|
губы дрожали, он силился что-то сказать. Я напряженно следил за
движениями этих сухих бескровных губ и вдруг заметил искривившую их странную
усмешку. Мне стало страшно, я отступил от кровати. Его тело забилось,
задергалось в судорогах. Только тут я понял, что он хотел сказать, и
почувствовал, как меня сковывает леденящий ужас.
«Банзай его величество император!» — едва слышный шепот остывающих губ,
зловещий шелест могильной трары… Вслед за тем из горла умирающего вырвался
последний хрип, его тело дрогнуло и затихло.
За моей спиной звякнула сабля. Рука, взявшая меня за локоть, не была рукой
больничной сиделки…
Морио Кита
Свет утра
— Все еще ночь? Небо еще не посветлело? — тяжело дыша спросил старик.
Какие же это были долгие годы… Как медленно тянулось время… Но сейчас старик
знал — конец был уже близок. Старик готовился к этому. Что ж, он неплохо
справлялся со своими обязанностями. В одиночку, но неплохо. Правда, не совсем в
одиночку.
— Снаружи все еще темно? Мрак не рассеивается? — снова спросил старик.
— Пока нет. Но через час, наверно, наступит утро, — ответил его товарищ, глядя
в густую черноту за окном. — Если вам неприятна темнота, я зажгу огонь.
— Нет, не нужно, Дзиро. Я хочу своими глазами увидеть свет утра.
— Здесь ночи очень длинные, — сказал Дзиро. — А вам кажутся еще длиннее, так
как вы не любите темноты.
— Все это пустяки, Дзиро. Просто сегодня особенная ночь. В тех краях, где я
родился, эту ночь называют новогодней, а утро, которое наступит, — утром Нового
года.
— Новый год? — хрипло спросил Дзиро и замолчал.
— Да. Новый год. Я знаю, тебе это непонятно. Неважно. Мне хочется, чтобы ты
меня выслушал… Видишь ли, Дзиро, каждый год — это веха в нашей жизни. Проходит
год, наступает новый, и мы на год становимся старше. И так все время, пока
совсем не состаримся, как я…
Старик надолго замолчал. Потом продолжал:
— Но когда-то давным-давно я был очень молод и радовался, что становлюсь на год
старше. Я любил одну девушку… Ох, как давно это было… И она меня любила… Да,
очень молодые мы были, совсем молодые. Почти дети… Ты слушаешь, Дзиро?
— Да, слушаю, но не совсем понимаю.
— Это неважно, ты только слушай. Так вот, мы были почти дети и не могли еще
жить вместе. И поэтому мы очень хотели поскорее стать старше. И мы радовались,
когда кончался старый год и начинался новый. Каждый раз под Новый год мы тайком
выбирались из дома, встречались в саду и ждали восхода новогоднего солнца…
— Новогоднего солнца?
— Дзиро, бедняга, ты ничего не понимаешь, но это не имеет никакого значения. Ты
только слушай, слушай, Дзиро… Знаешь, как это бывает? Сначала — ночью — небо
черное, как чернила, а звезды крупные и яркие. Потом звезды начинают бледнеть.
Потом на востоке, у самого горизонта появляется узенькая светлая полоска, и на
сердце становится светлее… Вот этого-то света мы и ждали каждый раз… И когда
наконец звезды совсем гасли и в бледно-голубом небе появлялось новогоднее
солнце, мы улыбались друг другу и шли по домам. И однажды она мне сказала:
«Встретим еще раз новогоднее солнце, а потом будем вместе, всегда вместе…»
Дзиро, ты слушаешь?
— Да.
Но голос старика прервался. Потом Дзиро услышал какой-то странный звук —
кажется, старик плакал.
— Дзиро, ты не поймешь этого… Ты никогда ничего не поймешь… Она умерла…
Дзиро растерянно молчал.
— Это очень печальная история, Дзиро. Очень печальная, самая печальная на
свете… Нет ничего горше, чем смерть любимой… Впрочем, тебе этого не понять…
Потому-то я и приехал сюда. Бежал от нестерпимой печали. Бежал в края, где ночь
длится почти пятьдесят часов…
— А-а… — вдруг сказал Дзиро. — Над горизонтом появился свет. Кажется, наступает
утро.
Старик хотел приподняться, но мучительно закашлялся и упал на подушки.
— Дзиро, прости, не могу сам. Поддержи меня.
Дзиро помог ему.
— Спасибо, Дзиро! Ты верно и долго служил мне…
Да, небо на востоке, кажется, посветлело, но мои глаза уже застилает туман.
Дзиро, скажи, мрак рассеивается?
— Да.
— В небе уже заиграли золотые лучи?
— Да.
— Края облаков стали розовыми и прозрачными?
— Да, все вокруг стало розовым.
Старик удовлетворенно кивнул.
— Благодарю тебя, Дзиро. Теперь уложи меня поудобнее и укрой. Мне холодно…
Старик ле
|
|