пейзажа и выглядывающие кое-где зеленые стрелочки елей, а пятна травы лишь подчеркивали всевластие наступающей зимы.
Преобразились и люди, уставшие от осенней распутицы и грязи. На лицах прохожих замелькали улыбки. И хотя до Нового года было еще далеко, целых полтора месяца, все ощущали приближение праздника, чему способствовали и отреагировавшая заранее реклама, и появившиеся в продаже елочные игрушки.
Однако настроение Андрея Данилина, бывшего инструктора спецназа по выживанию в экстремальных условиях, а теперь учителя физкультуры, было минорным. Во-первых, он окончательно разошелся с женой, переставшей терпеть покладистость мужа по отношению к начальству и его малые заработки.
Длилась эта агония совместной жизни уже много лет и наконец разрешилась естественным образом. Жена устроила Андрею очередной скандал (в молодости она была красавицей и знала себе цену), обвинила его во всех смертных грехах, в том числе – в наличии любовницы, чего он себе никогда не позволял, – и Андрей ушел из дома. Собрал вещи, книги, сел в машину – у него была двухлетнего возраста вазовская «Лада 2120» «Надежда» – и уехал. Теперь он снимал комнату у Анны Игнатьевны Резниченко, семидесятивосьмилетней старушки, бывшей учительницы русского языка, в доме по улице Беговой, недалеко от ресторана «Север» и гимназии, в которой работал. Естественно, данное обстоятельство не способствовало хорошему настроению. Но были и другие, не позволяющие чувствовать себя хозяином положения.
К примеру, в гимназии появилась в восьмом классе новая ученица. Девочка привыкла помыкать родителями, считала ниже своего достоинства заниматься физкультурой, за что и получала соответствующие оценки. А родители, особенно ее мать Эльвира Жановна, тут же начали жаловаться директору гимназии о «притеснении их любимого чада». Кроме того, отец пообещал даже устроить учителю физкультуры «сладкую жизнь», кое обещание недавно вылилось в открытый конфликт между друзьями отца девочки и Андреем.
К нему на квартиру заявились четверо подвыпивших мужчин и агрессивно потребовали «не издеваться над ребенком» и поставить дочери Эльвиры Жановны пятерку в четверти. Конечно, Данилин выставил за дверь всех четверых, но мужчины пообещали вернуться и «как следует проучить строптивого учителишку», что, в общем-то, вполне могло случиться.
Второе обстоятельство было сродни первому.
Три раза в неделю Данилин вел в городском Дворце спорта секцию русского боевого искусства «Характерник». В секцию ходили как молодые люди восемнадцати-двадцати лет, так и взрослые дяди и тети тридцати-сорокалетнего возраста. И вот однажды в середине октября к Андрею в зал ввалились крутые парни в одинаковых фиолетовых костюмах и потребовали научить их «сворачивать челюсти и ломать кости». Андрея покоробила их фамильярность и безапелляционность, но он, наверное, не стал бы противиться и принял парней в группу, если бы случайно не выяснил, что все пятеро являются телохранителями депутата Костромской городской Думы Иосифа Ивановича Лазарева, бывшего подполковника милиции, сколотившего состояние на посредничестве между криминальными структурами и государственными органами. Пришлось «фиолетовым» отказать, на что они отреагировали крайне болезненно и тоже пообещали Данилину «надрать задницу, чтоб не залупался», и если не согласится учить – засадить его на нары. В серьезности их намерений Андрей не сомневался. Эти люди, не знающие и не пытающиеся принять нормы нравственности и общественной жизни, жили по волчьим законам и считали себя хозяевами страны.
В шесть часов стемнело, на улице зажглись фонари, высвечивая торжественно-медленный, тихий снегопад, а Андрей все сидел у окна в темной комнате, смотрел на снег и думал о свой судьбе, впервые оценив одиночество не как дар, а как испытание. Данилину недавно исполнилось сорок шесть лет. Рост он имел высокий – под метр девяносто, седина только появилась в его темных, не очень длинных волосах. А в карих глазах, да и во всем облике чувствовалась дремлющая сила и доброжелательность. Друзья у Андрея были, но далеко: Толя Гармаш в Киеве, Юра Георгиади в Тбилиси, Слава Кондратьев, с которым он проучился в школе, в одном классе, все одиннадцать лет, в Москве. В Костроме же друзья так и не появились, были только хорошие приятели, с которыми он изредка встречался на работе, в спортзале или на вечеринках. Все-таки этот город не стал для него родным, хотя он и прожил в Костроме двадцать лет, переехав сюда – к жене – после свадьбы.
Впрочем, один друг все-таки имелся в наличии – Лёва, или Лев Людвигович Федоров, инженер-механик, кандидат технических наук, пятидесяти четырех лет от роду. Познакомился с ним Андрей десять лет назад, случайно, на дне рождения у двоюродного брата жены, также инженера. С тех пор они довольно часто встречались, особенно в те дни, когда Лев Людвигович возвращался в Кострому из длительных командировок, и с удовольствием проводили время в беседах. Федоров был старше Андрея на семь лет, но живой и общительный характер, увлеченность идеями и работой делали его намного моложе своего возраста, а если к этому прибавить отменное физическое здоровье – Лев Людвигович выглядел атлетом, – то получался облик спортсмена, а не заморенного кабинетной тишиной ученого. Недаром коллеги Федорова из Института прикладной механики шутили, что он – первый силач среди инженеров и первый инженер среди силачей. Иногда шутка сводилась к тому, что Льву Людвиговичу в институте нет равных по физическому развитию. После паузы следовало продолжение: и по физико-математическому тоже. Что, кстати, вполне соответствовало истине, потому что математическим аппаратом Федоров владел на уровне доктора физматнаук и все свои инженерные решения обосновывал и обсчитывал сам.
Правда, в последнее время, примерно с год, Андрей виделся с ним всего два раза, да и то минутно. У Льва Людвиговича началась полоса каких-то жизненных неурядиц, он ушел из института, некоторое время работал в Б