о принять какие-либо меры против сверхъестественного явления, причины 
которого не выяснены?.. Мобилизация не признавала никаких социальных градаций. 
Наследники виднейших политических деятелей и финансовых магнатов исчезали с тем 
же успехом, что и сыновья простых рабочих и крестьян. «Красная бумажка» была 
всесильной. Не пощадила она и молодых знаменитостей — актеров, певцов, 
писателей, чемпионов. Когда один из самых популярных певцов получил повестку, 
его обезумевшие от ужаса, но полные решимости поклонники создали гвардию 
телохранителей. Но это не помогло. В день и час явки, указанные в повестке, 
актер, пытаясь снискать еще большую популярность, выступал на эстраде перед 
многочисленной публикой. Вдруг он страшно вскрикнул и растворился в воздухе на 
глазах у онемевщеи публики и гвардии телохранителей.
В первое время молодежь, получившая повестки, совсем не волновалась, 
беспокоились только их близкие. Оно и понятно: двадцатилетние парни, здоровые, 
отлично сложенные, не имели ни малейшего представления о войне. Зато люди 
среднего поколения, испытавшие ее на собственной шкуре, сразу заволновались так,
 словно кто-то прикоснулся к их старым, но еще не зажившим ранам. В первый 
период смятения и ужаса жертвой разъяренной толпы стали почти все конторы 
шовинистических организаций и так называемые милитаристские бары. Но таких 
заведений вообще было мало. Наблюдались случаи нападения на нотные магазины; 
обезумевшие люди рвали и топтали ногами ноты военных песен и маршей. Бунтовщики 
устроили также погром на телестудии, демонстрировавшей военные фильмы, в 
редакции журнала для юношества с милитаристским уклоном и на фабрике игрушек, 
производившей игрушечные крейсеры, истребители и танки, сделанные по моделям, 
сохранившимся с времен прошлой войны. Почтенные родители, в массе своей вполне 
благонадежные граждане, внезапно превратились в буянов и хулиганов. Они 
кричали:
— Гниды, паразиты! Видно, вам мало прошлой войны?! Что — недостаточно разжирели 
на нашей крови, недостаточно людей загубили?! Теперь опять за старое взялись!
Кинокомпании не снимали больше военных фильмов. Издательства не печатали 
романов и повестей о войне. Казалось, бесчисленные литературные герои, все эти 
храбрые солдаты и гениальные полководцы, трусливо убрались подальше, как только 
на страну вновь упала мрачная тень милитаризма. Старые боевые песни, которые 
нет-нет да и звучали в кабаках, где собирались ветераны и просто люди старшего 
поколения, вовсе смолкли. Антивоенные настроения охватили всю страну. Но 
несмотря на это, в Японии и без войны разыгрывалась военная трагедия…
Жены, матери и невесты устраивали многочисленные конференции под лозунгом: 
«Защитим наших дорогих сыновей, мужей и возлюбленных от чудовища новой войны!»
Вообще в борьбе против мобилизации женщины были активнее мужчин. Но их 
активность не давала никаких результатов — люди не знали, против кого и против 
чего бороться.
— Мы надеемся, на этот раз вы будете с нами! — агитировали нас члены 
пацифистских организаций. — Во время войны вы протестовали только внутренне, в 
мыслях своих, но открыто так и не высказались. Нельзя допустить, чтобы трагедия 
повторилась. Друзья, объединимся в борьбе!
— Но против кого? — спрашивали мы.
— Разумеется, против сил войны, против военщины! — восклицали пацифисты с жаром.
 — Эта мобилизация — вне всякого сомнения, гнусная интрига тайных милитаристов.
— Но что же мы должны делать?
— Как — что?! Всем объединиться и сказать решительное «нет»! — кричали они. — 
Если вы откажетесь, мы будем бороться одни. Мы все как один скажем «нет» 
мобилизации, уйдем в подполье и там будем продолжать борьбу…
Каждый день на улицах города можно было видеть демонстрации женщин с плакатами 
«Долой войну!», «Долой мобилизацию!». Но наши женщины стреляли холостыми 
зарядами, и их выступления начали приобретать истерический характер.
Мужчины были на грани отчаяния. Каждый знал: если получишь повестку, скрывайся 
не скрывайся, ничто не поможет. Многие пытались бежать за границу, в 
какую-нибудь далекую заморскую страну. Но это почти никому не удавалось. По 
совершенно непонятным причинам или виза оказывалась недействительной, или в тот 
момент, когда человек поднимался по трапу на пароход, он исчезал, как дым. 
Казалось, у тех, кто проводил эту чудовищную мобилизацию, была своя тайная 
полиция, как в довоенной Японии. Поговаривали, будто некоторые охваченные 
ужасом мобилизованные в тот час, когда они должны были явиться в сборный пункт, 
слышали бряцание сабли. И действительно, довоенные полицейские имели на 
вооружении сабли…
— Я, кажется, кое-что понял, — сказал мне однажды Накадзаки, побледневший и 
осунувшийся от тяжких дум.
Как только началась эта странная история, Накадзаки совсем забросил работу. Он 
целыми днями сидел с отсутствующим видом, уставившись в одну точку.
— Поняли? Что поняли?
— Да причину всех этих событий…
— Причину? — я подскочил на стуле как ужаленяый. — Какие тут могут быть 
причины?! Это же сплошное безумие! Весь мир сошел с ума — вот единственно 
здравая мысль.
— У каждого безумного явления должно быть свое объяснение, может быть, не менее 
безумное, чем само явление.
— Но как же можно объяснить эти таинственные исчезновения? Ведь люди исчезают 
на глазах у всех…
— Во-первых, внезапное исчезновение людей не такая уж редкость, — Накадзакн 
нахмурил брови. — В конце девятнадцатого века человек по имени Дэвид Ланг 
внезапно исчез на совершенно открытом пастбище в штате Теннесси на глазах 
членов св