совершенно голая женщина не так волнует. Ее наготу нужно сделать еще более 
волнующей, 

одев ее в сексуальную одежду, таким образом, чтобы некоторые части тела были 
открыты, 

а некоторые спрятаны. Таким образом можно снова играть в прятки. Ты можешь 
начать 

видеть сны о том, как выглядит эта женщина за всей этой одеждой. Она может быть 

такой 

красивой за всей этой одеждой - фактически все женские тела одинаковы, и все 
мужские 

тела одинаковы, как только свет выключен, и все краски и различия исчезают. 
Темнота 

приносит такое коммунистическое равенство, что в темноте ты можешь любить даже 

свою жену. 


Весь журнал полон секса, но "государство секса" - это мы. Даже "Плэй-Бой" пишет 

статьи 

против меня - в каком странном мире мы живем! Но я знаю, почему "Штерн", и 
"Плэй-Бой", 

и подобные им журналы, третьесортные, эксплуатирующие человеческую 
сексуальность... 

они продаются миллионными тиражами. "Штерн" продается тиражом два миллиона 

экземпляров, и каждый экземпляр, по оценкам, читает по крайней мере восемь 
человек - 

это значит шестнадцать миллионов. 


Почему они должны быть против меня? А они были против меня много лет. Причина в 


том, что если я добьюсь успеха, этим журналам придется закрывать редакции. Они 
живут 

на подавлении. Это простая логика, и именно поэтому они против меня. Священники,
 

которые против секса, против меня, и люди, использующие секс как средство 

эксплуатации, - "Плэй-Бой", "Штерн", и тысячи подобных журналов во всем мире - 
тоже 

против меня. Это кажется странным, потому что они не против Папы; нет ни одной 
статьи 

против Папы. "Плэй-Бой" должен быть против Папы, который постоянно осуждает 
секс. 

Но нет... 


За этим стоит определенная логика: чем больше Папа осуждает секс, тем больше он 


подавляет секс, и тем лучше продается "Плэй-Бой". Только в моей коммуне никого 
не 




интересует "Плэй-Бой" или "Штерн" - кому они нужны? Если я добьюсь успеха, все 
эти 

порнографические журналы, литература и фильмы просто обречены на исчезновение. 
А