самые потаенные уголки Крымского полуострова весь Крым воспринимается, как один 
большой город, в котором, как и в любом городе, есть места, особенно близкие и 
дорогие сердцу. Ялта была одним из таких особых мест для меня. Учитель уже не 
первый раз назначал мне свидание именно в Ялте, и эти встречи всегда 
оказывались в чем-то особенными.
 Я испытывал такой подъем чувств, что, хотя времени до встречи оставалось в 
избытке, я не мог спокойно идти и побежал, скорее даже помчался со всех ног 
вниз по улице, к морю. Мелькнула мысль, что в такое время бегущий человек может 
вызвать подозрения у чересчур бдительного наряда милиции, а я, как назло, забыл 
прихватить с собой паспорт, но все обошлось, и до моря я добрался без 
приключений.
 Сбавил ход я только на набережной. Ночь была безлунной, и неяркий свет фонарей 
освещал лениво вздыхающую черную безбрежность моря. Время было позднее, и 
народу на набережной почти не осталось, только кое-где на лавках целовались и 
обнимались влюбленные парочки.
 Место нашей встречи - лавочка в укромном углу небольшого скверика чуть поодаль 
от моря, к счастью, не было занято. Учитель еще не пришел, и я, присев на 
скамейку, залюбовался размытым в темноте силуэтом роскошной цветущей магнолии, 
росшей неподалеку. Казалось, что ее крупные ослепительно белые цветы 
фосфоренцируют в свете фонарей.
 Ли не заставил себя долго ждать. Как всегда, он появился неожиданно, бесшумно 
вынырнув из темноты, как привидение из стены древнего замка.
 - Я рад тебя видеть, - сказал Учитель, садясь на противоположный конец 
скамейки и непривычным, показавшимся мне нарочитым и демонстративным жестом 
положив руки на колени. Он сидел с ровной спиной, как пианист, готовящийся 
прикоснуться к клавишам рояля на ответственном выступлении, и, не шевелясь, 
смотрел в черную непроглядность моря, напоминавшего о себе только тихими 
мерными вздохами волн.
 - Я тоже рад тебя видеть, - откликнулся я.
 - Сегодня мы будем говорить о чувствах, - сказал он каким-то особенным голосом.

 Я внутренне напрягся. Мне не нравился пафос происходящего.
 - Ты уезжаешь? - спросил я.
 - Да, но на этот раз всерьез и надолго, - ответил Учитель.
 - Мне будет тебя не хватать, - ровным голосом сказал я, сам удивляясь своему 
спокойствию.
 Ли повернул голову и внимательно посмотрел мне в глаза.
 - С мужской ипостасью дао ты прощаешься легче, чем с женской, - улыбнулся он.
 Я наслаждался до боли знакомыми язвительными нотками в его голосе.
 - Наверное, я уже изучил искусство прощаться, - с легкой грустью сказал я.
 - Похоже, что да, - откликнулся Учитель.
 Мое восприятие было настолько обострено, что, казалось, каждая секунда нашего 
общения записывается на пленке невидимого магнитофона, чтобы навеки остаться во 
мне, в бесценной копилке памяти.
 - Я просто пытаюсь быть даосом, Учитель.
 - Рано или поздно это должно было произойти, - как бы продолжая начатую мысль, 
сказал Ли и снова отвернулся к морю.
 - Пошли купаться! - неожиданно предложил он. Перемахнув через парапет, мы 
спрыгнули на каменистый пляж, и, раздеваясь на ходу, устремились к воде.
 Вода оказалась теплее остывшего к ночи воздуха. Ее прикосновение к коже 
напоминало ласкающие руки любимой женщины. Мы плыли в открытое море. Иногда, 
как будто ниоткуда, на поверхности появлялись огромные покачивающиеся в такт 
волнам белесые купола медуз. Мы лениво обплывали их, направляясь дальше, к 
смутно чернеющей вдали, на стыке неба и воды, линии горизонта.
 - Ты еще когда-нибудь появишься? - поинтересовался я, не в силах скрыть 
оттенки отчаянной надежды, предательски звучащие в моем голосе.
 - Возможно да, а, возможно, нет, - спокойно ответил Ли, и я про себя отметил, 
что в другое время он не стал бы тратить слова, отвечая на подобный вопрос.
 - Учитель, почему я не ощущаю потерю? - неожиданно для самого себя спросил я.
 - Потому что в глубине души ты знаешь, что мы с тобой всегда будем вместе, - 
ответил он.
 - Ты не знаешь, как дела у Лин? - задал я вопрос, просто чтобы что-то сказать, 
потому что знал, что все равно не получу на него ответа.
 - У воина жизни дела не могут идти плохо, - уклонился от ответа Ли.
 - Знаешь, мне казалось, что научиться прощаться - одна из самых трудных задач 
на земле, - сказал я. - Я научился понимать, что жизнь не стоит на месте, и что 
ситуация меняется каждый момент, что что-то прекрасное входит в нашу жизнь и 
уходит из нее. Я осознаю неизбежность перемен, я готов к ним и принимаю их, но 
все-таки в глубине души я не могу примириться с ними. Я всегда знал, что 
когда-нибудь ты уйдешь из моей жизни, но я не хотел думать об этом. и хотя я 
сейчас принимаю твой уход, как неизбежность, я не хочу, чтобы ты уходил. Я не 
хотел, чтобы уходила Лин, я не хотел, чтобы из моей жизни уходили другие люди, 
или чтобы из нее уходили прекрасные отношения с кем-то. Я лишь научился 
смиряться с потерями и не растрачивать себя в бессмысленных сожалениях о 
прошлом, устремляясь в новую жизнь, но я понимаю, что умение спокойно принимать 
потери и смиряться с ними - это еще не все, это не то, что требуется от воина 
жизни.
 - Не обманывай себя, - сказал Учитель. - На самом деле ты уже знаешь то, что 
чувствуют воины жизни, просто ты пока не способен выразить это словами, а для 
твоего неистребимо европейского ума понять - означает выразить словами. Твое