переодеваться только в присутствии охраны, представляешь? Мы отворачивались первое время… И знаешь, что я тебе скажу?
– Что?
– Видел я многих красавиц, в том числе зарубежных, европейских, американских, азиатских, но, ей-богу, лучше наших не встречал! Американки вообще все уродки: грудь деланая, попа подтянутая, носик исправленный – сплошной силикон и хирургия! А наша – утречком проснулась, потянулась, яблочко съела – и хоть замуж, хоть на конкурс! А губки какие! – Олег зажмурился. – Так и целовал бы сутками!
Буй-Тур засмеялся.
– Поцелуй – источник заразы.
– Это ты просто завидуешь. Не, командир, я правду скажу, наши девки лучше всех! Ну а уже после всех тестов я и попал под твое начало.
– Не разочаровался?
– Ни на грош. Наоборот, понял, что без нашей работы с паразитами не справиться. Я как-то полистал брошюрку под интересным названием «Азбука российских скинхедов». Изданную, между прочим, типографским способом. Так вот там говорится, что быть скинхедом почетно, что бритоголовые – солдаты своей расы и нации, белые воины, что именно они стоят на передовой расовой борьбы, каждый день сражаясь за будущее и счастье своего народа. А разве мы не делаем то же самое?
– Движение скинхедов – политическая провокация, – вспомнил Буй-Тур свои беседы с князем. – Национальное движение должно быть чистым, не агрессивным, хотя и твердым, а скины работают грязно, настраивают общественное мнение против в с е х попыток выражения национальной идеи.
– Ну, в философии я не силен, но уверен, что мы – воины справедливости, от которых многое зависит. Ты разве не так думаешь?
– Болтаешь много… воин справедливости, – проворчал Буй-Тур. – Пора выбираться на волю. Нехорошо у меня на душе, чую чье-то недоброе намерение сделать нам секир башка. Как бы воеводу нашего не угрохали по дороге к главному…
– Что предлагаешь?
– Надо снять наручники.
– Как?
– Ключом, естественно.
Олег хохотнул и охнул, снова дернув плечом.
– Хорошо же мы встречаем Новый год! В разных местах бывало, но в камере – первый раз. Однако ключа у нас нет, ты связан, я практически некомбатант. Может, ребятам позвонить?
– В рельсу, что ли? Мой телефон сразу изъяли, как только нас сюда сунули. Остается только позаимствовать ключ у тюремщиков.
– Я баб уговаривать не умею, а добровольно они не отдадут.
– Значит, придется отбирать принудительно. Я начну, когда кто-нибудь явится, а ты поддержишь. Вряд ли они будут ждать нападения.
– Я-то поддержу, – с сомнением проговорил Олег, – да только я не большой спец по рукопашке. Пострелять – да…
– Ничего, прорвемся, не ждать же, пока нам кишки выпустят.
– Они могут, стервы еще те… Хотя я предпочел бы сейчас сидеть за столом с ребятами, а не лежать здесь и ждать конца.
– Тише… идут!
Пленники замерли. Потом Олег прошептал:
– Это просто муха залетела…
Буй-Тур фыркнул.
– Ты чего? – хмуро удивился лейтенант.
– Представил, как муха залетела …
– Ну?
– Не врубился? Знаешь, как бабы между собой говорят, забеременев? Я, кажется, «залетела».
Олег хмыкнул.
– Ну и воображение у тебя, командир… а вот теперь, похоже, идут!
В коридоре за дверью камеры послышались голоса, шаги, металлическое позвякивание, деревянный стук. Загремел, поворачиваясь в замке, ключ, дверь открылась. В камеру вошли две давешние девицы: мускулистая белокурая блондинка с толстым носом и смуглолицая, с лицом некрасивым и злым, и с ними знакомый Гордею монгол, узкоглазый и равнодушный.
Блондинка подошла к Буй-Туру, пнула его носком сапога.
– Вставай, полковник, пора начинать бал.
– Дед Мороз ждет, – ухмыльнулась ее напарница.
Буй-тур понял, что шансов на объективное разбирательство дела у них нет. И допрашивать их князь вовсе не собирается. Ему они не нужны, ни как сотрудники, ни как свидетели. А это означает одно: жить им с Олегом осталось всего ничего – от силы полчаса. Убивать их здесь не будут, это вотчина воеводы, уберут за пределами Благоева «при попытке к бегству». Значит, атаковат