о существующим. Однако подобное предположение не объяснило всего с 
достаточной ясностью. Ведь при случайном соприкосновении или перекрещивании 
двух миров ни одно явление не может длиться очень долго. А то, что происходит у 
нас, имеет длительный и, я бы сказал, планомерный характер. Впечатление такое, 
будто какие-то люди действуют сознательно и организованно. Не кажется ли тебе, 
что причина подобного явления кроется не только в сверхфизических законах, но и 
в усилиях человеческой воли, направленной определенным образом?
Это единственно возможное объяснение. Мобилизация происходит по чьей-то воле! 
Тогда все становится понятным.
Ты наверняка слышал о парапсихологии. С древнейших времен происходит много 
такого, что позволяет предполагать существование телепатии и ясновидения, хотя 
наукой это еще не доказано. Но сейчас ученые всего мира серьезно изучают 
проблемы парапсихологии. Говорят, в Америке на это тратятся огромные средства. 
Если не ошибаюсь, в 1959 году для парапсихологических экспериментов там даже 
использовали подводную лодку.
В парапсихологии есть понятие психокинетики. Психокинетик одним напряжением 
воли может вызвать желаемое явление. Например, бросает игральную кость, и 
выходит нужное число. А наиболее выдающиеся передвигают кости одним усилием 
воли, не прикасаясь к ним руками.
Допустим, некий человек силой своего воображения может вызвать любое угодное 
ему явление. С обычной точки зрения предположение, конечно, невероятное. Но 
если задуматься — такая ли уж большая разница между игральными костями и 
людьми? Люди ведь не более чем пешки. Вот я и говорю: может быть, какой-нибудь 
гений в области парапсихологии и психокинетики, и притом злой гений, вертит 
нами по-своему и диктует свою волю целому обществу.
Вывод должен быть для тебя ясен: где-то есть человек, обладающий подобной силой,
 которому захотелось, чтобы так было. Человеческая душа — потемки, и, может 
быть, в этих потемках родилась сумасшедшая идея повергнуть нашу страну в ужас и 
горе, вызвать такое явление, которое всем бы казалось сверхъестественным, 
иррациональным. Может, ты со мной не согласишься, даже наверняка не согласишься,
 подумаешь — старый дурак Накадзаки рехнулся с горя. Но, как я уже говорил, это 
единственно правдоподобное объяснение. Недаром же говорят, будто мысль о 
кровопролитных войнах, принесших впоследствии горе миллионам людей, поначалу 
приходит в голову одному-единственному человеку…
Я не знаю конкретно, кто этот человек, но могу представить, какой он. Очевидно, 
это японец, уже пожилой или даже старый, судя по тому, что он отлично знает 
порядок проведения мобилизации и все ее этапы. Наверно, его самого погнали на 
фронт в конце войны, когда он был уже далеко не молод. И скорее всего, в его 
душе война до сих пор еще не кончилась. С другой стороны, он упрям и своеволен, 
он погружен в прошлое и люто ненавидит современность, послевоенные нравы, образ 
жизни нашей молодежи. В свое время он, несомненно, пережил трагедию войны и 
поражения и теперь горит мстительным желанием отыграться на нашей молодежи — 
пусть, мол, парни на своей шкуре испытают, что это такое… Связав воедино все 
предположения, я пришел к выводу, что он уже…»
Я не стал дочитывать письма. Вне себя от ужаса я выскочил из комнаты и прыгнул 
в такси, которое жене наконец-то удалось поймать.
— В психиатрическую клинику! — крикнул я срывающимся голосом.
Ну да, ну да, так оно и есть!..
И как же я раньше не подумал! Какой-то человек, вздорный и злой, пожелал этого… 
А потом все и началось. Я собственными ушами слышал это гнусное желание, 
высказанное вслух. Злодей, изверг, человеконенавистникне кто иной, как мой 
собственный отец! Помню, кажется, месяца за два… точно, за два месяца… до 
начала мобилизации я был у него в больнице. Он уже несколько лет лежал там. Я 
пришел как раз тогда, когда у него начинался припадок. Трясясь всем телом, он 
произнес со злобой и ненавистью:
— Нынешняя… молодежь… Слюнтяи, белоручки несчастные… Видеть не могу… Всех… 
всех… мобилизовать!.. На войну их!.. Чтоб закалялись… чтобы знали…
Мне всегда было невыносимо тяжело смотреть на его приступы. И все воспоминания, 
жившие все же где-то в тайниках моей памяти, всплыли с необычайной ясностью. 
Если Накадзаки прав…
Действительно, ведь сбывались же его предсказания! Была него такая странная 
особенность: вдруг, перед самым припадком, он начинал вещать. И то, что он 
говорил, потом всегда сбывалось. В семье считали это своеобразным даром 
пророчества. Но, кто знает, может быть, он не предвидел, а вызывал явления 
силой своего воображения.
Помню один случай. Я был еще совсем маленький. Напротив нашего дома стоял 
особняк в европейском стиле. Там жило много молодежи. Модно одетые, веселые 
парни и девушки почти каждый вечер шумели, танцевали, бренчали на гитаре. И 
всякий раз, когда до нас доносились звуки музыки, смех и возбужденные молодые 
голоса, отца начинало трясти от ярости. Однажды, с искаженным от гнева лицом, 
он подошел к окну и, указывая на особняк, сказал:
— Этот дом скоро сгорит!
Ровно через два месяца случился пожар. Особняк сгорел дотла.
Да что там! Таких случаев не сосчитать. Он предсказал смерть собаки, 
раздражавшей его своими повадками, несчастье в доме отдаленных родственников, 
смену кабинета министров… И всегда он предсказывал за два месяца до несчастья.
Одно время его пророчества сбывались так часто, что даже решил зяняться 
предсказаниями.
Я вспомнил, как у у отца был очередной припадок. Я отошел от кровати, 
повернулся к окну и начал смотреть на улицу. Из-за спины доносилось бессвязное 
бормотани