на месте!
Мужчины молча повиновались.
Обходя ящики, штабеля досок, трубы, груды кирпичей и строительного мусора, процессия направилась в обход здания, вошла в стеклянные двери центрального входа. Вспыхнули фонари, высвечивая картину ремонта холла.
– Сюда!
Женщины повели пленников вслед за появившимся монахом. Показались и скрылись в темноте еще два монаха в фиолетовых рясах.
Лавируя между колоннами, горами мусора и механизмами, конвоиры и конвоируемые вошли под купол велотрека, поддерживаемый четырьмя ажурными фермами строительных лесов. Девицы вытолкали пленников на дорожку велотрека и отошли назад, к трибунам, выстроились в ряд, направив на мужчин оружие.
Что-то лязгнуло.
Под куполом зажглись светильники, освещая безрадостную картину ремонта здания. Лишь центральное поле велотрека было более или менее свободно от мусора и строительных конструкций, если не считать ферм со стропилами для ремонта купола.
Из-за ближайшего штабеля картонных коробок и связки труб вышел еще один мужчина, в расстегнутой шубе, без шапки, черноволосый, с хищными чертами бледного лица. Черные глаза его излучали жестокое упрямство, волю и брезгливую снисходительность. Это и был магистр ордена Раздела Джеральд Махаевски.
– Не подобает думать о Нем как о богах или о чем-то подобном, – заговорил магистр высокомерным тоном, с едва уловимым акцентом. – Ибо Он больше бога, ведь нет никого выше Него, нет никого, кто был бы господином над Ним.
Пленники переглянулись.
– Это он о себе? – вполголоса осведомился Буй-Тур.
– Он цитирует апокриф Иоанна, – тихо сказал Данилин.
– Все равно он говорил о себе. Господь, е-мое! Вот это самомнение у мужика!
– Самомнение, подкрепленное правом сильного, – услышал Гордея Махаевски, изображая светскую улыбку. – Ибо на все м о я воля, господа! Вот он уже проверил этот тезис. – Магистр кивнул на Тарасова.
– Не слишком ли ты крут, парень? – покачал головой Буй-Тур. – Обычно такие быстро сдуваются, как воздушные шарики.
– Опустите руки, – сказал Махаевски, подходя ближе. – До сих пор не могу понять смысл этого вашего русского слова «крутой». Но неважно. Отвечаю на ваш вопрос, полковник. Я не крутой, я владеющий. Вот он понимает. – Магистр посмотрел на Данилина. – Не так ли, мистер учитель? Ведь вы тоже в некоторой степени посвящены и владеете повелеванием? Очень хочется проверить – на каком уровне. Я посылал за вами две свои группы и две – из вашего ордена, и вы справились со всеми. Это впечатляет. Пришел мой черед проверить вас на вшивость, как говорят русские.
– Где Млада?
– Здесь, неподалеку, – небрежно отмахнулся Махаевски. – И ваша жена, и подруга полковника Макарова… то бишь Тарасова. На всякий случай я их заминировал, а пульт вот. – Он вытащил из кармана пальто черный пенальчик с мигающей красной искоркой.
Пленники снова обменялись взглядами.
Махаевски усмехнулся.
– Да вы не переживайте, до этого не дойдет. Их стерегут мои бешеные «вуменс». – Магистр посмотрел на четверых «герл» с пистолетами-пулеметами. – Рекомендую, полковник Тарасов. Никто не знает их имен. Их фотографий не встретишь на страницах модных журналов, разве что – на страницах газет в разделе «Криминальная хроника» или в рубрике «Их ищет полиция». – По губам магистра скользнула ироническая усмешка. – О них умалчивают репортеры – из-за желания остаться в живых до и после репортажа. И они гораздо решительнее нас, мужчин. Вон та рыжая, к примеру, зарезала всю свою семью. А та чернявая, с челочкой, задушила ребенка. Так что не рассчитывайте на легкое освобождение в случае непредвиденных обстоятельств. Они вас пристрелят, не задумываясь.
– Отпусти наших девчонок, – угрюмо-насмешливым тоном произнес Буй-Тур. – Не прячься за их спины, если ты, конечно, мужчина. Давай перейдем сразу к делу. Или ты сначала спустишь на нас своих овчарок?
Одна из девиц дала короткую очередь: пули с треском вонзились в метровую катушку кабеля.
– Откроешь пасть еще раз – схлопочешь свинцовую маслину, – предупредила она, злобно сверкнув глазами.
Махаевски улыбнулся.
– На сердите моих леди, полковник. Они не настроены шутить. Что касается ваших девчонок, то их судьба в ваших руках. Сможете выстоять – я их отпущу. Не сможете, – Махаевски развел руками, – они будут работать на меня. Причем, уверяю вас, добровольно.
– Дерьмо! – выдохнул Тарасов.
Махаевски перестал улыбаться, глаза его сверкнули, и Владислав отшатнулся, потерял равновесие, но не упал. Данилин успел поддержать его, подставив руку.
– Советую не выказывать свои чувства открыто, – покачал головой магистр. – Иначе вы проиграете еще до начала поединка. Впрочем, полковник Макаров, то есть Тарасов, если не ошибаюсь, свое уже отыграл и вряд ли способен реально претендовать на победу. Пусть подождет. Хотя, как говорится, ожидание смерти хуже самой смерти. Ну а с вами мы посоревнуемся. Кто первый?
– Я! – шагнул вперед Буй-Тур.
– Замечательно. – Махаевски посмотрел на Данилина. – А вас, мистер учитель, я оставлю на десерт. Сразимся после разминки. Отойдите в сторонку, чтобы не мешать. Да не делайте глупостей, мои «вуменс» не станут предупреждать, откроют огонь на поражение без колебаний.
Буй-Тур сбросил куртку, оставаясь в свитере.
Махаевски передал свое пальто одной из девиц, затем снял пиджак, под которым был надет черный тонкий джемпер с алым пауком на груди. Вытащив из кармана черный брусок взрывателя, он передал его рослой девице в черной шапочке-маске.
– В случае некорректного поведения учителя нажми эту кнопочку, плиз. – Махаевски повернулся к Буй-Туру. – Ну-с, господин полковник, начнем?
Буй-Тур красноречиво оскалился. Данилин хотел предупредить его, что противник владеет темпом, но не успел.
Махаевски вдруг исчез – он стоял в пятнадцати шагах от пленников – и мгновением позже оказался рядом с Гордеем.
Свистнул воздух.
Охнув, Буй-Тур, начавший встречное движение, согнулся, сделал по инерции два шага и упал лицом вниз. Однако тут же вскочил, пригибаясь, прижал к груди кулаки, ища глазами противника. Свитер у шеи был разорван, на горле алела длинная царапина.
Махаевски прыгнул.
Буй-Тур отпрянул в сторону, но недостаточно быстро, и ребро ладони противника врезалось ему в ухо.
Раздался хруст, вскрик.
Полковник крутанулся волчком, прижав к уху ладонь, и снова упал.
Махаевски, остановившись в метре от него, оценивающе глянул на вздрагивающее тело.
– Что-то я не в форме. Третий удар – это уже слишком. Придется добить.
Он шагнул к Буй-Туру, но был вынужден отвлечься на атаку с двух сторон: Тарасов и Данилин, не сговариваясь, забыв о предупреждении, бросились на врага.
Раздалась короткая очередь, затем вторая.
Пули вонзились под ноги Тарасову, одна из них прошила бедро, и он упал. Однако Андрей, находясь в состоянии «боевой струны», сумел славировать и достал Махаевски невероятным вывертом руки: бил, казалось, в одну точку, а ударил в другую.
Магистр отскочил, с изумлением и гневом глядя на противника, чьи глаза вдруг засветились изнутри угрожающим янтарным блеском.
– Фак ю!..
Андрей снова бросился к нему, входя в пространство прямого поражения, и, хотя магистр тут же разорвал дистанцию, успел нанести ему три удара: два легких, отвлекающих, растопыренными пальцами в лицо и костяшками пальцев другой руки по локтю, и сильный – «лапой тигра» – по ключице.
Прозвучали еще две очереди.
Девицы хладнокровно выцеливали жертвы и действительно не мучились сомнениями, стрелять или не стрелять в безоружных людей.
Тарасов, поднявшийся на ноги, получил еще две пули в спину, снова свалился. Буй-Тур вообще затих. Удар Махаевски сломал ему внутреннюю кость за ухом. Одна из пуль зацепила бок Данилина, заставив его отступить.
– Не стреляйте! – оглянулся Махаевски. – Этого я отработаю сам!
Андрей, чувствуя горячую пульсацию крови в ране, метнулся к нему, и они закружились в стремительном боевом танце, демонстрируя чудеса ловкости, гибкости, скоростного движения и богатый арсенал приемов, многие из которых были недоступны даже профессионалам боя.
Однако Андрей вскоре стал проваливаться в атаках, не успевая за противником, а тот, наоборот, взвинтил темп боя до немыслимых инстинктивных реакций и все чаще доставал Данилина из положений «мертвых зон». К тому же он великолепно владел волновыми, вибрационными резонансами тела и энергетическими выбросами, в то время как Данилин вынужден был нырять в «бессозналку» – отбивая выпады магистра на сверхскорости, и экономить силы, уходящие вместе с вытекающей из раны кровью. Еще через несколько секунд он понял, что его подготовки недостаточно, чтобы справиться с «боевой машиной», владеющей какими-то секретами физического воздействия на противника.
Нырнув в очередной «темный омут» рефлекторной фазы боя, Андрей уклонился-отбил-сошел со спирали атаки Махаевски, отпрыгнул в сторону, уже почти бездыханный, лишенный каких бы то ни было сил, и вдруг ощутил некое изменение в обстановке. «Включил» сознание.
Девицы с пистолетами-пулеметами неподвижно лежали на полу возле трибуны велотрека, будто их застиг внезапный сон.
Андрей опомнился, автоматически выставил вперед руки, отскочил, ожидая удара противника, но удара все не было, сам Махаевски стоял в пяти шагах от него, оскалившись, в полуприседе, а к нему текуче-медленно, как поток воды, приближался какой-то человек в спортивном костюме, с ярко полыхавшими голубым огнем глазами.
– А вот и витязь пожаловал, – произнес Махаевски сквозь зубы. – Легок на помине. Я только что подумал о новом спарринг-партнере. Надеюсь, вы меня не разочаруете, мистер? А то эти парни какие-то дохлые попались, даже от пуль уворачиваться не умеют.
Человек, неизвестно каким образом за считаные мгновения уложивший четверых вооруженных «овчарок» Махаевски, остановился. Не поворачивая головы к Данилину, быстро проговорил:
– Спасайте женщин, они в правом коридоре от выхода из холла, в помещении буфета.
Данилин вздрогнул, получая откуда-то импульс энергетической подпитки, бросил взгляд на тела Буй-Тура и Тарасова, метнулся к проходу между трибунами.
– Итак, господин… э-э? – прищурился Махаевски, начиная боком обходить незнакомца. – Может, назовете свое имя? Я Джеральд Махаевски, магистр ордена Раздела, посвященный третьей сефироты, паладин Звезды Изначалия, правая рука Кондуктора Социума, мастер смерти. А вы?
– Лихарь, – негромко ответил человек в спортивном костюме; казалось, его тело все время колеблется, зыбится, течет, как облако тумана или скорее как сгусток жидкого огня. – Витязь Рати Рода.
– О! Неужели мне предстоит сражаться с самим Беспощадным? Я слышал о вас, ратник Рода, но не думал, что судьба сведет нас. Какая честь для меня! – Губы Махаевски исказила язвительная улыбка. Он был настолько уверен в своих силах, что не боялся показать пренебрежение к противнику, а может, пытался вывести его из себя. – Что ж, ваша голова, господин Лихарь… э-э, Беспощадный, украсит мою коллекцию в родовом замке. Если вы, конечно, не блефуете.
Вместо ответа Лихарь живой металлической каплей скользнул к нему, почти не касаясь пола ногами, и бой двух операторов пространства, владеющих приемами физического, психического и энергетического повелевания, начался. Закончился же он через минуту – слишком малый отрезок времени для обычного человека и очень большой – для человека, посвященного в тайны сверхскоростного движения.
Несомненно, Махаевски был очень сильным бойцом, мастером воинских искусств высочайшего уровня. Однако на этот раз ему встретился противник, превосходящий его по многим параметрам, а главное – по духовному наполнению. Ибо настоящий воин – не просто знаток боевых тактик и приемов и прекрасный спортсмен, владеющий телом и физиологическими реакциями организма, он еще и носитель духа, объединяющего мудрость и действие, ведущего человека по Пути Истинного Знания.
Движения поединщиков были почти невидимы, так быстро они сменяли друг друга. Череда атак-ответов следовала за чередой, вихри тающих призраков носились по бетонной дорожке велотрека, замирая на мгновения лишь ради осмысления позиций. Казалось, что феерическое зрелище, недоступное никому из живущих на земле, будет длиться вечно.
Однако в какой-то момент стало наблюдаться осторожное отступление Махаевски. Он не успевал за своим противником и ничего не мог с ним сделать, даже включив экстрарезервные каналы и полностью раскрыв свои магические возможности, в особенности – по дистанционному воздействию на людей. Но его энергополевые посылы и мыслеформы разбивались о «железную рубашку» воли витязя, а ответные силовые выпады все чаще доставали магистра, пробивали защиту, заставляли напрягаться, и наступил миг, когда он дрогнул и… побежал!..
Данилин в это время обнаружил сторожей, стерегущих дверь в буфет, и сначала не понял, что они делают. Потом понял, и ему стало противно: сторожа – толстая девица в камуфляже и рыжебородый монах – занимались оральным сексом. Оказать полноценное сопротивление налетевшему на них «привидению» они не смогли. Несмотря на раны и страшную усталость, Андрей все еще находился в состоянии гипердействия и контролировал пространство адекватного ответа с почти абсолютной непогрешимостью.
Монаха он отправил в нокаут ударом в голову, ошалело вскочившую девицу с мокрым ртом отшвырнул, а когда она потянулась за оружием, сильным ударом в горло отправил за «любовником».
Постояв над телами сторожей пару мгновений – пока подсознание ощупывало холл и коридоры здания сферой внечувственного восприятия в поисках опасности, Андрей наклонился к девушке, обыскал карманы ее комбинезона, достал ключ и открыл замок буфета.
В помещении было темно, однако расширившийся волновой диапазон зрения позволял ему видеть даже в полной темноте, поэтому Андрей безошибочно отыскал в углу сидящих на ящиках женщин. Это были Млада и Яна, подруга полковника Тарасова. Она еще не знала, что ее друг и защитник ранен, а может быть, и убит.
Кроме того, Андрей увидел-почуял и некий чужеродный и очень опасный предмет, стоявший на полу буфета. Это было взрывное устройство, способное разнести на куски весь велотрек.
– Выходите, – негромко сказал Данилин. – Не бойтесь, это свои.
– Андрей! – тихо ахнула Млада. Бросилась к нему на грудь, заплакала.
– Успокойся, потом будешь плакать, – проворчал он, отстраняя женщину. – Надо уходить отсюда, и чем быстрей, тем лучше.
– Кто вы? – подошла к ним Яна.
– Не отставайте, – буркнул Андрей, борясь с головокружением.
Они выбрались из помещения, пропахшего кисло-горькими запахами, в тусклый свет пыльной люстры, горевшей под потолком холла.
Из центрального зала велотрека прилетел неясный дробный стук: словно по каменным плитам протопали два мелких беса на копытцах. Затем раздался чей-то леденящий душу вопль.
Женщины вскрикнули в ответ, цепляясь за Андрея.
– Стойте здесь! – приказал он, срываясь с места.
На дорожке велотрека никого не было.
Лишь спустя несколько секунд Андрей заметил на поле, захламленном строительным мусором, у дальней трибуны, человеческую фигуру. Нет, две. Один человек стоял, второй лежал в неестественной позе, раскинув руки, согнув ноги под углом к туловищу, запрокинув голову так, что было ясно – шея у него сломана.
Сердце колотилось о ребра с набатным гулом, глаза слезились, Андрей никак не мог сфокусировать зрение и распознать того, кто лежал.
Стоящий над телом вдруг исчез и возник уже на дорожке велотрека. Это был тот, кто спас Данилину жизнь.
Андрей расслабился.
– Это вы… что с Махаевски?
– Мертв, – отозвался незнакомец, гася голубой огонь в глазах. – Помогите мне.
Они перевернули на спину Буй-Тура и Тарасова. Полковник застонал.
– Жив! – обрадовался Андрей.
Незнакомец погладил рукой лоб Тарасова – Данилину показалось, что с его пальцев сорвались извивающиеся змейки света и всосались в кожу головы, – затем склонился над Буй-Туром. Сказал чуть погодя:
– Плохо…
– Что?!
– У него кровоизлияние в мозг. Треснула височная кость. Требуется лажение.
– Операция?
– Нет, черепное лажение. Я закрыл ему сосуды, прервал поступление крови, но долго он не продержится. Его срочно надо…
– В больницу!
– Уходим. – Незнакомец легко поднял тело Буй-Тура на руки и быстро зашагал к выходу из зала. Потом вдруг остановился, подумал немного и повернул обратно.
– Куда вы? – не понял Андрей.
– Забирайте женщин и помогите полковнику. У магистра есть рамана.
– Что?
– Транспорт. Быстрее!
Андрей вздрогнул – голос этого человека внушал уважение и опаску, подскочил к зашевелившемуся Тарасову.
– Держитесь!
– Иди… за… девчонками… – в три приема выговорил полковник. – Я сам…
Андрей метнулся к выходу, выскочил в коридор, наткнулся на Младу с Яной, двигавшихся навстречу.
– Я же приказал ждать на месте!
– Да-а, там страшно! – ответила Яна с простодушной прямотой. – И кто-то смотрит в спину…
– Домовой, – невольно улыбнулся Андрей, – точнее, велотречный. Шагайте за мной.
Они вошли в зал.
– Слава! – взвизгнула Яна, бросаясь к Тарасову.
Андрей остановился, округляя глаза. Но его поразила не встреча влюбленных, а нечто другое.
Из-под купола гигантского сооружения спускалась на поле велотрека десятиметровая летающая «тарелка», сверкающая голубым металлом, постреливающая искрами, испускающая струйки дыма.
– Что это?! – прижалась к плечу учителя Млада.
– Энлоид… – прошептал Андрей, внезапно догадавшись, что имел в виду их спаситель под «транспортом» магистра.
Тарасов с Яной перестали обниматься, также увидев «тарелку», замерли.
– Идите сюда, – послышался голос незнакомца.
«Тарелка» зависла в метре над полем, лопнул бок аппарата, из образовавшегося в нем стеклянно-прозрачного «объема пустоты» выпрыгнула легкая подвижная фигура, склонилась над телом Буй-Тура, вложила его в «пустоту». Тело исчезло.
Незнакомец оглянулся.
– Поторопитесь!
Очнувшиеся пленницы со своими защитниками поспешили к «тарелке».
– Энлоид… – еще раз сказал Андрей. – Над такой машиной работал Лева…
Ясноглазый незнакомец посмотрел на него с прищуром.
– Вы правы, сударь. Пришло время открытий. Но сейчас нам пора уходить отсюда, залезайте.
Андрей и Владислав переглянулись.
– Давай, ты первая, – сказал Тарасов Яне.
Они скрылись в «пустоте» входа.
– Теперь мы, – ободряюще сжал плечо Млады Андрей.
По глазам ударил световой зайчик, на мгновение волна темноты и свежести прокатилась по телу, и взору открылось кубическое помещение без острых углов, с бежевого цвета стенами. Потолок помещения слабо светился. Вошедшие ранее Тарасов и Яна стояли, озираясь, оглянулись на вскрик Млады.
– Чудеса в решете! – вполголоса проговорил полковник. – Интересно, куда делся Гордей Мироныч? «Зеленые человечки» забрали?
– На борту раманы никого нет, – ответил появившийся ниоткуда «ангел-хранитель», с виду – обыкновенный человек. – Это личный транспортник магистра. Нам повезло, что он не заговорен. Магистр понадеялся на свои возможности. Но все разговоры потом.
Незнакомец протиснулся мимо спасенных, вошел в противоположную стену, исчез. Потом из стены показалась его голова.
– Прошу прощения, но кабина раманы рассчитана только на двух пассажиров. Одно занято вашим приятелем. Вам придется во время полета побыть здесь.
– Без проблем, – кивнул Тарасов, по лицу которого разлилась бледность. – Только я, с вашего позволения, присяду.
– Куда мы полетим? – робко спросила Яна.
– Туда, где вас вылечат, – сказала голова незнакомца и скрылась.
Все присутствующие в странном тамбуре обменялись выразительными взглядами.
– Как ты думаешь, кто он? – прошептала Млада, зябко вздрагивая от волнения.
– Не знаю, – так же тихо ответил Андрей, – но догадываюсь.
– Спецслужба РуНО? – поднял бровь Тарасов. – Хотя, надо признаться, таких суперов просто не должно существовать в природе.
Данилин помолчал.
– Это скорее всего витязь… я слышал о воинах русской Рати, но не верил…
– Что еще за витязи такие?
Одна из стен помещения вдруг растаяла, превратилась в экран телевизора.
Стал виден зал велотрека.
Центральное поле строения плавно понеслось вниз. Экран мигнул – и в тамбур с экрана хлынула темнота ночи. Вниз ушел главный купол велотрека, затем вся «бабочка» сооружения, уменьшаясь на глазах. А еще через несколько секунд бесшумного неощутимого полета на пестром темно-белом фоне расцвел огненный фонтан, разбрасывая во все стороны обломки стен и крыши велотрека. Это взорвалась адская машина магистра, хороня его и всех, кто с ним был.
На все наша воля
2 января
Он был очень похож на старика с картины Константина Васильева «Человек с филином». Та же сурово-величавая осанка, тот же пронзительный взгляд мудрых глаз, седина в волосах, та же ощутимая сила в каждом движении. Разве что человек этот был моложе. Звали его Гостомыслом. Волхв Гостомысл, заботник Русского Рода.
Когда летающая «тарелка» с пассажирами, проделав часовой перелет, приземлилась посреди какого-то замерзшего и заснеженного болота с чахлыми кустиками и кривыми стволами березок, встретил их именно Гостомысл, одетый в меховой зипун, но без шапки, несмотря на мороз. Он кивнул незнакомцу, победившему магистра и спасшему пленников, приложил руку к груди, поклонился.
Озеро освещалось только светом звезд, но лицо Гостомысла было видно так, будто освещалось солнечным светом.
– Здравы будьте, родичи, в обители Ладомирья. Прошу следовать за мной.
– Я отведу раману в северный скип, – сказал спаситель Данилина. – Пусть постоит покамест закрытой.
– Хорошо, – коротко ответил волхв.
Незнакомец полез в люк «тарелки», ощущаемый как объем пустоты.
– Спасибо, – запоздало спохватился Тарасов.
Незнакомец не ответил, скрылся в «пустоте», и через несколько секунд «тарелка» подпрыгнула в небо, исчезла.
– Обиделся? – пробормотал Тарасов.
– О, нет, – качнул головой седовласый. – Лихарь просто сделал свое дело и не считает вас обязанными ему. Хотя мы обычно не произносим слово «спасибо», оно имеет другой смысл. Мы говорим – благодарствуем.
– И какой же другой смысл сокрыт в «спасибе»?
– Изначально, по искону, это слово – аббревиатура, как принято говорить, слов «спаси» и «бог». В сочетании они не несут благодарности. От кого нас должен «спасать бог»? И для чего? Однако об этом мы поговорим позже. Идемте, я провожу вас в свою будову, вам требуется лажение.
Волхв ничего не сделал, не махнул рукой, не произнес никакого заклинания, но в пятидесяти шагах от людей вдруг сформировался в воздухе удивительной красоты светящийся терем. За ним еще несколько, едва видимые в ночи, словно сделанные из расплавленного стекла.
Замершие спутники Андрея молча дивились на возникший ниоткуда деревянный град, не в силах вымолвить ни слова.
– Я сплю… – наконец пробормотал Тарасов.
Данилин промолчал, погладив пальцы Млады. Он уже догадывался, что видят его глаза, но не спешил делиться своим прозрением ни с кем.
Седовласый подошел к неподвижно лежащему Буй-Туру, наклонился над ним и тут же отступил. Тело полковника потеряло вес, всплыло над снегами и льдом, скользнуло к резному крыльцу ближнего терема.
– Идемте, – оглянулся Гостомысл. – Не бойтесь, это будовы Ладомирья, недобрым людям они не видны и недоступны.
– Никогда не слышал о таком поселении… Здесь ваша база, что ли?
– Что-то вроде того, – усмехнулся волхв, огладив бороду.
Медленно, осторожно, стараясь не поскользнуться, они один за другим приблизились к терему, взошли на крыльцо, деревянные балясины которого, бревна и доски излучали ровный золотисто-медовый свет. Дверь в терем открылась сама собой, являя взору недлинный и неширокий коридор, с виду весь обшитый деревянными досками с янтарно светящимся рисунком. Он был пуст, прост – и сказочно красив!
Тело Буй-Тура поплыло дальше.
Гостомысл снова оглянулся.
– Пойдем со мной, Владислав Захарович. – Посмотрел на остальных, прищурясь. – Вы же подождите меня в светлице. Я поправлю ваших друзей и приду.
В стене коридора сама собой распахнулась незаметная дверь, тело полковника втянулось в проем, за ним шагнули Гостомысл и Тарасов, державшийся из последних сил. Две пули в спине и одна в ноге, заговоренные Лихарем, все же шевелились при движении и вызывали приступы боли.
Дверь закрылась.
Женщины, взволнованные и ошеломленные происходящим, с надеждой посмотрели на Данилина. Он постарался ободряюще улыбнуться, хотя сам чувствовал себя не в своей тарелке, сказал мягко:
– Кажется, существует слой жизни, о котором мы ничего не знаем.
– Где мы? – решилась на вопрос Млада.
– В обители волхвов, где же еще. Это все, что я могу сказать более или менее определенно. Вы слышали о тайном храме индийских магов – Шамбале?
– Да, я читала, – кивнула Яна.
– Похоже, на Руси тоже имеется своя Шамбала, а то и не одна. Эту зовут Ладомирьем, а я слышал о другой, якобы прячущейся в озере, под названием Град-Китеж. Почему Ладомирье вдруг открылось нам, я не знаю, но уверен, что нас здесь не обидят. Идемте в светлицу хозяина.
– Куда?
Андрей не успел ответить. Из стены коридора в двух шагах от него высунулась чья-то прозрачная лапка, и на пол шлепнулись… берестяные лапти без пяток.
Млада и Яна ахнули, хватая Андрея с двух сторон.
– Не пугайтесь, – усмехнулся он, готовый к таким чудесам. – Это, наверное, домовой. Предлагает переобуться.
Из стены снова высунулась ручка, бросила еще две пары лапоточков. Мелькнули любопытный глаз, мохнатое ухо, и необычное создание, не побоявшееся показаться гостям, исчезло.
Они переобулись.
– Удобно… – шепнула Млада, – и тепло… Вениками пахнет…
– Медом, – нерешительно возразила Яна.
Андрей согласился и с той, и с другой. В тереме действительно витали запахи дерева, сушеных трав и полевых цветов.
В торце коридора проявилась еще одна дверь, открывая вход в палаты невиданной красоты.
Хоромы!
Именно этим словом можно было назвать то, что увидели гости, шагнув за порог светлицы Гостомысла.
Внутреннее убранство терема, в общем-то, не отличалось от уже известных Андрею, виденных в деревне деда и на родине мамы. Но здесь все предметы интерьера казались произведениями искусства, удивительным образом сочетались друг с другом, укладываясь в понятие хоромы. Здесь хотелось жить, долго рассматривать детали обстановки, все эти скамьи, лавки, голбцы, ставни, оконца, печь, изваяния русских богов, резные балясины, коники, столы, утварь по стенам, рушники, красный угол с неугасимой лампадой, но без икон и крестов.
– Как красиво! – прошептали в один голос завороженные женщины.
Данилин с любопытством огляделся, потом почувствовал легкое головокружение и присел на лавку. Силы кончались, организм требовал отдыха и энергетической подпитки.
– Что с тобой?! – заметила его состояние испуганная Млада.
– Устал… – виновато улыбнулся Андрей и потерял сознание.
Он уже не видел, как над ним захлопотали встревоженные женщины, пытаясь привести в чувство, затем появился седовласый хозяин и унес его в спальню, чтобы совершить обряд лажения.
Проснулся Андрей спустя три часа после своего обморока, свежий и бодрый.
Он лежал в длинной белой полотняной рубашке на широкой деревянной кровати с высокими подушками. Помещение, в котором он находился, было заполнено полумраком, лишь в толще потолка светился узор сучков на доске.
Но стоило ему открыть глаза, прислушаться к тишине и пошевелиться, как потолок засветился весь, и в спальне стало светло.
Открылась дверь, вбежала Млада, одетая в красивое цветастое платье до колен, с оборками и рюшами, бросилась к нему на грудь. – Проснулся?! Ничего не болит?
Он прислушался к своим ощущениям, пробормотал:
– Ничего… здоров как бык… есть хочу.
– Пойдем, там уже все готово, стол накрыт.
– Где остальные?
– Владислав с Яной переодеваются, сейчас придут, а Гордей Миронович еще спит. Но врач сказал, что все будет хорошо, он поправится.
– Врач… – усмехнулся Андрей.
– Ну, целитель, – смутилась женщина.
– Он волхв, целительство – не главная его забота.
– Все равно он врач, раз вылечил всех.
– Это ты меня раздела?
– Нет, я не знаю, я только смотрела… пока меня не попросили выйти, а потом оказалось, что ты раздет.
– Помоги найти одежду.
Млада оглядела спальню, нашла ряд выпуклостей на одной из стен, подошла ближе.
– Какой интересный комод…
– Не трогай ничего, мы не дома.
– Сам же сказал – помоги найти одежду.
Верхняя выпуклость вдруг вылезла из стены, будто живая.
– Ай! – отскочила Млада.
Андрей засмеялся.
– Здесь все подчиняется своим магическим законам. Это действительно комод.
Млада с опаской, вытянув шею, оглядела высунувшийся ящик, покачала головой.
– Там белье, но твоей одежды нет.
– Поищи в других ящиках.
– Здесь нет ручек… ой!
Верхний ящик сам собой втянулся в стену, зато открылся ящик пониже.
– Я боюсь! – оглянулась Млада.
– Не надо бояться, милая, – вошла в комнату улыбчивая пожилая женщина в красивом платье с лентами и кружевами, с платком на седой голове. – Никто вас здесь не обидит. А одежа его сохнет. Пусть пока майстру накинет.
Женщина вытащила из нижнего ящика комода, встроенного в стену, длинный пушистый халат зеленоватого цвета, с переливами, протянула Младе.
– Идемте в трапезную.
Она вышла.
Млада протянула халат Андрею.
– Иногда мне кажется, что я сплю.
– Мне тоже, – задумчиво ответил он, накидывая легкий и теплый халат, сшитый из какой-то толстой ворсистой ткани. – Хотя я теперь понимаю…
– Что?
– За нами все время наблюдали люди волхва. Я чувствовал, но не мог определить, кто. Думал – наши враги.
– Почему ты решил, что за нами наблюдали волхвы?
– Иначе трудно объяснить появление нашего спасителя в здании велотрека. Пока мы сражались с магистром, он уничтожил всю его команду.
Млада зябко вздрогнула.
– Отвечать тем же – быть таким же, как магистр.
– У него не было выбора. Он спасал нас. Хотел бы я еще раз встретиться с ним – это великий мастер… Но не будем о грустном, идем обедать.
– Завтракать, еще утро.
– А впечатление такое, будто я сутки спал.
Они выбрались из спальни, располагавшейся на втором этаже терема, в короткий коридорчик с еще одной дверью.
– Что там?
– Такая же спальня, там лежит Гордей Миронович.
Андрей приоткрыл дверь в комнату, разглядел в полутьме лежащее на кровати под белой простыней тело, но входить не стал. В комнате светился лишь сучок над изголовьем кровати, освещая бледное лицо полковника, но психоэнергетический фон в спальне был спокойный, умиротворенный, и запахи по ней бродили живые, запахи сосновой смолы и трав.
– Живой, полковник, – прошептал Андрей, закрывая дверь. – Я уж думал – кранты ему, убил магистр, височную кость проломил, как-никак. А где другой наш полковник?
– Уже со своей девушкой обнимается, – улыбнулась Млада. – Из него лекарь три пули вытащил, и раны сразу заросли! Даже не верится, что такое возможно.
– Мы еще многому здесь будем удивляться. Хотя главное не в этом.
– А в чем?
– Существование Ладомирья и других волхвовских центров дает надежду… надежду на возрождение. Сейчас наступила эпоха катарсиса, эпоха очищения России от зла, и я думаю, что волхвы все-таки принимают в этом участие, хотя и скрытно.
– Почему – все-таки?
– До сих пор я думал иначе, что Россия завоевана – в информационном и финансовом планах – и уже никогда не поднимется с колен. Буду очень рад, если ошибался.
Они спустились по винтовой деревянной лестнице на первый этаж терема, услышали смех и вошли в открытую дверь, ведущую в трапезную хозяина.
Тарасов, в таком же халате, что и Андрей, держал в объятиях Яну, пытавшуюся вырваться, увидел входящую пару и, ничуть не смутившись, вскинул руку над головой.
– Привет, мастер. Как самочувствие?
– Нормально, – сдержанно ответил Андрей.
– Ну и отлично! Садись, позавтракаем.
Вырвавшаяся из объятий полковника покрасневшая Яна подошла к Младе, взяла ее за руку.
– Все хорошо?
– Как в сказке со счастливым концом, – улыбнулась Млада. – Не хочется просыпаться, если это сон.
– Как ты думаешь, – понизил голос Тарасов, подходя к Андрею, – нас не просто так вытащили из петли? Не потребуют платы?
– Это не те люди, – осторожно возразил Данилин.
– Дай бог, как говорится, только я совершенно точно знаю, что за все надо платить. Ты что-нибудь слышал о Духовно-Родовой Державе Русь?
Андрей задумался.
– Пару раз мне попадались брошюрки с интересной информацией о существовании определенной структуры… Существует несколько славянских центров, союзы и общины… Вполне возможно, что все они объединены в единую систему, эту самую Державу. А что?
– Этот парень, что нас освободил…
– Лихарь.
– Он из рати Рода, витязь. Слышал что-нибудь о такой рати?
– Нет.
– Это мне наш хозяин сказал, Гостомысл. Он ждет нас после завтрака в соборной.
– Что ж, там все сразу и выяснится.
– Соборная – это его кабинет, что ли?
– Узнаем.
– Мужчины, завтрак стынет, – с притворной строгостью сказала Млада.
– Садимся, – сразу согласился Тарасов.
Они сели за стол, способный уместить не менее десяти едоков.
– Наверное, у хозяина большая семья, – предположила Яна.
– Скорее трапезная рассчитана на множество гостей, – ответил Тарасов. – Если бы здесь жила большая семья, мы бы то и дело сталкивались с домочадцами.
– Может быть, они не хотят стеснять нас. Да и утро еще…
– Может быть. – Владислав потер руки, оглядывая стол. – Приступим, гости дорогие, что-то я проголодался.
На столе дымились четыре керамических сосуда с яствами. В первом была вареная картошка с маслом, во втором овсяная каша, в третьем тушеные овощи, в четвертом жареные грибы. Кроме того, здесь стояли блюда с маринованными огурчиками, квашеной капустой и солеными груздями, а также салаты из свежих – как только что с грядки – овощей, из корней лопуха и вяленой рыбы, из крапивы и сельдерея и баклажанная икра. Плюс горка блинов, сметана, варенье и мед. Плюс самовар и чайник.
Тарасов поймал вилкой груздь, положил в рот, проглотил и сказал, закатив глаза:
– Уму непостижимо! Пожалуй, я бы не отказался здесь пожить пару недель.
Остальные засмеялись и принялись накладывать себе кто что хотел, почувствовав себя свободно и легко, как дома.
Завтрак закончился чаепитием. Но пресыщения едоки не ощутили, организм каждого воспринял еду как нерасслабляющий добрый дар, вливающий силы и бодрость духа.
Пришла та же пожилая седая хозяйка, а может быть, домработница, которую звали Аглая, очень подвижная и быстрая, и поблагодарившие ее за изумительно вкусную еду женщины начали собирать посуду со стола, чтобы отнести на кухню и помыть.
– А вас ждет Владыко Сварг, – сказала седая со значением. – Пройдите в соборную.
– Значит, Гостомысл тут не главный? – поинтересовался Тарасов.
– Гостомысл – заботник, а Владыко – Белый волхв, Хранитель Рода. Он хочет побеседовать с вами.
– Во как! – пробормотал Владислав, встретив взгляд Андрея. – За что же это мы удостоены такой чести?
– Где ваша соборная? – обратился полковник к Аглае.
– А наверху, в маковке, по лесенке подниметесь, минуя спаленки.
– Неудобно в халатах-то идти…
– Сейчас принесу одежу, – засуетилась Аглая, исчезая, и вскоре принесла выстиранную и поглаженную одежду мужчин. Тарасов и Данилин переоделись.
– Даже дырки зашили… – пробормотал Владислав. – Что значит – русское гостеприимство.
– Гостеприимство не имеет национальности, – улыбнулся Андрей. – Но наши предки, по отзывам чужестранцев, действительно славились гостеприимством.
По винтовой лестнице они поднялись на третий уровень терема, в «маковку», как сказала хозяйка, и вошли в просторную комнату с закругленными стенами, которую занимал большой круглый деревянный стол и с десяток деревянных же кресел с резными спинками. Навстречу гостям поднялись двое: сам Гостомысл, высокий, крепкий, сильный, одетый в серую рубаху с шитьем, подпоясанную витым синим шнуром, и такой же высокий, могучий телом, но совсем седой, с длинной белой бородой, темнолицый старец, глаза которого светились как два чистейшей воды аквамарина. Кроме белой рубахи, на нем был необычного покроя пиджак без воротника, синего цвета, с орнаментальным шитьем, и такие же штаны.
Хозяева поклонились.
Тарасов и Данилин ответили тем же.
– Присоединяйтесь, други, – сказал Гостомысл, – побеседуем, рассеем темь непонимания. С вами хочет погомонить сам Хранитель Рода.
Седой старец с молодыми глазами огладил бороду, оценивающе глянул на застывших гостей, кивнул.
– Сядем.
Все сели.
Андрей почувствовал стеснение, сердце заработало чаще, в душе поднялось волнение. Не каждый день встречаются на пути мудрые люди, а тем более волхвы.
– Прежде всего прошу не обижаться, родовичи, – начал Владыко звучным сильным голосом, без всяческой старческой хрипоты, – ежели я буду звать вас на «ты». И даже не потому, что мы к этому привычны, а потому, что местоимение «вы» обезличивает человека, лишает его индивидуальности. Оно должно обозначать лишь количество. С помощью «вы» нас когда-то трагически разделили на близких и далеких, своих и чужих, врагов и друзей, а между тем «вы» с праязыка означает «тьму». Издревле на Руси родовичи «тыкали», говорили друг другу «ты», подчеркивая внутреннюю значимость собеседника. Это уж в христианские времена пришло обесценивающее «вы», с перевернутым смыслом ложного уважения. Понимаю, что у вас накопились вопросы к нам, и смиренно жду их. Начинайте.
Владислав и Андрей покосились друг на друга.
– Вопросов действительно много, – сказал Тарасов. – Но начать нужно с главного: что происходит? С нами, вокруг нас, с Русским орденом, со страной, наконец.
– Что ж, вопрос и впрямь важный, – согласился Белый волхв. – Позвольте начать издалека.
Десятки и даже сотни тысяч лет на Земле существуют тайные организации: ордена и союзы магов, колдунов и шаманов, бессмертных жрецов, сверхученых, овладевших секретами более древних цивилизаций, а также представителей иных рас, населявших нашу планету до человека, и чужепланетян. Эти ордена стремятся управлять развитием человечества согласно своим целям и пониманию прогресса, отрицая то безусловно божественное, что заложено в человеке. А именно – свободный выбор и полную ответственность за свой выбор. Или, как сейчас принято говорить, свободу воли. Хотя надобно знать, что слово «свобода» – также термин перевернутого смысла, внедренный не только в русский язык, но и в сознание народа существующей ныне Криптосистемой управления человечеством.
– Не понял, – озадачился Тарасов.
– «Свобода» – аббревиатура слов «с волей Бога бодаться». Лучше говорить – независимость.
– Никогда бы в голову не пришло…
– К сожалению, в современный русский язык «имплантировано» много слов с перевернутым смыслом, что заметно снижает его творящий потенциал. Самое отвратительное в том, что наши враги украли у нас наши священные тексты и переписали их, изменили в свою пользу, закрыв каждое правдивое слово двумя лживыми, выдавая их за истинно языческие и ведические книги. Вот почему мы проиграли им тысячи лет назад. Мы проиграли прежде всего информационную войну. Однако идем далее. Кроме свободы волеизъявления – приходится пользоваться этим словом, – Творец вложил в человека и нечто сакральное, сокрытое от него, проявляющееся лишь в моменты угрозы исчезновения как вида.
– Совесть, – тихо обронил Андрей.
Владыко огладил бороду сухой рукой, кивнул.
– Верно, воин, совесть, а через нее – стремление постичь Замысел Божий, истинное Знание мироустройства, правду о себе и о Творце, родителе своем. Подвижники, в ком просыпается экстазис, соединяются в некую структуру нейтрализации тайного контроля, которая называется теперь «Три-Эн» – «Никого над нами»! Кроме Бога, разумеется, основателя Рода. Около двенадцати тысяч лет назад эта структура дала отпор всем нелюдям, возжаждавшим управлять человечеством как стадом, чтобы питаться его энергией. Сделав свое благое дело, «Три-Эн» растворилась в народе, ушла со сцены истории. Хотя, к слову, современное слово «история» тоже является словом-хамелеоном, прячущим свой истинный лик от простых людей. Но мы не об этом. Итак, «Три-Эн» прекратила существование, и некоторое время Земля процветала – как уравновешенная система взаимодействия человечества и природы. Но потом вновь подняли головы нелюди и человекоподобные существа, созданные жрецами по образу и подобию настоящих людей, а также маги и жрецы, обладавшие знанием, которое позволяло им идти наперекор божественному Промыслу. Так возникли религии – системы управления людьми, затем секты, якобы стоящие «ближе к Богу», союзы, ордена, использующие философские методологические доктрины рабства – физического и духовного – и психического подчинения слабых сильному.
– Да, я читал об этом, – сказал Тарасов. – Князь Всеслав давал мне кое-какую литературу… – Он понял, что проговорился, и досадливо поморщился.
В проницательных глазах Белого волхва мелькнула улыбка.
– Князь Родарев – правник, он знает, кому довериться.
– Вы его знаете?
– Русский национальный орден – не наше детище, но является одним из инструментов недавно включившейся системы «Три-Эн». Путь РуНО в некоторых аспектах ошибочен, особенно в части решения проблем силовым путем, однако благой результат его действий пока превышает наносимый им же вред. Мрази в лице человецев в России становится меньше. Ваша команда СОС, равно как и команда ППП полковника Буй-Тура, была создана с благими намерениями. Но реализаторы каждой идеи – люди, конкретные личности, зачастую не имеющие канала связи с Богом.
– Опять же – совести.
– Совершенно верно. И этих людей можно купить или запрограммировать. Что, собственно, и произошло с князем Шельминым.
– Почему же вы проглядели, что это за человек?
– Не мы – руководители РуНО, и даже властники Духовно-Родовой Державы Русь, основатели РуНО. Это послужит им большим уроком на будущее.
– Чем же тогда занимаетесь вы?
Волхвы обменялись понимающими взглядами.
– Мы – заботники Рода, – сказал Гостомысл, – хранители древних знаний, правники общины, отвечающие за сохранение связи с Родом-Вседержителем. Мы помним все прошлые включения структуры «Три-Эн». Наша сила не в оружии, не во владении магией и навыками физического оперирования, наша сила в Знании.
– Все равно не понимаю, чем вы занимаетесь конкретно.
– Если задачами РуНО является ликвидация лидеров бандформирований, сект и коррумпированных чиновников на территории России и за ее пределами, а также ликвидация систем управления Россией – внешних и внутренних, сатанинских, то в нашу задачу входит организация глобального контроля за деятельностью всех тайных союзов и орденов, и главное – организация глубинной системы воспитания.
– Хорошо, допустим, вы все знаете. Почему же допустили завоевание Руси чужими идеологемами?
Волхвы-хозяева остались благожелательно-спокойными, что говорило об их внутренней уравновешенности и твердости убеждений.
– Должно пройти еще много циклов самоочищения человечества от звериных и алчных желаний, – сказал Гостомысл, – прежде чем система «Три-Эн» самоликвидируется окончательно. Но мы все-таки идем к Богу, и остановить нас невозможно.
– А мы зачем понадобились?
– Нам нужны люди действия, не потерявшие совесть, – усмехнулся в бороду Владыко. – Таких всегда мало. Вы же подготовлены к восприятию законов Творца, хотя и посредством самого худшего из Путей самопознания. В каждом из вас потом придется убить дракона.
– Но ведь вы допускаете убийство других людей во имя своих целей? Ваш витязь классно обработал магистра Махаевски со всей его свитой.
– Мы не ханжи, – качнул головой Гостомысл. – Убийство – крайняя мера, но оно допустимо, когда мы поставлены перед выбором, кому жить дальше – мерзавцу без совести или доброму человеку. Однако мы не должны отвечать нашим врагам тем же, ибо не должны быть подобны им! Ты должен помнить, воин, что все сделанное тобой возвращается к тебе же. Злость, гнев, нетерпение, обида, ненависть – тоже. Так пусть лучше возвращаются обратно любовь и свет.
За столом воцарилась тишина.
Потом Гостомысл налил из графина в стакан воды, сделал глоток, заметил взгляд Данилина.
– Не хотите родниковой водички испить? Очень здравым размышлениям споспешествует.
– Тут впору коньячку хлебнуть, – проворчал Тарасов.
– Нет ничего проще. – Гостомысл налил в другой стакан воды, подержал над ним ладонь, и вода окрасилась в прозрачно-коричневый цвет. – Вот, прими, коли надобность имеется.
Тарасов удивленно глянул на стакан, поднес ко рту, сделал глоток.
– Точно, коньяк! Как вы это делаете?
– Не вы, а ты.
– Прошу прощения…
– Это несложный процесс, узнаешь в свое время.
– Итак, что скажете, родовичи? – сказал Белый волхв. – Согласны послужить Отечеству и Роду?
– Я бы все-таки хотел знать, чем мы будем заниматься конкретно, – сказал Андрей негромко, но твердо.
– Дел невпроворот, – усмехнулся Гостомысл. – О конкретике вам сообщит витязь Бран, защитник Рода. К примеру, надобно ослабить и нейтрализовать влияние на Россию Синедриона, центра Союза тайных орденов, руководит которым Великий Отец лорд Акум. Впоследствии придется выйти на Криптосистему, называемую еще Геократором, управляет которым жрец-бессмертный Тивел. Центр этой тайной жреческой структуры располагается ныне в Америке, в Аризоне. Конечная же наша цель – Экзократор, мировой центр стратегического управления человечеством, ставленники которого контролируют все национальные властные структуры. Владыкой Экзократора является нечеловек Арот, называющий себя Превышним.
– Дьявол, что ли?
– В некотором смысле. – Гостомысл улыбнулся. – Рогов и копыт у него, во всяком случае, нет. Кстати, у него недавно появился передвижной центр управления – самый большой корабль в мире.
– Случайно, не «Солнце Свободы»?
– Он.
– Послать туда спецкоманду – и дело с концом…
– Не так все просто, Владислав Захарович. Арот – маг и забавник, к нему обычный спецназ и близко не подойдет.
– А ваши витязи?
– Готовимся, – лукаво прищурился Гостомысл. – Да и вы должны созреть. А опора у вас есть.
– Какая опора?
– Ваши берегини. Вот полковнику Буй-Туру будет сложнее.
– Брат мой несколько упрощает ситуацию, – сказал Владыко. – Наша конечная цель не ликвидация Экзократора, а создание корректирующего импульса, возвращающего жизнь на Земле к соответствию Изначальному Замыслу Творца. Наша Держава – всего лишь проявление алгоритма «Три-Эн», неумолимо транслирующего законы Божественной Этики. Мы – частица общности, коллективный реализатор этой идеи, но каждый из нас волен поступать так, как велит ему совесть.
– Что касается тебя, Андрей Брониславович, – добавил Гостомысл, – то мы и твоим способностям найдем справное применение. Посвятим тебя в витязи, благо ты почти готов, либо будешь работать учителем, просветителем Рода. Тысячелетнее навязывание русскому народу чужебесия под личиной «истинно русской религии», засилье идеологических и религиозных догм, чьи идеалы и цели прямо противоречат духовным ценностям Рода нашего, требуют очень больших усилий по чистке умов. Осознанное и здоровое преодоление чуждых русскому Духу напластований в русской культуре – важнейшая часть ведического просвещения Руси. Хотя при этом и ты должен помнить, что любовь к родной земле и сородичам не должна измеряться отторжением, обидой, гневом и ненавистью к инородцам. Наша борьба не должна вестись такими же вероломными и бесчестными способами, кои используются нашими врагами.
– Понимаю… – тихо сказал Андрей.
– Тогда позвольте откланяться, – сказал Владыко, поднимаясь. – Мне пора славу творить. Вам же хочу пожелать терпения и твердости духа. И светлого будущего. На все – ваша воля!
Белый волхв сделал шаг и исчез.
По комнате прошелестел прохладный ветерок. На мгновение всем присутствующим в ней показалось, что кто-то большой, сильный изучающе и строго посмотрел на них из глубин Вселенной и снова стал неощутим и далек. Хотя Он-то уж точно знал, что не должно быть

никого над нами,
над истинно детьми Его…
Москва – Гряды.
Март, 2003
Примечания
1
Хорхе Манрике, испанский поэт, 1440–1479 гг.
2
Николай Грибачев, рус. поэт, р. 1910 г.
3
СЭР – система электронной разведки.
4
Благодаря эритроцитам, включающим атомы железа, кровь имеет магнитные свойства.
5
Не тревожься, будь счастлив (англ.).
6
Внутренние войска МВД стали Национальной гвардией в 2004 г.
7
ОПОН – Отряд полиции особого назначения.
8
Полная функция управления человеческим обществом подразделяется на шесть уровней или приоритетов: методология, хронология, идеология, экономика, средства геноцида, военные средства.
9
И. А. Васильева, научный работник, специалист по аутотренингу.
10
Элдридж Кливер, общественный деятель США.
11
Венедикт Ерофеев.
12
Русская неохристианская церковь.
13
Реальное событие.
14
Реальный факт.
15
А.И.Безыменский.
16
Т. Рузвельт.
17
И. Губерман.
18
А. Блок.
19
Традиционный русский массаж.
20
В.Н. Коростылев.
21
WADA – Всемирное антидопинговое агентство.
22
М. Светлов.
23
Гиппократ.
24
Длина печально знаменитого «Титаника» составляла всего 250 метров.
25
РДД – спецкостюм для разведывательно-диверсионной деятельности.




??

??

??

??




2