объединений любителей "Science fiсtion", которые выпускают свои бюллетени, 
устраивают международные и региональные конференции, присуждают премии за 
лучшие романы, повести, рассказы, пьесы, фильмы, телевизионные постановки. 
Научная фантастика стала также весьма доходной отраслью киноиндустрии.
Но количественный рост сам по себе еще не служит показателем объективного 
состояния литературы. Неудержимый поток этой печатной продукции разливается на 
множество русел, имеет свои глубинные течения, выбрасывает на поверхность 
предостаточно мутной пены. Ошеломляет исключительная пестрота и разнородность 
господствующих тенденций, что одинаково относится и к форме, и к содержанию.
Безвестные авторы развлекательных романов продолжают худшие традиции 
"космической оперы", доводя "динамику" действия до уровня примитивных комиксов. 
Издаются и так называемые "fantasy" (фантазии) — сплошь и рядом откровенно 
мистические книги с привидениями, призраками, вампирами и всякой потусторонней 
чертовщиной. Наряду с этим, но, конечно, в очень небольшом количестве, выходят 
действительно первоклассные произведения, попадающие в антологии, сборники и 
даже школьные хрестоматии. Это относится, в частности, к Рэю Бредбери, чьи 
лучшие рассказы ставятся в один ряд с прозой Хемингуэя, Стейнбека, Фолкнера, 
Сарояна.
Тяготение к серьезной, мы бы сказали, проблемной научно-фантастической 
литературе — характерная черта послевоенного периода.
В Англии и США рецензируют новинки и занимаются разработкой теории жанра не 
только профессиональные критики и обозреватели, но также крупные ученые и 
писатели. Например, известный английский философ Бертран Рассел снабдил своим 
предисловием одну из антологий фантастических новелл, а его соотечественник, 
талантливый романист Кингсли Эмис, посвятил научной фантастике большую работу 
"Новые карты ада" (1960).
Проведенное несколько лет назад в США обследование читательских интересов 
показало, что около 35 % работников науки и техники увлекаются фантастической 
литературой, и это не могло не сказаться на ее интеллектуальном уровне. 
Обращает на себя внимание еще и такой любопытный факт. Среди многочисленных 
авторов научно-фантастических произведений мы находим нередко виднейших ученых 
Запада. Достаточно назвать Норберта Винера, Лео Сциларда, Грея Уолтера, Фрэда 
Хойла, Джорджа Смита, Чэда Оливера. В то же время некоторые из ведущих 
писателей-фантастов успешно совмещают литературную деятельность с научной 
(Айзек Азимов, Артур Кларк). То же самое наблюдается сейчас почти повсеместно — 
ив Советском Союзе, и в Японии, и в других странах.
На первый план выдвинулась социальная и психологическая фантастика, которую 
меньше всего занимает обоснование всякого рода наукообразных гипотез. Допущение 
необычного — всего лишь литературный прием, позволяющий создать логическую 
мотивировку, и только в редких случаях — средство художественной популяризации 
конкретной научно-технической проблемы, что было характерно, например, для Жюля 
Верна. Тем не менее любой писатель-фантаст нашего времени, на каких бы позициях 
он ни стоял, исходит из идеи решающего влияния науки на жизнь общества.
В англо-американской фантастике послевоенного периода критика выделяет, называя 
"первыми среди первых", около сорока даровитых авторов. Кроме хорошо известных 
у нас Бредбери, Азимова и Кларка, в любой статье и обзоре упоминаются 
американцы Пол Андерсон, Роберт Хайнлайн, Теодор Старджон, Джеймс Блиш, Роберт 
Шекли, Клиффорд Саймак, Мюррей Лейнстер, Альфред Ван Фогт, Сирил Корнблат, 
Фреде^ рик Пол, Спрэг де Камп, Артур Порджес, Мак Рейнольдс, Эрик Франк Рассел, 
Генри Каттнер, Филипп Жозе Фармер, Фредерик Браун, Фриц Лейбер, Джек Уильямсон 
и некоторые другие. В Англии ведущую группу составляют Джон Уиндем, Джеймс 
Мак-Интош, Джон Кристофер, Уильям Тэнн, Джим Баллард, Брайан Элдисс и др.
Каждый из перечисленных писателей обладает своим индивидуальным творческим 
почерком, своими склонностями и пристрастиями, своим отношением к жизни, науке 
и человеку.
В этой сфере тоже есть свое "разделение труда" и своя узкая специализация. 
Например, Уиндема больше всего занимает изображение глобальных катастроф, а 
Лейнстер отдает предпочтение приключенческим космическим сюжетам. Одного 
привлекают фантастические коллизии, вытекающие из нарушения законов времени 
(Лейбер), другого — социальные последствия того или иного необычного открытия 
(Тэнн). Один выступает как убежденный иррационалист, сторонник теории "потока 
сознания" (Ван Вогт), другой, наоборот, строит фантастические романы исходя из 
строго логических предпосылок (Спрэг де Камп). Если Каттнер, придумывая 
поразительную фабулу, бьет преимущественно на внешний эффект, то Фредерик Пол 
обращает главное внимание на раскрытие внутреннего мира своих героев и т. д.
В несколько парадоксальной манере, но, как нам кажется, довольно правильно, 
оценивает своеобразие лучших, по его мнению, американских фантастов известный 
литературный критик Альфред Бестер. В статье, опубликованной в мартовском 
номере "Fantasy and Science Fiction" за 1961 год, он характеризует одного за 
другим семерых, совершенно непохожих друг на друга авторов, чтобы затем создать 
воображаемый портрет, своего рода эталон несуществующего идеального писателя.
Роберт Хайнлайн, по словам Бестера, — это Киплинг современной научной 
фантастики, со всеми присущими ему достоинствами и недостатками. Проходящая 
лейтмотивом через все его творчество тема борьбы за жизнь выражается 
прямолинейно и однотонно. При этом Хайнлайн излишне героизирует своих 
персонажей, несущих в космосе "бремя белого человека".
Теодора Старджона критик считает тонким психологом и, может быть, самым 
человечным из всех американских фантастов. С этим можно согласиться, прочитав 
его рассказ "Особая способность", представленный в нашем сборнике. Образ 
ученого Слопса, тщедушного, неуклюжего человечка, ставшего мишенью для насмешек